Кредит доверия

Я хочу, чтобы ты знал:

Я не твоя кукла, не плачь.

© (G)-IDLE «Doll»

      Жёлтый — цвет счастливцев и безумцев.       Акира крутила меж пальцев сложенные очки и неотрывно наблюдала за жёлтыми линзами, тускло посверкивающими в искусственном освещении. Последний раз она надевала их в день перед свадьбой.       Чтобы быть яркой, нужно быть особенной.       Акира прикрыла глаза, и перед ней завертелись мутные, выцветшие, словно в старой плёнке, образы. Высокое голубое небо, сверкающая в солнечных лучах река, холодящий пальцы камень мостовых перил. Она смотрела в воду так долго, что в глазах заплясали цветные круги. Непонятная тревога охватывала, поселившись где-то глубоко внутри живота и под рёбрами, и тянула, тянула вниз. Туда, где вода. Это никогда бы ничего не решило, да и Акира не считала себя сломленным человеком, но мортидо не отпускало. Психолог говорила, это нормально, и в каждом борются жизнь и смерть. Но что понимала психолог, когда это Акиру  — а не её — непреодолимо тянуло рухнуть вниз?       Прозрачная река постепенно таяла, сменившись полутёмной комнатой, в которой накануне собиралась в гости Акира.       В комнату заглянул Кёя. По обыкновению нахмуренный, с разлохмаченными волосами, он выглянул из-за косяка, недовольно стрельнул глазами на очки в руках Акиры и, поджав губы, сказал:       — Ты долго собираешься.       Акира вздохнула и отвернулась, отложив очки и приближаясь лицом к собственному отражению.       — Твои родители всё ещё строги ко мне. Я... правда стараюсь. Я скоро буду.       Нет навыка полезнее, чем уметь лгать. Лгать во всём — от «как дела?» до поведения и привычек. Тот, кто может притвориться другим человеком и чувствовать себя в этом образе комфортно, и есть мастер.       Акира щёлкнула колпачком помады, провернула тубу и подставила масляный кончик под лампу. Алая краска переливалась словно кровь под жёлтым светом. Имитация стараний, имитация яркости — то, из чего она строила свою жизнь. Она махнула помадой раз, другой, чтобы ощущать себя живой, — губы зацвели красным, контрастируя с бледной кожей и белой одеждой.       Когда свекровь видит её всю в белом — костюм и рубашка, скептически поднимает бровь и спрашивает:       — По ком сегодня траур?       Акира никогда не нравилась родителям мужа. Слишком не вписывающаяся в их обычные, традиционные устои, с мужским именем, почти конкурирующая с мужчиной, из странной семейки. Шлейф брата-неудачника Цуны тянулся за младшей сестрой по пятам, и когда-то именно Хибари Кёя стал счастливым билетом в будущее — никто не рисковал наживать себе проблемы.       Свекровь не отрывала от Акиры весь ужин тяжёлого взгляда. Но решилась начать разговор, лишь когда та предложила помочь с уборкой. Подхватив Акиру под локоток, свекровь прижалась к плечу и негромко, почти доверительно спросила:       — Как у вас обстоят дела с наследником?       Акира поджала губы и отвела взгляд, сквозь зубы процедила:       — Всё так же.       Каждый вечер воскресенья заканчивался одним и тем же.       — Как же… без сына? Ты точно лечишься?       Вместо ответа Акира кивнула. Отсутствие наследника — огромная проблема для любой японской семьи. А у них не то что мальчика — и девочки не получалось; хотя и та была бы не в почёте, потому что девочка — лишь убыток семье. В больницу они ходили как на работу, правда, все были уверены, что проблема именно в Акире, — потому проверяли только её. Только вот Акира не страдала бесплодием.       — Лечение — это небыстро. Я понимаю ваше беспокойство, но… мы всё ещё молоды.       Сочувственное поглаживание показалось таким далёким и чужим, но Акира через силу улыбнулась, дёрнулась из чужих рук и подняла тарелки, чтобы донести их до раковины.       Когда лицо потонуло в мерцающей темноте, Акира открыла глаза. За плечо её поглаживала Хару, приоткрыв рот от усердия.       — Ты не выспалась сегодня? — покачала головой она, встретившись взглядом с Акирой.       — Наоборот, сегодня я много спала, — нахмурилась Акира, растирая затёкшую от дрёмы шею. — Видимо, это так просто сказывается стресс. Что у нас сегодня ещё по плану, Хару-сан?       — Сегодня мы едем в детский дом, там наш театр даёт представление для детей пяти-восьми лет, — без запинки ответила Хару. Бесспорное качество — умение быстро ориентироваться в делах, так, что ей не приходилось составлять множество расписаний и графиков, она всё запоминала.       — Есть ли у нас время на обед?       Хару тревожно перевела взгляд на настенные часы, несколько секунд молчала, пока высчитывала, а затем кивнула.       — Выезд через сорок минут, думаю, ты успеешь пообедать.       — В таком случае, — Акира поднялась из кресла, потянувшись. В спине неприятно хрустнуло. — Мы отправляемся в ближайшую кафешку на обед. Мы ведь добираемся самостоятельно, не так ли?       Хару улыбнулась.       — Одну минуту, я только сумку возьму и куртку накину! Осень всё-таки. Встретимся у входа.       Хару исчезла так же, как и появилась, — быстро и неуловимо. Акира вздохнула, нашла на столе папку с отчётностью театра и переложила её на видное место. Не забыть бы взять.       Она неспешно накинула пальто, по привычке покрутилась перед зеркалом.       — Привет, зеркальная Акира.       Зеркальная Акира выглядела уверенно, как человек, к тридцати годам уже многого достигший в жизни. По иронии судьбы, этот человек вновь был в белом — длинная юбка, воздушная кружевная блузка, совсем не подходящая к осени, и коричневое стёганое пальто сверху — как кофейное пятно, окутывающее её с головы до ног.       Сентябрь выдался солнечным. Тепло держалось уже долго, и хотя припекало не так, как летом, всё равно по-осеннему, мягко грело. Улицу заливало солнцем, и, пока они шли к кафе, постоянно приходилось жмуриться.       Получив кофе и какой-то весьма сладкий кусок торта, судя по ярко-розовому его цвету, Хару улыбнулась, её глаза засверкали радостью. Вонзив вилку в край торта, она ловко отломила кончик и отправила его в рот, пока Акира лениво наблюдала за ней, почти залипнув.       Её капучино стыл. Тонкая струйка пара поднималась и, достигая носа, щекотала самый его кончик. Исходил паром и ароматом специй рамен, посреди тарелки желтели жидковатые половинки яйца.       — Сладкое на голодный желудок вредно, — проворчала Акира, двумя пальчиками поднимая вилку. Вне дома она всегда предпочитала европейскую вилку азиатским палочкам, в силу своей наследственной неуклюжести.       — Принимать всякую гадость — тоже, — хмыкнула Хару, пригубив чай.       — Я не принимаю уже таблетки, только вид делаю, — вздохнула Акира. За время работы бок о бок Хару стала ей настоящей подругой, никогда не обращавшей внимания на репутацию. К тому же, она была удивительно проницательна для той типичной болтушки, какой кажется на первый взгляд. — У нас обоих сейчас загруженный график, мы толком-то не видимся.       И это было почти правдой. Кёя — настоящий трудоголик и блюститель общественного порядка; у полиции все случаи не терпят отлагательств. Акира же брала работу домой, скрываясь за ноутбуком и кипами бумаг, лишь бы не разговаривать с мужем — в последнее время разговоры у них не клеились совсем, как будто Кёя стал относиться к ней равнодушнее, перестал рассказывать даже о любимой работе.       — Хибари-сан так и не решился сам пройти обследование? — спросила в лоб Хару, и Акира подняла на неё тяжёлый взгляд, застыв с повисшей на вилке лапшой.       — Это исключено, — мрачно ответила она. — Он категоричный, конечно, но не до такой же степени. Мне кажется, мать тут играет большую роль. Она всё чаще намекает на то, что я бесполезная.       — Но ты здорова, — удивлённо взглянула на Акиру Хару, так, будто впервые узнала об этом. Порой эта эмоциональность Хару очень утомляла, поэтому Акира мгновенно отвела от неё взгляд и уставилась в тарелку, накручивая лапшу на вилку и вновь опуская в бульон. — Разве не очевидно, что проблема в другом?       — Такие люди, — медленно покачала головой Акира, — убеждены в своей правоте. Ей даже в голову не придёт, что любимый сын может болеть, может не удовлетворить её «хочу». Всегда проще обвинить кого-то другого.       — Но… — Хару набрала воздуха в грудь, приготовившись возражать, но Акира мягко её остановила:       — Я не хочу это обсуждать. Мы можем опоздать на встречу.       Хару сникла и молча зажевала.       Впрочем, они всё равно не опоздали в детский дом. По их инициативе студия актёрства устраивала спектакль для малышей из приюта — просто порадовать детей, ведь у них и так было немного счастья в жизни. Вот ещё одна страшная черта Акиры — она всегда и всех жалела. Зайти в переполненный актовый зал, где только-только началось представление, она решилась позже всех. Протиснулась на задние ряды с воспитателями, издалека наблюдая за шумной труппой, в ярких костюмах мелькающей по сцене, разукрашенной, что-то кричащей, хохочущей. Дети завороженно наблюдали за действом.       Со спины её окликнули. Акира обернулась на мужчину, и тот склонился ближе, прямо в ухо говоря:       — Приехали подарки. Мы можем оставить их в холле, и воспитатели сами раздадут. А можем раздать сами.       — Конечно, сами, — резко ответила Акира. — Простите, это прозвучало грубо.       — Ничего страшного, — понимающе кивнул мужчина. — Тогда примите у нас товар и распишитесь в накладной.       Мужчина кивком головы указал на задний выход, скрытый за бордовыми портьерами. Акира немедля двинулась за ним, придерживая его за кончик пиджака. До конца спектакля оставалось минут пять.       Хару уже проверяла комплектность сладких подарков — совсем незначительный подарок по сравнению с тем, что они могли бы сделать. Но их работа ограничивается бюджетом города — всё-таки они работают в управлении культурой, а не частном культурном центре, хотя порой это и казалось заманчивее. У частных центров возможностей больше, но какой бизнесмен будет вкладываться в такую благотворительность, не зная детей и не обладая той же сердобольностью, что и тётки из культуры?       Акира подхватила один из подарков. Цветастый шуршащий мешочек с конфетами переливался в свете ярких ламп в холле, уши зайчика с упаковки дрожали. Акира хотела положить его в кучу таких же, но услышала за спиной, как в коридор выплыла первая толпа детей. Холл наполнился разговорами и громким смехом. За детьми шагала труппа.       — Ребята, надеемся, вам понравилось выступление актёров! — перекрыла гул звонким голосом Хару, обращая всё внимание на себя. Акира вмиг почувствовала себя такой бесполезной, ведь она даже не смогла сказать простых слов благодарности. — Но мы подготовили для вас ещё один подарок. Сейчас мы вам его раздадим.       Хару подхватила несколько кульков и влилась в толпу детей. Акира наблюдала за её мелькающей спиной в ярко-жёлтой блузке. Хару всегда была невероятно яркой — заразительной.       Заметив прибившуюся к стене девочку — очевидно, просто напуганную шумом, Акира вздохнула и решительно шагнула к ней. Она опустилась перед малышкой на корточки и улыбнулась, заглядывая в глаза и протягивая кулёк с конфетами.       — Это для тебя, — мягко сказала Акира.       Девочка подняла глаза, закусила губу и неуверенно подняла руку.       — Вы ангел? — спросила она.       — Почему же? — удивилась Акира, вкладывая в едва разжатую ладошку узел от мешочка.       — Потому что вы такая светлая, — тихо ответила девочка, — и добрая, подарки дарите.       Акира махнула головой, длинные светлые волосы мазнули по плечу и защекотали оголённую шею. Она не смогла скрыть широкой улыбки и, повернувшись обратно к девочке, сжала её руку в своей.       — Нет, я не ангел. Но я бы хотела, чтобы ты была счастлива.       Когда девочка улыбнулась в ответ, в сердце защемило. Вот она, женская слабость к беззащитным.