И ему дано счастье

      Последние два дня в Вашингтоне Норман проводит дома в полном одиночестве. Беатрис, кажется, так и не поняла, что психика Нормана стремительно разрушалась всю его сознательную жизнь: начала шататься еще в семь лет, когда мать впервые подняла на маленького Джейдена руку, и терпела крах до сих пор, в особенности после смерти Кевина и появления в жизни Нормана УРС и триптокаина. Беатрис хотела обрадовать Нормана, оповестив его о, казалось бы, радостной вести. Но на самом деле она думала лишь о себе и унизила Нормана, втоптала в грязь. Эгоистка.       Норман, сгорбившись, сидел на диване и водил пальцами по двум красным четким полоскам. Мысли струились бессвязным потоком в голове, Норман и вовсе не понимал, где он, что он и как. Почему-то все стало еще более серым, безразличным.       Норман знает: он не любит Беатрис. И никогда не любил. Но ее поступок врезался в грудь Нормана, разорвав плоть, пустив кровь и выпотрошив все внутренности, не оставляя после себя ничего, разве что пустоту. Глухую, черную бездну, что разрасталась с каждой секундой, вытягивая из Нормана душу, и даже то, что могло от нее остаться.       Почти целых два дня Норман провел в одном положении. Он изредка мог заставить себя подняться в туалет, чтобы не ходить под себя — это уже слишком даже для Нормана — подойти к окну и вдохнуть все холодевший с каждым новым днем и уже почти зимний воздух, понаблюдать за первым выпавшим снегом, который не вызывал никаких эмоций. Под вечер второго дня Норман всё-таки привел себя в порядок: принял душ, побрился, заклеил еще не зажившие раны пластырем — по одному на висок и подбородок, помазал какой-то мазью синяк. Упаковал чемодан, накинул пальто, обулся, и вышел на улицу. Там все еще шел снег. Маленькие хлопья ложились на его руки и тут же таяли, оставляя лишь мокрые следы. Норман наблюдал за причудливыми формами снежинок, но медлить не стал, и продолжил путь. Норман решился на разговор с Рут. Всё-таки перед отъездом стоит закончить все свои дела, коих у Нормана было немного.       Подойдя к знакомому подъезду, Норман замер: его обуял страх вперемешку со стыдом. Ему не хотелось показываться Рут, что-то доказывать ей и тем более оправдываться. Оправдания Нормана бесили. Но Итан прав, если Норман хочет оставить у Рут хотя бы не такие плохие впечатления о себе — что уж говорить о сохранении дружеских отношений — или тем более новые травмы, придется поговорить.       Ноги слабо слушались Нормана, но он сделал шаг. И еще, пока не оказался у двери на расстоянии вытянутой руки. Потянув на себя тяжелую металлическую ручку, Джейден очутился внутри подъезда. Там его встретил консьерж. Он ничего не сказал и не спросил, что странно, ведь здесь он сидит именно для дозора, и молча проводил взглядом парня. Норман помнил этаж и номер квартиры, потому уверенно преодолел лестничную площадку и подошел к двери с номером 24. Робко постучал. Ответа не последовало.       — Ночная смена, ну конечно, — еле слышно прошептал он, запустил руки в волосы, немного побродил по этажу, сунул напряженные кулаки в карманы и покинул подъезд.

***

      До больницы Норман добрался на машине. Он быстрым шагом ворвался в здание и мигом подбежал к регистрации.       — Могу я видеть Рут Ашфорд? — Норман даже не поздоровался; его тревога росла.       — Молодой человек, сейчас запись не вед, — у Нормана не было сил ее слушать.       — Мне она срочно нужна, — уже более низким голосом перебил старушку Норман.       — Прошу меня извинить, это невозможно. Уходите, иначе я вызову       — Не стоит, все в порядке, — под тусклым светом коридора показалась Рут. На ее лице застыла фальшивая натянутая улыбка. — Это ко мне.       Пожилая регистратор умолкла и вернулась на свое место, уткнувшись в монитор. Рут медленно ступила по коридору, жестом подзывая Нормана. Джейден беспрекословно последовал за ней. Какое-то время они шли молча, пока не добрались до небольшого помещения. В комнате стояло все для удобства: дешевый кухонный гарнитур, барная стойка со стульями, побитая кофемашина, микроволновая печь и пара кресел. Не хилая у больницы комната ожидания.       Рут, кажется, не торопилась начинать разговор первой. Она молча подошла к кофемашине, запустила ту и сделала две чашки кофе. Удивительно, после всего произошедшего она и о Нормане позаботилась. Взяв в руки теплую керамику, она с вымученным стоном плюхнулась на мягкое сиденье и откинулась на спинку кресла. Чашка Нормана так и оставалась на тумбе у кофемашины.       — Рут, — неуверенно начал Норман: его голос скакал, он не мог поймать ровный тембр. — Мне жаль.       — На этом твои извинения окончены? — она равнодушно попивала согревающий напиток и прожигала Нормана тяжелым взглядом. — Чтож, зря пришел.       Девушка разочарованно выдохнула, встала с дивана, поставила кружку с кофе на гарнитур и направилась ко входу. У двери Рут остановил Норман, слегка потянув за пояс ее распахнутого халата.       — Черт возьми, Рут! — непонимание в Нормане росло, на него накатывала злость. — Я же помог тебе, так почему ты так себя ведешь?             — Ты спрашиваешь почему? — она разъяренно притянула к себе Нормана за галстук. — Блядь, Норман ты…       Она выкинула еще пару матов и отпустила Нормана. Отступив и повернувшись в нему спиной, она поставила руки на бедра и понурила.       — Твои глаза, они, — ее голос сильно дрожал. Девушка нервно теребила в пальцах халат. — Взгляд. Он был таким же… Таким же пустым. Как у моего брата.       Ее плечи дергались, послышалось сдерживаемое хныканье. Рут переместила одну из рук к лицу, все еще не оборачиваясь.       — Норман, я… Блядь, — всхлипы становились громче. — Я доверилась тебе. Нет. Я поверила тебе. Но снова наступила на те же грабли.       Она наконец подарила Норману кроткий взгляд из-за плеча: на ее влажных щеках отражался тусклый свет ламп.       — Ты эгоист Норман. И такой же обычный упоротый, как и все нарики.       Оставив в Нормане месиво отрицательных эмоций, она хлопнула дверью и ушла. За шумом послышались еле различимые слова, но уверенные и без всхлипов.       — Я с такими больше не вожусь!              Норману должно быть стыдно, грустно, он обязан испытывать вину и муки совести. Но вместо этого его переполнил отчаянный гнев, яростный крик души. Он с грохотом смахнул чашку недопитого кофе с гарнитуры и сжал кулаки. Ударил правой рукой по кафельной стене. И еще. От каждого нового удара на белой плитке оставались ярко-красные пятна. Кровь засыхала на поверхности быстро, сменяла свой цвет на темно-бордовый. Нормана не останавливала сводящая пальцы боль в костяшках. Потрескавшаяся красная рука безбожно ныла, умоляя Нормана еще пару раз пройтись по плитам, оставить на кафеле не только свежую кровь, но и протягивающиеся смольные трещины. Норман продолжал бить по стене, пока рассыпавшаяся барабанная боль не заставила его обессилено опустить руку. Он молча стоял и смотрел в вылизанный тряпкой пол. На линолеуме зависла обездвиженная тонкая тень. Затылок мучительно гудел, в виски с безбашенной силой приливала кровь, сердце бешено билось в попытках вырваться из плена плоти и костей. Тихий звук падающих красных капель сопровождался алыми пятнами и на полу. Больно. Но больно не рукой, нет. Больно грудью, больно мыслями, больно разливающемся по телу отчаянием. Слишком больно морально, но не физически.       Норман вышел из комнаты и побрел по темным одиноким коридорам к выходу. Сел в машину, завел мотор, дернул за ручник, зажал педаль газа. Он цепко ухватился за рулевое колесо и смотрел вперед. Дождь — он стучал по лобовому стеклу, оставлял размытые мокрые следы, не давая разглядеть хоть что-нибудь. Норман дернул за рычаг — дворники медленно поползли по размытому стеклу. Но Норман ничего не видел. Туман окутал его с головой. Он жал газ и разгонял машину. Ему хотелось получить адреналин, ощутить себя вновь живым.       Норман выехал на трассу и продолжил гнать по мокрому асфальту. Машину слегка заносило, тело под резкими маневрами авто не слушалось и по инерции уходило в сторону поворотов. На какой скорости сейчас едет Норман? Сто, сто пятьдесят или уже двести километров в час? В целом, плевать. Быстро, с ревом и удовольствием.       Впереди показались размытые мигалки: красный с синим. Норман не хотел останавливаться, но сбавил скорость и притормозил. Шумно выдохнул, его тело слегка напряглось. Но сотрудники полиции не обратили на него внимание — скорость Нормана была допустимой, когда тот проехал мимо — и Норман ехал дальше. Датчики показывали восемьдесят.       К горлу подступил тугой ком, Нормана накрыла тошнота. Припарковавшись на обочине, Норман силой открыл дверь и выбежал на улицу, даже не удосужившись закрыть машину. Подбежал к мокрой траве, слега прикрытой белой листвой, согнулся, руками упираясь о колени, и сблевал чем-то темно-бордовым — под тусклым светом уличных и таких редких фонарей цвет почти не различить. Прокашлялся, натянул рукав на запястье и вытер рот. Стало легче. Тогда Норман выпрямился и огляделся: кругом никого, где-то вдалеке все также виднелся свет патрульной машины, рядом покрытые темным снегом деревья, мокрый серый асфальт.       — Блядь, — Норман тяжело дышал. Он уткнулся лицом в сложенные вместе ладони и шепотом продолжил. — Блядь, Кевин, мне так тебя не хватает.       Домой Норман вернулся ближе к утру. Полным усталости он молча стянул обувь, скинул на пол сырое пальто, прошел в ванную и заметил себя в отражении: все такое же бледное лицо, стекающие по лбу и щекам холодные дождевые капли, не до конца отклеившийся пластырь на подбородке. Джейден ухватился за конец белой целлюлозной ткани и резко потянул вниз — ровный кусочек легко поддался и покинул кожу, оставляя за собой чуть заметный красный след. Открыл кран, подставил под ледяную воду холодные побитые руки — кожу тут же неприятно обдало обжигающе холодной струей, по костяшкам пробежалась пульсирующая резкая боль. Норман сморщился, но ладони не спешил убирать. Кровь под руками окрашивалась в красноватый цвет и стекала в слив — отчего-то бывшему следователю нравилось наблюдать за этой картиной. Когда ощущение боли почти покинуло Нормана, он потянул ручку крана от себя и взялся за полотенце, небрежно вытер руки и направился в гостиную. Там он обессилено упал на диван, закинул одну ногу на матрац, другую же оставил на полу для опоры, и прикрыл красные от усталости глаза предплечьем. Сон пришел на удивление быстро.       

***

      Нормана разбудила мерзкая трель телефона. Мысленно выругавшись, но взглянул на часы: 11:34.       — Черт, поездка.       Вскочив с дивана, он подбежал к брошенному на пол пальто, порылся в кармане и наконец нащупал мобильник. Звонил Итан.       — Норман, я подъеду через десять минут, ты собран? — его недовольный голос не внушал доверия.       — Да, — Норман слегка опешил: а собрал ли он сумки? — Да, сейчас спущусь.       — Не торопись, на улице дождь. Выходи через десять минут, не раньше. Буду ждать тебя у подъезда. До скорого.       После звука гудка Норман оторвал телефон от уха и перевел взгляд на уже собранную небольшую сумку у входной двери: как же хорошо, что еще вчера он все продумал и собрался заранее.       Бросив телефон на диван, Норман прошел в ванную, привел себя в порядок, порылся в шкафу, сменил вчерашнюю одежду на теплый синий свитер и черные джинсы, поднял пальто в гостиной, небрежно кинул его на пол уборной, натянул серый короткий тренч и кинул мобильник в карман. Потуже затянул пояс, вцепился в ручки кожаной сумки и вышел из квартиры. На улице его уже ждал знакомый автомобиль. Норман уверенно прошел к двери и сел в машину. Итан привычно одарил его улыбкой, но на этот раз какой-то сдавленной.       — Все нормально? — Марс внимательно изучал лицо Нормана, отчего тому стало неуютно.       — Да. Поехали, — Норман избегал встречи взглядами с Итаном и уставился в заполненное разводами дождя лобовое стекло.       Сзади послышалось шарканье кресел. Норман тут же перевел взгляд в сторону звука: на пассажирском сиденье елозил маленький Шон. Уцепив взор знакомого молодого человека, мальчик неловко улыбнулся.       — Здравствуйте!       — Привет, — как-то растеряно ответил Норман и посмотрел на Итана: тот кажется уже предугадал вопрос друга.       — Как только Шон узнал о моей поездке в Кенмор, тут же захотел со мной. Так что нам не отделаться, — Итан посмеялся и снял машину с ручника. — Да и я как-то не хочу надолго его оставлять, сам понимаешь.       Норман кротко одобрительно кивнул и вернулся к слежке за дорогой. Все-таки приятная компания в столь тяжелый жизненный период ему не навредит.