Дело о (не совсем) неразделённой любви

Глава восьмая

Кот, ворон и щелчок пальцами

Порт-Таунсенд, США, декабрь 2024 Эдвин шагнул из зеркала, осмотрелся и непроизвольно вздрогнул. Вместо комнаты, которую Кристалл арендовала во время óно у Дженни Грин, хозяйки мясной лавки с не слишком, на его скромный взгляд, привлекательным для любителей мясных деликатесов названием Tongue & Tail, они с Чарльзом перенеслись чуть дальше – через коридор, в комнату покойной Нико Сасаки. – Прости, Чарльз, я промахнулся, – проговорил Эдвин с искренней печалью. – Поверь, я не планировал, чтобы мы вышли... у Нико. – Оказаться в спальне Дженни было бы куда более... неприятно, – заметил Чарльз с долей юмора и тут же поспешил успокоить друга: – Уверен, Нико не была бы против. Скажу больше: она бы нам обрадовалась. – Я до сих пор не могу поверить... – прошептал Эдвин, как будто обращаясь исключительно к себе, и сделал пару робких шагов вперёд, в сторону пустой книжной полки, которую ещё недавно занимала батарея томов яойной манги, – не могу поверить... Что её просто нет. Чарльз встал рядом и бережно сжал запястье Эдвина. Несколько долгих мгновений оба слушали тишину спящего дома. – Мы с тобой просто привыкли, дружище, что слишком многие... остаются, – проговорил Чарльз наконец. – Нико, видимо, сразу ушла за Смертью. Ты, кстати, у Неё не спрашивал?.. – Он не договорил. Эдвин отрицательно мотнул головой и отвёл взгляд: его терзало чувство вины. Ведь если бы он не использовал заклинание поводка на уличной кошке, не навлёк на себя тем самым гнев Кошачьего Короля и – более того – не привлёк его ненужное внимание, они не застряли бы в Порт-Таунсенде. Словно прочитав его мысли, Чарльз прозорливо заметил: – Дружище, хватит себя мучить! Ты ни в чём не виноват! – Я... ничего такого... – Эдвин смешался. Чарльз взял его за плечо, заставляя повернуться и посмотреть на себя: – Сколько мы с тобой дружим?.. – Тридцать пять лет, – отчеканил Эдвин не задумываясь. – Хотя в нашем тандеме я всего лишь грубая сила, – продолжил Чарльз, – за эти, как ты точно выразился, тридцать пять лет и я кое-чему научился. – Например? – спросил Эдвин отрешённо: мыслями он снова был в проклятом доме проклятой ведьмы Эстер. – Например, считывать твою мимику. Когда тебе плохо, в особенности оттого, что ты сам себя за что-то грызёшь; когда ты пытаешься это перемолчать... у тебя скулы заостряются, как у покойника. – Мы и есть покойники, Чарльз, – сухо отметил очевидное Эдвин. – Тем не менее ты прекрасно понял, о чём я. И если ты считаешь, что я об этом... о гибели Нико не думал!.. – Чарльз захлебнулся словами. – Я никогда не забуду, как она бросилась к нам, когда мы буквально вывалились с той поганой лестницы... – С лестницы, ведущей в Ад, – безжалостно уточнил Эдвин. – ...И ты не мог её спасти, – не отступал Чарльз. – Ты был прикован к пыточной машине Эстер. – Он запнулся. – Я... я тоже не мог её спасти... ни тебя, ни Кристалл, никого вообще, потому что сам сидел на ведьминской кухне на железной цепи, в железном ошейнике. – Я мог не творить магию на кошках, – процедил Эдвин, вперив взгляд в голую стену, ещё недавно пестревшую постерами "Наруто" и других аниме-сериалов, ему неизвестных. – Мог, – согласился Чарльз. – Тогда Нико умерла бы ещё раньше. И мучительней. Малый народец, эти гнусные одуванчиковые фейри, которых наши эмигранты зачем-то притащили за собой с Альбиона через океан, превратили бы её примерно в то, что мы видели на их капище в лесочке неподалёку. Если уж на то пошло, Эд, и мы тут задним числом анализируем линии судьбы и вероятности, то благодаря твоим действиям, решениям, как хочешь называй... Нико получила право пожить подольше. – Пойдём. – Эдвин нервно дёрнул плечом. – У нас мало времени.

***

С крыльца слабо освещённой лавки они шагнули прямиком в американскую ночь. – Это ещё что за чертовщина? Какая темень!.. – пробурчал Чарльз, машинально поднимая воротник ветровки, словно стремясь укрыться от моросящего дождя, который призракам, строго говоря, до лампочки. – Разница во времени восемь часов, – сообщил Эдвин, точно сводку погоды зачитал. – Здесь ещё и полуночи нет, завтра пока не наступило. Когда мы путешествовали с Кристалл, часики, фигурально выражаясь, тикали для нас так же, как для живых. Мы двигались... – Он неопределённо повёл обтянутой перчаткой рукой. – В "человеческой" системе координат, подчиняясь законам времени и пространства смертных. Ты просто не обратил внимания... В последних словах Чарльзу послышался вызов. Неужто друг пытается сейчас намекнуть ему на их с Кристалл довольно бурно начавшийся, но так и не случившийся роман?! Однако Чарльз приказал себе молчать. Эдвин навсегда останется для него единственным, за кем он спустился бы в Ад. Спустился – без всяких "бы" и без раздумий. И спустится ещё тысячу раз, если потребуется.

***

Плечом к плечу они шли по пустынным полуночным улицам, мимо спящих домов и закрытых магазинов, в сторону ведьминого логова, и Чарльз, сам себя ругая, не мог перестать задаваться вопросом: как поступил бы он, утащи злобное членистоногое, сотканное из тысячи скользких кукольных черепов, в преисподнюю Кристалл или Нико? Он, наверное, тщательно взвесил бы все "за" и "против", сто раз переговорил бы с Эдвином и с... "Чарли", чего греха таить, поискал бы обходные пути... И только если бы Эд счёл это необходимым или единственным доступным решением и согласился бы его сопровождать... Только тогда он осмелился бы. А может, и нет?.. Он не бросился бы опрометью в воронку "Дантова Ада" ради кого-то ещё. Кроме Эдвина Пейна. Это он знал точно. У – уверенность. О – осознание, определённость. Чарльзу стало не по себе: он никогда не считал себя трусом. Он ненавидел трусость... Но теперь, побывав в Аду, он испытывал страх – не перед грязью, лужами крови и блевотины или перед омерзительными изломанными монстрами – пожирателями печали. Он внутренне леденел, насколько может оледенеть давно мёртвый парень, от мысли, что Эдвину, его Эду, пришлось вновь столкнуться с этим кошмаром, с этой несправедливо ниспосланной ему невыносимой болью, с этой безысходностью... Ведь как бы ни таилась жертва, в замызганных коридорах Кукольного Дома паук всегда её найдёт. – Никогда... – непрошеное слово сорвалось с губ Чарльза и растаяло в ночи. – Что ты сказал? – спросил Эдвин рассеянно. – Ни одной машины, даже полицейской, – соврал невпопад, из последних сил изворачиваясь, Чарльз. – Странно, не находишь? – Штат Вашингтон, респектабельный городишко, глухая субботняя ночь... – протянул Эдвин, исподволь косясь на друга. – Вся полиция на местной Хай-стрит, где пабы и синематограф. – Бары и торговый центр с киношкой, ты хотел сказать, – машинально поправил его Чарльз. – Ты меня понял. – Эдвин устремился вперёд. – Уже недалеко. Ускоримся?

***

Поблекнув и истончившись, легко отрываясь бесплотными ступнями от земли, мёртвые мальчики-детективы полетели над дремлющим Порт-Таунсендом. – Тише... погоди... смотри! – Чарльз указал Эдвину на чёрного кота, застывшего у тощей ножки уличного фонаря. Эдвин пригляделся. Это было странно: мелкая изморось, аккуратно огибая точёную фигурку животного, истаивала в воздухе, не касаясь блестящего меха. Прикрыв лапки холёным пушистым хвостом, кот вальяжно расселся на асфальте, и холодный неживой свет, словно нимб, озарял его; будто лучи солнца, бьющие насквозь через цветной витраж, электричество рисовало на антрацитовой шерсти радужные сполохи. Сделав Чарльзу предостерегающий знак рукой, Эдвин выступил вперёд. – Моё почтение, ваше величество, – проговорил он, чуть склонив голову в намёке на светский полупоклон. – Эдвин! – Кот обернулся – вспыхнуло пламя, – и перед мальчиками-детективами стоял уже сам Томас, Кошачий Король. – Сколько лет, сколько зим! – Томас заключил Эдвина в объятие. – Чуть больше недели, если быть точным, – поправил тот педантично, однако сразу же отстраниться не посмел. Чарльз тем временем мысленно расчехлил крикетную биту. Словно не замечая его, Кошачий Король обратился к Эдвину, всё еще придерживая его за плечи: – Что привело тебя в мою скромную обитель, о прекрасный принц? – Какая-то тварь в Англии пожирает призраков, накачиваясь их силой, – ответил Эдвин честно. – Мы полагаем, что технологии Эстер не секрет в потустороннем мире. Хотели взглянуть на её дом ещё разок... если ты не против, – он улыбнулся своей вежливой, не достигающей глаз улыбкой, на которую покупались все, кроме, наверное, Чарльза. – Было б на что смотреть... – Томас поморщился, кривя капризные, красиво очерченные губы. – Сегодня под вечер ведьмину халупку (чтоб этой сучке пусто было!) сровняли с землёй. Прости, моя прелесть... Это я сам... позаботился оперативно. Не надо нам в Порт-Таунсенде такого дерьма. И так эта стерва нас несколько сот лет терроризировала! Сижу вот... гляжу теперь на дело рук... лап своих... Не без мелочного злорадства.

Томас отступил, вытягивая руки и демонстрируя Эдвину забитые витиеватыми татуировками запястья, красивые широкие ладони, ровные, в меру длинные пальцы и идеальный чёрный маникюр. Эдвин сглотнул подступивший к горлу комок. "Ну откуда?! – обругал он себя. – Ты же более века мёртв, Эдвин Пейн!" ...Томас, конечно же, был соблазнителен и притягателен, точно само эдемское искушение.

***

– Значит, совсем ничего не осталось? – спросил Эдвин вслух. – Ничегошеньки, – ответил Томас. – Но если б я знал, моя прелесть... Я б подождал. Не обессудь. – Я понимаю, – Эдвин перевёл бесполезное дыхание. – Мне неловко это говорить... – он понизил голос. – Но нам бы не помешала твоя помощь, Том... Кошачий Король ухмыльнулся и погладил Эдвина по щеке. – Идём, моя прелесть. Я покажу тебе кое-что прелюбопытненькое... Эдвин повернулся к Чарльзу – тот замер: на щеках играют желваки, взгляд непроницаем – того и гляди выхватит из бездонного рюкзака биту. – Прошу, держи себя в руках, – шепнул ему Эдвин. – И не спрашивай ни о чём пока. Не забывай: мы работаем... Клянусь, я всё объясню позже. – Вы идёте, зайки? – бросил Томас через плечо, поправляя расшитую золотом и серебром мантию. – Следуем неотступно, ваше величество. – Эдвин вновь чуть приклонил голову. Весело хохотнув, Кошачий Король уверенно шагнул на пустую дорогу.

***

От внутреннего дворика ведьминского дома остался лишь убогий обрывок газона с уродливыми качелями. Ржавые цепи хрипло поскрипывали, подвывая на декабрьском ветру. В потёмках Эдвину сначала показалось, что на качелях сидит то ли куль с мукой, то ли уродливая ростовая кукла... Он не сразу узнал Монти. Прижавшись виском к ржавой цепи и безвольно свесив голову, юноша как будто дремал... или умирал. Эдвину вдруг вспомнилась их первая встреча с Чарльзом... Сейчас Монти спросит: "Что ты здесь делаешь?" А Эдвин, повинуясь написанному Смертью сценарию, ответит: "Ты меня видишь?" Только вот Монти, ворон-фамильяр злой ведьмы, превращённый ею на время в человека, мог видеть его всегда... Его новый друг, его первый поцелуй, его спасение – малодушный, позорный и нелепый побег от приступов ревности, которые разрывали его давно мёртвое сердце, когда Чарльз целовал Кристалл у него на глазах. Эдвин тогда лишь тихо стонал, словно от физической боли, к которой призраки нечувствительны. И отворачивался. Если уж быть откровенным, пускай это и прозвучит даже по меркам Эдвина грубо, ведьмин фамильяр очень вовремя "подвернулся". Милый кареглазый мальчик, влюблённый в гороскопы и... немного в него, Эдвина. Монти.

***

Монти выглядел измученным. – Смотри, – сказал Томас. – Лилит вернулась и опять сделала его человеком. Бросила его тут. Так и сидит... – Монти?.. – позвал Эдвин тихонько. – Монти, всё в порядке, твоей хозяйки больше нет. Ты свободен... – Эдвин? – Тряхнув иссиня-чёрными волосами, юноша на качелях встрепенулся. – Да, это я, – продолжал увещевать его Эдвин. – Со мной Чарльз и Томас... Тебе больше ничто не угрожает. Ты свободен от Эстер, и ты человек. Что же ты?.. Монти коротко взглянул на Эдвина, тихо перевёл дыхание и вновь опустил глаза, сосредоточив внимание на железной цепи качелей. – Я всё понимаю... — выдавил он. – Я... я разберусь. Справлюсь... Прелестный, словно "Счастливый принц" Оскара Уайльда, мальчик безвольно опустил голову. – Он обезвожен, поэтому такой... странный, – догадался Чарльз. – Он же теперь просто... человек!.. Кошачий Король отстранённо пожал плечами: он никогда не любил воронов. Более того, кошки и во́роны испокон веков были врагами и конкурентами. Сдохнет фамильяр Эстер, кем бы он теперь ни был, – ему же лучше. – Спасибо, ваше величество, что привели нас сюда, – проговорил Эдвин с выверенной долей уважения. – Вы не будете против, если мы заберём Монти в Лондон? – Мне же проще. С глаз долой – из сердца вон, – отозвался Томас. Презрев исполненный потрясённого неприятия взгляд Чарльза, Эдвин смело шагнул к качелям и подхватил Монти на руки. – Томас... – попросил он, и непривычные умоляющие нотки вкупе с фамильярностью вдруг прорвались в его тон. – Пожалуйста... помоги перенести Монти сквозь зеркало. Мы с Чарльзом не сдюжим... Он теперь совсем человек... – Ох, говорила мама, наплачусь я с тобой, Эдвин Пейн, – протянул Кошачий Король со вздохом. – Ну ладно, чего только мы не делаем ради beloved ones... Он щёлкнул пальцами: – Валите, мальчики. Возле качелей возникло высокое зеркало в золочёной оправе. Всё ещё прижимая почти бессознательного Монти к груди, Эдвин кивнул Чарльзу: – Идём? – Если ты настаиваешь, – выговорил тот с тихим гневом, однако безропотно шагнул в серебрящийся потусторонним светом портал.

***

Томас, Кошачий Король, остался один. Он присел на качели и, взлохматив пшеничную чёлку, обхватил себя руками, словно в приступе несвойственной ему меланхолии. – О, Эдвин... Я б с тебя пылинки сдувал, моя прелесть... — выговорил он в безмолвную декабрьскую ночь. – Почему же так не везёт достойным? Отчего разным ущербным мудакам достаются все сливки?..