Дело о (не совсем) неразделённой любви

Глава шестая

Эдвин Пейн: невысказанное

Лондон, декабрь 2024 Эдвин чувствовал близость Чарльза – остро, болезненно. Нет... Естественно, то был самообман. На самом деле, он осознавал: будь его лучший друг жив, будь они оба живы, он ощутил бы, как срывается с губ напротив тёплое дыхание, как обжигающе горяча, должно быть, ладонь Чарльза в сантиметре от его собственной – безвольной, обманчиво расслабленной руки. Эдвин Пейн больше не нервничал, не паниковал; это было... почти как в Аду: сосредоточиться, не думать о плохом (читай: не думать ни о чём опасном), ибо стóит на миг дать слабину, и мерзкий монстр – пожиратель печали – дрыгая неестественно изогнутыми конечностями и ломая невидимые углы пространства, отвратительной гусеницей устремится к нему. Ад, как бы нелепо ни звучало, научил Эдвина Пейна принятию неизбежного и покорности – отрешённому спокойствию фаталиста: чему быть, того не миновать. Мнимый дзен, взращенный на семи десятках лет непрерывного кошмара, – мощнейший защитный механизм! – не давал ему совершить то, о чём он обязательно впоследствии пожалел бы. Что бы ни кричало его ставшее в посмертии слишком "живым" сердце, он не двигался с места. Как ни велико было искушение привлечь Чарльза к себе и... позорно разрыдаться, шмыгая носом и пряча лицо в жёстком воротничке слегка застиранного бордового поло, он не двигался с места. ...Как бы ни вопила его несуразная условно бессмертная душá, требуя рассказать Чарльзу всё без утайки, прижать его к метафорической стенке и вымолить, вырвать, выторговать признание, реальность которого посулила ему, Эдвину, злодейка Смерть, он не двигался с места. И в ответ на слова Чарльза он промолчал.

***

Пряча предательски увлажнившийся взгляд, Эдвин опустил голову, отступил на шаг, а затем и вовсе отвернулся. Он стоял так, наверное, вечность, а может – всего минуту, но вдруг – новое если не ощущение, то осознание: его робко обнимают со спины. – Давай начистоту, – положив подбородок Эдвину на плечо, вполголоса повторил свою просьбу Чарльз. – Не... не знаю, что можно добавить к сказанному ранее, – выдавил тот, задыхаясь от невозможности почувствовать. – Дружище... – Чарльз, казалось, не намеревался отступать. – Прекрати. Не увиливай. Или опять будет, как тогда... с Кошачьим Королём?! – в его тон просочились гневные нотки. Эдвин вздрогнул, но, в надежде увести разговор хоть немного в сторону, ухватился за изрядно заезженную тему: – Что тебе до Томаса? – проговорил он нарочито отстранённо. – Мы сто раз уже это обсудили. Если память не изменяет, я уже попросил прощения и за браслет, и за то, что по моей вине мы застряли в Порт-Таунсенде. Не вижу смысла возвращаться к давно не-ак-ту-аль-но-му разговору... Если только ты не требуешь повторных извинений. Чарльз отрывисто перевёл ненужное дыхание. – Тогда, в Порт-Таунсенде, ты сказал мне не всё. – Последние слова прозвучали резко, вызывающе, почти обидчиво или... обвиняюще. Эдвин прикрыл глаза. "Тогда я сказал тебе... намного больше, чем всё, – подумал он. – Пускай моё всё не касалось Томаса. Ты – моё всё, Чарльз Роуленд". Конечно, он не посмел озвучить свой внутренний монолог, укоренившись в мгновенно принятом решении: Чарльз не должен узнать, что он – знает. Д – дилемма. Нет. О – определённость. – Ты можешь рассказать мне что угодно, вообще что угодно, дружище, – упорствовал Чарльз. – Хорошо. – Эдвин притворился, что сдаётся, ведь в их случае полуправда лучше подозрительного молчания или откровенной лжи, в которой он ни за шестнадцать лет жизни, ни за последующие сто восемь лет пост-бытия не преуспел. – Тебя что-то очень сильно беспокоит. – Чарльз нашёл его руку и крепко сжал. Эдвин представил: это сильное, властное, почти собственническое пожатие он мог бы ощутить, будь они оба живы, но рассказать себе, что он испытал бы на тактильном уровне, уже не хватило ни смелости, ни фантазии. – Конечно, я беспокоюсь. Это не прыгуны с маяка, не дядька со взрывающейся головой и даже не сумасшедшая бессмертная ведьма со змеёй в кухонном шкафу... – Эдвин аккуратно высвободился из кольца рук Чарльза (не-ощущение его близости было поистине непереносимо!) и уверенной, как ему самому мнилось, походкой направился к своему креслу. – Это серьёзное дело, да... – Чарльз последовал за ним. – Учитывая, кто нынче наш клиент.

***

Эдвин сел в кресло, Чарльз занял своё привычное место напротив – на краешке стола. – Более того, расследование может оказаться крайне опасным: чем бы ни было это существо, оно сильно́. И оно методично уничтожает призраков. Его мотивов мы пока не знаем, не понимаем... – Откинувшись на высокую спинку, Эдвин сложил ладони домиком и вперил немигающий взгляд в точку, в которой его указательные пальцы соприкасались подушечками, образуя странную фигуру наподобие сердечка. – Ты не хочешь возвращаться в школу, – констатировал Чарльз (сама прозорливость!). – А ты? – ответил вопросом на незаданный вопрос Эдвин. – Я первый спросил. – Ну что за ребячество, Чарльз, право слово! – Эдвин вскинулся, против воли встречаясь взглядом с другом. Чарльз улыбался. – Не хочешь. – Ты прав. – Эдвин зачем-то взял со стола перьевую ручку. – Ни малейшего желания не испытываю. – Аналогично, дружище. – Чарльз хлопнул его по плечу, наклонился вперёд и заговорщицки прошептал: – Но у нас нет выбора. Мы ведь профессионалы. – Конечно, – согласился его лучший друг и деловой партнёр. – Что ещё сказала Смерть?

***

Чарльз всё не отнимал руки, не позволяя Эдвину встать или отвернуться. – Мы с тобой слишком самонадеянно полагали, что удачно прячемся от Неё, – выговорил Эдвин наконец. – Если я правильно понял (а Она не имеет привычки говорить прямо и без обиняков), помимо Ночных Медсестёр существуют и другие отделы Посмертия. Она упоминала неких аналитиков, а также Жнецов... Если кратко: наше агентство изначально было под колпаком их наблюдения. Смерть назвала это "поглощением" и самой выгодной сделкой "с тех пор, как Харон вышел на пенсию". Её слова. – Слияние и поглощение? Как в бизнесе? – переспросил Чарльз. Эдвин пожал плечами: вопросы экономики интересовали его куда меньше магии, лингвистики и избранных естественных наук. – Но это же... ничего плохого – для нас? – Чарльз наконец отнял руку, в нерешительности поёрзал, сбил со стола толстенный справочник в кожаном переплёте и, как водится, не заметил. – Сам пока не понимаю, – признался Эдвин и встал, чтобы поднять пострадавший от встречи с локтем его друга фолиант. – С одной стороны... – Он отряхнул книгу и бережно огладил корешок. – Мы в выигрыше: никто не стремится нас безвременно упокоить. С другой... – Он на миг застыл, словно сомневаясь, положить ли справочник обратно на стол или поставить на полку. – Мы, сами того не ведая, лишились независимости. Формально мы подчиняемся Ночной Медсестре, фактически... – Он выдержал паузу. – Бесконечным. – Кто такие Бесконечные? – Чарльз резко развернулся к Эдвину. – Сама Смерть и Её братья и сёстры. Она упоминала Страдание, Сон... – Эдвин запнулся. – Я хотел проанализировать Её слова, но... понимаешь ли, не успел. – Ты знаешь... – Чарльзу в голову пришла, по его скромному разумению, гениальная идея. – Когда мы раскрутим это дельце, то нам будет, с чем... так сказать... сесть за стол переговоров. Смерть убедится, насколько мы офигенные, и тут уж мы сможем Ей что-нибудь впарить. Прогнём свою линию... Ну, ты понял, про что я. – Мне б твою уверенность... – Уголки губ Эдвина чуть приподнялись в намёке на улыбку, однако его серо-зелёные глаза оставались серьёзны. "Надо же, – подумалось ему, – когда мы раскрутим это дельце. Не "если", а именно "когда". Какой же ты всё-таки оптимист, Чарльз Роуленд..." – Вы явно о чём-то ещё говорили. О чём-то кра-айне неприятном... – протянул Чарльз раздумчиво. – Когда я вошёл в офис, на тебе лица не было. А уж я знаю это выражение... Правда, не стану объяснять, даже не проси, где и когда раньше его видел. Эдвину не нужны были объяснения. Он знал: в Аду. Чарльз видел его таким в Аду. – Если я скажу, что Смерть случайно открыла мне чужой секрет... – начал Эдвин осторожно, – не имеющий отношения непосредственно к делу, тем не менее... это нечто глубоко личное, приватное, о чём я никому не имею права рассказывать, ты... – Он умоляюще посмотрел на Чарльза. – Ты не станешь упорствовать? Если я поклянусь, что с делом мистера Куилла и с судьбой нашего агентства это никак не связано? – Я никогда не попросил бы тебя... – попытался перебить его Чарльз, однако оказался прерван. – Пойми, я рассказал бы тебе! – Эдвин всплеснул руками. – И часть меня... желает этого. Но, Чарльз, прошу... Это не моя тайна. Я не имею права... Я никогда и ни за что бы не использовал то, что услышал от Смерти, против того, о ком Она говорила. Это было бы неэтично, аморально и попросту низко. Так не поступают джентльмены... да вообще никто! – Эдвин будто сам с собой разговаривал, будто сам себя уговаривал. – Успокойся, дружище. Личное есть личное, мне ли не знать... – Теперь настал черёд Чарльза смущённо отводить глаза. – Раз ты считаешь, что к делу не относится и нам с Кристалл знать не надо, то я доверяю тебе. И пытать не буду. Хотя... – он лукаво усмехнулся. – Мне до чёртиков любопытно. – Когда будет можно... А я надеюсь, что однажды эта информация перестанет быть чужой тайной... Я тебе расскажу, – пообещал Эдвин. – Только тебе одному. Чарльз лучезарно ему улыбнулся. – Почитай мне, – попросил он вдруг. – Только не компендиум по демонологии, если можно. – Э-э-э... Что? – от неожиданности Эдвин не сразу нашёлся с ответом. – Да, конечно, с радостью. Он не глядя взял с полки какую-то книгу. Это оказался томик поэзии Киплинга.

***

Они устроились на пыльном продавленном диване: Эдвин – полулёжа и пристроив под мёртвую и ничего не чувствующую спину подушку, Чарльз – закинув ноги на дальний подлокотник и положив голову другу на плечо. Эдвин исподволь взглянул на Чарльза и, приказав фантомному не болеть, открыл книгу на середине. – Strangers drawn from the ends of the earth, jewelled and plumed were we; I was Lord of the Inca race, and she was Queen of the Sea, – продекламировал он по памяти, едва касаясь взглядом строки.

***

– Знаешь... – пробормотал Чарльз Эдвину в плечо. – Я тебе немного завидую, дружище. – Почему? – Эдвин оторвался от книги, изумлённый и слегка озадаченный: чему мог завидовать Чарльз? – Ты со Смертью чаи гонял, и Она позволила тебе почувствовать вкус... – Это был удивительный опыт, – сказал Эдвин честно. – Правда... сейчас я как будто опять почти забыл. Это, знаешь... – он неопределённо повёл рукой, случайно задев Чарльза, – как давний сон. Вроде было, а вроде... и нет. – Я бы вместо чая у Неё спаге-етти-и попроси-ил, – растягивая гласные, протянул Чарльз мечтательно. – Чай никогда не любил, а вот макаро-ошки... По ним скучаю. Ах...– Он вздохнул с преувеличенной печалью. – Надеюсь, тебе представится возможность, – ответил Эдвин, но тут же суеверно оговорился: – При... благоприятных обстоятельствах, никак не связанных с нашим конечным упокоением. Чарльз блаженно улыбнулся этому "нашим", столь непринуждённо брошенному, и прижался щекой к плечу лучшего друга. Ну и что, что он ничего не почувствовал? Эдвин... он во всём такой Эдвин. И он здесь, с ним.

***

– Ты веришь в бога? – спросил Чарльз как будто невзначай, воспользовавшись паузой, возникшей, когда Эдвин перелистывал страницу. – При жизни я каждое воскресенье посещал церковь, исповедовался и причащался по графику, – ответил Эдвин нехотя. – Такое было время. – Если бог есть, – пробормотал Чарльз куда-то Эдвину в ключицу, надёжно спрятанную под широким накрахмаленным воротничком, – то я врезал бы этому гадкому деду битой. За то, что он сотворил с тобой. – Это... не то. Просто жизнь несправедлива. Мир несправедлив, – отозвался Эдвин философски. Будь он жив, щёки его всё-таки предательски заалели бы. – Не важно. – Чарльз был непреклонен. – Каждый раз, когда ты читаешь мне, я снова будто оказываюсь на школьном чердаке... Я словно вновь умираю. – Это ужасно, Чарльз! – Выбив крохотное облачко пыли из страниц, Эдвин резко захлопнул книгу и встрепенулся. – Нет, ты не понимаешь... Чарльз обхватил Эдвина рукой поперёк талии, заставляя вновь откинуться на подушки. – Мне тогда было так хорошо... так спокойно... – Он заглянул другу в лицо. – Лучшее, что случилось со мной при жизни, не шучу. И ты... И мне так повезло, что в посмертии я могу "проживать" этот момент с тобой столько, сколько захочу... – Сам себе противоречишь, – мягко укорил его Эдвин. – Нет, я вполне последователен, – возразил Чарльз, переплетая их пальцы. – Всё-таки противоречишь. – Эдвин грустно усмехнулся. – Если бы одноклассники не принесли меня в жертву демону, если бы я не попал в Ад, не сбежал оттуда и не вернулся в школу, мы бы никогда не встретились. Видишь, как много совпадений? В моё время говорили: на всё божья воля. Не гневи Того (или Ту, если верить Смерти), Кто нас свёл. – Всё равно это было жутко несправедливо по отношению к тебе, и я не могу перестать возмущаться. – Чарльз хмыкнул, словно ставя в едва начавшемся теологическом споре точку... с запятой. – Жизнь вообще несправедлива, повторюсь, мой дорогой друг, – вздохнул Эдвин. – Хочется верить, что распутывая дела, раскрывая преступления против призраков и прочих сверхъестественных... сущностей, мы вносим в неё толику справедливости, – парировал Чарльз. – Не того, кажется, в школе святого Иллариона Немезидой кличут, – усмехнулся Эдвин. – Моя крикетная бита всегда на страже интересов униженных и оскорблённых! – Не поднимая головы, Чарльз гордо вскинул вверх кулак, точно гладиатор, раззадоривающий толпу у края арены. "Идущие на смерть приветствуют тебя!" – всплыла в памяти Эдвина цитата из давнего школьного прошлого. – Почитать ещё? – предложил он, в равной мере желая отвлечься от неприятных мыслей и свести разговор к чему-нибудь... не столь неоднозначному. – Конечно. Всегда. – Чарльз опустил руку и умолк, приготовившись слушать. В офисе детективного агентства, тонущем в неверном свете настольной лампы среди призраков и теней, вновь зазвучали слова Редьярда Киплинга: They will come back - come back again, as long as the red Earth rolls. He never wasted a leaf or a tree. Do you think He would squander souls?