Каждый бродячий кот...

— Что есть хуже предательства? Риторический вопрос на самом деле. Еще более риторическим будет определять предательство как явление вынужденное и добровольное: как вынужденная и добровольная верность, как слово, данное под давлением, и слово от всего сердца… Нюансы и оттенки, эфемерно и пусто. Предательство — непростительно. И это такой же закон, как подчинение слабых сильным. Которое и порождает так часто новое предательство… Ирония жизни, извольте. Гарри взмахнул головой, разбрызгивая капли по всей душевой, устало оперся поясницей о стену, подставляя спину каскаду воды. В случае с этой Белль все было просто. Осталось выверить детали плана и можно… Можно все. В результатах сомнений не было, он вообще в себе сомневаться не любил. Бессмысленно, право слово. Как и сожаления. Да только от последних не избавиться так просто, каким бы самовлюбленным и самоуверенным котом он ни был. «Голову с плеч!» Предательство. Но ведь если в клятве верности не было ни искры истинности, можно ли, переступив обеты, считать это предательством? Или же просто попыткой выжить? Какая глупость. Гарри фыркнул, запрокинул голову и приоткрыл рот, ловя капли губами. Именно поэтому он ненавидел подчиняться. Ибо что действительно непростительно — предательство самого себя.

***

И почему все так уверены, что самое интересное всегда происходит под покровом ночи? Ночью происходят только разврат и пьянки, а вот настоящие интересности… Даже пытать намного результативней днем, чтобы пленник смог во всей полноте почувствовать ничтожество собственное, безысходность положения, насмешку вселенной… Было полвторого дня, когда Гарри зашел в мэрию оставить в секретариате пару бумаг. Ведь как удачно, что сама госпожа мэр в это время столь демонстративно обедала вместе с Генри во дворе школы. Зато у остальных работников мэрии обед уже полчаса как закончился, поэтому никаких проблем с оформлением Гарри не встретил. Ну а то, что в то же время в кофейне поблизости отиралась Белль… Совпадение, не иначе. Гарри остановился у машины, прижмурился, глядя на яркое зимнее солнце. Неужели и Рождество уже на пороге? Удивительно. Следующей его остановкой был участок. Эмма уже ждала на улице, давая последние настановления Грэму — кто из них шериф, а кто помощник, спрашивается. — Все хорошо? — Да, — качнула головой Эмма, откидываясь на сидении. — Завтра очередное заседание по делу Кэтрин Нолан, так что просто прошлись еще раз по нашей линии. Все же дело в основном я вела, вот Грэм и решил перестраховаться. — Есть резоны? — Удивительно, но нет. Прокурор — скользкий тип, но в этом деле он подыгрывает линии официального обвинения. Даже во вред себе. Реджина из-за этого аж слюной исходится, да только ничего сделать не может, — несколько высокомерно дернула плечом Эмма. — Судья же на стороне фактов и собственного понятия о справедливости. Которое тоже вполне вписывается в выгодное нам. Удачная комбинация. Я говорила тебе спасибо? — Никогда не против услышать его лишний раз, — улыбнулся ей Гарри в зеркало заднего вида. — Спасибо. За все. Но за терпение — особенно. — Ну я же кот, дорогая. Терпение — моя сильная сторона.

***

Дождило. Джастин любил дождь. Смеясь, говорил, что тот — слезы бога, а, значит, каждая капля как маленькое благословение. Главным же «благословением» для него была дочь, малышка Шарлота. Семилетняя девочка, что жалась сейчас к матери, пряча лицо в складках ее траурного платья. Гарри никогда не понимал, как в Джастине одновременно помещалось столько граней. Джинсы с распродажи в моле и дорогие пиджаки от именитых дизайнеров. Любовь к дождю и нетерпимость небрежности — что может быть небрежней дождя? Верность… Семье, выбору, богу… — Прости, — коснулся Гарри плеча Мэри-Энн. Та вздрогнула, сдавленно полувсхлипнула. Прижимая к себе дочь, она с другой стороны вцепилась в Гарри. Прижалась, ослабла, будто у марионетки нитки обрезали. — Прости, — повторил Гарри ей в волосы, обнял одной рукой, второй начиная гладить спину. — Я отомщу. — Я знаю. — Мэри-Энн вновь всхлипнула, а затем глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. — Я знаю, — повторила. И выпрямилась. Глаза ее, красные, опухшие, лихорадочно горели. — Я хочу… Хочу знать. Видеть. — Конечно. Все, что пожелаешь. — Спасибо. — Она тускло улыбнулась, погладила дочь по голове, опустив лицо. — Знаешь, я всегда знала, что смерть где-то рядом с ним. Сперва «Медлайф», потом Фергюсон… Джастина будто притягивали дурные авантюры в красивой обертке. Брокер-искусствовед, он смеялся, что такая комбинация точно принесет ему удачу и славу, но сперва приносило только неприятности, федералов и тесную квартирку в Бруклине. А потом в его жизни появился ты — как я тебя ненавидела сперва, Гарри… Ты казался тогда хуже Фергюсона, честное слово! От того жирного борова я хотя бы понимала, чего ожидать, но вот ты… И это твое обещание… — И я его не сдержал. — Не сдержал. Но тогда… Сперва мы переехали в Адскую Кухню, затем и вовсе сменили штат, купили дом… Джастин весь светился, пока изучал новые технологии, оружие, зная, что рано или поздно ты пошлешь его за ними на аукцион. Джастин жил… Все эти годы горел. Для меня, для Шарлоты. Для тебя и твоего бизнеса. И сейчас его нет, а я… Я осталась. Воспоминания остались. Картины эти его дурацкие остались… Мэри-Энн продолжала гладить дочь, но мыслями была где-то совсем не здесь. Она слепо смотрела куда-то в сторону, на ряды чужих могил, поджав губы. — У меня осталась Шарлота. Осколки прежней жизни. И я еще совсем не понимаю, что и как будет дальше. — Ты всегда сможешь рассчитывать на мою помощь. Вы. И уж точно вам не стоит думать о деньгах. — Я знаю. Да и без твоих подачек Джастин оставил нам более чем достаточно для безбедной жизни. Но… Я хочу мести. Не моими руками, но я хочу ее видеть. А еще хочу виру. В честь того самого обещания, что ты не сдержал. — Все, что захочешь. — Тогда я озвучу тебе ее потом. Уже после того, как… Как увижу их — его, ее, неважно — смерть. — Конечно. Дождь продолжал падать, но тучи почти уже разошлись, даже солнце время от времени стало показываться. Все больше людей собирались поблизости, но никто не решался подойти к ним. Почти никто. — Дорогая, прими мои искренние соболезнования, — подошла к ним Эмма, обнялась с Мэри-Энн, присела на колени, обнимая Шарлоту. — Ох, Эмма… Но все еще дождило. Церемония шла своим чередом. Коты ненавидят воду. Но сейчас Гарри был ей даже рад.

***

После прошлого своего отъезда Гарри подсознательно даже ждал, что за три дня их с Эммой отсутствия или метеорит на город упадет, или вновь кого-то убьют-похитят-ограбят, или Реджина окончательно с ума сойдет… В общем, он ждал подвоха. Пожара. Катастрофы… Но нет. Все было тихо. Утром Эмма поехала в участок, сразу заодно захватив бумаги, которые хотела после работы показать Румпельштильцхену. Гарри же остался валяться в кровати. Было лень. Как только может быть лень холеному домашнему коту, которому смешной, ходящий на двух лапах раб не спешит подносить миску с рыбным филе по одному только скучающему взгляду. Но все же к обеду пришлось вставать. Созвон с Баки, изучение новых маршрутов для пограничных катеров, корректировка в соответствии с ними маршрутов транспортников… Рутина. И только уже около пяти вечера прозвучал ожидаемый звонок. — Да, мистер Сми, слушаю вас. — Гарри замер у окна, наблюдая за наступающими сумерками, расцвеченными горящими окнами домов. — Мисс Фрэнч вышла из кафе, задумчиво крутя в руках телефон. Пошла куда-то в сторону главной площади. Мне продолжить слежку? Стоит отметить, это будет непросто… — Нет, мистер Сми, более чем достаточно. Благодарю за работу. — Мистер Эванс, с вами одно удовольствие работать. Хорошего вам дня. — До новой встречи, мистер Сми. Отлично. Как прелестно, что истинный алмаз так редко замечают. А оттого тот стоит так дешево. Гарри спрятал телефон в задний карман, довольно потянулся, все также наблюдая за скрывшимся в вечерних сумерках городом. Он не сомневался, что сегодня встреча Белль с Реджиной не состоится. Вряд ли состоится она и завтра. Но вот дня через два… Как просто работать с людьми, чья совесть так… половинчата. То грех, а то нет, потому что на пользу себе. Таких так просто просчитать, лишь знай слабости и играй на них, как Крысолов играет на своей дудочке, собирая полчища крыс. Или детей. Ночь все скроет, все укроет. Ночью властвует сон — и только ночью истинно свободен тот, кто днем послушным псом виляет хвостом. Есть ли для кота униженье большее, чем вынужденно вести себя словно шелудивый пес, ищущий одобрение жестокого хозяина? И все же Гарри научился быть благодарным жизни за ее жесткие уроки. И благодарным ночи — за тишину. Научился ценить истинную верность. И обращать верность вынужденную в свою пользу. Шляпник прекрасная тому иллюстрация, что бы этот болезненный о том ни думал. Мистер Сми нынче мнит себя наемным работником. Пусть так пока и будет. Но и с Баки они когда-то стали работать вместе вынужденно, подчиняясь обстоятельствам, и только спасения собственных мохнатых шкур ради. Щелкнул замок на входной двери. Послышался шорох, чертыханья, зевание… — Привет. Чего застыл? — обняла его со спины вернувшаяся домой Эмма. — Да так, вспоминаю, как Баки по пьяному спору украл у тебя сумочку… И как остался после этого без машины. — Гарри улыбнулся, ладонями накрыл ладони Эммы. — Ну да, машину, числящуюся в угоне, так просто со штрафстоянки не заберешь… Особенно если ты и есть угонщик, у которого ее столь нагло повторно угнали. — Феерическое знакомство. Сложно было не заинтересоваться. — Моя удачная звезда. — Тогда уже — наша. Что хочешь на ужин? — Вино и бутерброды? Румпельштильцхен, кстати, подписал бумаги на землю. Хотя ты — жук, а не кот, так и знай. Я думала, взгляд этой малахольной во мне дыру выжжет. Зато Голд и не дернулся, будто ее и нет за два столика от нас. Удивительная выдержка. Только две ручки в процессе сломал, — хихикнула она. — Не имею ничего против. Так теперь тебя стоит осмотреть на наличие всяких лишних дыр? — промурлыкал Гарри, полностью окунаясь в игривое настроение, принесенное Эммой. — Какое… интересное предложение, — прикусила Эмма его ухо, ладонями спустилась до таза. Гарри засмеялся, обернулся в ее объятиях, потерся своим носом об ее. Улыбнулся мягко-мягко. И шкодливо подхватил Эмму на руки, только вновь засмеявшись на вскрик и притворные возражения.