Дело о (не совсем) неразделённой любви

Часть третья

Три вещи никогда не возвращаются обратно — время, слово, возможность.

Поэтому: не теряй времени, выбирай слова, не упускай возможность.

Конфуций

Глава 21

Тысяча бумажных порезов

Школа святого Иллариона, ночь накануне Рождества Саймон привык отводить глаза. Нет, он не был идиотом и не вчера родился. Для особенно дотошных: он появился на свет без малого сто двадцать пять лет назад, спасибо большое, и он понимал, что смотреть, как бы к тому его мазохистское любопытство ни побуждало, не следует... Ведь Чарльз именно этого от него и ждал. Ад на протяжении ста восьми лет учил его одному: ни на что не ведись. Ещё при жизни, пока Эдвин Пейн мучительно учился становиться незаметным, прятаться в тени и хорониться за бесконечными полками школьной библиотеки, Саймон Эшли – тогда самоуверенный и смелый напоказ – вдохновенно постигал науку полуопущенных ресниц, взглядов вскользь, мимо и в угол. "Я ничего не видел, профессор," – о, это удавалось ему лучше всего. Не утащи Са'ал его дýшу в Ад, Саймон мог бы вырасти в непревзойдённого игрока в покер. Или в карточного шулера. Или в шпиона. Он мог бы сделать карьеру дипломата... или стать одним из бесчисленных мальчиков, таких, как Уилфред, с которым он, естественно, не был знаком, сгнивших в окопах Первой Мировой. А если бы он волею случая дожил до ноября 1918-го... то оказался бы персонажем Ремарка или какого-нибудь другого выпотрошенного ужасами века представителя "потерянного поколения". Лучший фехтовальщик класса, отличник, староста... Когда-то в далёком 1916-ом. Жалкое существо, подобострастно и безвольно, словно заклеймлённый раб с хлопковой плантации, озирающееся на "директора", покорно режущее пальцы о края страниц, где его инициалы соседствовали с инициалами юноши... которого убило его столь наивное и несмелое, притом запретное и запятнанное ненавистью и отвращением к себе самому и себе подобным чувство. В перерывах, вися вниз головой (так Бабелет предпочитала видеть те "игрушки", которые не жрала) сначала перед громоздким "кинескопическим" монитором, потом – перед плоским, наконец – перед тачскрином, словно герой "Матрицы", которую не смотрел, окровавленными пальцами Саймон безостановочно вводил коды и пароли, подменял данные, перемещал файлы – в общем, нёс Слово Ада через Всемирную Сеть. Сколько убийств, террористических актов, пыток, похищений он сделал реальностью... Саймон Эшли сбился со счёта. Всякий раз, когда глаза его застилала мутная пелена слёз, когда он больше не мог обрабатывать входящие задания достаточно быстро, Бабелет одним из сотни кукольных ротиков, вооружённых острыми, словно бритвочки, зубёнками, перегрызала опутывающую его цепь. Он на несколько бесконечно долгих мгновений срывался во мрак... чтобы неизменно приземлиться где-нибудь на залитом кровью и омерзительным зеленоватом светом полу в одном из бесчисленных коридоров Кукольного Дома. Са'ал называл это "базовыми принципами менеджмента и мотивации сотрудников". – Ну зачем ты опять отключился? – увещевал он Саймона хрипло. – Тебе, правда, доставляет такое удовольствие смотреть, как старушка Бабелет глодает унылые косточки Пейна? Так сильно он тебе насолил в школе? Демон четвёртого круга знал правду. О, конечно, он знал, что Саймону невыносимо видеть мучения Эдвина. – Давай-ка потрудись, – говаривал порой Са'ал почти ласково. – В библиотеке гора неразобранных книг. Директор недоволен. Осторожнее, – добавлял он с замаскированной под заботу издёвкой, – странички у некоторых островаты на ощупь. Глядишь, и наша паучонка приковыляет на запах крови да навестит тебя, раз она твоему высочеству так небезразлична. А одноклассничек твой пока це-ли-ком по коридорам поползает... Для разнообразия. Саймон старался отвлечь Бабелет от Эдвина, не ведая, что адская паучиха едина в ста лицах... И что Эдвина в Аду последние тридцать пять лет не было. Ни на что не ведись.

***

Чарльз Роуленд целовал Эдвина Пейна, а Саймон Эшли упорно отводил глаза. Он не ненавидел Чарльза, не завидовал ему... Он знал: Эдвин никогда бы его, Саймона, по-настоящему не выбрал. Это он, стодвадцатипятилетний идиот, безвозвратно зациклился на Эдвине Пейне: на обманчиво хрупких запястьях с выступающими косточками; на длинных пальцах, трепетную нервность которых Эдвин мастерски скрывал, если не играл на фортепиано; на его зелёных с отблеском чернёного серебра у кромки зрачка глазах. Эдвин Пейн был и оставался его тысячей бумажных порезов, тысячей тонких кровоточащих ранок на теле его бессмертной души, тысячей едва затянувшихся шрамов – одно слово, внезапный триггер, и вновь изнутри закапает алым. Как всё-таки хорошо, что призраки внешне не кровоточат...

***

Паулин Остер наблюдала за группкой чужаков издалека: трое мёртвых да двое живых... Нифига себе компашка. Она даже не подозревала, нет, она по-ни-ма-ла: они тут неспроста. И мальчишечка-ворон с ними, как любопытно. Такой наивный, такой потерянный... Он напоминал ей Мышку. Хотелось защитить и навалять хорошенько тому, кто обидит. Истончившись и поблекнув почти до прозрачности, Паулин Остер вслед за странной компанией поплыла в сторону кладбища. Она незримым свидетелем присутствовала при ритуале. Когда свёрток с костями погрузился в землю, она одобрительно хмыкнула. На мгновение ей показалось, что под сенью древней ели притаился кто-то... эдакая размытая фигура, завёрнутая в саван. Паулин Остер двинулась к дереву – там было пусто. Странно. Тем временем пятеро уходили с кладбища.

***

– Я насчитал троих из Скотленд-Ярда, – рапортовал Саймон, выходя из стены. – Один сейчас в кухне, двое – в фойе. – Хорошо, спасибо, – кивнул Эдвин. Кристалл поднялась с кровати и в три шага пересекла комнату, чтобы восстановить защитную руну у косяка. – Что дальше? – Она обернулась к Эдвину и Чарльзу, застывшим у скрытого за тяжёлой портьерой окна. Детективы С Того Света переглянулись. – Продолжим поиски Немезиды, сегодняшний день ничего не принёс... – начал было Чарльз, однако Эдвин его перебил: – Для начала обобщим информацию. – Окей. – Чарльз отступил к зеркалу. – Пять сек. Надо принести доску из офиса. Весь день об этом думаю... – Рукавом он стёр что-то сбоку от трюмо – по всей вероятности, начертанную ранее Кристалл руну. – Конечно, как я сам не подумал!.. – Эдвин подступил к Чарльзу. – Сейчас вернусь. – Я с тобой!.. – вскричал Чарльз, но, взглянув на Саймона, с деланым равнодушием изучающего мыски своих начищенных оксфордов, осекся. Чарльз Роуленд доверял этому скользкому гаду ещё меньше, чем ворону-перевёртышу Монти, и совершенно не горел желанием оставлять Кристалл в их компании. Эдвин понял Чарльза без слов. Тем более... он не хотел очередной эскалации ситуации. – Предлагаю ненадолго разделиться. Поскольку я, – он самоуверенно выделил личное местоимение, – неплохо, с позволения сказать, ориентируюсь в зеркальных коридорах, то я сейчас принесу из офиса доску... и пару релевантных нашей ситуации книг. Саймон пока последит за полицейскими и даст знать, если кто-то направится в гостевое крыло. Хотя... судя по минувшей ночи, маловероятно... А ты... – он мягко сжал руку Чарльза, – побудешь с Кристалл и Монти. Всё-таки одну руну мы сняли, а мне сейчас придётся снять ещё пару, чтобы выйти и беспрепятственно вернуться обратно... Так что эта комната уже далеко не Форт-Нокс... на какое-то время. Кристалл и Монти молчали. Чарльз хотел было возразить, но внезапно решил последовать их примеру. Саймон увлечённо созерцал пол. – Решено. Эдвин дёрнул плечом и одним резким движением ладони стёр ещё пару рун на стене. – Вернусь через несколько минут. – Он напоследок ещё раз сжал пальцы Чарльза и вышел в зеркало.

***

– Чего встал? – рявкнул Чарльз Саймону. – Не слышал, что сказал Эд?! – Я всё прекрасно слышал, – отозвался Саймон спокойно, поднимая на Чарльза пронзительный взгляд (о, это ему дорого стоило!). – Мисс Кристалл, Монти, – он чопорно кивнул живым. – Я буду неподалёку. Не переживайте, я сделаю всё, чтобы вас защитить. Абсолютно всё. С этими словами, по-рыцарски приложив руку к груди, Саймон растворился в стене. Чарльз выхватил из рюкзака биту и грозно замахнулся ему вслед. – Ах ты!.. Ты!.. Говно на палочке! – проорал он в закрытую дверь. – Хорошо, что полисмены живые и не могут слышать твоих воплей, – флегматично отозвалась Кристалл. – Крис?! – вскинулся Чарльз. – Ты, что, за него? Да он... Да он же!.. Кристалл Пэлас фон Ховеркрафт подавила тяжёлый вздох: – Я за наше выживание, Чарльз. И за то, чтобы мы поскорее раскрыли это дело и убрались из этого ссаного-сраного "Хогвартса". – Но ты же знаешь, что он такое!.. – начал Чарльз запальчиво. Кристалл его резко оборвала: – Знаю больше твоего, ведь я его "читала". И поверь мне... Не дай ни Господь, ни Ктулху никому... – Она внезапно умолкла и приложила пальцы к губам. – Где ты шлялся вчера весь день? – переключился Чарльз на Монти, который, притянув колени к груди и нахохлившись, точно воробышек, жался к спинке широкой "родительской" кровати. Чарльз Роуленд слышал себя со стороны, и ему не нравился собственный тон, ведь то был тон его отца, его интонации – гнев и обвинение, и что бы ты ни сказал, всё будет использовано против тебя... И тут же тебе на спину со смаком, с оттяжкой приземлится острая пряжка кожаного ремня. Чарльз ненавидел себя в этот миг. Более того – он себя презирал, но совершенно, абсолютно ничего не мог с собой поделать. Б – безволие, бессилие. Монти – врун и обманщик, пернатый лгунишка и пешка Эстер Финч, а сейчас он шарится непонятно где по полдня, и Эдвин собирался идти его искать в компании Саймона! Маленькая пернатая тварь! Оба они – и Монти, и Саймон – тва-ри! – Я гулял, – проблеял Монти. – Ходил в парк, на озеро... – На озеро?! – взвился Чарльз. – А ты в курсе, что меня там практически... убили? Монти поднял на него ошеломлённый взгляд наивных карих глаз и в смятении закусил губу. "Это как с хозяйкой?" – пронеслось в его мозгу. – "Неправильный ответ, Монти! Отправляйся в котёл!" "Монти, детка", – забормотала колченогая ведьма Эстер Финч, не ко времени проснувшись в его голове, – "ты всегда будешь крайним. Ты. Самое. Слабое. Звено". "Нет, она мертва, она мертва..." – Монти вновь прикрыл глаза и задрожал.

***

– Чарльз?! Ты что творишь, алё, ку-ку совсем?! – с оторопью воскликнула Кристалл, переводя затравленный взгляд с Монти на лучшего друга. – Ты что такое?.. Что такое говоришь?.. Это не ты! Ты не такой! Это ваша долбаная школа! Это она так влияет, я уверена! Чарльз молча опустил голову; его снедало чувство стыда. – Я... я не хочу быть здесь, – пробормотал Монти, обращаясь к Кристалл. – Я... не просил делать меня человеком... не хочу им быть... слишком сложно. Помочь Эдвину хотел, да... Но это так... Невыразимо, невыносимо сложно... – Понимаю, – проговорила она мягко. – Как сказала бы Дженни Грин из Порт-Таунсенда, никто из нас не просил, чтобы его родили на свет. И никто не хочет разбираться со всей этой поеб... хренотенью, что зовётся жизнью. Чарльз резко поднял голову: – А знаешь что, Крис, вот я... я бы всё отдал, чтобы быть живым, чтобы быть таким, как ты и... он. – Он хмыкнул, кивая на Монти. – Я б за эту "хренотень" всё отдал. – Я забыл, давно забыл, – Чарльз повысил голос, едва не переходя на крик, – каково это, когда горячее какао обжигает нёбо, как пахнет тарелка спагетти, тот дымок, что поднимается над ней!.. Я знаю словá: томат, пармезан, базилик, перец... Это были просто словá при жизни, но сейчас они такие вкусные, манящие, а я не могу почувствовать! Я не могу ощутить запах свежескошенной травы или тепло солнечных лучей... Даже твоё прикосновение – не могу, пока не вспомню, как это ощущалось при жизни. Ведь я, я, Крис, спустя тридцать пять лет посмертия, за-бы-ва-ю! Я почти всё забыл. – Чарльз сухо всхлипнул. – И поэтому ты мне омерзителен. – Он посмотрел на Монти в упор. – Ты только ноешь и ноешь. Если бы меня Лилит сделала человеком, если бы меня Она снова сделала живым и смертным, я был бы благодарен.

***

– Я! Не! Хочу! Быть! Мёртвым! – проорал Чарльз Роуленд в потолок. – Я хочу быть живы-ы-ым! Хочу играть в крикет, ходить на вечеринки с ребятами из команды, пить дешёвое винище и целовать красивых девушек! – Нифига себе предъявы, – выплюнула Кристалл. – Слышал бы тебя Эдвин. – А что Эвин? – переспросил Чарльз недоумённо. – Ты не ему ли у меня на глазах гланды вылизывал? – парировала его подруга. – Так это ради дела! – воскликнул Чарльз. – Чтоб этот... белобрысый на него глазёнки не пырил! – Эдвин в курсе? – уточнила Кристалл с прохладцей в голосе. – Ну... – Чарльз замялся, почёсывая затылок. – Мы пока об этом не говорили, но мы же... Думаю, да, он ведь понимает меня с полуслова, с полувзгляда даже! Тридцать пять лет в одной лодке! Монти вдруг вскочил с кровати и метнулся к Чарльзу. Он был несколько ниже, и бедняге пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть Чарльзу в глаза. – Эдвин в тебя влюблё-ён! – бессильно сжимая кулаки, по-детски запальчиво взвизгнул Монти. – А ты! Ты играешь его чувствами! Ты его обманываешь! – Чья бы корова мычала, – бросил Чарльз с презрением. – Не ты ли заманил нас в отравленный ядовитыми спорами лес? – Я, по крайней мере, никогда не лгал Эдвину о своих чувствах! – выкрикнул Монти, нарочито задел Чарльза плечом, бросился к двери, распахнул её настежь и вылетел в коридор. – Бобберсам не попадись! – крикнул ему в спину Чарльз. – Спасать не полезу! Он повернулся к Кристалл: та смотрела на него... нет, не с осуждением, хуже – с глубочайшей печалью. – Чарльз Роуленд, – проговорила Кристалл Пэлас фон Ховеркрафт болезненно медленно, – мой несостоявшийся парень и мой лучший друг. Ты самый смелый, самый искренний, самый добрый человек из всех, кого я когда либо знала. Но сейчас... ты повёл себя, как последнее дерьмо. Как малодушный говнюк. Трус. Хуже Дэвида. Она на миг замерла у порога и прибавила с определённостью, что прозвучала как приговор: – Я за Монти. В одном ты прав: нечего ему по школе слоняться, когда нам полиция в затылок дышит.

***

Чарльз Роуленд остался один. Он мучительно провёл ладонью по лицу, словно срывая с век липкую, как паучьи лапки, поволоку. Где же Эдвин? Давно должен был вернуться... От портьеры отделилась едва заметная тень. Призрак, поблекший давеча, вновь обретал очертания и плоть. – Чарльз, значит, – протянула Паулин Остер снисходительно. – Хотела бы сказать: "Очень приятно," – но мне нисколько не приятно. Согласна с твоей подругой (бывшей, надеюсь): ты на редкость малодушный говнюк.