За кромкой гор

      Расставшись с Ленедом, генерал-губернатор, как и было договорено, употребил все усилия, чтобы со своей стороны подготовиться к отражению возможного вторжения. Он до ушей загрузил всех своих клерков бумажной работой, вызвал к себе нескольких таннелонских чиновников для срочных консультаций, но среди всех этих неотложных дел нашел время подняться на второй этаж резиденции.       Его супруга — сама безмятежность — вышивала в одиночестве, сидя на широком, приспособленном под сидение подоконнике, покрытом плоскими подушками из мягкого бархата. Створки окна, выходившего на море, были открыты настежь, легкий ветерок слегка шевелил рамы.       — А где Ланвийн? — обратился к ней генерал-губернатор.       — На море и вряд ли вернется рано!       — Опять на море? Тебе не кажется, что там собирается слишком уж пестрая компания?       — Что ты имеешь в виду?       — Мне хотелось бы, чтобы она вращалась в более подходящих кругах. Впрочем, сейчас речь не об этом. И это даже хорошо, что она не здесь, — сказал генерал-губернатор и пояснил, перехватив удивленный взгляд жены:       — Я хотел переговорить с тобой наедине.       Тарвьел не просто любил свою единственную дочь. Они с Альдриен оба были от нее совершенно без ума. Рожденная после пятнадцати лет супружества, когда они, в общем, уже смирились с бездетностью и даже не надеялись на появление наследника, Ланвийн была для генерал-губернатора самым главным сокровищем Таннелона. После разговоров с Эркеном и Ленедом его прежняя уверенность в том, что это сокровище надежно укрыто за кромкой гор, заметно поколебалась.       — Какое удачное совпадение, я тоже собиралась поговорить с тобой наедине. Но сперва — ты! Что случилось, почему у тебя такой обеспокоенный вид? Что тебя гнетет?       А ведь Тарвьел льстил себя надеждой, что владевшая им тревога не так уж сильно бросается в глаза! Он тяжело вздохнул:       — У меня есть основания полагать, что возникла... угроза Таннелону.       — Угроза? Но я всегда думала что Таннелон и его окрестности в совершенной безопасности.       — В совершеннейшей!       — Разве мы не отделены от мятежников стеной непреодолимых гор?       — Непреодолимых, — подтвердил Тарвьел.       — Или нет?! — супруга порывисто вскочила, не обращая внимание на незаконченную вышивку, которая соскользнула с колен на пол.       — Или нет, — задумчиво повторил он.       — Я предпочла бы, чтобы ты изъяснялся яснее!       — Я и сам бы предпочел изъясняться яснее, — опять вздохнул генерал-губернатор. — Но не могу. И еще я предпочел бы, чтобы ты взяла Ланвийн и увезла ее домой. Давно пора проведать наших родичей на Тарнилле. Дядюшек, двоюродных кузин… Нет, в самом деле, мы непозволительно долго пренебрегали поддержанием родственных связей! Пока Ланвийн была маленькой, не хотелось подвергать ее тяготам путешествия. Ну и, конечно, все время мешали мои служебные обязанности. Ты сама знаешь, все эти скучные переговоры, бесконечное перекладывание бумажек с места на место, бюрократические формальности... Совершенно неинтересные, но, к сожалению, неотложные. Кто-то должен всем этим заниматься. Поэтому вам, к сожалению, придется поехать без меня.       — И сколько же нам предстоит радовать кузин и кузенов всех степеней родства, племянников, дядюшек, тетушек и прочих родичей своим присутствием?       — Думаю, с возвращением торопиться не стоит, — вкрадчиво заметил генерал-губернатор. — Да и зачем? Тебе ведь никогда не нравился Таннелон. Действительно, что в нем хорошего? Разве что море, но наши моря ничем не хуже. Так почему бы вам не остаться в родных местах, ну, хотя бы... до праздника Середины Зимы.       Альдриен взглянула на него не без сочувствия и лаконично посоветовала:       — Забудь об этом!       — Почему?!       — Потому что я, возможно, могла бы последовать твоему совету и уехать. Да и то если бы ты прекратил важничать и хотя бы намекнул мне, какая такая угроза внезапно нависла над Таннелоном. Но мне точно известно, что Ланвийн никуда отсюда не поедет. А значит, и я останусь с ней.       — Но почему не поедет?!       — Об этом как раз и собиралась говорить с тобой я. Дело в Тальреде. Он нравится нашей дочери. Даже очень. Насколько мне известно, Тальред остается в Таннелоне и покидать его пока не собирается. Поэтому и Ланвийн не захочет уезжать.       Тальред нравился всем. Даже самому генерал-губернатору. Молодой человек из влиятельной, знатной семьи, очаровательный, довольно легкомысленный, но очень милый и дружелюбный. Генерал-губернатор, впрочем, подозревал, что за всем этим легкомыслием и жизнерадостной непосредственностью скрывается острый ум.       Тальред принадлежал к тем аристократам, которые из-за восстания вынуждены были покинуть свои владения на Пандари и теперь избрали Таннелон временным местом своего пребывания. Многим необходимо было прийти в себя, перевести дух, оценить размер потерь и решить, стоит ли вернуться домой или осесть здесь, в окрестностях. Некоторые переселенцы, лишившись земель, которые обеспечивали им достойную и беззаботную жизнь, лишились вместе с ними и прежнего общественного положения. Некоторые теперь будут принуждены искать новые источники дохода или резко менять привычный образ жизни. Малоприятная перспектива, есть от чего расстроиться.       Но Тальреду и его ветви семьи это не грозило, они вовремя вложились в рудники Гулланктора, что было по нынешним временам дороже всех потерянных земель. Это последнее обстоятельство особенно хорошо характеризовало Тальреда, поскольку свидетельствовало о предусмотрительности — качестве, которое генерал-губернатор ценил едва ли не больше всех прочих.       Одним словом, Тальред действительно нравился генерал-губернатору. Но супруга имела в виду совсем другое «нравится». То «нравится», упоминание о котором неприятно царапнуло отцовское сердце. Этого еще не хватало! Этот парень, видите ли, «нравится» Ланвийн! И все это за его спиной?!       Когда у тебя есть дочери, вступающие в возраст невест, очень важно не ошибиться и не дать им совершить ошибку. Такие ошибки обходятся слишком дорого. А когда у тебя — одна-единственная дочь, не существует даже такого слова, чтобы описать всю деликатность и тревожность ситуации. Нет, ну как же это все не вовремя!       — Не стоит так хмуриться, — мягко заметила Альдриен, — нашей дочери уже семнадцать лет!       — Еще семнадцать! — возмутился генерал-губернатор.       — Ты же сам хотел, чтобы она вращалась в подходящих кругах. А Тальреда ведь никак нельзя назвать неподходящим?       Генерал-губернатору ничего не оставалось, как согласиться. И дражайшая супруга тут же воспользовалась этим согласием:       — Значит, у тебя нет принципиальных возражений против того, чтобы он со временем сделался нашим зятем!       — У меня-то нет, но вот что касается него...       — Но это же замечательно, что ты не возражаешь, — перебила его Альдриен. — В таком случае нам следует поспособствовать их сближению!       — И как же ты себе это представляешь?!       — Пригласи Тальреда к нам! Хотя нет, даже лучше, пригласим его на охоту. Прекрасное развлечение, к тому же полезное. Мы слишком давно не устраивали никаких увеселений для местного общества, пора это исправить, пока не пошли разговоры, что мы пренебрегаем своими обязанностями. И охота — это как раз то, что нужно!       — Кому нужно?! — простонал генерал-губернатор в пространство перед собой. Альдриен предпочла считать это вопрос риторическим и невозмутимо продолжила свою мысль:       — Мы не можем, конечно, повлиять на его выбор, но почему бы не дать молодым людям возможность побыть вместе в непринужденной атмосфере? Лучше, если ты его пригласишь, а не я. Тебе он точно не откажет.       Вот это было чистейшей правдой. Не откажет, даже если не любит охоту так же, как ее не любил и сам Тарвьел. Более того, не любил и верховую езду, тщательно скрывая это обстоятельство, поскольку если бы кто-нибудь узнал об этом, его авторитет среди военных, и без того не слишком высокий, рухнул бы окончательно. Он даже поддерживал разговоры о лошадях, которые находил, мягко говоря, не слишком интересными. Бесконечные обсуждения скачек, лошадиных статей, болезней копыт, аллюров, упряжи и прочей утомительной чепухи.       Особенно генерал-губернатор не любил собственного коня. Лентильв, горячий, породистый жеребец, какой и полагался ему по положению, отличался непреодолимой склонностью к лихим фортелям.       «Красавец», — восклицал каждый, кто его видел впервые.       «Мерзавец», — бурчал про себя его хозяин.       Ездить верхом Тарвьел, разумеется, был обучен с детства. Но верховая езда сама по себе не доставляла ему никакого удовольствия, скорее утомляла и раздражала. Особенно необходимость все время сдерживать и контролировать своенравное животное, направлять в объезд, не давая перескакивать встреченные препятствия. Сам генерал-губернатор был категорическим противником прыжков и всем аллюрам предпочитал легкую рысь, но вот Лентильв рассматривал любую ограду, любую расщелину на дороге или глубокий овраг как вызов своим силам. Ему это нравилось, мерзавцу, он все время высматривал подходящее препятствие, которое можно было бы перемахнуть, что изрядно раздражало его владельца и всадника. Ни на мгновение не расслабиться, хуже того, не поразмыслить о действительно важных вещах... Нет, верховые выезды были тяжелым испытанием для генерал-губернатора, и он старался по мере возможности избегать их.       Никто не знал об этой его слабости, кроме дражайшей супруги. Но сейчас она стояла перед ним с точно таким же требовательным и непреклонным видом, с каким обычно выступал Ленед, когда собирался заставить Тарвьела сделать что-то неприятное ему. Она выпрямилась во весь рост, губы твердо сжаты, брови сурово сведены. И неважно, что на ней вместо мундира — летнее нежно-голубое платье из тонкой воздушной ткани, а темные, почти без следа седины волосы собраны в изящную прическу. Зато глаза сверкали суровым блеском, заставляющим верить, что в голове Альдриен уже сложился план предстоящего сражения, а то и всей кампании. Да так оно наверняка и было.       — Но уместно ли организовывать развлечения в такой тревожный момент, когда нас ждет...       — Да, так что же нас ждет? — насторожилась Альдриен, почуяв шанс разузнать побольше о том, что он предпочитал скрыть ото всех, хотя бы на время.       — Никто точно не знает, и я не знаю! — вывернулся генерал-губернатор.       — А когда узнаешь?       — Через несколько дней, — неохотно ответил он. — Возможно... Но даже тогда не смогу рассказать тебе никаких подробностей.       К счастью, Альдриен не стала настаивать и давить на него еще сильнее, вместо этого уточнила:       — А прямо сейчас нам угрожает опасность?       — Нет, насколько мне известно.       — Вот и отлично. Значит, тем более стоит использовать оставшиеся дни с толком! Возможно, сейчас, во времена, когда прошлое печально, а будущее туманно и каждый день может принести новые бедствия, действительно не время для блестящих и великолепных балов или концертов, но ведь охота — совсем другое дело. Ну подумай сам, какой смысл отказаться от всех радостей, остановить жизнь, засесть по домам и заранее переживать, думая о том плохом, что может случиться?       — А если все же случится? — не выдержал ее супруг.       — Тогда нам всем хотя бы будет, что вспомнить!       — Я бы не сказал, что наблюдаю, что кто-то в этом городе отказывается от радостей жизни, — кисло заметил генерал-губернатор. — Разве молодые люди не танцуют по-прежнему каждый вечер на берегу моря, не катаются верхом и на лодочках?       Он, конечно, не издавал формального запрета на увеселительные мероприятия, но считал, что сограждане перед лицом обстоятельств могли бы проявить больше сдержанности. Кто-то и проявлял, но богатая молодежь — да и не только богатая; на Пандари, к сожалению, разделение детей лучших семейств и простонародья не всегда соблюдалось как должно, — так вот, молодежь определенно считала, что нужно забыть прошлое и наслаждаться настоящим. Все это непринужденное веселье — танцы до утра, музыка, костры на берегу, флирт, игры, пикники и купания — казалось генерал-губернатору крайне неуместным. Особенно когда его самого снедала тревога.       — Молодым можно и нужно развлекаться! Иначе они, чего доброго, заскучают. А уж от скуки недалеко и до всяческих глупостей.       — Может, уже пора не развлекаться, а, к примеру, собирать ополчение? И вместо развлечений стоит запасаться снаряжением и продовольствием. И лишний раз поупражняться в стрельбе?       — Превосходная идея, — снисходительно улыбнулась ему Альдриен. Так снисходительно, что Тарвьел почувствовал, что угодил в ловушку. — Они обязательно поупражняются. На охоте, которую мы для них устроим. Да и практическая польза от этих упражнений будет больше, чем от стрельбы по тарелочкам или неподвижным мишеням. Настреляют свежей дичи про запас. А ты напиши приглашение Тальреду.       — Я напишу, — выговорил Тарвьел, покоряясь неизбежному, — сегодня вечером.       — Сейчас, — поправила его Альдриен. — Если ты решился ему написать, зачем же затягивать? Он должен получить твое послание, пока у него не появилось других планов.       — Хорошо, сейчас! — послушно исправился генерал-губернатор, на что супруга с кроткой улыбкой заметила:       — Знаешь, я так рада, что мы с тобой во всех важных вопросах придерживаемся совершенно одного мнения.       Интересно, Тальред догадывается, что это будет охота на него? И если да, что он думает по этому поводу? Впрочем, решил генерал-губернатор, спускаясь по лестнице, пускай это будет проблемой Тальреда, а у него и собственных более чем достаточно.       После разговора с Ленедом генерал-губернатор в целом почувствовал себя увереннее и спокойнее, хотя тот не открыл ему ничего принципиально нового. Но разговор с супругой заставил его разволноваться с новой силой. Мало было других неприятностей, еще и охота. Лентильв. Тальред. Ланвийн. За что ему все это?!