If I see you are coming, I'll leave the engine running

      На самом деле была целая серия «звоночков», которые Эдди заметил, но всё не мог сложить в единый паззл и сделать чёртов вывод. Если бы кто-то назвал его idiota, Эдди был бы согласен на сто процентов; в конце концов, он и старшую школу-то окончил с трудом, так что характеристика его умственных способностей и так была очевидна. Однако он также предпочёл бы, чтобы, прежде чем оскорбить его, этот кто-то объяснил ему, что было не так с его парнем.       Бака обидели? Баку причинили боль? Эдди помнил их историю, как та началась: Бак дико боялся, что место главного красавчика займут, и вёл себя, как настоящий придурок. Точнее, Эдди казалось тогда, что дело обстояло именно так. И первое время Диаз судил о нём лишь по этому критерию, но очень быстро перестал. Как только узнал настоящего Бака.       Того Бака, который кидается в горящие здания и не покидает их, пока не вытащит всех; того Бака, который спасает жизни даже без формы, больной и раненый, но ни за что не сдающийся; того Бака, который всегда предпочитает принимать удар, потому что считает себя недостаточно ценным, ведь у него нет большой семьи, детей, как у остальных (не было); того Бака, который отдаёт всего себя людям, которых любит. Эдди не мог представить своей жизни без этого Бака — открытого, доброго, верного, светящегося Бака, который каким-то чудом и не иначе как Божьим благословением влюбился в их маленькую семью, полюбил Эдди — со всеми его психами и проблемами. Так что, да, Эдди очень хотел узнать, что случилось с Баком, что повлияло на Бака, что не давало ему спать, и он бы решил это, Эдди сделал бы всё, что в его силах, и даже больше, если бы только Бак ему позволил, если бы он ему рассказал.       После звонка Мэдди у Эдди было много времени, чтобы подумать и вспомнить все те случаи, которые, наверное, должны были его насторожить, но почему-то Эдди всегда предпочитал считать, что всё нормально, что Бак просто так воспитан, что Бак просто слегка мнительный, что Бак просто… Бак? Что Эдди и знал о Баке наверняка, так это то, что тот защищал то немногое, что имел, всем способами, правильными и неправильными — взять тот же иск.       Поэтому Эдди не стал заострять внимание на том случае, когда Бак с огромнейшим подозрением отнёсся к новому учителю Кристофера — мужчине. До этого момента Эдди ни за что бы не подумал, что в Баке есть место хоть каким-то предубеждениям, однако поведение и действия Бака доказывали обратное: в тот же день, когда он познакомился с учителем Кристофера, Бак ненавязчиво сообщил Эдди, что «он какой-то странный», провёл лекцию с Кристофером (безусловно, важную, однако Эдди надеялся не говорить о таком со своим ребёнком без необходимости) и попросил Афину пробить мистера Уильямса по полицейской базе. После этого Бак вроде бы успокоился, да и Эдди провёл с ним беседу (а Бак хмуро оправдывался тем, что статистика по запросу «учителя-педофилы» неутешительная), но прошло уже два года с того дня, а Бак, когда приходил в школу к Крису, всё равно не выпускал мальчика и учителя из поля зрения.       Если исключить банальные мотивы для такого поведения, которыми активно пользовался Эдди, то на ум могли прийти вещи столь ужасные, что мужчина не мог о них даже думать. И он не думал. Он бы знал, верно? Случись с Баком что-то настолько страшное? Эдди бы знал.       Другим поводом для размышления было то, как Бак относился к детям. То есть, он любил всех детей без исключения: Кристофера, Мэй, Гарри, Дэнни и абсолютно незнакомых ему ребят, которых он видел раз в жизни. Бак любил всех. Не это было странным. Конечно нет. То, как Бак осторожничал и боялся нарушить границы, как всегда спрашивал: «Могу я пристегнуть тебя?», «Могу я снять с тебя куртку?», «Ты не против, чтобы я помог тебе переодеться?». Нет, это было нормальным… Просто Бак делал это действительно часто. Эдди знал точно, что Бак любил, обожал всех детей этого мира, но только с Кристофером и Джи-Юн он позволял некоторые вольности: касаться, не спрашивая разрешения (и то — с некоторых пор), обнимать, целовать; с остальными Бак был очень осторожен и никогда не подходил слишком близко без острой необходимости либо без разрешения. Почему Бак настолько сильно боялся, что о нём подумают что-то не то? Сам Бак говорил, что не хочет, чтобы детям и их родителям было некомфортно.       Что ж, Эдди думал, что это с ним что-то не так — просто у Эдди, несмотря на его отличающийся, немного жестковатый характер, всё-таки были семейные мексиканские замашки, передающиеся по наследству вместе с рецептом посоле: объятия, поцелуи, касания, в том числе с детьми сестёр, кузин, тёть, дальних родственниц, даже друзей. Бак же был спокоен и уверен только с Кристофером и Джи-Юн, он никогда не делал первый шаг даже к детям Афины. И Эдди, чёрт возьми, не считал это большим отклонением, пока не начал думать… и складывать.       И всё же Эдди был хотя бы чуть-чуть, но idiota, чтобы прийти к определённому выводу. Ну или он просто боялся. Честно говоря, как бы Эдди ни хотел узнать о прошлом Бака и о том, что его так тревожило, отчего он не мог спать по ночам, что-то в голове Эдди давало красный сигнал любой попытке понять, додуматься, потому что меньше всего на свете Эдди хотелось принимать реальность, в которой Баку когда-то сделали больно — и что он всё ещё проходил через это один.

***

      Так что, когда Бак наконец-то вернулся домой, его ждал почти голый Эдди — справедливости ради, на нём был фартук в цветочек — и горячая лазанья. — Ого, ты приготовил лазанью?! — удивился Бак, и Эдди прищурился. — Серьёзно, это всё, что ты заметил? — Ну, ещё я заметил, что у тебя закончилась чистая одежда и ты решил использовать фартук. Но это не так странно, как лазанья, потому что буквально вчера я сказал тебе, что нельзя пропускать день стирки. Это приводит к тому, что ты встречаешь меня в фартуке. А лазанья… Ну, знаешь, в последний раз, когда ты пытался приготовить что-то сложнее хлопьев, нам пришлось выбрасывать новую сковородку и весь день драить кухню. Не говоря уже о трёх сожжённых полотенцах. Поэтому я удивлён. — Necio, — почти ласково выдохнул Эдди. — Я купил уже готовую лазанью.       Бак притворно ахнул. — Читер.       Однако, несмотря на их шутливую перепалку, Бак не мог не пялиться на мышцы Эдди и ждать той минуты, когда уже оближет смуглую кожу. Эдди это прекрасно видел и ухмылялся, как самый большой в мире descarado. Естественно, Бак поцеловал его. Только чтобы стереть эту ухмылку с его лица. Только за этим. Ничего более. Никаких поощрений за самоуверенное поведение, ни в коем случае...       Эдди мокро поцеловал его шею, и у Бака сорвало крышу, как и всякий чёртов раз, когда Эдди так делал. Они кое-как, на ощупь, добрались до спальни, к тому времени — хотя прошло не больше тридцати секунд — фартук уже был отброшен, так что Эдди стремился к равной степени раздетости, расстёгивая пуговицы на рубашке Бака и параллельно целуя его плечи, усыпанные татуировками. Если честно, Эдди не слишком любил татуировки, у него их не было, но на Баке они смотрелись гармонично и сексуально, и всё же это не мешало Эдди желать увидеть Бака без них, просто его голое светлокожее тело без чернил; он был бы таким сладким ванильным мороженым. — Ты такой красивый, — прошептал Эдди, почти задыхаясь, потому что пальцы Бака рисовали круги на его прессе, и это возбуждало Эдди больше, чем всё остальное, хотя считалось почти невинным. — Папочка так любит тебя, — это сорвалось с языка так неожиданно, что опешил даже сам Эдди, но, по правде сказать, подобное давно засело у него в голове после одного интересного фильма недетского содержания… и не то чтобы для Эдди это в мгновение ока стало каким-то фетишем, но ему стало чертовски любопытно, как на это обращение отреагирует Бак, учитывая, что ему нравилось, когда Эдди называл его «деткой».       Однако, судя по выражению лица Бака, Эдди очень сильно облажался. Его руки резко похолодели и застыли, а после Бак, глядя на Эдди как-то разбито, отодвинулся от него на шаг. И, чёрт, Эдди должен был принять это за третий «звоночек». — Эм, Эдди, мне надо… — пробормотал Бак, резко перестав поддерживать с Диазом всякий зрительный контакт, накинув рубашку и начав быстро застёгивать пуговицы. — О, Бак, diablo, извини, я должен был спросить, нравится ли тебе такое… — Ничего-ничего, Эддс, я просто…       Эдди шёл за ним, ничего не понимая, в то время как Бак уже очутился в прихожей и засовывал ноги в кроссовки. — Бак, Бак, стой, что происходит? Боже, я так обидел тебя? Бак, успокойся, пожалуйста, — Эдди действительно испугался, потому что это была первая настолько странная, нелепая и пугающая ситуация, связанная с сексом, которая у них возникала. — Прости, я просто вспомнил, что забыл кое-что сделать, кое-что важное, к-кое-что… Пока, Эдди, увидимся… Увидимся, — и Бак хлопнул дверью прямо перед носом Эдди — не намеренно, просто у Эдди была такая дверь, что даже при лёгком толчке хлопала, будто ставила жирную точку в скандале.       Хотя в данную минуту Эдди не мог точно сказать, что Бак не поставил жирную точку в их отношениях. Но ведь это было бы глупо, да? Из-за одной фразы?       Ведь так?       Эдди почти ринулся за Баком, но вспомнил, что на нём ничего не было. Буквально впрыгнув в джинсы и на ходу надевая футболку, Эдди вылетел на улицу, но Бак уже успел отъехать.       Эдди не знал, что случилось, но понял, что пора перестать прятать голову в песок и попытаться понять. Даже если то, что он узнает, ему не понравится.

***

— Ты же знаешь, что папочка тебя любит, Эван. Значит, и ты должен любить его в ответ. Будешь хорошим мальчиком для меня?