И ему дано счастье

      Свежий прохладный воздух, поглаживающий легкие, слабый ветерок, ласкающий кончик носа. Ощущение невесомого тумана на закрытых веках, привкус чего-то сладкого на губах. Колыбельный шум речки, что затесалась где-то вдалеке, тихий шелест свежей травы. Приятное покалывание в пальцах, нежное ласкание ладоней. Ощущение блаженства и чувство простора в груди. Приятно. Норману не хотелось открывать глаза. Сейчас ему спокойно, в нем воцарила гармония. Но хорошего много не бывает, а благодати рано или поздно приходит конец.       Норман заставил себя поднять тяжелые черные ресницы. Он сразу узнал это место: горы. Просторные, убаюкивающие и укромные. Ясное голубое небо разложилось плотным одеялом над головой, низкая зеленая трава гладила выступающие на ступнях венки. Вокруг ничего: только Норман и природа. Норман и, казалось, весь мир. Он наедине с самым одиноким местом на Земле. Нет, во вселенной. Норман наедине с собой. И ему спокойно. Впервые за долгое время в нем не притаился страх, готовый охватить разум паникой в любой момент. Впервые рядом нет ни мрачных силуэтов, ни черных фигур. Нет голосов, нет криков и осуждений. Норман один. Совсем один. И ему нравится.       Постепенно картинка угасла, Нормана вновь окутала непроглядная темнота. Сон. Он закончился.       Норман открыл веки: перед глазами все тот же старый потолок в трещинах, свисающая одинокая и слегка пыльная лампа, у открытого окна качающаяся под дуновением легкого ветерка занавеска, а рядом все еще спящий Итан. Его спортивное формой тело под слоем домашней одежды не двигалось, на лице не шевелилась и мышца. Глаза плотно сомкнуты, манящие губы слегка приоткрыты. Манящие. Черт, Норман, ты сошел с ума.       Норману хотелось коснуться их. И он не готов противостоять желанию.       Поднеся руку к суховатым губам, кончиками пальцев Джейден ощутил теплое равномерное дыхание Итана. Норман приблизил фаланги и подушечками почувствовал чуть шершавую кожу. Он нежно, без резких движений огладил большим пальцем его верхнюю губу, а затем провел по нижней и слегка надавил, оттягивая на себя. Норман, словно завороженный, внимательно изучал лицо Итана: медленно прошелся взглядом по его низкому лбу, аккуратному носу, грубоватым скулам, носогубной складке, выступающему желобку и остановился на губах. Касания пальцами ему мало, чертовски мало. В нем растет желание большего, чего-то запредельно близкого и непривычно сладкого.       Хочу еще. Хочу       Норман отдернул руку и перевернулся, уставившись в потолок. Итан все также неподвижно спал, разве что начал тонко посапывать. Это вызвало улыбку. Давно Норман ни с кем вот так не спал, в самом безобидном смысле этого слова. Осознание этого отчего-то оставило приятное тепло в груди и спине, трепет в животе.       Норман поднялся с постели и еле слышно, почти не издавая и звука, прошел к столику с телевизором. Увидев рядом с ящиком телефон, Норман взял мобильник, разблокировал экран и проверил время: 7:32. Похороны назначены на 8:30. Отлично, времени еще достаточно.       Покидать номер и оставлять Итана одного очень не хотелось, но Норман взял себя в руки, направился в ванную, умылся ледяной водой, — которая, кстати, очень взбодрила и привела мысли Нормана в трезвость, — подошел к багажной сумке, откопал строгий черный костюм с белоснежной мятой рубашкой и галстуком, медленно, стараясь быть как можно тише, переоделся, потуже затянул ткань на шее и вышел из комнаты. Миновал мрачный коридор, ржавую сетку ресепшена и оказался на улице.       И снова дождь. Моросящий и слишком неприятный даже для Нормана. Мелкие капли разбивались о его брови и ресницы, впитывались в плотный черный пиджак, стекали по пальцам вниз, достигая потемневший серый асфальт. Погода как раз располагала к похоронам.       До места Норман добрался на такси. Дорога в пригород занимала около двадцати минут, но даже за этот короткий промежуток времени Норман успел изъерзать сиденье чужой старой машины и сильно изнемочь телом. Ему было тревожно.       Вообще, если подумать (да можно и не думать, это очевидно), Норман не любил свою мать. Никогда. Она казалась ему чужой женщиной, да и та будет поприятнее. Незнакомки средних лет, по крайней мере, не бьют ни в чем неповинных и таких растерянных детей. Конечно, будет громко сказано, что та-таки измывалась над своим чадом. Вовсе нет. Лишь раз замахнулась и повалила маленького Нормана. Но физическая боль, причиненная ею, ничто, по сравнению с принесенным моральным ущербом. Хуже криков и злобы может быть только равнодушие вперемешку с ненавистью. Мать Нормана слишком остерегалась увидеть в собственном сыне бывшего мужа. Пьющего, ведущего разгульный образ жизни и бьющего жену по вечерам. Она хотела воспитать сына достойным. Достойным престижной работы, любящей девушки и в последующем жены и матери нескольких ангелочков. Но, вопреки своим ожиданиям, не удостоила Нормана и правом на обычную жизнь. Жизнь наивного беззаботного ребенка, растущего в полноценной семье и полном любви доме. В родном доме и домашнем уюте. Она лишила Нормана всего, подарив лишь детские травмы, плавно перетекшие во взрослую жизнь и осознанный возраст. Она слепила из Нормана переполненную мраком и унынием фигуру.       Норман не винил ее. Или пытался. Он никогда не понимал, каково это, быть женщиной, женой мужчины-изверга. Вырастить нелюбимого сына, сбежать из единственного убежища, которое обычно люди зовут домом. Каково это, вновь влюбиться в другого мужчину и не узнать, что тот — чертов извращенец и впридачу педофил с примесью фетишизма на удушение. Норман хотел понять: быть может тогда он на шаг приблизиться к разгадке причин ее поступков. Но Норман не мог. И никогда не сможет.       Горький вкус покрыл слизистую рта, к горлу подступил ком. Норман с удовольствием бы сблевал, но нечем. И не то место. И не та одежда. Пришлось терпеть тошноту до конца поездки.       Доехав до кладбища быстрее обещанного времени, Норман заплатил таксисту, вышел из машины и наконец вздохнул. Свежий разряженный воздух охладил его грудь, протиснулся в легкие, оставляя желание выть. Долго, мучительно и изнурительно. Тошнота отступила, но легче Норману не стало. Ощущение страха повисло на его шее тугой петлей. Хотелось уйти. Вернуться в номер к Итану, стянуть плотный костюм и улечься в кровать, прикрыв глаза. Хотелось утреннего умиротворения. Но Норман уже приехал. Поздно одумываться.       Норман долго бродил по пустынному кладбищу. К началу мероприятия он не стремился: прощаться с матерью, лежащей в открытом гробу, не было ни малейшего желания. Так что сейчас у него есть несколько минут до прибытия зловещей машины.       Хотелось закурить. Странно, Норман ведь никогда не курил да и не планировал, но события его жизни заводили в самые темные и, Норман бы даже сказал, адские дебри. Удивляться его желанию и не стоило, состояние Нормана до боли понятно, но знакомо далеко не каждому.       Вдалеке Джейден заметил мужчину в поношенном костюме, состоящем из разных комплектов одежды: болотный пиджак, темно-синие рванные брюки и спущенный галстук, больше напоминающий какое-то тряпье. Наверняка могильщик. Норман направился к нему, неуверенно поздоровался и попросил сигарету — сморщенная кожа и уставшее пожилое лицо кричали о признаках никотиновой зависимости. Или так показалось Норману.       — Молодой ты еще, поберег бы себя, — проворчал мужчина, но за пачкой в карман потянулся. — Проведать кого пришел?       — Хоронить, — Норман судорожно выхватил сигарету и попросил огня — могильщик достал зажигалку и дрожащей рукой поднес к губам Нормана. — Мать.       — Больно спокойный ты для похорон матушки, — решив составить компанию и продлить диалог, мужчина тоже закурил.       — Отношения складывались, — Норман выдержал паузу и затянулся: на этот раз кашель настиг не сразу и совсем слабый; легкие приятно заныли, горло зачесало. — не очень.       — Знакомая история, — мужчина как-то вяло ухмыльнулся: и непонятно, посмеялся он или поперхнулся. — Я свою даже и не помню толком. Но точно знаю — эта дрянь мне всю жизнь испоганила.       Норман понимающе кивнул: конечно, свою мать он дрянью не назвал бы, но вот забыть о ее существовании хотел больше всего на свете.       Могильщик продолжал рассказывать какие-то нравоучительные истории из своей продолжительной жизни, пока Норман не остановил его, еще раз поблагодарил за сигарету и разговор, который не был наполнен особым смыслом, и поплелся к подъехавшей машине: из нее уже выгружались люди в черной одежде, накачанные бледные рабочие в дырявой одежде выносили закрытый гроб. До ушных перепонок эхом доносился приглушенный разыгравшимся дождем плач и вой пожилых дам. Людей оказалось куда меньше, чем предполагал Норман: знакомая на лицо домработница, три неизвестных старушки и крупный мужчина.       Нормана прошибло током, по спине пробежали мурашки, ноги сильно подкосились. Его парализовало леденящим душу холодом. Отчим. Он тоже здесь.       Его лицо заметно изменилось с их последней встречи: кожу покрывали плотные морщины, на лбу и щеках выделялись темные, почти черные бородавки, взгляд стал мрачнее и тяжелее. И этот взгляд устремился на Нормана, в глазах мужчины пробежал еле заметный блеск.       Ноги не слушались. Норман не хотел подходить ближе. Он остановился и в немом ужасе наблюдал за всем издалека. Вдруг мужчина жестом подозвал его к себе.       Блядь. Не хочу. Нет. Не подходи, Норман, ты уже давно не тот мальчик, ты можешь просто стоять здесь и смотреть. Просто стой. На. Месте.       Но ноги повели вперед. Плечи Нормана опустились, голова упала, он лишь кратко, исподлобья, поглядывал на отчима. И вот между ними несколько дюймов. Мужчина мучительно медленным шагом приблизился к Норману — мгновение, и они столкнутся лбами. Но он прошел мимо, лишь ядовито усмехнувшись. Из-за спины послышалось наглое и чрезвычайно довольное «слабак».       Грудь сковало. Норман не смог противостоять жесту этого старика-мудилы, он не смог ослушаться приказа. Все как в детстве: отчим говорит — Норман делает.       Воздух прерывисто сошел с губ, и Норман последовал за группой людей, туда, ближе к выгребной яме. Все присутствующие устроились у дорогого дубового гроба, который уже опускали вниз, на дно выкопанной заранее ямы. Пожилые женщины то и дело подтирали носы платками и громко сморкались, рабочие занимались своей работой. А что до отчима Нормана — он смотрел. Пронзительно испепелял взглядом. Но не запечатанное тело матери, нет. Он смотрел напротив, туда, где стоял Норман.       Спустя несколько минут священник прочитал какую-то речь, сказал что-то заумное из библии — Норман не слушал: он и в целом не особо разбирался во всех этих божественных и религиозных приблудах. Священник освятил рукой лежащий на дне выгребной ямы гроб. Присутствующие принялись поочередно подходить к могиле, сменяя священника. Присаживались, горбили спины, сгребали сырую землю и кидали ее вниз, на твердую деревянную поверхность.       Очередь дошла и до Нормана. Он наклонился, сжал в руке холодную почву так сильно, что та попала под ногти, и кинул в яму. Комок с глухим ударом рассыпался на мелкие части и разлетелся по разные от гроба стороны. Норман медленно поднялся и с полным равнодушия взглядом продвинулся дальше.       Место Джейдена занял его отчим. Он долго молча стоял перед могилой, всматриваясь в ее дно. И изредка переводил взгляд на Нормана. Руки снова предательски задрожали, к затылку хлынула кровь, в висках забило крупной рябью. Одним своим взглядом мужчина вызывал панику у Нормана. Захотелось сбежать. Снова. И снова Норман стоял. Неподвижно, цепляясь пальцами ног за твердые стельки; переминаясь с ноги на ногу.       Наконец мужчина, приложив пальцы к губам и поцеловав кончики фаланг, потянулся к земле, грубо соскреб почву и резко, с каким-то пренебрежением, кинул ее вниз.       Через несколько бесконечно тянущихся минут гроб закопали, в рыхлую землю воткнули временный деревянный памятник. Гости отлучились к машине и сели внутрь. Норман также хотел уйти, — в отель, — но на плечо упало что-то тяжелое, что-то омерзительно знакомое. Ладонь. Чертова ладонь отчима Нормана. Следом за рукой ухо настигло отвратительное горячее дыхание и до скрежета зубами знакомый томный голос из-за спины.       — А ты вырос, Норман, — рукой мужчина коснулся Нормана в области изгиба талии и медленно провел пальцами по черному пальто, доходя до пуговицы. Он приложил всю ладонь к поверхности ткани и притянул Нормана к себе, вплотную прижимая лопатками к своей широкой груди. — Не спеши уходить, поминальный стол уже накрыт. Поедешь со мной.       Мужчина двинулся вперед, Норман следом за ним. Ноги не слушались, руки обессилено болтались вдоль тела. В голове Нормана пусто. Ничего. Абсолютная тишина и мрак.       Мужчина сел в черный мерседес с тонированными окнами. Норман сел следом, рядом с отчимом. Машина тронулась и водитель повез их в известном Норману направлении — домой.

***

      Норман не знал, сколько он ехал. Он не смотрел на время, не проверял телефон, не наблюдал за сменяющимися за окном пейзажами — все его внимание было приковано к широкой морщинистой ладони, что с фальшивой заботой поглаживала колено Нормана. Мужчина ехидно улыбался, в его глазах танцевала похоть — он изучал лицо Нормана, не спускал с него свои поблекшие из-за возраста зеленые радужки.       — Соскучился? — с издевкой поинтересовался мужчина, жадно облизывая пересохшие старые губы.       Норман молчал. Его трясло. Сильно трясло. Колени ходили ходуном, будто это не его ноги вовсе, будто он сейчас — заведенная пластиковая кукла. Он даже почти не дышал, сил не было, желание тоже угасло. А в голове по-прежнему пусто.       — И я, Норман, — рука скользнула по бедру вверх, настигая ширинку. Норман сжал ноги вместе, но чужие ногти лишь сильнее вцепились в брюки, сдирая кожу через ткань, заставив Нормана ослабить напряжение. — Не стоит, Норман.       На лбу Нормана выступил холодный пот. Его парализовало с каждой секундой все больше. Казалось, сознанием Норман давно уже покинул призму реальности и ушел вглубь себя, в самые чертоги.       Лес. Почему-то зимний и такой холодный. Мороз больно щипал кожу. Природа будто сдирала с Нормана скальп. Больно. Чертовски больно. Знакомый голос. Теплый, размеренный, убаюкивающий. Итан. Это Итан. Он что-то шепчет, что-то приятное и такое умиротворяющее. Стало спокойнее. Стало лучше. Норман закрыл глаза в блаженстве, его медленно засыпало пушистым снегом. Так хочется спать. Моментально провалиться в сон и насладиться каждой секундой проведенного здесь времени.       — Норман, — голос Итана не просто напуган: он молил Джейдена опомниться. Норман в ужасе открыл глаза: вокруг бушевала метель. — Беги.       Норман встрепенулся и прозрел. Его отчим, уже стремительно тянущий замок ширинки вниз, затонированные окна, равнодушный водитель за рулем.       Бежать. Надо бежать. Сейчас.       Норман грубо оторвал от своих брюк руку крупного мужчины, за что получил не хилую пощечину — Нормана отбросило к двери, в глазах потемнело, в ушах зазвенело.       Бежать. Надо. Бежать.       На спине ощутилась непреодолимая тяжесть — мужчина накинулся на Нормана сзади и снова попытался ухватиться за ширинку рукой.       — Больше ты не уйдешь, паскуда, — на ухе почувствовалось горящее жжение — мужчина с силой прокусил мочку. — Никогда, слышишь. Никогда.       Норман слепо врезал ему локтем и попал в солнечное сплетение. Мужчина согнулся, ухватился за грудь и закашлялся, жадно хватая воздух ртом. Водитель, все это время не обращавший внимание на пассажирские сиденья, резко обернулся: изучил хозяина взглядом, злобно посмотрел на Нормана. Джейден же кинулся на руль, цепляясь в него руками и отталкивая парня в черной форме — машину сильно повело. Тормоза заорали мерзким скрипом, шины едко протерлись о мокрый асфальт — машина остановилась. Норман потянулся к кнопке блокировки дверей, но тут же получил сильный удар кулаком в нос от водителя — из ноздрей бордовым потоком хлынула кровь. На бедра легли громадные цепкие лапы — Нормана сзади ухватил его отчим. Он потянул Джейдена на себя и двое рывком упали на кресла второго ряда автомобиля. Норман проехался ягодицами по набухшему паху мужчины — стало невыносимо мерзко.       Ловко вывернувшись, он перевернулся и перешел на сиденье рядом, успевая выставить перед собой левую руку; правой же Норман ударил отчима по углу челюсти. Мужчина откинулся на спинку и ухватился за моментально покрасневшее место. Норман ловким движением пальца сдвинул замок двери и потянул ручку — наконец дверь открылась. Водитель, не теряя времени, начал разгонять машину, но Норман успел выпрыгнуть еще до того, как авто достаточно разогналось.       Норман вылетел на улицу и кубарем покатился по безумно острому асфальту — на пальто, костюме и брюках тут же образовывались разрывы, оголяя окровавленную кожу Джейдена. Норман оперся разодранными ладонями об асфальт и как можно быстрее встал, похромал к обочине и скрылся за пределами негустого леса.       Он, хромая, бежал. Бежал вслепую, не оборачиваясь, не чувствуя отдышки в легких и острой боли в груди, не ощущая пульсации в коленях и локтях. Норман бежал, пока не увидел проблескивающие вдалеке из-за деревьев маленькие дома.       Наконец Джейден вышел на жилую улицу. Удостоверившись, что за ним нет слежки, Норман оперся о деревянный забор какого-то частного участка и сунул в карман руку в попытке нащупать мобильник. Достал телефон, увидел несколько пропущенных от Итана и тут же набрал его в ответ. Через пару гудков послышался бодрый голос.       — Норман, я уже начал волно       — Забери меня. Пятое авеню, заправка на повороте. Я буду там, — Норман говорил быстро, но до неприличия спокойно-равнодушно. Его обуяла тревога, страх, омерзение; боль копилась внутри, но Норман способен показать лишь безмолвие, безразличие, изнурение и усталость. Норман хотел умереть, но больше всего он хотел сесть в машину Итана и уехать в отель. Нет. Уехать домой, в Вашингтон. И никогда больше сюда не возвращаться.       — Скоро буду, — будто понимая состояние друга отрезал Итан.       Норман сбросил трубку, кинул телефон в карман пальто. Шумно выдохнул, уставился в тучное небо.       — Ненавижу. Сдохни, — ядовито прошептал Норман, позволяя себе выпустить один обессиленный и такой жалобный стон.