И ему дано счастье

      Наутро Рут перехватила Нормана еще в палате: тот судорожно сгребал вещи для побега из клиники. Она как-то слишком нелепо, совершенно впопыхах ввалилась в палату, будто пытаясь снести никчемную белесую дверь, выхватила все содержимое из рук Нормана и кинула на койку незамысловатую потрепанную годами толстовку. Выпрямилась, перевела свой отчего-то возмущенный взгляд на друга и, прочистив горло, начала:       — Переодевайся, я жду, — движения ее казались предельно резкими: она скрестила руки на груди и все также давила своим властным взглядом — Рут явно не в лучшем расположении духа. — И не проси, я не уйду — мало ли, решишь в окно сигануть.       Ее хищная улыбка заставила терпение Нормана бренчать по нервам: руки сами собой напряглись. Несмотря на неимоверное желание плюнуть на выходки Рут и выбежать из палаты прочь, вернуться поскорее домой и зарыть свое полуживое тело в старый диван, Норман все же послушался: без лишних слов взял одежду, удалился в темный угол палаты, стянул с себя больничную рубаху и накинул то, что предложила ему Рут: вельветовые брюки и серую толстовку. Девушка на действия Нормана одобрительно кивнула, напоследок вяло потянулась и побрела к выходу — Норман за ней.       Парочка решила наведаться в квартиру Нормана — парню необходим минимум одежды и, конечно, машина. Без нее Норман не чувствовал себя человеком, да и Рут была бы не прочь добираться до работы на комфортных креслах авто, с кондиционером в салоне и, самое приятное, без нервных пассажиров. Нормана не особо влекла идея вставать ранними безлюдными утрами и возить подругу в больницу — на ее работу, но таковы условия совместного проживания, что, в общем-то, также не влекло Нормана. Конечно, по дороге к его дому они не раз успели повздорить: Норман то и дело отпирался, пытаясь отмазаться от ее предложения, нет, наказа, но Рут то игнорировала беднягу, то окидывала его злобным взглядом, в придачу недовольно фыркая.       Уже в серой квартирке по спине Нормана прошелся холодок: в комнате воцарилась кромешная тьма, в воздухе застыл прогорклый запах смрада, на полу поблескивали спекшиеся капли крови. Последнее вызывало неимоверное беспокойство, но на любые вопросы Нормана Рут отнекивалась, немногим погодя обещая, что расскажет об этом по дороге домой. Норману ничего не оставалось, кроме как смириться и запастись терпением — сейчас важнее поскорее собрать вещи и покинуть проклятое место, которое ни чуть не ощущалось укромным, родным жильем.       Погрузив сумку в машину, Норман захлопнул багажник и уселся на водительское кресло, где его уже ждала отчего-то запыхавшаяся Рут. Она не торопилась с объяснениями — проворно отводила взгляд, привычно теребила черные локоны и вдумчиво разглядывала виды за окном. Норман прочистил горло; вместо слов с губ сорвался тошный хрип. Сказать хоть что-нибудь внятное не вышло, потому он молча завел мотор и машина тронулась.       — У тебя завтра прием в больнице. После него тебе, скорее всего, назначат день операции. На время восстановления побудешь в больнице, потом вернешься ко мне и начнешь ходить к психологу, — она говорила с Норманом не поддерживая зрительного контакта и прикрывая смуглое лицо волосами.       — Слушай, Рут, — но Рут не слушала, а раз за разом перебивала Нормана.       — Лучше помалкивай. Я не потерплю отказа. Достал уже ныть, — голос Рут казался непозволительно низким, грубым, но, все-таки, из-под тонкой пелены фальшивой маски струилось сожаление, нет, жалость, которую Норман терпеть не мог. — Раз сам о себе позаботиться не можешь, значит за это дело возьмусь я. Или есть еще кандидатура?       Она давила своим нахальным тоном и строгими глазами. Норман отвечать не стал: до нынешнего момента он еще пытался хоть как-то противостоять Рут, но ни одна попытка не увенчалась успехом — так смысл пробовать еще? Вопросов про операцию тоже не возникло — о своем диагнозе он прекрасно осведомлен. Психолог — так же вполне себе логичный вывод, вот только принадлежала идея не Норману. Он не любил психологов, считал их бесполезными охломонами или даже вредителями: кому может быть приятно от того, как посторонний, абсолютно чужой человек роется в свалке твоего ума? Нет, Норман понимает, кому-то специалисты все же помогли, и даже очень, — один из таких примеров Итан — но веры в то, что хоть кто-то из них поможет и Норману не было. И все же один вопрос затесался в озадаченной голове Нормана: что произошло тем вечером, что послужило причиной его госпитализации?       — Это чем-то напомнило нашу первую встречу. Снова в отключке и с пеной на лице, — она продолжала наблюдать за сменяющимися улицами Вашингтона. — Ты не отвечал на звонки, я решила проведать тебя. Пришла, а ты без сознания, притом и дверь ведь открыта была. Ждал гостей?       Норман ничего не ответил: он не помнил. Последнее, что осталось в воспоминаниях с того вечера — пленительное, но испитое лицо давнего друга. Джейден скромно пожал плечами, продолжая наблюдать за дорогой. На его лице воцарилось равнодушие, внутри же бушевало непонимание, отчасти даже необъяснимое волнение. Впервые Норман беспокоился за свою жизнь: провалы в памяти участились, галлюцинации стали постоянными гостями, а общее физическое состояние усугубляло ситуацию.       Рут разглядывала лицо Нормана в ожидании ответа, но тот никакого внимания на нее не обращал. Тогда она продолжила:       — Что ж, во всяком случае, тебя прокапали. Жить будешь. Но прогнозы не внушают доверия, — она драматично смахнула иллюзорную слезу и повернулась к окну. — С твоим образом жизни и диагнозом, черт.       Рут попятилась и тихо цокнула. Продолжать она не собиралась — и без того все ясно: осталось Норману недолго. Без операции и психологической помощи, конечно.       В последние годы Норман только и делал, что медленно убивал себя — и своего он почти добился. Мог бы настигнуть цель еще тем привычно гнусным вечером, но Рут помешала. От этой мысли Нормана передернуло: отчего-то стало погано на душе. То ли от еще одной неудавшейся попытки суицида, которая на самоубийство-то толком не походила, то ли от затаившегося глубоко внутри желания жить.       Норман мельком окинул взглядом Рут: та нервно кусала ногти, водила худыми пальцами по коленям, расчесывала кожу. На загорелых бедрах под давлением ногтей оставались красные следы, тянущиеся выше, под короткую пышную юбку. Кажется, Рут и не замечала, насколько сильно царапает кожу. Норман ловко перехватил ее запястье и крепко сжал в ладони, укладывая на подлокотник. Та вопросительно посмотрела на Нормана, после перевела взгляд на руку, и снова уставилась на Нормана. Измученное лицо покрылось несколькими еле заметными хмурыми морщинками. Она скинула руку Нормана и довольно хмыкнула. В ее выражении прослеживалась игривость и заинтересованность.       Через каких-то десять минут они подъехали к знакомой многоэтажке. Рут мигом выскочила из машины и направилась к подъезду, Норман же закинул сумку на плечо и также последовал ко входу в дом. Девушка театрально открыла дверь, одарила его реверансом и пропустила Нормана внутрь. Через пару лестничных пролетов, миновав серые коридоры с замызганными стенами, парочка беззвучно зашла в квартиру. Норман сразу ощутил еле уловимый запах чистоты, растворившуюся в воздухе свежесть и приятный аромат апельсинов. Комната блестела, ковер удивлял своей белизной, диван, застеленный идеально выглаженным постельным бельем, грел душу — Рут тщательно подготовилась к приходу гостя и теперь уже сожителя. Эта мысль заставила неподвижные губы Нормана растечься в улыбке, взгляд — смягчиться. На мгновение показалось, что пожить какое-то время вместе  — не такая уж и плохая затея. Вот только Нормана волновало одно: некое влечение Рут к самому Джейдену. Он заведомо знал  — ответить на ее чувства взаимностью он не сможет, а потому стоило предостеречь себя от излишней тактильности. Однако Рут ничего лишнего себе не позволила: ни по приходу, ни в последующие дни.       Норман снял верхнюю одежду, удалился в ванную, Рут же молча последовала в кухню. Ни слов, ни прикосновений, ни неоднозначных взглядов — равнодушие и полное безразличие, только и всего. Через некоторое время Норман, переодевшись в домашнюю одежду, — свободные серые штаны и чуть потертую тонкую футболку — присоединился к подруге. Та увлеченно готовила незамысловатый ужин: Норман даже не мог понять по виду блюда, что это, но выглядело оно весьма аппетитно и пахло недурно. Удивительным казалось и то, что у молодой девушки притаилось немыслимое разнообразие посуды — от обыкновенных тарелок до керамических горшочков; в последние, кстати, и был выложен ужин.       Норман не торопился пробовать неизвестную ему еду, он с подозрением оглядел Рут — она хитро улыбалась и также не приступала к трапезе. Взглядом девушка указала на бережно уложенную рядом с горшочком ложку. Лукавая улыбка с ее лица так и не сошла.       — Не доверяешь мне? — она наконец взяла столовый прибор и погрузила его в густую консистенцию. — Попробуй, и я скажу тебе, что это.       Норман неуверенно поднес ложку ко рту и попробовал нечто напоминающее рагу или суп — что-то между. Яркий мясной вкус заставил Нормана встрепенуться, по рецепторам тут же прошелся приятный ток, оставляя на слизистой жжение — остро. Несильно, скорее пряно, но приятно. Вырвалось тихое довольное мычание — Норман явно в восторге от вкуса.       — Нравится? — Рут, заметив реакцию парня, тут же просияла. — Это национальное мексиканское блюдо — посоле. Люблю его с мясом и поострее. Раньше бабушка часто готовила его мне.       — Рут, это очень, — продолжать Норман не собирался — сейчас он занят жадным поеданием ужина.       — Да-да, знаю. В нашей семье было позором не уметь готовить посоле. Могу научить, хочешь?       Норман удовлетворительно кивнул и отставил от себя опустошенный горшочек. Рут предложила другу вторую порцию, но тот отказался — из-за проблем со здоровьем и частых голоданий Норману и одной предостаточно.       Рут, казалось, нескончаемо долго рассказывала, из каких ингредиентов состоит мексиканское чудо, пришедшееся по вкусу Норману, и какими способами его можно готовить. Норман слушал внимательно, будто и впрямь собирался готовить его здесь и сейчас. Закончив ужинать, парочка расправилась с посудой и переместилась в гостиную. Рут включила дряхлую аудиосистему и устало плюхнулась на ковер, Норман же лениво раскинулся на диване — отчего-то в гостях у подруги он чувствовал себя комфортно; в таких случаях обычно говорят "как дома", но здесь было даже лучше, чем в своей квартире.       — Мексиканская еда, джаз — ты полна сюрпризов, — Норман потянулся к макушке Рут, но тут же отдернул руку — излишняя тактильность ни к чему. Девушка заметила это движение и неловко улыбнулась, откинула голову на диван и слегка коснулась плеча друга.       — Норман, насчет того случая, — она мялась, пытаясь подобрать нужные слова. Ее щеки налились легким румянцем. — Прости, тот поцелуй был лишним. Только не говори, что разгадал мой коварный план по завоеванию твоего каменного сердечка, — Рут пропустила едва заметный смешок. — Я уже давно оставила эту идею, можешь не волноваться.       Она развернулась к Норману, поджала колени к груди и посмотрела на потерянное лицо друга. Тот всеми силами старался не отводить взгляд, но получалось паршиво, а потому паника в выражении лица Нормана стала слишком заметной. Девушка еще больше съежилась и уткнула красное лицо в колени; видеть в ней смущение казалось странным и на редкость необычным явлением. Зависла донельзя неловкая тишина. Норман прочистил горло и начал тихо, почти шепотом, и хрипло:       — Все в порядке, — он положил ладонь на густые волосы и погладил по голове Рут, словно она — его младшая сестра. — Сейчас главное расставить все точки над i.       Рут подняла свой жалостливый взгляд: на ее лбу кое-где виднелись проблески пота — девушка переволновалась. Норман не переставал удивляться Рут — упрямая, самоуверенная и излишне прямолинейная особа сейчас кажется такой квелой и хрупкой.       Норман приподнялся с дивана и неуверенно приблизился к подруге; бережно сжал ее руки в своих и опасливо заглянул ей в глаза — в них притаились надежда и трепет. Не выдержав, Норман перехватил ее плечи и прильнул к ней всем телом, заключая в тугие объятия. Рут на знак некой нежности не ответила; ее руки обессиленно распластались на мягком ковре, колени больно впились в аккуратную грудь.        — Я не могу ответить тем же, прости.       Возле худого плеча Нормана послышался тяжелый прерывистый вдох, за ним последовал дерганый смешок. Девушка оттолкнула Нормана и скрыла лицо за волосами.       — Не стоит, — она медленно поднялась с пола и пошла в сторону кухни, говоря Норману из-за своей спины. — Пиво будешь? А, ты же его не пьешь, точно. Тогда, может, мискаль?       — Не часто ли ты выпиваешь? — вопрос застал Рут врасплох: она резко остановилась, но лишь на мгновение, и громко сглотнула; ее тело заметно дернулось.       — Тебе ли спрашивать такое.       Вернулась Рут через десять минут с двумя наполненными до краев стаканами — один из них с бордовой жидкостью, другой же с прозрачным желтоватым напитком — и протянула алкоголь Норману. Тот медлить не стал, забрал стакан и бездумно уставился в поблескивающий от искусственного света мискаль. Рут устроилась на коленях рядом с Норманом — на ковре.        — За, — Рут помедлила в попытке придумать удачный тост. — съезд?       Норман непринужденно посмеялся. Однако его смешок был до боли наигранным — сейчас он прекрасно понимал эмоции подруги, но помочь ей ни чем не мог — разве что скрыться с ее глаз, но Рут была бы против.       Они осторожно чокнулись бокалами и выпили: Норман отхлебнул совсем чуть-чуть, все еще не отводя изучающего взгляда от Рут; та же жадно опустошила сразу половину стакана и облегченно провыла.        — Доставляешь же ты мне проблем, — она окинула Нормана хмельным взглядом и уткнулась спиной в царгу дивана, устраивая голову поудобнее на кресле. Норман устроился так же, почти касаясь плеча подруги своим. — Что со мной не так? Почему я не привлекаю мужчин?       — Ты о чем это? — Норман не смотрел в сторону Рут; прикрыл глаза и поморщился.       — На протяжении всей жизни меня отшивают. Что не так-то? — говоря в потолок продолжала Рут.       — Не знаю, чем думали другие, упуская настолько прекрасную девушку, но у меня на то свои причины.        — И какие же? — девушка заинтересованно повернулась к Норману, все еще не отрывая голову от сидушки. Но Норман проигнорировал вопрос. Тогда Рут проявила обыденную для нее настойчивость и зацепила плечо друга своим плечом. — Какие же, м? У всех на все один ответ: "дело не в тебе, просто я" и бла-бла-б       — Я, — Норман попятился. — не по девушкам. Наверное.       Продолжение вышло скомканным и сиплым. Норман кашлянул и, ощутив на себе взгляд полный удивления, скрыл лицо от подруги за собственной макушкой. Даже признание Норману должным образом не далось — как-то невнятно, неточно и без четкого определения или термина. Болото — оно и в выражениях Нормана болото.       — Ты гей?       Норман молчал. Ему неловко, нет, ему стыдно. Сознание захватили тревога и сожаление — сожаление о сказанном. Еще никому и никогда Норман не признавался, даже намеков не давал. Если подобные вопросы ему и задавали (что было редкостью), Норман всегда увиливал от ответов. Норман внушил себе еще тогда, находясь под тяжелым телом отчима, что гомосексуальность — это изврат, это порок и грех. И убедился в этом после случая с Кевином — после отречения друга и его бесконечного избегания вплоть до смерти. Норман считал себя неправильным, больным. Ошибка — именно это слово приходило на ум, когда Норман анализировал свою ориентацию и себя самого.       Рут рассмеялась. Звонкий голос нещадно проехался по ушам, в груди больно заколотило, конечности вмиг онемели. Норман съежился — ему захотелось провалиться сквозь землю.       На плечо легла маленькая потная ладошка. Рут придвинулась к Норману еще ближе, силой развернула его к себе и внимательно рассмотрела его огорченное, нет, напуганное лицо. Коснулась пальцами его щеки и потянулась к губам, остановившись в дюйме от обветренной кожи друга.        — Будь я парнем, уже б стоял? — она едко хмыкнула и отстранилась, оставляя Нормана в полнейшем потрясении. — Удивительно, но ты не первый, кто мне так объясняет свою невзаимность. Меня видимо прямо-таки тянет на геев.       Она продолжала заливаться сдавленным смехом, пытаясь не выдать горечь. Норман с неподдельным интересом наблюдал за реакцией подруги — становилось все неудобнее. Он хотел было что-то сказать, и, скорее всего, в свое оправдание, но девушка выставила указательный палец, прокашлялась, и опередила Нормана.       — Грустно конечно, но не страшно. С кем не бывает. Хуже гея может быть только латентный гей, — она устремила игривый взгляд в голубые озадаченные глаза и подбадривающе улыбнулась, сведя брови. — Поздравляю с первым признанием, так понимаю.       Рут похлопала его по плечу и допила содержимое стакана, не забыв подначить и Нормана сделать то же. Тот послушал и залпом выпил остатки мискаля. Его тут же развезло, перед глазами поплыло, тело наполнило приятным опьяняющим жаром.       Остаток вечера они провели вместе на том же ковре — за душевными разговорами и непринужденными беседами. Рут подбадривала Нормана, пыталась убедить в том, что гомосексуальность хоть и генетический тупик, но вполне себе нормальное в нынешнем обществе явление. Правда, это не значит, что так уж стоит этим светить — "и все такое" — как выразилась Рут, придав значение нападениям порой и группами на подобные парочки.       Не сказать, что Норман смог принять себя после их разговора, однако это дало некоторый фундамент для более трезвых и обоснованных размышлений.        Потом Рут поведала Норману о своем прошлом: где родилась, с кем жила, как оказалась в Вашингтоне — чуть ли не всю свою биографию выдала. Однако Норман рад сблизиться со своей подругой, тем более в такой уютной обстановке. Родной. Может, конечно, для родного еще рановато, все-таки это нечто более интимное, но Джейдена это не так уж и волновало. Ему нравится, и на этом все.       Его радовало принятие Рут, ее понимание; радовала ее поддержка — его радовала сама Рут. Особенно Нормана рассмешили рассказы подруги о Мексике — оказывается, именно там родилась неповторимая Рут Ашфорд. Она поделилась с ним своими забавными и отчасти абсурдными ситуациями из жизни: как впервые готовила то самое национальное блюдо — посоле — и чуть не ошпарила бабушку подгоревшей кукурузой; как ткнула лицом в унитаз свою одноклассницу за ее нескончаемые издевки и колкости, а потом получила выговор от директора, из-за чего пришлось переводиться в другую школу; как впервые призналась парню — одногруппнику — в своих чувствах, а он оказался геем и притом не скрывал этого; как однажды, после нескольких невзаимных и неудачных влюбленностей в парней решилась попробовать с девушкой, но поняла, что представительницы женского, или, как еще говорят, "слабого" пола ее не влекут. Тогда все обошлось без страданий и слез, ведь у пассии Рут также не оказалось искренней любви к подруге — юношеский максимализм и интерес к экспериментам, не более того.       Парочка много выпивала, много смеялась, много обнималась и, в конце-концов, устало улеглась на диване. Рут, позабыв о еще недавней влюбленности, беспардонно и без единого намека на романтику закинула на ногу на Нормана, крепко обняла, вжавшись в грудь друга носом, и провалилась в сон. Норман же, ответив на ленивые объятия Рут, заснуть не мог. Отчего-то его не волновало признание в ориентации, не волновало и собственное здоровье или психологическое состояние. Его вообще как-то ничего не беспокоило. Кроме одной вещи, вернее, одного человека — Итана. Он-то и занял все сознание Джейдена: Норман скучал по нему, желал встретиться и, для начала, хотя бы поговорить. Но в то же время последнее Норман избегал — он боялся получить осуждение и отказ. Снова. Не хотел верить в то, что еще один важный для него человек отвергнет чувства Нормана.       Чувства? Нет. Это лишнее. Очередная ошибка. Никаких чувств — ни сейчас, ни потом.       Не к Итану.