Дело о (не совсем) неразделённой любви

Глава двенадцатая

Призраки и тени

Школа святого Иллариона, декабрь 2024 Кристалл Пэлас фон Ховеркрафт не понаслышке была знакома с атмосферой частных учебных заведений. Дочь богатых родителей, занятых исключительно карьерой и бесконечно пестующих собственные непомерные эго, а потому в быту прохладно-отстранённых и вечно отсутствующих как физически, так и душевно, она не раз изумлялась самомý факту своего появления на свет. В раннем детстве вместо материнской нежности и отцовского обожания – череда нянь, чьи лица уже давно стёрлись из памяти. Кристалл помнила разве что их прикосновения – сухие от частого мытья, пахнущие антибактериальным мылом руки, чужие и чуждые, отчуждённые, не дарящие тепла: они одевали её, подносили ложку или чашку к её рту, аккуратно расчёсывали непослушные, вьющиеся мелким бесом волосы, методично выстригали колтуны, направляли, подталкивали, одёргивали оборчатые юбчонки, иногда – в награду за хорошее поведение или за то, что Кристалл не шумела, – покровительственно поглаживали по голове, но никогда не ласкали. Нянь сменили такие же отрешённо-холодные учительницы и прочие репетиторы, подобострастно-вежливые лишь с родителями, которые щедро оплачивали их часы. Далее наступили "школьные годы чудесные". Первая в жизни Кристалл школа-пансион в Швейцарии была выбрана, если верить скупым пояснениям матери, по тому принципу, что система обучения там считалась инновационной, а также, возможно, потому, что папенька происходил из какой-то то ли часовой, то ли ювелирной династии (Кристалл не докладывали). О своём инициальном опыте обучения в "Хогвартсе на минималках" Кристалл Пэлас помнила немногое, в глубине души считая, что бессознательно вытеснила эти воспоминания в астрал. Что говорить... тот блин вышел комом: в конце учебного года её перевели в Германию, в точно такую же "инновационную" и баснословно дорогую богадельню – проще говоря, помесь монастыря с тюрягой. Тогда Кристалл уже считалась "норовистой, несдержанной и скандальной" – эту информацию она почерпнула из своего личного дела несколько позднее, выкрав папку из кабинета классной дамы то ли в третьей, то ли в четвёртой школе. К тому времени Кристалл уже неплохо управлялась с Даром, используя способность воздействовать на разум окружающих далеко не во благо. Не им во благо. Родители только руками разводили: оценки дочери были безупречны, в курении, пристрастии к спиртному или запрещённым веществам, легко доступным всем "золотым" деткам, она замечена не была, но отчего-то и одноклассники, и преподаватели глядели на неё со смесью отвращения и затаённого ужаса. Кое-как дотянув до выпускных экзаменов в американской ужé частной школе, Кристалл поставила маменьку с папенькой перед фактом: она берёт gap year. Родители, казалось, не удивились и противиться решению дочери, естественно, не стали. Им было, откровенно говоря, всё равно. Наследнице сняли шикарную студию в центре Лондона, выдали несколько банковских карт с овердрафтом, близящимся к бесконечности... С тем – без лишних сантиментов и тёплых, преисполненных слёз и маханий белыми платочками прощаний – мисс фон Ховеркрафт была отпущена в свободное плавание. Потом произошло много всякого: бурный роман с демоном Дэвидом, потеря памяти, знакомство с Чарльзом и Эдвином, несостоявшийся роман теперь уже с Чарльзом, Порт-Таунсенд. И вот Кристалл Пэлас фон Ховеркрафт вновь пришлось вступить под сень школьных стен. Только она сама уже слишком изменилась: потеряла подругу, чуть не потеряла обоих друзей, которые спасли ей жизнь, в полной мере обрела силу медиума и, соединившись сознанием со всеми женщинами своего рода, переосмыслила своё прошлое и предназначение.

***

Переминаясь с ноги на ногу, точно пробуя пол на прочность, Кристалл с прищуром оглядывала фойе. На губах её заиграла кривая ухмылка и вмиг пропала. Кристалл узнала этот запах. О... как она его ненавидела! Смесь полироля для мебели, чистящего средства для ковров и – вишенкой на этом химическом торте – ядовитая нотка освежителя воздуха. Подобное зловоние было призвано вытравить индивидуальность... и жизнь; изгнать землистые нотки петрикора, принесённые из старого парка на подошвах ботинок в юдоль ученической скорби, невидимой кислотой выжечь наивную хрусткую свежесть морозного декабрьского вечера, случайно заглянувшего в узкую щёлку двери, обезличить одинокую пылинку, мелькнувшую в луче солнца... Всему настоящему, искреннему, невышколенному, резкому, порывистому, безыскусному... природному – бой! Только дресс-код, только идеально отутюженные – порезаться можно – стрелки на брюках, только хардкор. Ходить строем, попарно, при ответе на вопрос учителя поднимать правую руку, не отрывая локтя от парты, не бегать по коридорам, не повышать голоса... Кристалл захотелось зажмуриться и, вцепившись что есть сил в растрёпанные после долгой прогулки волосы, завизжать. Недюжинным усилием воли она сдержалась: каким бы ни было её прошлое и какого бы мнения она ни была о закрытых католических школах, здесь она по делу. Точнее – она расследует дело и ни в коем случае не может подставить мальчишек, а главное – Монти, которому и так... туго пришлось. Прикрыв на мгновение глаза и приказав себе ни на что не реагировать, Кристалл обернулась к Эдвину и Чарльзу. – Куда нам? – бросила она чуть более резко, чем намеревалась. Эдвин Пейн и Чарльз Роуленд, едва успевшие нацепить личины живых, ответить не успели. Через просторное фойе, обставленное массивной, с намёком на историческое прошлое, мебелью, мимо пустующей стойки секретаря к ним спешил пожилой охранник. – Кто это... в столь поздний час?! – возмутился он, слегка запыхавшись. – Кристалл Пэлас фон Ховеркрафт, – представилась Кристалл, смело протягивая руку блюстителю покоя и порядка Школы святого Иллариона. – Сопровождаю нового ученика и его опекунов. Монти Кроули, из США. Нам сказали, что вы предупреждены о нашем прибытии. – Обождите здесь, – приказал охранник строго и ринулся к стойке рецепции, бросив подозрительный взгляд на Эдвина и Чарльза, которые сейчас выглядели как высокая тощая блондинка с лошадиной челюстью и весьма упитанный одутловатый господин с жёсткой щёткой усов над пухлой верхней губой. Мертвенно бледного Монти, сжавшегося за их спинами, охранник не рассмотрел. – Да... припоминаю... – протянул он с долей неловкого сомнения, которое обязательно охватывает человека, забывшего важное поручение. – Как я мог... Ни завуча, ни директора уж нет на месте, вы не обессудьте, время-то какое... Но точно, сегодня утром же секретарь ко мне подходил... Охранник судорожно перебирал какие-то бумаги: – Ну да... ну да... мы вас просто пораньше ждали. – Опоздали на поезд, – флегматично отозвалась костлявая блондинка, под ликом которой скрывался Эдвин, и по-лошадиному мотнула головой, будто отгоняя невидимого овода. – Вы это... не стойте в дверях... проходите... присаживайтесь... вон диванчики, креслица... – бубнил охранник, всё так же занятый перебиранием бумажек. – Я сейчас всё выясню, и тогда размещу вас, как полагается, и передам сообщение на кухню: вам и ужин в гостевые комнаты подадут. Уж простите... чем бог благословил... Повара ушли с час назад, только дежурная кухарка осталась. – Это всё, конечно, прекрасно, – вновь подала голос блондинка. – Но мы можем рассчитывать, что кто-то из администрации школы?.. – А! – вскричал вдруг охранник, обнаружив наконец искомую бумажку. – Монти Кроули, ага! С мистером и миссис Кроули, наверное? Он поднял испытующий взгляд на Чарльза – тот, по всей видимости, ввиду габаритов своей личины, выглядел наиболее импозантно. Чарльз дёрнул дряблой щекой и скривился. Он.не.желал.ничего.общего. иметь.с.этой.птицей! – Роуленд, – выплюнул он. – Мистер и э-э-э... – Он покосился на Эдвина. – И миссис Роуленд. Монти наш... дальний родственник. Двоюродный племянник. – Понятно-понятно! – Охранник им покивал. – Ещё обождите маленечко... Чарльз и Кристалл переглянулись и, не сговариваясь, синхронно пожали плечами. Эдвин слабо улыбнулся Монти, который сел отчего-то не в свободное кресло, а на подлокотник дивана, и ободряюще сжал руку юноши.

***

– Это и-де-аль-но! – шёпотом воскликнул Эдвин, срывая с себя личину кобылоподобной тётки. Он метнулся к двери и прислушался: шаги охранника затихали в коридоре. – Завтра нас примут не раньше восьми-девяти утра. Отбой через полчаса... Итак, впереди вся ночь... Эдвин нервно заходил по одной из трёх смежных комнат, выделенных им от щедрот святого Иллариона. – Я считаю... – Он вдруг резко остановился. – Нам следует начать с библиотеки. Уверен, там должно быть зеркало, через которое прошёл мистер Куилл. И он упомянул, что подозреваемая оттолкнула его от полки с книгами... – Эд... – простонала Кристалл с кровати. – Ты забываешь, что двое из нас живые. Прости, что напоминаю, но нам с Монти неплохо было бы поесть и хотя бы пару часов поспать. Это был длинный день... – Крис права, дружище, – поддержал её Чарльз. – Думаю, будет разумно, если на разведку отправимся мы вдвоём. – Спорить не буду. – Эдвин дёрнул плечом, всем своим видом демонстрируя нетерпение. – Ребят, вы как хотите, а мы с Монти останемся в "родительской" спальне, – проговорила Кристалл весомо. – И нечего мне тут рожи строить, Чарльз! Первый закон любого триллера: в незнакомом месте, где к тому же орудует маньяк, разбредаться поодиночке нельзя. Ты же не против? – Она повернулась к Монти, скромно присевшему на стульчик возле трюмо. – Обещаю: храпеть и пинаться не буду! Тот лишь несмело улыбнулся и, занавесившись длинной чёлкой, робко мотнул головой. – Итак, решено, – возвестил Эдвин, привычно принявший на себя роль главного в расследовании. – Мы с Чарльзом отправляемся на осмотр предполагаемого места преступления, вы же, если получится, попытаетесь расспросить местную кухарку (не настаиваю). И Кристалл, пожалуйста... Держи телефон под рукой. На всякий случай. – Да я с ним и так не расстаюсь, – усмехнулась та и, похлопав рукой по покрывалу, как бы намекая Монти, что ему не грех бы слезть со своего насеста, вновь откинулась на подушки.

***

В гостевом крыле Школы святого Иллариона было неестественно тихо. Поблекнув и истончившись, едва касаясь ногами тёмно-бордовой, с узором, претендующим на отельный шик, ковровой дорожки, Эдвин и Чарльз медленно плыли по неярко освещённому коридору, пристально вглядываясь то в тени, таящиеся в фалдах тяжёлых портьер, то в редкие картины на библейские и античные сюжеты, чьи тяжеловесные рамы изредка выхватывал луч очередной незаметной потолочной лампы. – Здесь всё так изменилось... – пробормотал Эдвин, обращаясь скорее к себе, чем к другу. – Ты ведь не хотел возвращаться в школу, Эд, – отозвался Чарльз невпопад. – А сейчас... смотрю на тебя – так ты прямо весь горишь расследованием. – Я бывал в этом крыле пару раз... – проговорил Эдвин после паузы. – Papа приезжал навестить меня, и я провожал его до комнаты. В 1916-м здесь было много темнее... – Ты меня не слушаешь? – Чарльз тронул друга за плечо, и тот застыл перед полускрытой краем слишком усердно задёрнутой шторы картиной. – Знаю... я знаю тебя тридцать пять лет, Эд. Ты никогда не ностальгировал по прошлой... жизни... Чарльз не договорил, осёкся. Он не то хотел сказать... но слова всё равно его покинули: из-под края портьеры, вполне различимые за полупрозрачным плечом Эдвина, с пейзажа, перерисованного с Николя Пуссена, на него взирали Орфей и Эвридика. – Я всегда тебя слушаю, Чарльз, – ответил Эдвин после паузы. – Просто захотелось поделиться. Однако... – Он нервно поправил рукав пальто, из-под которого некстати проглянул край белоснежной манжеты. – Ты прав. Школа не вызывает во мне ни толики ностальгии. Я просто хочу раскрыть это дело. И вернуться в Лондон. – Я тоже. Чарльз не стал привлекать внимание друга к картине, возле которой волею случая они остановились, и двинулся вперёд. Эдвин последовал за ним. Э – Эвридика всегда следует за Орфеем.

***

Пожилой охранник неторопливо вернулся в фойе, но не прошёл в свою каморку – к мониторам. Сначала он задержался возле стойки рецепции – ровно настолько, чтобы выхватить из секретарской папки единственный листок бумаги. Мелко изорвав распечатку имейла, он выверенным движением бросил в недра дотлевающего камина бумажное доказательство прибытия нового учащегося и его опекунов в школу и ухмыльнулся: аутлук завуча и секретаря подчищен, теперь и вещественное доказательство в топку. Пока они хватятся, пока разберутся... Уже в своём убогом офисе – комнатёнке, которая ещё двадцать лет назад была туалетом, совмещённым с хранилищем уборочного инвентаря, он внимательно просмотрел записи с камер видеонаблюдения. Да... в ворота вошли двое, из парка вышли они же и в том же составе, а порог перешагнули уже четверо. Выходит... двое живых и два призрака. "Два призрака... думай, думай же! Старые, по-видимому, призраки и опытные настолько, что ловко пользуются магией неживых. Что они здесь забыли?.." – Не в мою смену... Зла вы никому не причините... Не в мою смену... – бормотал охранник, словно умалишённый, методично удаляя записи всех камер за последние полтора часа. Заново настроив систему, он перевёл сбившееся старческое дыхание. Подумав: "А что? Со старика и взятки гладки. Заснул на рабочем месте, ногой дёрнул шнур случайно... Кто его осудит?" – он опустился на колени, заполз под стол и выдернул из розетки серый штепсель. С чувством выполненного долга охранник откинулся на высокую спинку потёртого кожаного кресла. Казалось, он мирно дремал перед потемневшими мониторами... если бы не капелька эктоплазмы, чёрным пятнышком застывшая в уголке его приоткрытого рта.