Дело о (не совсем) неразделённой любви

Глава 18

Я тебя люблю

Школа святого Иллариона, несколько часов спустя – И это всё, что тебе удалось узнать? – рявкнул Чарльз. – Я не осмелился подойти ближе... – Саймон послал Эдвину затравленный, виноватый взгляд. – Они ведь полицейские!.. – И ты предположил (небезосновательно, кстати), что некоторые из них могут быть близко знакомы со... Смертью, а потому – увидят тебя, – договорил за него Эдвин Пейн. – Я тебя не виню, Саймон. Ты поступил... с разумной осторожностью. И самую главную информацию ты всё-таки добыл, за что спасибо тебе. Чарльз потрясённо уставился на Эдвина: он что, только что похвалил и поблагодарил этого... этого мерзкого урода?! – Итак... – Не обращая более ни на Чарльза, ни на Саймона внимания, Эдвин заложил руки за спину и пристально посмотрел почему-то на Кристалл. – Обобщим полученные сведения. Завуч мёртв, и мы можем с определённой долей уверенности судить о мотиве Немезиды: это, скорее всего, жажда вселенской справедливости. Что же... наша подозреваемая оправдывает своё прозвище. История мистера Куилла пока не подтверждает эту версию, но мы, к сожалению, всей его истории и не знаем... – Мистер Куилл, наш библиотекарь?.. – спросил Саймон потерянно. – Да... – Эдвин кивнул и, к отвращению Чарльза, пустился в пространные разъяснения: – Именно он (точнее его призрак – надо ли об этом отдельно говорить?) пришёл к нам в агентство и попросил взяться за это дело. Он был ранен подозреваемой и... как бы выразиться поэвфемистичней... перестал быть прямо у нас на глазах. Эктоплазмы на нём было предостаточно. Эдвин достал из кармана смартфон Нико, открыл галерею, отлистал свежие фотографии и наконец протянул гаджет недоумевающему Саймону. – Свайпай вправо, – подсказала Кристалл. – Что?.. – переспросил Саймон отрешённо. – Листай, как книгу, вправо. Сильно не дави, – перевёл с зумерского на эдвардианский английский Эдвин. "Я знаю", – хотел было сказать Саймон, но сдержался: не сто́ит, не время. Чарльза внезапно обуяло желание запихать смартфон Саймону в глотку; он прикрыл глаза, мысленно считая до десяти и ритмично сжимая и разжимая пальцы на рукояти биты. У – управление гневом. – Это выглядит... отвратительно, – выдавил Саймон, не отрывая взгляда от фотографии, откуда на фоне забрызганной эктоплазмой хлопчатобумажной майки на него взирала дыра с дымящимися краями, через которую можно было рассмотреть потёртую и слегка сизую от пыли обивку древнего кресла. – Только в обморок тут нам не падай, принцесса. Не отвратительнее, чем то, что вы сотворили с Эдвином, – не выдержал Чарльз. "Не отвратительнее семидесяти или ста восьми лет в Аду", – заметил про себя Эдвин, однако вслух сказал совсем иное: – Если верить словам мистера Куилла (а я пока не вижу повода им не верить), Немезида просто оттолкнула его от полки с книгами. Что не даёт мне покоя, так это то, как точно она его оттолкнула, попав при этом не куда-нибудь, а прямо в сердце. Если мы предположим, что у неё действительно есть почерк... – Тут Эдвин глянул на Чарльза и, заметив его напряжённую позу и нехороший прищур, нахмурился. – Если у неё есть почерк, то била она прицельно. Сердце – распространённый, растиражированный, заезженный даже и вполне однозначный символ. Полагаю, мы можем узнать кое-что о личной жизни нашего библиотекаря, чего при других обстоятельствах предпочли бы не знать вовсе. Но даже если не узнáем... Не так важно, по какому принципу она убивает. Важно – как нам её остановить. Потому что она сильна. Сильнее любого из нас. – Заблуждаешься, Эд, – заявила Кристалл. – Как только поймём, зачем и почему она пачками мочит народ в отдельно взятой католической школе, как только проследим её логику (если она вообще есть и нам по мозгам), поймём – кто следующая жертва. Тут-то мы её и возьмём. Чарльз ожидал, что Эдвин ответит что-нибудь ироничное, неприятное даже, но тот промолчал. Эдвин Пейн хранил молчание довольно долго, и когда он вновь заговорил, выражение его лица было нейтрально-сосредоточенно: – Да, дорогая коллега, готов признать твою правоту. – В Лондоне ща, наверное, резко плюс двадцать бахнуло, – не удержалась Кристалл. – Маловероятно. И к делу не относится. – Эдвин чуть качнул головой, непринуждённо отмахиваясь от ядовитой ремарки подруги, словно сарказма даже не расслышал. – Нам надо понять хотя бы примерное количество жертв. – Кристалл выжидающе приподняла бровь. – И их истории тогда уж заодно. Как возможные мотивы, – согласился Эдвин. – Начнём сейчас с библиотеки, раз ночью мы туда не добрались. Там и мистер Куилл был, и газет должно найтись немало. В мою пору в Школу газеты регулярно приходили... – Чего не найдём – загуглим, Шерлок, – перебила его Кристалл. – Вот только... – Она задумчиво закусила губу. – Что? – спросили Чарльз и Эдвин в унисон. – Саймон же принёс нам печальную весть, не? Хогвартс в опасности: школу закрывают. Уже через час-другой тут будет полно всяких скотленд-ярдов. Детей начнут допрашивать: кто видел да что... Домой потом, наверное, отправят даже тех, кто изначально собирался остаться на каникулы... И как тут быть с Монти? И со мной? Мы-то с ним сквозь стены не ходим и невидимыми не становимся... – Кстати, Монти... Где он?.. – протянул Эдвин и заозирался по сторонам, будто забыл, что сам отослал ворона "погулять". – О вас пока не знают. И вряд ли скоро узнают, – робко признался Саймон. – Такого быть не может! – Кристалл всплеснула руками в лёгком отчаянии. – Ты не понимаешь: аналитики Посмертия заранее придумали нам легенду и отправили в Школу фейковое письмо. Ответ есть у Эдвина. Вон, почту у него в телефоне посмотри. Монти ждали, о нём были осведомлены!! Саймон тяжело вздохнул, хотя дыхание больше сотни лет ему было не по карману. – Я удалил письмо из аутлука мистера Майерса, а распечатку, которая была в папке у секретаря, вчера сжёг. – Зачем?! – Кристалл глядела на Саймона со смесью шока и неверия. – Ты умеешь пользоваться компьютером? – спросил Эдвин тихо. Его тон был ровен. Подозрение расслышал только Чарльз. – Я провёл в Аду сто восемь лет, – медленно выговорил Саймон. – На разных кругах и во власти разных демонов. Последние тридцать пять лет – в библиотеке Кукольного дома. Там я не только страницы рвал... Меня и для другого использовали. Для другой... работы. – Для какой? – спросил Эдвин всё так же тихо. – Для... разной. – Саймон едва не подавился последним словом. – В общем, я неплохо знаком с современными технологиями. Больше не скажу. – Нет, ты скажешь! – взвился Чарльз. – Ты нам всё-ё скажешь! Эдвин подошёл к Чарльзу, положил руку ему на предплечье и внимательно заглянул в глаза. – Предоставь это мне, прошу тебя... – на грани слышимости выдохнул он, склоняясь к другу. Чарльз вновь опасно прищурился, сглотнул и шепнул в ответ: – Так доверяешь этому говнюку? – Никому не доверяю. Только тебе, – заверил его Эдвин. – И немного Кристалл. – Он ухмыльнулся. Чарльз отступил на полшага. П – покорность. Б – безоговорочное доверие.

***

– Зачем ты сжёг письмо? – вновь обратился Эдвин к Саймону. – Я же не мог узнать тебя под личиной!.. – почти взмолился тот. – Когда вы появились на пороге, я сразу понял: два призрака, живой мальчик и очень... необычная... – Он неловко покосился на Кристалл. – Леди. – Я медиум, – уточнила та не без доли стервозности. – Уже понял, – ответил Саймон вежливо. – Но не сразу. Поймите, я не желал никому зла... Согласен, в это сложно поверить... Но вы же видели, мисс! – Он снова посмотрел на Кристалл, мучительно заламывая руки. – Я дал обещание Смерти! Я поклялся оберегать школьников! Что я мог подумать, завидев на пороге призраков, владеющих продвинутой магией, когда тут такое творится? Я хотел разобраться... – Разобрался? – холодно поинтересовался Чарльз. – Теперь, надеюсь, да! – выплюнул Саймон с вызовом. Чарльз Роуленд вдруг ощутил, как гнев привычно окутывает его плотной пеленой. Он давно не чувствовал ни холода, ни тепла, но, о боги, в которых он не верил... как горяча была эта волна! И как багрова! Мир осветился вмиг всеми оттенками красного, и Чарльз уже за себя не отвечал. Он не ощутил пальцев Эдвина на своём запястье, но он как-то, откуда-то, почему-то знал: они там – предостерегающе сжимают, сдерживают. "Не оступись". – Сейчас мы разделимся... Голос Эдвина звучал для Чарльза словно сквозь вату. Он никогда не летал на самолёте при жизни, но если бы летал, то знал бы: примерно так сквозь заложенные уши пассажиры слышат успокоительные слова командира экипажа о том, что зона турбулентности пройдена и их борт вот-вот зайдёт на посадку. А потом – бац! – и нет крыла. Или мотор заглох. И штопор. Кажется, Чарльз что-то пропустил. Кто-то, по всей видимости, опять спрашивал: "А где всё-таки Монти?" – Вероятно, то была Кристалл. – Чарльз, ты меня слушаешь? – Эдвин чуть сильнее сжал его запястье. – Всегда, дружище. – Очень сомневаюсь, поэтому повторюсь: вы с Кристалл сейчас отправляетесь в библиотеку. Мы с Саймоном найдём Монти и присоединимся к вам. – Ты не можешь!.. – В глазах у Чарльза потемнело, красный судорожно перетёк в бордовый и запульсировал. – Прошу нас извинить. Эдвин чопорно кивнул Саймону и Кристалл. Последняя проводила его понимающим взглядом.

***

Стоило им скрыться за поворотом коридора, как Чарльз Роуленд с радостью послал самоконтроль на... свободу. – Я не отпущу тебя с ним! С этим... ублюдком! Он был одним из!.. – вскричал он запальчиво, в порыве паники хватая Эдвина за руки. – Насколько я осведомлён, Саймон был рождён в законном браке, – парировал Эдвин сухо. – Как ты любишь говорить: к делу не от-но-сит-ся! – продолжал неистовствовать Чарльз. – Это неправильно, Эд, опасно! Я воз-ра-жа-ю! Против я, понимаешь, про-тив! – Чарльз... Эдвин слишком хорошо сознавал, что происходит с другом: Порт-Таунсенд был в памяти свеж, да и слова Смерти из неё не стёрлись... Не сотрутся никогда. Он не знал, что делать, как поступить. Его чувства к Чарльзу, чувства Чарльза к нему, притом невысказанные, скрытые до сих пор от самого Чарльза... Какой бардак! Чёрт побери, ну что за чудовищный бардак, что за напасть! Это всё так не ко времени, когда у них настолько сложное дело... Эдвину хотелось, запрокинув голову, выть. Выть, орать и позорно топать ногами. Закатить сцену, унизиться, но нет. Он не мог себе этого позволить. ...Естественно, он поступает неправильно. Он использует всё, что сказала Смерть, фигурально выражаясь, против Чарльза. Но у него же нет другого выхода! Нет ведь?.. И Эдвин Пейн решился. Он привлёк Чарльза к себе, заключил в вовсе не дружеское объятие и, прижимаясь щекой к его щеке (о господи, ну почему, почему он не может хотя бы на миг, хотя бы на мгновение почувствовать?..), сбивчиво зашептал: – Чарльз, пожалуйста, доверься мне, мы ведь тридцать пять лет друг другу доверяли, прикрывали друг другу спину... Эдвин знал, что скажет дальше, и ненавидел себя за это. Чистой воды манипуляция! Но в то же время он подозревал, что именно эти слова Чарльзу необходимо услышать. Прикрыв глаза и наказав себе не дышать по привычке, он произнёс внятно и отчётливо: – Нет никого в этом мире, кто был бы мне ближе и дороже тебя. Ты мне нужен. Мне невыносимо находиться в этой школе, и я так ничего не желаю ("Ложь! Ложь! Я желаю другого, но этого я сказать тебе не посмею!"), как распутать это дело и поскорее вернуться в Лондон. Помоги мне. Поддержи меня, мне так необходима твоя поддержка! Чарльз чуть отстранился, заглядывая Эдвину в лицо; в его больших карих глазах стояли слёзы. – Дружище... – начал он, задыхаясь. – Ты должен бы уже знать, что я всегда за тебя, на твоей стороне, за твоим плечом... Я не хочу, чтобы что-то пошло не так. Это плохая, отвратительная идея – нам сейчас разделяться. Ты подвергаешь себя ненужной опасности... – Нет. Поверь, нет, – упорствовал Эдвин. Он неуверенно поднял руку и робко коснулся кончиками пальцев щеки Чарльза, чуть надавливая на скулу и тем самым заставляя неотрывно смотреть на себя. – У нас мало времени. Немезида и так на два шага нас опережает. – Каждый раз, когда мы разделяемся, приключается фигня, – слабо возразил Чарльз, завороженно глядя на Эдвина. – Не каждый. – Каждый. – Прекрати пререкаться. Всё будет в порядке, Чарльз. – Эдвин... Эд, ты не представляешь, как я боюсь тебя потерять. После Порт-Таунсенда, после всего... – Прекрасно представляю. И я боюсь потерять тебя. – Эдвин печально, почти меланхолически усмехнулся. – Но мы друг друга не потеряем. Всё будет хорошо. Вы с Кристалл обследуете библиотеку. Мы... – имя Саймона он из осторожности проглотил, – найдём Монти и присоединимся к вам. – Ты знаешь, – сказал вдруг Чарльз очень серьёзно, – я насилу сдерживаю желание обломать о них обоих биту. – Знаю, – ответил Эдвин без доли юмора. – И восхищаюсь твоей выдержкой и силой воли. – Невыносимо видеть их рядом с тобой. Тебя – рядом с ними, – признался Чарльз и, вдруг осознав, что сказал такое вслух, в ужасе прикрыл рот ладонью. Эдвин понимал, что это запрещённый приём. За такие приёмчики уж точно попадают в Ад... Но если этим он снизит градус напряжения... Что же, в Аду Эдвин Пейн уже бывал. – Чарльз. Я люблю тебя, – проговорил он спокойно и уверенно. Намного увереннее, чем тогда – на лестнице. И намного спокойнее – без надрыва, без слёз, и голос его не дрожал. Он как будто лишь напоминал Чарльзу об очевидном. К чему Эдвин Пейн готов не был, так это к тому, что Чарльз Роуленд качнётся вперёд и жадно накроет его губы своими.

***

Эдвина никогда не целовали при жизни, а в посмертии – только Монти. Тот поцелуй отозвался всей его сущности оторопью, неловкостью и смущением – Эдвин старался не вспоминать. Отчасти потому, что Монти не был тем, кого он действительно хотел бы поцеловать, отчасти – потому что он сожалел о своей непреднамеренной жестокости: "У меня чувства не к тебе..." Сейчас же... Это был поцелуй-жертвоприношение, поцелуй – сбывшаяся мечта, прекрасная, недоступная и выстраданная, а потому отзывающаяся потусторонней, пробирающей до дрожи жутью осознания: вот... сбылось, а что же дальше? Эдвин уже не помнил о деле, не беспокоился о том, что они стоят посреди школьного коридора. Он вмиг позабыл о Кристалл и Саймоне, терпеливо дожидающихся где-то за углом. Всё его сознание, всё его пост-бытие и вся его изодранная демонами Ада душа сосредоточились на одной-единственной мысли, на точке – яркой и мерцающей, словно пульсар в глубинах космоса: "Чарльз, Чарльз, Чарльз!" Чарльз Роуленд целовал его самозабвенно, неистово, точно в последний раз, точно их посмертное существование зависело от этого поцелуя – почти грубо прижимая к груди, безжалостно прикусывая губы и бесстыдно зарываясь пальцами в волосы на затылке. Эдвин, конечно же, не чувствовал этого, но его разум – точнее та его толика, что ещё оставалась способна к анализу – знал: это невыразимо прекрасно. Не как в книжках, не как в сказке и, должно быть, вовсе не так, как Орфей целовал хрупкую и трепетную Эвридику, но он бесспорно согласился бы умереть ещё не раз и провести ещё семьдесят лет в Аду ради подобного поцелуя. С – сбылось, свершилось, случилось. – Эд... – простонал Чарльз, и Эдвину показалось, что он опять умирает. Он вновь падал в бездну, но в этот раз падал счастливо, потому что его бездной был Чарльз – его космос, его бесконечность, любовь его посмертия, его однозначное, непререкаемое и неизбывное "навсегда".

***

– Кхм... парни... э-эм... Я всё понимаю, конечно, – разорвал магию голос Кристалл. – Но, может, мы уже делом займёмся как бы? Из нас четверых видима только я, и мне как-то стрёмно стоять посреди коридора закрытой... в буквальном смысле теперь закрытой школы для мальчиков. Чарльз не отпрянул, хотя чего-то подобного Эдвин малодушно ожидал. Наоборот. Переведя ненужное дыхание, Чарльз неощутимо коснулся губами виска Эдвина и на долгое мгновение прижался лбом к его лбу. Кристалл он словно не слышал. – Нам нужно серьёзно поговорить, дружище, – выдохнул он с улыбкой. – Похоже на то, – отозвался Эдвин, почти не открывая глаз, и, движимый порывом внезапной смелости, добавил: – Тебе придётся придумать новое обращение. Боюсь, твой "дружище" несколько утратил актуальность. – Это будет несложно, детка. Эдвин крепко зажмурился. Будь он жив, то ущипнул бы себя.