Рассыпанные бусины

Анубис шёл, расправив плечи, потому что здесь, среди больных людей, населявших принадлежащий его повелителю «город» (слишком помпезное название для деревушки из десятка покосившихся домов), равных по силе ему не было. Уверенно, спокойно, зная, что каждый шаг остаётся позади чётким следом сандалий на холодном, рыхлом песке, давая понять всем и каждому, к какому именно дому он идёт. Анубису также известно, что след останется после того, как он уйдёт, забрав нужное. Бури или простого ветра, способного замести устрашающую дорожку, не предвидится ближайшие дни.

***

Он находит девчонку в пустой, полуразвалившейся халупе почти на окраине поселения. Там, собственно, куда указывали бестолковые мумии. Она жмётся к стене в самом дальнем от двери углу и смотрит на него, перекрывающего практически весь путь тусклого, дневного света, в котором, тем не менее, прекрасно видно летающую в воздухе пыль и ярко-голубые и будто бы стеклянные глаза — самое, пожалуй, красивое в этой некрасивой девушке. — Подойди. Чересчур тощей, чересчур чумазой, чересчур пугливой. Странным, противоестественным, образом припадающей на правую ногу. — От такой, как ты, даже избавляться не хочется. Сдохнешь сама. Говорит Анубис, не озабоченный её реакцией, её страхом, ей самой. Только лишь приказом своего повелителя и тем, как бы поскорее уйти из этого умирающего города. Смотрит сверху-вниз, превосходящий по росту и силе. Кривится, потому что зачем-то принюхался, и в чувствительный нос слишком сильно ударила вонь немытого тела. — Зачем вы тогда здесь? Девчонка говорит удивительно красивой, высокой тональностью, и Анубис склоняет голову к плечу, расщедриваясь на пару секунд дополнительного изучения. Что ещё приподнесёт, дабы набить себе цену? Набивает ли? — Проверить, остался ли в этом… доме кто-нибудь. — Видите. Только я. Она разводит в сторону тощие руки, переломать которые в запястьях легче-легкого. Собирает слёзы в уголках больших, словно бы детских, глаз. — Остальные умерли? — Некоторые. Остальные ушли. Девчонка нервно оглядывается по сторонам, с любовью во взгляде обводя пустые пыльные углы. Анубис кривится. Не проявил бы привязанности к похожему месту, будь оно даже треклятой колыбелью для щенка, которым он когда-то был. — Зачем вы пришли? Вновь смотрит на него, вновь переминается с ноги на ногу. Выжидающе, недоуменно, испуганно смотрит. О, как же Анубису нравились подобные взгляды… умоляющие, полные отчаяния и боли, взгляды обреченных на смерть, лишенных последних надежд. Запоминающих раз и навсегда, что у их смерти красные глаза и оскал острых клыков… О, как же Анубису нравились такие взгляды!.. И как ему противен взгляд этой девки, не выражающий и сотой доли эмоций. Страшно? Да, но за себя, а себя уже практически не жалко. Отвратительно. — Исполнить приказ повелителя. Хватает одного удара лапы с едва выпущенными когтями, чтобы лишить девку жизни, распоров тело от плеча до впалого живота.

***

Острый слух улавливает звуки боя, заставляя выскочить на улицу, прислушаться, дабы понять, что участники того неумолимо движутся сюда. На территорию, тщательно охраняемую его повелителем от посягательств извне, мальчишки-фараона или Кефера и его шайки. Будто она то, что стоит оберегать. Анубис скалится, брезгливо отряхивая когти от тёмной, вонючей, крови. Пока служит своему повелителю, должен соблюдать любую его волю. По звукам — тяжелому взмаху крыльев, свисту стали и неуместным шуткам — легко удаётся узнать Гора, его величество Кефера, и, конечно же, мальчишку, доставляющего в последнее время множество хлопот. Анубис разминается, поводит плечами. Больное подобие деревенского общества прячется за ветхими соломенными стенами, запирает двери на хлипкие деревянные засовы, верит в иллюзию ценности собственной жизни.

***

Гора удаётся сбить мумиям — он падает тяжелым камнем вниз, успевая разве что укрыться мощными крыльями, чтобы смягчить удар. Катится, разрывая землю, сметая напрочь дорожку следов Анубиса. Поднимается спустя долю секунды, готовый к отражению атак. Анубис, уважая такой ответственный подход, обеспечивает ему их. Кружит, с удовольствием замечая растерянность в ясных голубых глазах, неуловимую, присущую всем и каждому при столкновении с хитрым, расчестливым шакалом. Скалится и кусается. — Хватит игр! Вскрикивает птица, но парирующий удары Анубис смеётся — глумливо. Не соперник. Ему уж точно. Совершает очередной выпад, и скалится, видя зависнувшую в воздухе фигуру юного фараона. Зло, раздраженно. Не любит мальчишку гораздо больше Кефера, самодовольного и эксентричного, вертящегося между окружившими его мумиями. Потому что тот лезет в чужой поединок, и толкает в спину, заставляя глупо покатиться, создавая новую каллею, поменьше, и сбить по пути пару тупорылых мумий. — Страйк!

***

— Тут раненная! Кефер, Лео! Гор осторожно поднимается девушку на руки, выносит на улицу, хотя в полумраке уже понял, что шансы на выживание крайне малы. Кожа от правого плеча до левого бока распорота до обнажения красных мышц. Тело залито кровью, тёмной и липкой. Пульс практически не слышен и, если ей в ближайшее время не помочь… — Зачем им понадобилось делать всё это, Кефер? Спрашивает Лео, подбегая ближе. Он ещё очень юн и поэтому крайне впечатлителен: полуразрушенная деревня с её пугливыми, больными на вид, жителями, кажется, поражает его, как бы последний фараон не старался скрыть этого за расправленными плечами. — Зачем, Кефер? Ещё и Анубису… Что можно сделать, Гор? Как ей помочь? — Шансы есть? — Есть, но мало. Чудо, что она вообще осталась жива. — Может, это мы ему помешали? — Вполне возможно, Лео. — Может быть, её перенести в мой мир? До Золотого города она не долетит?.. — Там ей помогут? — Не знаю… наверное… во всяком случае там есть анестезия… и специальные инструменты…

***

Свет, яркий, слепящий. Маал чувствует интуитивную тревогу — свет кажется ей противоестественным. Тянется, пытаясь рукой закрыть глаза, но замирает — тело практически не отзывается на зов, едва шевелятся пальцы. — …тише… тише… Шум посторонних звуков и испуганный, совсем как она, голос. Мужчины… мальчика… — Ни… — Нет, вам нельзя ещё говорить. Попытайтесь успокоиться. Глаза разлепляются с трудом. Она не дома — всё вокруг белое, слишком светлое, таких оттенков Маал никогда не видела. Она лежит на чём-то твердом, прохладном. Неприятно саднят локтевые сгибы. Где она? Что случилось? Шакал ударил её? Она умерла? Почему тогда так неприятно? Голову заполняют вопросы, ползут в вязком тумане, в который почему-то превратились мысли, заявляют о себе, выглядывая из этого самого тумана, отзываются ударами в виски. Больно. Неприятно. — Вам нельзя нервничать! Больно! Неприятно! Всё тело будто бы стало одним большим куском пульсирующей боли! — К…то в-вы?.. Г…д…е я?

***

— На самом деле, я не знаю. Признаётся Лео, когда, после успешного лечения, встаёт вопрос об устройстве жизни Маал в его мире. Устройстве временном, конечно, пока Кефер и остальные не разберутся с той странной деревней вблизи Тёмной пирамиды и с причиной покушения Анубиса на девушку в частности. Кефер, с которым они и разговаривают в закутке около палатки Маал, терпеливо выслушивает его. — Мои родители и так покрыли большую часть лечения, а уж про обеспечения её жильём и работой… не знаю. Ну, работу в принципе знаю, мелким постоянно няня нужна, ни одна дольше месяца не держится, а вот жильё… Вы случайно не можете создать прибор для…ну… добывания денег? Хватило бы небольшой суммы. Всё же она девушка взрослая, судя по виду, с родителями не живёт. — Деньги? Я могу дать несколько монет из сокровищницы, только не знаю, ценятся ли они в твоём мире. — Конечно ценятся, Кефер! Вопрос лишь в том, насколько. Ну, я думаю, для оплаты на комнату или даже квартирку небольшую хватит. Наверное. Не знаю… Ты думаешь, эта девушка зачем-то нужна Эксатону?.. Или не так… она почему-то не нужна ему? — Мы выясним это, Лео. А ты пока позаботься о ней. — Хорошо, Кефер.

*****

Анубис наблюдает, затаившись на крыше одного из окружающих домов. Сгустились сумерки, но мальчишка отсутствует, и в зажженных окнах дома лишь его брат и сестра, пререкающиеся о чём-то с молодой девицей, у которой длинная коса жестких, тёмных волос. Миссия вот-вот станет проваленной, и Анубис скрипит зубами, кривясь от неприятных ощущений — человеческие зубы гораздо мягче естественных клыков. Щенки, пусть и одной с мальчишкой крови, поведать ничего не смогут. Девчонка, совершенно бесполезным образом занавесившая кухонное окно прозрачными шторками, тем более — раньше её в окружении мальчишки Анубис не видел. Но он не уходит, зная, что мальчишка ещё ребёнок, и законы этого мира слишком мягки, чтобы позволять детям гулять после полуночи. Рассчитывает, что тот вернётся раньше. Десяти. Одиннадцати. Полуночи. В тусклом розоватом свете ночника профиль девчонки — няни, не трудно догадаться — кажется Анубису мягким и таинственным. Он прекрасно видит, как едва различимо шевелятся тонкие губы, рассказывая сказки, как хлопают густые ресницы. Часа. Он наблюдает за ней, пьющей из кружки перед кухонным окном, ушедшей вглубь дома после. Хочет услышать её голос, заскучавший на своём наблюдательном посту. Двух. Следит, как она ходит из стороны в сторону, легко жестикулирует, очевидно, разговаривая с кем-то по телефону. Не без интереса отмечает, что она скрывается за дверью, очевидно, в ванную комнату, и выходит в темном халате поверх светлой футболки и бридж по колено. Ноги у неё тонкие. Трёх. Устало, а от того путано думает о том, что, исполняя волю повелителя, начал забывать о себе. Когда перед тем, как погасить свет в одной из спален, девица подтягивается, поворачиваясь в профиль, позволяя оценить плавные изгибы женского тела. Уходит ни с чем.

***

— Вам что-то нужно? Девчонка спрашивает с любопытством, чуть склонила голову. Голос у неё приятный — высокий и нежный. Анубис смотрит на неё, чуть прищурившись. Загорелая, с крупным носом, не похожая на итальянку, с какого ракурса не посмотри. Жительница Золотого города, представленная к мальчишке дополнительной охраной? Но не выглядит таковой. Слишком смущена, слишком скована и стройна для воина, типа Нейт. Смотрит без стали во взгляде. — Ничего. Я иду мимо, и тебе советую идти туда, куда шла. Анубис ещё раз осматривает её. Что-то в её голубых глазах кажется неуловимо знакомым, будто он видел их раньше. Тянет интуитивно принюхаться, опознать по запаху, но сейчас — в этом теле — это не принесёт результата. Человеческое обоняние гораздо хуже его собственного, и приходится лишь досадливо цокать языком, улавливая только поверхностные ароматы. Девчонка явно принимает цоканье на свой счёт и спешит уйти, едва заметно покачав головой. Анубис наблюдает, смотрит вслед. Походка у девчонки спешная, широкие бедра соблазнительно покачиваются из стороны в сторону, и невольно приходит мысль, уж не его ли внимание девчонка пытается привлечь. Мысль приятная.

***

В другой раз он встречает её неслучайно случайным образом у дома мальчишки. Девчонка идёт ему навстречу с небольшим пакетом и рюкзаком на широких плечах, задумчивая, мечтательная. Чёрные волосы собраны в высокий хвост, а лёгкий ветер при движении колышет полы платья до середины голени, светлого, по фигуре, обнажая ещё больше загорелой кожи. Анубис находит девчонку даже красивой и замечает, что смотрит на неё дольше положенного и весьма заинтересованно, как на ту, с которой можно приятно провести время. Фыркает на самого себя — думать о таком, когда мальчишка всё ещё не в руках Тёмного Фараона! Задумывается, заметив, как ветер поднимает платье до острых коленок, словно спрашивая, точно ли стоит жертвовать своим комфортом или можно позволить себе расслабиться. Ухмыляется уголком губ.

****

Сначала Маал пугается его напора, ведь мужчина странным образом оказывается там же, где она. Будто караулит, замышляя нечто ужасное и страшное, что-то, что она спешила отринуть от себя, едва коснувшись. Маал не совсем понимает это, но сравнивает с пережитым красные глаза оскаленные клыки острая пронзившая тело боль, настолько яркая и сильная, что не оставила после себя ничего И интуитивно избегает, не желая даже чего-то похожего. В отличие, кажётся всё чаще и чаще, от этого пугающего человека. Ведь он вновь здесь, вновь прислонился к стене дома в узком переулке и поворачивается к ней, как только Маал выходит из-за угла. Только в отличие от предыдущих раз, он выпрямляется и идёт к ней навстречу, отчего хочется развернуться и убежать как можно дальше. Но Маал замирает, испуганно глядя на приближающегося. Был бы это любой другой переулок, не примыкающий к дому Уокеров, она бы побежала не задумываясь, потому что был шанс больше не встретится с ним никогда. Но сейчас они находились почти что у дома семьи, которая дала ей работу и познакомила с жизнью на Земле, и Маал не могла оставить их, не могла сделать шага назад, пусть и уверенная, что причина нахождения незнакомца здесь — это она сама. А тем времен незнакомец приближается, неумолимо большой тенью надвигаясь на неё. — Ч-что вам нужно? Спрашивает Маал, стараясь сделать свой голос твердым, но прекрасно сознавая, как она выглядит, едва ли не поддаваясь крупной дрожи. Мужчина улыбается, и улыбка его кривая, на один уголок рта, обнажающая крупные зубы. — Не бойся, девчонка. Произносит он грубым хриплым голосом и засовывает руку в карман пыльного, потрепанного плаща, доставая оттуда… Коробочку конфет. И с этого момента начинают происходить странные для Маал события. Бутч Инпус попадается на глаза всё чаще, всё чаще пряча от её взгляда и даря впоследствии различные угощения или же милые безделушки — «форфоровых» собак разных окрасов и пород. Неумело заговаривая о погоде и делясь тем, что раньше ни с кем так не общался, он располагает её к себе вопреки здравому смыслу, советующему бежать от этого человека. Маал всё чаще улыбается, и всё чаще «выглядит необычно довольной», как замечают её настроение любопытные близнецы. И в один из дней, по истечению практически месяца странного общения между двумя людьми, она соглашается стать его. Потому что чувствует — так надо.

*****

(Benefit — Sex Sells) Маал волнительно ложиться в постель с мужчиной. Волнительно до быстрого биения сердца, легкой головной боли и учащенного дыхания, до онемения кончиков пальцев и невыносимого жара на щеках, будто бы их долго-долго тёрли. Пусть и с ним, с прекрасным и понимающим, добрым и сильным, изредка нелюдимым и грубым. Маал знает, что он не обидит её, но всё равно спина липнет к простыням, а ноги дрожат, пока она держит их согнутыми в коленях и слегка разведенными в стороны. Корит себя за это, ведь таким, как Бутч, уверенным в себе и непонятно по каким причинам выбравшим её, не понравятся страх и зажатость в первую ночь любви. Непонятно, как избавиться от этого, ведь шум в душевой уже стихает, и вот-вот откроется дверь… И появится он. Который, почти бесшумно забравшись на кровать, нависает над Маал, и очень хочется открыть глаза, посмотреть на него, но она не может приказать себе… пока не чувствует, как лица касается грубая шерсть, а хватка на руках не превращается в болезненную из-за выпущенных когтей. Распахивает глаза и вскрикивает, когда видит Анубиса. Её кошмар, её погибель, верного солдата Эксатона. Дергается, пытается истерически вырваться, но он держит крепко и смотрит, смотрит, смотрит волчьими глазами. Когда острые когти рвут рубашку, Маал вновь вскрикивает, закрывается руками в попытке прикрыться, но терпит неудачу — Анубис без боли, но весьма ощутимо стискивает предплечья практически у запястий и чётко предостерегает не делать этого. Маал не может смотреть на него, проходящегося жадным взглядом по обнаженной груди и длинному косому шраму, уходящему под пояс разорванного верха, к левому бедру. Дрожит, послушно разведя руки в стороны. — Это мальчишка спас тебя? Спрашивает Анубис, и, не сдержавшись, обводит шрам подушкой пальца, чувствуя, как трепещет под рукой девичье тело. — Д-да. Отвечает Маал, не видя смысла таить это от Анубиса. Ёрзает на постели, будучи не в состоянии скрыть переполняющие её эмоций и желания отстраниться, уйти от напрягающих прикосновений. — Я должен сказать ему «спасибо». Рычит он, и Маал в удивлении распахивает глаза. Анубис пугает её. Оскаленной пастью, полной острых клыков, тёмной шерстью и стальным взглядом красных глаз. Пугает острыми холодными когтями на коже, линии шрама, и силой горячего тела, прижавшего её собственное к кровати. Слова, что он говорит, кажутся вдвойне странными. — За то, что он спас меня? — Да. Мне нравится твой запах, девчонка, он пьянит меня. Морда опускается к ней и сухой нос касается шеи. Маал вздрагивает, замерев, не смея даже пошевелиться. Анубис проводит шершавым языком по её коже, и Маал вскрикивает, жмурясь, сжимаясь в комок. — Я не уйду отсюда, девчонка. Так что расслабь своё тело. — Вы не могли бы… стать… им? Спрашивает она тихим, едва различимым шепотом. Анубис поднимает голову, чтобы заглянуть на её лицо. — Я и есть он, девчонка, и не буду ради тебя менять своё истинное обличие. Маал вздыхает. Собирается с мыслями и обнимает шакала за мохнатую шею, целуя губами в уголок пасти. — Хорошо. Только, пожалуйста, будьте нежным. Говорит она, и Анубис чувствует слезу, что катится по её щеке. Это… задевает. Не меняет сознание, не убеждает в том, что надо уйти, отказываясь от собственных желаний, но заставляет… быть мягче. Сделать так, как девчонка, от вида которой под собой он чувствует понятный жар, просит его. Анубис смотрит на неё, зажатую, неловкую, несколько секунд и наклоняется, касаясь кончиком языка шрама, ведя по всей его длине. Чувствует, как девчонка немеет, как перестаёт дышать, и как в ответ бешено колотиться её сердечко. Ощущая отголоски её мыслей, её эмоций сокровенное что-то, что нельзя трогать он аккуратно снимает джинсы, усмехаясь тому, что девчонка помогает ему в этом. Спускается ниже, закручивая спиралью кривое окончание белой полоски у едва выпирающей тазовой косточки. По подрагивающему животу скользит языком ниже и останавливается у промежности, будучи не в силах не взглянуть на девчонку. Смотрящую на него в ответ, стискивающую мягко убранными с его шеи руками простынь, прерывисто дышащую. Она не говорит ничего, и Анубис касается языком её сухого лона. Играет с клитором, обводя его самым кончиком, жадно наблюдая за реакцией. Девчонка вскрикивает и откидывает голову на подушки. Анубис касается входа во влагалище. Обводит пару раз и его, прежде чем проникнуть, а проникая, мягко исследует каждую стеночку, уделяя внимание самой верхней, от касания к которой девичьи бёдра интуитивно приподнимаются, и приходится обхватить их руками, удерживая на месте. После скользнуть дальше и ощутить ожидаемое и безумно приятное. Эластичную преграду, не цельную, но достаточную для понимания. Остановиться перед ней, как перед дверью, за которую — пока — нельзя ступить. Обвести круговыми движениями увлажненные слюной и только слюной стенки… вспомнить и мягко, осторожными движениями, начать массировать клитор подушечкой большого пальца. Не торопливо, без спешки, чуть толкаясь в самую верхнюю стеночку девичьего лона. Слыша, как девчонка стонет, и чувствуя склизкую влагу и острый запах её мускуса, пьянящий, сводящий с ума. Анубис ускоряет движения, безошибочно определивший, что подмахивающая бёдрами девчонка готова к этому. Толкается языком глубже, сильнее, немного задевая и эластичную преграду. Закрывает глаза и сам — к удивлению — едва не кончает, когда девчонка с громким стоном забывается в наслаждении, сжимаясь вокруг него, горячо, вызывающе пульсируя. Пробует её соки, как самое лучшее лакомство, и отстраняется, поднимаясь, чтобы взглянуть на неё. Девчонка расслабленна, прерывисто дышит и смотрит яркими, влажными глазами. Её руки прижаты к груди, а ноги широко расставлены. Одна согнута в колене, другая — лежит на постели, и весь вид девчонки в целом — привлекательный, зовущий. Анубис кладёт руку на тонкую талию. Смотрит, наблюдая за реакцией, которой не следует. Мягко тянет в сторону, и девчонка послушно поворачивается, обнажая спину и выпирающие лопатки. Он приподнимает её бёдра, не требуя, чтобы девчонка поднялась на локтях. Ложится, едва касаясь грудью спины и дышит в шею, перебивая щекоткой предстоящий дискомфорт. В том, что девчонка испытает боль, Анубис сомневается. Слишком влажная, с мышцами, всё ещё слабыми после оргазма, и хорошими особенностями строения. Войти в неё приятно до безумия. Удержать в руках, когда дёрнется, простонав, лизнуть взмокшую шею, собрав капельки пота. Подождать несколько секунд и начать двигаться, обхватывая за бёдра, выпрямляясь, отдаваясь ощущениям и открывающимся видам. Когда она жалобно всхлипывает спустя несколько минут и, кажется по приглушенным звукам, кусает подушку, Анубис ускоряется, заводимый её реакцией. Сжимает кожу сильнее, входит глубже, слыша пошлые шлепки и прислушиваясь к смеси запахов. Почти вбивается до едва слышного скрипа кровати и изливается с хриплым рыком, чувствуя, как её лоно невыразимо восхитительно пульсирует вокруг его плоти. Когда Анубис выходит из неё и тяжело падает на другой край кровати, девчонка поворачивается к нему спиной и тянет колени к груди, но он не обращает на это внимание.

***

Маал сложно включиться в прежний ритм жизни. Сложно больше не ждать встреч, предвкушая интересные разговоры и чудесные по своей природе взгляды. Сложно… абстрагироваться, посвящая себя работе и двум невыносимым детям, от того, что её возлюбленный оказался тем, кого она боялась и ненавидела. Кто оставил ей огромные раны, со временем затянувшиеся в кривую линию шрама, вечное напоминание её слабости и чужой жестокости. Что Анубису от неё что-то было нужно. Её тело, она сама, её запах, не просто же так он говорил ей все эти слова и… был нежным, когда Маал просила его об этом? Маал не могла понять перемен в его поведении с ней. Он ведь при первой встрече, когда ещё не были знакомы, едва её не убил, а спустя время не только не спешит убивать, но и говорит, что надо бы поблагодарить Юного Фараона. Неужели жестокий Анубис привязался к ней за то время, пока был в облике Бутча? Верилось с большим трудом. Но как иначе можно было объяснить то, как он брал её. Что он вообще это делал, а не напал, на этот раз точно завершив бы дело. Значит, он стал что-то чувствовать к ней. Что-то, что не собирался озвучить и чему давать развитие, ведь Анубис не забрал её с собой, не поговорил после и вообще ушёл, стоило ей уснуть. Могло ли это что-то быть низменными инстинктами, банальной похотью, для удовлетворения которой Анубис решил выбрать именно её? Как не горько и неприятно было это признавать, вполне могло. Он ведь овладел ею, лишил невинности и просто ушёл, не обратив внимание на переполнившие её после эмоции. Просто ушёл, не сказав ничего, не оставив записки. Маал каждый день напряженно ждала новой встречи, и ожидание медленно сбивало ритм её жизни.

***

— Стой. Говорит хриплый голос позади, и Маал останавливается, с пакетами из магазина в руках, в летнем белом сарафане и нервном напряжении. Узнает сразу же и сразу же начинает бояться, чувствуя, как немеет тело настолько, что развернуться или просто сдвинуться с места не получится. — Что вам… нужно от меня? Только и спрашивает она. Прикидывает, успеет ли добежать из переулка до основной улицы, туда, где есть люди, и где она будет в относительной безопасности. Попытаться можно, только, пожалуй, это будет её последняя попытка сделать что-либо в своей жизни… Но Анубис ведь не собирался её убивать? С чего она тогда решила, что он не собирается сделать это сейчас? Маал не знает, но очень хочет знать. Он грозен и опасен даже в человеческом обличие, потому что смотрит янтарными глазами и скалится почти что звериной пастью из ряда крепких, острых зубов. Крупный и сильный, которому наверняка достаточно рывка, чтобы настичь её. — Мне… понравилось наше свидание, девчонка. Я хочу повторить его. — С-сейчас? — Сегодня. Маал смотрит на него испуганно, хлопая глазами и не зная, что сказать, чтобы не терпеть повисшую тишину и дать понять, что она не хочет этого. Ни сегодня, ни когда-либо ещё в этой жизни. Не с ним. Не с обманувшим её Анубисом, который оставил ей незаживающие шрамы и забрал невинности, наверняка лишив перспектив счастливого брака. — Нет. Я не могу. — Я не спрашиваю, девчонка. Он подходит к ней, возвышаясь скалой, и Маал с болью вспоминает, как мечтала спрятаться за этой самой скалой от всех бед и несчастий. Касается её щеки тёплой большой рукой и нежно гладит кожу, не отрывая янтарного взгляда от её глаз. — Запомни, девчонка. Никогда не спрашиваю. Буду ждать тебя в том же отеле и только попробуй не прийти. Я знаю, где ты живёшь и с кем работаешь. — Я… поняла. — Умница. Анубис продолжает стоять, задумчивый, гладящий щеку кончиками огрубевших пальцев, будто хочет сказать что-то ещё и, если честно, у Маал нет никакого желания слушать это. И потому, что неинтересно, и потому, что тело и мысли скованны смущением, стыдом и паникой.

***

(зара — для нее) Приходить в тот же отель невыносимо стыдно. Создаётся ощущение, что все вокруг знают, зачем Маал пришла ещё раз, с кем будет, и что совершит. Что все вокруг осуждают, хоть это и не так, потому что многие лишь кидают мимолетный взгляд, возвращаясь к своим собственным делам, но Маал всё равно трудно абстрагироваться от этого. — З-здравуствуйте. Говорит она, и голос слегка дрожит, сиплый и будто бы не её. — У меня бронь на имя… Бутча Инпуса. — Одну минутку. Всё верно, да. Номер 507, на пятом этаже. Ваши ключи. — Ключи? Мистер Инпус ещё?.. — Да, он сказал, что может так получится, что Вы прибудете раньше. — Х-хорошо, спасибо. — Всего доброго.

***

Новость о том, что она будет в номере какое-то время одна, немного успокоила Маал. Поднимаясь в лифте на нужный этаж, она не без интереса рассматривала выкрашенные в тёмный стены, светящиеся приятным глазу голубоватым светом кнопки и — искоса — огромные зеркала, в которых в полный рост отражалась сама. Минуты одиночества давали возможность собраться с мыслями, изучить снятый номер и смириться с тем, что предстоит этим вечером и этой ночью. Близость с чудовищем, принявшим облик человека, которого, казалось, Маал успела полюбить. Унижение, захватывающее после, когда последние следы постыдного удовольствия покидают тело. Страх прикосновений и того, какими они могут стать в зависимости от чужого настроения. Маал шумно вздыхает, обхватывая себя руками. Лифт едет удивительно долго, но наконец мягко щелкает, оповещая о прибытии. Коридор длинный, стены и пол в нём едва различимы в царящем полумраке, но Маал старается не зацикливаться на этом, ухудшая и так невесёлое настроение. Номер встречает её контрастирующими лучами закатного солнца, пробивающимися через большое окно и доползающих практически до самого порога; простором и визуальной простотой, выражающейся в пастельного цвета обоях, мягких коврах и минимуме мебели, среди которой выступает ярким пятном только большая, роскошная кровать, застеленная белым одеялом. Маал едва не выворачивает наизнанку, но она быстро подавляет такую трусливую реакцию. Разувается, неспешными шагами проходит по полу, ощущая нежность коврового ворса, к окну и несколько минут просто наблюдает за красками заката, позволяя себе время на отвлечение. Когда они бледнеют, Маал ещё раз оглядывает комнату, замечая шкаф с несколькими вешалками и длинный комод чуть поодаль, с четырьмя дверцами и двумя полками. Обстановка в номере приятная и легко бы стала уютной, если бы Маал могла позволить себе расслабиться, став относиться к предстоящей встречи менее серьёзно и категорично. Потому что пока она лишь садится на край роскошной кровати с мягким одеялом, лишь сжимает его едва ощутимо в собственных руках, ожидая громкого стука в дверь, ведь ключи у неё, и один из них торчит в замочной скважине. Не так долго, чтобы искусать саму себя неприятными мыслями. Не так быстро, чтобы успеть окончательно взять себя в руки.

***

Анубис остановился у двери снятого номера, прислушался к тишине, доносившейся оттуда и удержал себя от того, чтобы принюхаться, так и не привыкнув к бесполезности обоняния в человеческом облике. Постучал громко костяшками пальцев и стал ждать, осведомленный о том, что девчонка прибыла на место примерно за полчаса до него. Хотелось увидеть её, вдохнуть запах яблочного шампуня, слишком сильный, а оттого не похожий на настоящий, втянуть носом — обратившись истинной формой — приятный запах девичьего тела, смутно похожий на слышанные ранее и не похожий вообще. Анубис и сам не мог понять природу подобного явления. Там, при самой первой встрече, единственное, что показалось ему особенным в тощей, запуганной фигуре — это яркие голубые глаза, красоту которых легко перекрывало чувство омерзения при одном взгляде на грязное тело и мольбу в этих самых глаз. Мольбу спасти никчемную, ненужную никому жизнь в грязи и нищете. И только потом, когда он встретил её несколько недель спустя, живую, расцветшую и заметно преобразившуюся, когда решил, что можно поиграть с няней детей одной с Лео крови, что-то надломилось в нём. Голубые глаза начали сиять для Анубиса (Бутча) ярче, как и неловкая, нежная улыбка, а запах девичьего тела, чистый, нетронутый ничем и не кем, будоражил сознание. Он не мог назвать причин этого, хоть и разбирал не один час в своих покоях в Тёмной пирамиде. Тщательно, подвергая анализу каждую мелочь и приходя к выходу, что виной всему были либо её тёмная, больная кровь, свойства которой всё ещё интересовали Сехмет, либо голубые глаза, сияющие во тьме звёзды, заколдовавшие его. Поскольку мысли о девчонке не оставляли его и после того, как он, в очередной раз потерпевший поражение, ушёл, и после, когда голова не была забита попытками расправится с Лео и его — порой весьма забавными — шутками. Он признавался сам себе, что хотел бы увидеть её ещё раз. Не ту, которую встретил, другую, потому что что-то в ней всё-таки было цепляющим. И Анубис увидел. И сейчас чувствовал сладкое предвкушение от того, что она — послушная и прекрасная в своей хрупкость и покорности — ждёт его по ту сторону двери.

***

Открывать дверь не хочется, но Маал знает, что будет, если прогневить Анубиса. Знание фантомно ноет, тяжелое, невыносимое, проходящее через всё её тело. Она идёт к двери неспешно, отчего-то воображая пол чёрной бездной, над которой натянута тонкая верёвка из жестокого волокна, ранящая ноги, но не позволяющая идти быстро. Каждый шаг — новая царапина, новая волна неприятных ощущений. Маал открывает дверь, прекрасно зная, кто за ней стоит, однако всё равно теряется при взгляде на лицо Бутча и его высокую, грозную фигуру в светлом плаще. Потому что что-то крохотное и очень тёплое ёкает в сердечке, навевая успокоение.

***

После Маал уходит в ванную комнату, чтобы привести мысли в порядок и ещё немного побыть одной, в ощущение безопасности и душевного спокойствия. Она также собирается принять душ, вед прекрасно знает, что Анубис не отпустит её, как бы она не просила и не умоляла. Потому что злой, потому что ему понравилось спать с ней. Брать её, как кобель берёт суку, не думая о том, что «порченная» Маал не будет нужна никому. Никто не полюбит её, никто не возьмёт замуж. Никто не подарит ей семью, которую Маал потеряла. Не вернёт ощущения счастья и спокойствия, самого теплого и прекрасного на свете тепла и уюта. Маал смотрит на себя в большое зеркало без рамы и стирает слёзы в уголке глаза. Не нужно плакать, не нужно рыдать. Уж точно не сейчас. Ведь, в конце концов, у неё есть Тоби и Джульетта, за которыми она присматривает. У неё есть подруга в лице пожилой соседки, с которой Маал иногда пьёт чай с восхитительным персиковым пирогом. Она не одна, хоть так и кажется. С ней воспоминания, бережно хранимые в сердце, и надежды на лучшее, надежды на то, что она сможет найти Наал и воссоединиться с сестрой. Проверяет, плотно ли закрыта дверь, и раздевается, аккуратно вешая платье и складывая бельё, спрашивая себя, стоит ли надевать его или лучше просто надеть махровый халат. Краснеет, качая головой. Душевая удобная. Это не кабинка, куда нужно заходить аккуратно, минуя скользкую плитку пола, а настоящая маленькая комнатка шириной в пять её шагов и длинной в два. С душом у стены и полочками под ним. Маал смущают только стеклянные дверь и стенки по обе стороны, но она старается не задумываться над этим, успокаивая себя тем, что к ней Анубис точно не зайдёт — ручка есть лишь на внутренней стороне двери. Поворачивает краны, подставляя голову и лицо под теплые струи воды, заходя под поток целиком, позволяя смывать с себя тревоги и волнения. Нашаривает на полочке шампунь в крохотной упаковке и выдавливает на ладонь, принюхиваясь. Смесь пахнет прекрасным хвойным лесом, и Маал улыбается, обещая себе как-нибудь увидеть подобные леса собственными глазами и, быть может, подержать в руках «шишки» и «хвоинки». Наносит на волосы, начиная массировать мягкими движениями, находясь в прекраснейшем ароматном облаке. Если закрыть глаза, кажется, будто действительно находишься где-то в лесу. Если принять шум душа за шум ручья или водопада, а запах — за запах деревьев. Сосен или елей. Маал смывает пену нехотя, наблюдая, как белые комья, похожие на вату, уходят в решетку слива. Хмурится, слыша далекий хлопок двери и чувствуя внезапный холод, но успевает лишь обернутся, ощутив сковавший всё тело страх. Анубис стоит за её спиной, не придерживающий стеклянную дверь, открывающуюся в обе стороны. Шумно дышащий, в своём истинном обличии, он пугает Маал, кажущуюся на его фоне крошечной. Не так, как напугал, будучи неясным тёмным пятном, что уловило переферическое зрение. — Пожалуйста. Маал не знает, о чём именно просит. Просто замерла статуей, просто смотрит испуганно, наверняка, как оленёнок из мультфима, что они с близнецами недавно видели. Просто прижимает мочалку к груди, надеясь, что закрыла достаточно, чувствуя, как ручейки воды змеяться по телу вниз. Анубис наблюдает за ней пару секунд, кажущиеся вечностью, но по их истечению, сокращает в пару широких шагов расстояние и прижимает Маал к боковой стене. — Пожалуйста! Просит Маал и закрывает глаза. Когтистые лапы по обе стороны от её головы, прямо напротив — страшная шакалья морда. — Пожалуйста. — Смотри на меня. Мужской голос неожиданно хриплый и спешный, звучит почти-неразборчивым рычанием. Маал слушается, от эмоционального напряжения не в состоянии сдержать улыбки при виде прижатых ушей, мокрой шерсти и четких капель, одна за другой скатывающихся по носу. Анубис наблюдает за ней так пристально, что Маал понимает, что моргает мужчина рефлекторно и вынужденно. Смеётся, убирая пальцы нависшие на одном из висков капли. — Я люблю тебя, девчонка. Я хочу тебя. Твоё тело и твою душу. Я люблю тебя. Буквально выгавкивает Анубис, и Маал замирает с рукой на его морде. Глупо хлопает глазами, не противится, когда мужчина прижимается к ней, когда лижет в шею. — Я хочу быть с тобой. Хочу, чтобы была со мной. Хочу, чтобы была со мной счастлива. Маал не может ничего сказать в ответ, но позволяет приподнять себя. Но обвивает ногами талию и цепляется руками за крепкую шею, принимая ласки. В этот раз куда лучше, чем в предыдущий. Маал не думает о том, с кем и как, не думает, что будет с после, прокручивая в голове «хочу, чтобы была счастлива», сказанное отрывисто, сказанно практически сорванно. Откидывает голову к стене и стонет от удовольтвия, когда шеи касается влажный язык, а в лоно, раздвигая половые губы, входит горячая твёрдая плоть. В этот раз есть лишь наслаждение от каждого толчка, есть лишь ощущение собственных пальцев на крепкой спине. Маал не любит Анубиса. Не чувствует «единства, от которого хочется петь и обнимать весь мир», как говорила Феида, «единства, перерастающего в крепкий счастливый союз». Но она ощущает чужие эмоции, видит, насколько мужское тело скрывает её собтвенное, и вот-вот разорвётся от огромной волны жара, что поднимается от промежности, расползаясь по всему телу и задерживаясь в голове. Маал не знает многого, но интуитивно понимает, что её — их — единство немногим хуже.

***

Она спит, и Анубис мягко встаёт с постели, позволяя себе несколько секунд безмолвного наблюдения. Скользит по рассыпавшимся по белой подушке чёрными волосам, спокойным чертам лица, мерно вздымающейся груди, находя Маал прекрасной. Она обнажена, и тонкая ткань покрывала едва прикрывает изящные изгибы, но Анубис находит это самым восхитительным на свете. Он тянет руку, чтобы отвести прядь волос с глаз и заправить за ухо, но одергивает себя: это разбудит её. Маал должна спать, когда он уйдёт, иначе нарушится то хрупкое, что родилось между ними. Она вновь посмотрит на него, как жертвенный ягнёнок, а Анубис не сможет покинуть её, зачарованный яркостью голубых глаз. Нужно, чтобы сама Маал остановила его. Сама потянула обратно или просто коснулась взглядом, дав понять, что не хочет оставаться одна. Анубису кажется это правильным. После того, что было в душевой кабине. После всех слов, что были там сказаны. Он вбирает напоследок её лёгкий запах всеми лёгкими. Выпрямляется, готовясь уйти, но Маал ловит его за руку.

********

Лео нахмурился, не веря своим глазам. Нет, конечно он им верил, просто не хотел верить. Потому что вряд ли кто-нибудь, оказавшись на его месте, сделал бы тоже самое. Лео вместе с родителями и близнецами был на отдыхе в отеле (в рамках программы «отдохни от своего привычного места обитания») и, возвращаясь в делимый с младшими номер, увидел Анубиса. Тот мелькнул вполне обыденный, расслабленный и чем-то очень довольный, в своём человеческом обличие, и скрылся за поворотом. И Лео, конечно же, остановился как вкопанный. Чтобы преспешник Эксатона спокойно отдыхал в отеле и улыбался до ушей? Немыслимый бред! Значит, решал про себя Лео, приходя к выводу, что, для безопасности людей и своей семьи в частности, поверить увиденному всё-таки нужно, необходимо обязательно проверить, что именно Анубис задумал. Отравить всех в отеле каким-то газом? Запереть все двери и окна, выпустив на них какую-то древнюю тварь, типа Шу или того хуже? Лео вздохнул. Ни минуты покоя! Посмотрел по сторонам, выждал для верности пару секунд и на цыпочках пошёл следом, стараясь, чтобы мягкий ковёр проглотил не только его шаги, но и кроссовки до самых шнурков. Остановился у поворота, осторожно выглянул, тут же вскинув брови. В руке у Анубиса был пакет из пекарни на первом этаже! Маленький бумажный пакетик, немного прилипший изнутри к выпечке. Лео проглотил слюну и заставил себя не отвлекаться. Это в фильмах злодеи только и делают, что злодействуют, а в реальной жизни они — такие же люди. На порядок злее и наглее, но что тут поделать. И им тоже иногда хочется вкусно покушать перед исполнением какого-нибудь хитрого плана. Анубис тем временем спокойно подошёл к одной из дверей, практически в середине коридора и преспокойно открыл дверь, так, будто она была не запертой. А может, и не будто. Лео не знал, что и думать. Анубис определённо был одним из самых гадких злодеев на его памяти, так что видеть его в подобных декорациях, не совершающим преступления, было странно. Очень странно. Так что Лео тихо подобрался ближе и замер у приоткрытой двери. Либо Анубис действительно совершал злодеяние, либо был пофигистом. Во всяком случае, Лео не упустил шанса и осторожно заглянул в щелчку. Взгляд тут же обвёл пустой коридор и замер на большом зеркале, в отражении которого (Лео не мог не покраснеть) виднелась кровать, а на ней, среди скомканного белоснежного одеяла, лежала смуглая женщина. Если судить по голой спине, то она была ещё и без одежды, и Лео собрал в кулак все силы, чтобы продолжить наблюдение. Лица женщины не было видно. Только длинные чёрные волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по подушкам. Зато прекрасно было видно Анубиса, принявшего свой истинный облик, повернувшегося в профиль и что-то говорящего спящей. Говорящего явно тихо и явно ласково, так как в движениях пасти не было той резкости, которая была у преспешника Эксатона всегда. Как он положил пакет на прикроватную тумбочку, как наклонился, упершись лапами на матрас, как потянулся к женщине, а та приподнялась, спокойная, с улыбкой на губах, очень похожая на… Лео в спешке и лёгкой панике оставил своё занятие. Вполне очевидно, что Анубис не собирается по крайней мере сегодня захватывать мир, а, значит, можно и прекратить вторжение в чужую личную жизнь. Пока ещё чего не вскрылось. Лео направился в свой номер, попутно рассуждая, все ли девушки странные, или только взрослые и из Египтуса. И будет ли такой же Кей.