Дар

      Пока Тайм разносил заказы по столикам, он обратил внимание на то, что они с Ониксом практически не переписывались во время его отсутствия в Бангкоке. Контактами они все-таки обменялись, но сказывалось то, что они привыкли видеться каждый день и надобности в переписках у них не было, поэтому, когда Тайм прилетел обратно в Бангкок, он написал Ониксу сообщение о том, что благополучно добрался домой и добавил стикер в виде прыгающего облачка, у которого изо рта выходит надпись вжу-вжу. Оникс в ответ прикрепил стикер такого же облачка, но с руками, изображающими объятия, а изо рта облачка выходили слова чу-чу. Это было одиннадцать дней назад. На этом, собственно, их переписка и закончилась.       Тайм знал, что Оникс занят, поэтому ему не хотелось отвлекать его от работы и от семьи, которую он редко видел, поэтому решил не писать ему всякие бессмысленные вещи, чтобы тот сосредоточился на себе. Его и без того очень смущало, что Оникс чаще беспокоился о нем, нежели о себе, поэтому сейчас, находясь в Кхонкэне, он должен сделать свою семью приоритетной. К тому же, что он мог ему написать? Все слова от «Я скучаю» до «Как дела» поправлялись его возвращением в Бангкок. Тайму оставалось только лишь ждать его.       Времени скучать днем у Тайма не было. В ресторане даже в обеденный перерыв теперь становилось людно. Не так, как вечером, конечно, но уже и перекати поле по ресторану не прокатывалось. Так как они были только втроем, работы было много, и Тайм был полностью сосредоточен на этом. Удивительно, но к ним до сих пор приходили люди, которые узнавали о них через скромные публикации в инстаграме. Па Нуи даже просила обновить контент, но Тайм уверил ее, что для этого нужна хотя бы парочка новых блюд, которые она пока не собиралась вносить в меню, поэтому контент оставался старым. Также Па Нуи обрадовала парней тем, что смогла арендовать небольшое соседнее помещение, а, значит, после ремонтных работ им понадобится увеличить штат и разнообразить меню. Монд с Таймом просто тихо молились, чтобы у них появился еще один повар.       По ночам же Тайм мучился бессонницей. Короткая поездка в Кхонкэн разбудила все его воспоминания: от детства до того самого дня X. Он просыпался в середине ночи, бродил по комнате, сидел на подоконнике, держа в руках серафинит, молился, медитировал, аффирмировал — в общем, делал все, что было в его силах, чтобы заснуть, но камень не хотел работать во благо. Он вспомнил, что о нем рассказывали мама Оникса и сам Оникс, и в тот момент Тайму казалось, что это то, что ему действительно поможет, что в этом было его лекарство, но то ли он делал что-то не так, то ли серафинит не хотел помогать такому человеку как он, но Тайм не ощущал от него никаких позитивных волн. Возможно, он своим негативом просто сломал камень. В любом случае Тайм держал его на подоконнике единственного в доме окна, куда немного падал солнечный свет, чтобы зарядить серафинит теплой солнечной энергией, если она ему была необходима для лучшей работоспособности, а пока же Тайму приходилось полагаться на алкоголь, физические упражнения и горячий душ. Все они работали с переменным успехом, но хотя бы иногда работали.       — Тайм, не летай в облаках! — окликнула его Па Нуи. — Рассчитай посетителей.       Тайм отложил поднос и подошел к стойке, чтобы собрать заказы на кассе и сделать расчет. Он плохо спал накануне, отчего сейчас был немного заторможенным, но внешне это никак не сказывалось. Тайм приклеил на лицо самую очаровательную улыбку на которую только был способен и стал обходить столики со счетом и терминалом. Бум бегал по залу сразу с двумя подносами, умудряясь лавировать так, чтобы никого не задеть. Па Нуи делала тоже самое, только доставляя посетителям чаи. На самом деле им просто крайне необходимы лишние руки, и чем скорее это произойдет, тем лучше. Монд все еще успешно прятался на кухне, но это, скорее всего, ненадолго, ибо становилось слишком людно.       Успешно всех рассчитал, и даже получив комплимент насчет его красивой улыбки, Тайм направился к Монду и увидел там кипящий бульон, который выплескивался из кастрюли, пока Монд, орудуя тесаком, с кем-то ругался по телефону через гарнитуру.       Тайм выключил плиту, удовлетворенный тем, что бульона еще много, а затем дал Монду сильный подзатыльник, отчего его наушник вылетел из уха и приземлился прямо в тушку курицы.       — Ай’Монд, сейчас не время для выяснения отношений. Займись делом.       Немного шокированный Монд уставился на Тайма, потом посмотрел на забрызганную бульоном плиту, а потом на наушник в курице.       — Я потом тебе перезвоню, — громко попрощался Монд со своим собеседником и вытащил чистый наушник из своего уха, а потом склонился над курицей, вытащив уже другой, вертя его между пальцами, проверяя, не налипли ли на него кусочки мяса.       — Извини, Тайм, звонила бабушка и я немного увлекся. Она плохо слышит на одно ухо и мне приходится повторять по нескольку раз одно и то же. К несчастью, телефон она прижимает исключительно к нездоровому уху, — он тяжело вздохнул, убрав наушники с телефоном в карман фартука.       — Все нормально, просто старайся не отвлекаться настолько, чтобы моя работа не пропала даром, — похлопал его по плечу Тайм, возвращаясь к кастрюле, замызганной бульоном.       Монд вытянул шею, чтобы посмотреть на результат своего разговора с бабушкой.       — Я почищу плиту, — сказал он, доставая из подставки губку, но Тайм покачал головой.       — Позже, сейчас нужно готовить, там много людей.       Тайм шинковал грибы, когда спросил у Монда:       — С твоей бабушкой все нормально?       — Да, — подтвердил Монд, стуча тесаком о доску. — Моя старшая сестра выходит замуж, и бабушка просила меня приехать на свадьбу.       — Говоришь так, словно не уверен, что поедешь. Па Нуи тебя отпустит.       — Я тоже так думаю. Проблема в другом: я заплатил за учебу и мне не хватит денег, чтобы вернуться домой и купить подарок. Я не могу попросить у Па Нуи зарплату за отработанные две недели, так как она сейчас все равно не сможет заплатить из-за ремонта помещения.       Тайм пожал плечами.       — Я могу одолжить тебе, это не проблема.       Монд резко обернулся, уронив тесак на доску.       — Ты серьезно?       — Конечно. Я одолжу тебе. Просто скажи мне сколько тебе нужно на билеты и подарок.       — П’Тайм! — Монд сжал лицо Тайма в перчатках, перемазанных в куриных потрохах и смачно чмокнул его в губы, а потом сдавил Тайма в сокрушительных объятиях.       — Чёрт, успокойся, Монд! Больше — не значит лучше. Если ты задушишь меня, не видать тебе моих денег, — прохрипел Тайм, хлопая его по спине.       Монд отстранился со счастливой улыбкой на лице и со слезами на глазах.       — Я так благодарен тебе, правда, спасибо.       — Да-да, только успокойся. И вымой руки, пожалуйста, — подтолкнул его Тайм к раковине, а сам взял салфетку, смоченную в воде, чтобы вытереть липкое лицо.       Монд засмеялся, опуская руки в перчатках под воду, промывая их антисептическим мылом.       — Нужно будет рассказать об этом Буму, вот он обзавидуется.       — Не нужно. Он начнет просить деньги на всякую чушь, — сказал Тайм, возвращаясь к неразделанным грибам.       — Я не о деньгах, а о поцелуе, — ехидно засмеялся Монд. — Ты его кумир, знаешь ли.       Тайм закатил глаза, угрожающе наставив на него нож, на конце которого застрял гриб.       — Даже не думай, Ай’Монд, или останешься без денег.       Монд провел пальцами по губам, словно застегнул молнию, и они вернулись к своей работе.       Тайм закинул все ингредиенты в новую кастрюлю и, пока варился бульон, отнес одну порцию кхао том за столик. На стойке вновь накопилось несколько заказов, он подумал, что у него есть время их рассчитать, пока готовился суп. Вбивая данные на кассе, его привлекло какое-то движение на улице и, подняв глаза, он увидел то, что увидеть не ожидал.       Создаю из дерьма бриллианты.       Человек в белоснежной футболке замаячил на крыльце, а потом поднялся по ступенькам в ярко освещенный солнцем зал. Легкий ветерок слегка трепал его волосы, на лице самая нежная улыбка, которой Тайм когда-либо в жизни был одарен. Он скопировал ее, примеряя на своем лице, чувствуя натяжение в щеках. Его глаза исчезли, почти полностью скрытые веками, руки на кассовом аппарате затряслись.       — Двойную порцию кхао том, пожалуйста! — попросил Оникс, садясь за свой любимый столик. Тайм энергично кивнул и поспешил на кухню за заказом.       Он с трудом стёр улыбку с лица, чтобы избежать вопросов Монда, разлил в глубокую миску суп и вынес его на подносе в зал, стараясь не трястись. Улыбка вновь поступила на его лице, ему даже не нужно стараться, чтобы она появилась.       — Ваш заказ, кхун, — мягко произнес Тайм. Явную дрожь в его голосе мог услышать абсолютно каждый, кто просто прошёл бы мимо.       Он показал три пальца и кивнул в сторону подсобки, затем развернулся, проверяя, нет ли поблизости Бума или Па Нуи и, оставив поднос на стойке, быстрым шагом направился в подсобку. Сердце заходилось в таком безумном ритме, будто он под водой, ему не хватает воздуха, и осталось еще мгновение до того как он откроет рот и захлебнется.       В подсобке было пусто и она, как всегда, тонула в полутьме. Он развернулся в сторону двери, ожидая, когда она откроется, и эти несколько десятков секунд тянулись дольше, чем последние одиннадцать дней. У него сильно стучало в ушах, будто сердце переместилось туда, а мокрые ладони мертвой хваткой вцепились в фартук.       Если бы он не почувствовал его дыхание на своей коже, когда передавал ему суп, Тайм бы подумал, что это был всего лишь плод его воображения. Впрочем, может не стоило сбрасывать эту теорию со счетов? Его фантазия могла обостриться на фоне бессонницы и одиночества. Но нет, он слышит его шаги за дверью, это точно они, никто больше так не ходит, кроме него.       От предвкушения Тайм неотрывно следил за дверью, тут она распахнулась и на пороге появился радостный Оникс. Он наглухо закрыл дверь и без промедления бросился к Тайму, заключая его в свои объятья. Тайм, наконец, отпустил свой влажный фартук, обхватив его за талию так крепко, как только возможно.       — Я так скучал по тебе, — пробормотал Оникс, отстраняясь, водя глазами по лицу Тайма, будто эти одиннадцать дней сделали с ним какую-то невероятную трансформацию, а потом, удостоверившись, что это он и с ним ничего не случилось, Оникс покрыл его лицо быстрыми поцелуями.       — Твоя семья не должна была заставлять тебя скучать, они плохо старались, — засмеялся Тайм от звонких звуков рядом с ухом.       — Они очень хорошо старались, но тебя не было рядом, — грусть, прошмыгнувшая во фразе, заставила Тайма поднять глаза и встретиться с Ониксом взглядом.       — Но теперь-то я здесь, — сказал он, целуя Оникса в уголок губ. — Я не привык, когда из-за меня кто-то скучает. Пожалуйста, не делай этого больше.       — Только если ты будешь со мной, — произнес Оникс, оставляя на его губах быстрый поцелуй, и вновь стискивая в объятьях. Они стояли так некоторое время, пока Оникс не отпустил его. — Нам нужно вернуться, да? Я видел, что в зале много занятых мест.       Тайм кивнул, восхваляя разумность Оникса. Кто-то из них двоих все еще должен мыслить здраво.       — Я приехал прямо из аэропорта и так голоден, что очень хочу съесть твой кхао том.       — Что? А где твои вещи? На чем ты приехал? — сыпал вопросами удивленный Тайм.       — На такси, — ухмыльнулся Оникс.       — Ты с ума сошел! Какое расточительство! Сейчас же возвращайся домой, к черту кхао том!       Он забирает свои слова обратно. В этой комнате совсем нет здравомыслящих.       Оникс весело покачал головой.       — Все в порядке, он просто ждет меня за углом. Я не мог не видеть тебя еще дольше.       — Болван, — закатил глаза Тайм, подгоняя Оникса к выходу из подсобки. — Сейчас же возвращайся обратно, я выйду позже.       Когда за Ониксом закрылась дверь, Тайм спрятал лицо в своих ладонях, начиная беззвучно смеяться из-за проявленного перед ним идиотизма. Такого из-за него еще никто никогда не делал, он впервые испытывал что-то подобное. Чувство, похожее на трепет, смущение, радость и…       Тайм убрал ладони с лица и с максимально спокойным видом вышел из подсобки, краем глаза бросая взгляд на столик Оникса, за которым он со слишком счастливым видом уплетал кхао том, и вернулся на кухню.       За остаток дня ему не удалось выпить даже стакан воды, они с Бумом циркулировали туда-сюда между залом и кухней, что Тайм упустил момент, когда стол Оникса опустел. Па Нуи только успела сказать, что он оставил щедрые чаевые, когда Оникс пробегал мимо нее. Он только надеялся, что у Оникса с собой имеется кредитная карта, потому что, кажется, его сегодняшние издержки побили всевозможные рекорды.       Вечером, когда он мыл полы на кухне, а Монд драил плиту, Тайм, вспоминая о денежных разговорах, уточнил у парня, какую сумму ему нужно перевести на свадьбу. Монд назвал слишком скромную сумму, вряд ли бы ее хватило на обратный билет, поэтому он перевел значительно больше, чем запрашивал Монд.       — Я переведу, как только получу зарплату, обещаю.       — Не парься из-за этого, — отмахнулся Тайм. На самом деле ему не на что было тратить свои деньги, поэтому он был рад хоть как-то ему помочь. — Кстати, сколько лет твоей сестре? — спросил Тайм спустя какое-то время.       — Тридцать два. У нас с ней большая разница в возрасте, — ответил Монд под звук трущейся о плиту губки.       Тайм что-то задумчиво промычал в ответ.       Его сестра была чуть старше.       Тайм склонился над ведром, выжимая тряпку и при этом крутя головой в разные стороны, отгоняя от себя болезненные воспоминания, но перед глазами непрошено встает его сестра: ее милое, задорное личико в форме сердца просовывается в отверстие для кота на двери, ведущей в подвал, где на верхней ступеньке сидел Тайм, ожидающий, когда сестра его выпустит. Он тогда признался ей, что может приказывать людям что-то сделать, а она не поверила и заперла его в шутку в подвале. У него не было боязни подвалов, как у многих других детей в его возрасте, потому что их подвал был переоборудован в комнату отдыха, и он часто спускался туда, чтобы поиграть. Так что он знал, что старшая сестра рано или поздно его выпустит, ведь ее игрушки тоже были там. И вот ее лицо-сердечко появилось в дверке их кота, и она весело спросила:       — Ну и, Н’Тайм, ты до сих пор утверждаешь, что у тебя есть способности приказывать людям?       — П’Минит, почему ты мне не веришь? Я всегда говорю правду, — обиженно надулся Тайм, скрестив руки на груди. Он сидел к ней спиной и не собирался оборачиваться, хотя она просунула в отверстие руку и начала его щекотать. Когда он обижался, то не реагировал на щекотку, сколько его не трогай.       — Ну-ну, не дуйся, утенок, — веселилась сестра, снова просунув голову. — Если это правда, прикажи мне что-нибудь.       — Не хочу, ты все равно мне не поверишь.       — Поверю, если покажешь, — настаивала она.       Тогда Тайм повернулся к ней и близко приблизил к сестре свое лицо.       — П’Мин, выпусти меня отсюда, пожалуйста?       Девочка без слов, словно робот высунула голову из отверстия и поднялась на ноги. Рот Тайма открылся в форме буквы «о», пораженный, что она это сделала. Он встал на ноги и ждал, когда откроется дверь. Ключ в замке повернулся и дверь распахнулась. Его сестра завороженно смотрела на него, и это очень пугало Тайма. Он выбежал в коридор и помчался наверх по лестнице в свою комнату. До него снизу донесся удивленный голос сестры:       — А?! Н'Тайм, как ты оттуда выбрался?       Тайм резко выпрямился, кидая тряпку в воду.       — Я здесь закончил, — объявил он Монду, тот аж вздрогнул от его низкого глубокого голоса.       — Ты чего это?       Тайм покачал головой, выходя из кухни. В зале полы уже были вымыты, а Бум вытирал последние столики. Они сегодня быстро управились. Он зашел в туалет, слил воду из ведра в слив в полу, а потом намыливал лицо и хорошенько тер руки, но почему-то смотря на себя в зеркало, он видел свою сестру. Смаргивая морок Тайм наклонился, подставляя лицо под сильную струю холодной воды, чтобы прийти в чувство.       Когда он вышел из туалета, он заметил, что Оникс уже стоял снаружи, ожидая его. Машина как всегда была припаркована чуть дальше, чтобы не вызывать дополнительных вопросов у его коллег. Тайм пошел в подсобку переодеться в свою футболку и рубашку, а рабочую футболку положил в рюкзак. Достав оттуда бутылку воды, он вышел из помещения и оказался в зале, где на него накинулся, выбежавший из кухни Бум. Тайм чуть не подавился водой от удивления.       — Как ты мог! — драматично воскликнул он.       Тайм переводил взгляд с него на Оникса, который озадаченно смотрел на Бума. Дверь кухни открылась, оттуда высунулось смеющееся лицо Монда.       Проклятый засранец! Чертовы деньги уже переведены, и он обо всем рассказал Буму.       — Он тебя недостоин! Он не имел права запятнать тебя! — градус драматизма настолько зашкаливал, что Тайм легко мог представить Бума на сцене театра в какой-нибудь оперетте.       Бум побежал к Тайму, своему кумиру, с утешительными обнимашками, чтобы в его объятиях он забыл о таком кошмарном, бесчестном поступке со стороны Монда. Тайм, защищаясь, направил на него бутылку, удерживая того на месте, и, не оборачиваясь, перепрыгнув через ступеньки, схватил Оникса, и крича: «Газу! Живее!», они побежали к его машине.       Уже внутри салона они смеялись как ненормальные над тем, что только что произошло.       — Я должен начинать волноваться? — смеясь и вытирая слезы, спросил Оникс.       — Ну-у, если тебе настолько скучно, что хочется придумать проблемы из воздуха, тогда да, можешь, — хихикал Тайм, откидываясь на пассажирском сидении.       — Воздержусь, — выдохнул Оникс, не переставая улыбаться. — Эти двое такие забавные.       — Ты считаешь их забавными только потому, что не работаешь с ними. Я каждый день в стрессе от того, что они придумывают.       — Ох-ох, бедняга, — потрепал его по щеке Оникс. — Надо придумать, как избавить тебя от стресса. О! Чуть не забыл, — он потянулся к бардачку машины и достал оттуда пакет персиков. — Это тебе. Ты любишь персики.       Не то чтобы он их любил, но они ему нравились, да.       Тайм вытащил из рюкзака влажные салфетки и вытер один персик, пока остальные лежали в пакете на его коленях.       — Спасибо, — искренне поблагодарил он, откусывая фрукт. Сладкий сок выплеснулся ему в рот и от свежести вкуса у него зажмурились глаза. — Очень сладкие. Я сегодня совершенно не успел поесть.       Они ехали по ночной улице Бангна, освещенной яркими уличными фонарями. Несмотря на позднее время, транспорта было очень много и им приходилось останавливаться в небольшой пробке. На фоне тихо играла незатейливая музыка, Тайм даже не мог разобрать слов и что это была за группа.       — Ты не писал мне, — внезапно начал Оникс, когда впереди едущие машины остановились, и им тоже пришлось.       Кусочек персика слишком тяжело пролетел по его горлу вниз.       — Хотел, чтобы я проводил больше времени с семьей? — предположил Оникс, смотря на Тайма.       — Угадал, — сказал Тайм, скромно откусив еще кусочек персика.       — Я мог бы догадаться, что творилось в твоей голове, ты все делаешь из добрых побуждений, и все же ты мог написать мне.       — Просто я не знал, о чем писать, — честно признался Тайм.       — О чем хочешь, ты же знаешь.       Оникс не звучал осуждающе или как-то отрицательно. Ему просто в самом деле было любопытно, почему их переписка не состоялась.       — Я не хотел ныть, что скучаю. Признаться честно, у меня даже не было на это времени, настолько я уставал на работе.       — А по ночам? — допытывался Оникс, и Тайм снова почувствовал себя как под рентгеном.       — По ночам нужно спать, — промямлил он, доедая фрукт и вытирая свои руки влажной салфеткой.       — И ты хочешь сказать, что действительно этим занимался по ночам?       Проклятье, неужели кто-то на работе все-таки понял, что у него нездоровый сон и успел сегодня рассказать об этом Ониксу?       — В Кхонкэне ты очень плохо спал, я слышал через стену, — ответил на незаданный вопрос Оникс. Оказывается, даже не пришлось никому рассказывать, он сам себя выдал. — Тебе снились кошмары? Я думал, что ты расскажешь мне о них, если не там, то хотя бы по телефону, когда мы будем далеко друг от друга, но ты этого не сделал.       — Просто стресс от перелета и сна на новом месте, я нечасто этим занимаюсь. Не волнуйся. — Тайм чувствует, что начинает немного паниковать. Он не хотел, чтобы за него так сильно беспокоились. Он не привык к такому.       Оникс перестал рентгенить его и тронулся с места, когда впередистоящие машины медленно поехали.       Тайм подумал, что разговор снова пошел не по тому пути и ему нужно было попытаться объяснить свою мысль правильно. Он и без того замалчивал слишком многие вещи от Оникса. Хотя бы в этом ему нужно быть честным.       — Я… Просто я привык видеть тебя и общаться с тобой напрямую. Переписки не смогли бы заменить тебя.       — Видеозвонок, нет? — Оникс все еще звучал нормально, и это сильно обнадеживало Тайма. Он хотел, чтобы они поняли друг друга хотя бы по этому вопросу.       Тайм покачал головой.       — Это все не то. Ничто не заменит тебя настоящего. Я хочу слышать твой голос, не искаженный сотнями километров, хочу видеть лицо, которое не размером с экран моего телефона, да еще и рябит каждую минуту, и, что самое главное, я не хочу чувствовать телефон, я хочу чувствовать тебя самого: твои руки, твои теплые объятия, твое дыхание. Я готов был ждать, чтобы увидеть тебя настоящего, даже если это будут долгие две недели.       Тайму казалось, что все, что говорит, совершенно не то. Что Оникс не поймет его путанные объяснения, что ему нужно подольше подумать над правильной формулировкой мысли. Он в растерянности водил глазами по приборной панели, по вновь остановившимся машинам, по своим коленям, но не мог найти правильных слов. Он, владеющий словами, снова абсолютно беспомощен.       Тут он почувствовал, как его ремень безопасности расстегнулся и отъехал в сторону, давление на груди уменьшилось. Тайм поднял глаза и увидел, как пара рук ловкими ювелирными движениями расстегнуло каждую пуговицу его рубашки, не пропуская ни одной, пока пальцы не распахивают ее и свет уличных фонарей, который проникал в салон темной машины, не осветил белоснежную футболку с надписью:       Бриллианты хотят, чтобы на них смотрели.       Футболка, которую для него в Кхонкэне купил Оникс. Тайм тоже обещал, что будет носить ее, когда вернется в Бангкок.       Оникс отстегнул свой ремень безопасности и расстегнул свою рубашку, под которой все еще была подаренная Таймом футболка Создаю из дерьма бриллианты.       До Тайма только сейчас дошло, что у них парные футболки и это вгоняет его в краску.       Оникс потянулся к нему, дотрагиваясь до руки, ведя по плечу и останавливаясь на шее, чтобы сделать крепкий захват и притянуть Тайма ближе. Бедро Тайма неприятно уперлось в рычаг коробки передач, но боль была абсолютно ничтожной, потому что его заключили в теплые объятия, где он мог немного расслабиться и облегченно выдохнуть. Тайм почувствовал на щеке легкое дуновение дыхания и чуть повернул голову, чтобы встретиться с Ониксом глазами.       Он произносит мягким, приглушенным голосом:       — Я все еще не избавил тебя от стресса.       Тайм шумно сглотнул.       — Разве… Разве персики были не для этого?       — Персики — это хорошо, но… я всё же соскучился…       Оникс наклоняется, чтобы попробовать губами его губы и где-то на периферии сознания Тайм вспоминает, что не вытер их салфеткой и они сейчас были на вкус как персики, что подтвердил Оникс, вобрав в себя его губы, звучно облизывая языком их сладость. Тайм дергается, выдыхая ему в рот и держится рукой за его бедро, пытаясь и придвинуться, и отстраниться, потому что очень сильно мешал рычаг коробки передач. Оникс немного запрокидывает его голову, отчего она перемещается с его плеча на подголовник и язык Оникса проникает ему в рот, слизывая сочную сладость персика с его языка. Тайм громко, даже слишком громко стонет, немного пугаясь этого, но Оникс продолжает держать его, гладя рукой по талии в успокаивающем жесте, ни на секунду не прерывая их поцелуй. Оникс слишком голоден, чтобы так просто от этого отказаться. Футболка на талии немного задирается, Тайм чувствует, как большой палец проводит по гладкой коже и в этом месте начинают бегать мурашки. Тайм немного меняет угол головы, чтобы Оникс зашел еще глубже, они в унисон вздыхают, но через мгновение до них долетает сигнал клаксонов и Тайм резко отстраняется.       Впереди стоявшие машины уехали не так далеко вперед, но все же разрыв был неплохой. Оникс пришел в себя настолько, чтобы достаточно плавно тронуться с места.       Тайм тяжело дышал через рот, удивленно моргая, того гляди сейчас взлетит в небо.       — Пристегнись, — все же у него хватает сил сказать что-то настолько глупое, но Оникс слушается его и одной рукой защелкивает ремень безопасности.       — Ты тоже, — хрипло выдавил он из себя, смотря исключительно на дорогу.       У Тайма дрожат руки, отчего застегнуть ремень получилось только с третьего раза.       Это было… слишком. Маленький участок кожи на его талии до сих пор горел от прикосновения большого пальца, а губы жгло от грубого напора и чертовых персиков.       До дома Тайма оставалось не так долго и пробки, на его счастье, рассосались.       — Тайм, — тихо позвал Оникс. Тайм крутил между пальцами свою нижнюю губу, и поэтому «что?», которое он произнес, вышло странным, похожим на жужжание, поэтому он опустил руку и спросил уже нормально, и Оникс повторил вопрос: — Помнишь я говорил, что в Бангкоке состоится выставка камней?       — Конечно помню, — также тихо ответил Тайм.       — Ты хотел бы сходить туда со мной?       Тайм кивнул, но вспомнив, что Оникс смотрел на дорогу, ответил:       — С удовольствием. Но я никогда раньше не бывал на выставках. Что мне нужно надеть?       — Ну, — мягко хмыкнул Оникс. — Если это не спортивный костюм, думаю, все нормально. Послезавтра тебе будет удобно? Завтра я везу своих учеников на экскурсию и, к сожалению, вернусь слишком поздно, чтобы мы на нее успели.       Тайм удерживается от глупого вопроса Ониксу, что завтра он не придет к нему в ресторан.       — Да, все отлично.       Оникс припарковался рядом с его домом и наблюдал как Тайм, немного запнувшись, положил пакет с персиками в свой рюкзак. Пока он не успел выйти из машины, Оникс потянулся настолько, насколько позволял его ремень безопасности, и звучно поцеловал Тайма в щеку.       — Спокойной ночи, — прошептал он ему на ухо, и чтобы наверняка обеспечить Тайму бессонную ночь, произнес: — Ты прав, персики очень сладкие.       Тайм оттолкнул его, бормоча под нос какие-то ругательства, и игнорируя самодовольное лицо Оникса, вышел из машины.       Самодовольный засранец был прав. Мистер Я Смущаюсь Всего На Свете в Бангкок не вернулся.       

***

             Несмотря на отсутствие спортивных костюмов в его гардеробе, Тайму все равно было нечего надеть на выставку. Он около пятнадцати минут крутился вокруг передвижной вешалки для одежды, смотря, что более-менее приличное есть в его гардеробе, но ничего приличного найти не получалось. Все костюмы, бывшие у него в бытность работы журналистом, он выкинул, а то, что не выкинул, было слишком велико. Он, конечно, любил оверсайз, но только не тогда, когда это касалось костюмов. В итоге ему пришлось остановиться на черной рубашке и черных кожаных брюках, которые единственные были не разрезаны, помяты, без заклепок, и вообще были похожи на новую вещь. Ботинки он нашел в одной из коробок. Наверное, это единственная пара обуви, которая могла подойти к мероприятию. Тоже каким-то чудом сохраненная из его журналистского прошлого. Если так подумать, он в то время одевался как пижон, не чета его нынешним свободным футболкам и джинсами. Отец бы над ним посмеялся.       Тайм посмотрелся на себя в окно — зеркал у него не было, — и выглядел он вполне сносно. На руке позвякивал браслет из авантюрина и гелиодора, подаренный Ониксом, Тайм почувствовал себя немного увереннее, перебирая между пальцами сияющие камни. По крайней мере, это не спортивный костюм, утешал он себя.       Оникс прислал ему адрес выставки, потому что не успевал заехать за ним в Донмыанг, на что Тайму тысячу раз пришлось ответить ему, что все нормально и он доберется до места на метро, а потом немного прогуляется пешком. Страдальческий голос Оникса безмерно его забавлял.       На улице было уже темно, яркие прожекторы освещали выставочное здание, где красивым почерком на плакате было написано о прохождении здесь выставки камней. Тайм не собирался заходить внутрь без Оникса (да и пригласительные билеты были у него), поэтому просто стоял неподалеку, осматривая тех, кто шел на выставку, и людей в спортивных костюмах действительно не было. Многие шли парами, было множество пожилых людей. Кто-то был одет просто, кто-то умудрился нацепить на себя все драгоценные украшения, которые смогли достать из шкатулок всех своих близких и дальних родственников.       Наконец, спустя долгое время, перед зданием на парковке остановилась машина Оникса, из которой он вышел таким запыхавшимся, будто не приехал в комфортном авто, а бежал весь путь на своих двоих.       — Извини, везде чертовы пробки, — пробормотал он, взлетая по лестнице и оказываясь рядом с Таймом.       Тот похлопал его по спине, чтобы Оникс смог отдышаться.       — Расслабься, это просто пробки. В любом случае, до закрытия еще уйма времени.       — Я просто не хотел заставлять тебя ждать.       «Если уж на то пошло, это я — тот, кто заставляет ждать», — думал Тайм, стараясь не делать кислое лицо.       Оникс, отдышавшись, поднял голову, чтобы взглянуть на Тайма, и немного завис, будто только что его увидел.       — Я не знал, что надеть, это единственные приличные вещи в моем гардеробе, — виновато произнес Тайм. Наверное, он переборщил с кожаными брюками. Возможно стоило поступиться принципами и надеть оверсайз костюм?        — Нет-нет, — помахал он рукой, останавливая его, — ты великолепно выглядишь.       — Ты тоже.       Что было чистой правдой. Тайм видел его в повседневной одежде с нелепыми футболками, видел его в накрахмаленной рубашке и брюках, когда он был со своими учениками, но сейчас на нем были вещи очень напоминающие — если таковыми не были, — дизайнерские: темно-серые брюки с замками на молнии прямо по всей длине на двух штанинах, аккуратная белая рубашка и удлиненный пиджак грифельного цвета, который сидел на нем слишком хорошо. Он даже уложил волосы, чего никогда прежде не делал. Кто-то очень тщательно подготовился к выставке, и вся подготовка кричала о том, что у них на самом деле свидание. Тайму следовало об этом догадаться. Все-таки стоило надеть костюм.       — Пойдем? — предложил Тайм, кивая в сторону дверей, и Оникс, перестав, наконец, залипать, утвердительно кивнул.       Наверное, Тайм вскрикнул. По крайней мере ему так показалось. Огромный по площади зал был стилизован под пещеры, карьеры и копи, изображения которых транслировались через проектор и создавали 5D-эффект, поделенные на передвижные секции со вращающимися постаментами, на которых были представлены выставочные образцы. Звук падающих капель воды, которые они с Ониксом слышали в пещерах в Кхонкэне, очень точно был сымитирован.       У Тайма разбегались глаза, он не знал куда смотреть и с чего начать. Оникс взял его за руку, привлекая его внимание. В зале было достаточно темно, освещение состояло лишь из подсвеченных камней, которых здесь были тысячи, отливающих разнообразными оттенками, а также от транслируемых через проектор изображений на стены, из-за чего в секциях с карьерами было светлее, чем в секции с пещерами, где единственным источником освещения были камни.       — Держи меня за руку или мы можем потеряться, — сказал ему на ухо Оникс, так как в зале было очень шумно из-за большого потока людей, и Тайм кивнул, все еще пребывая в возбужденном состоянии. — Есть то, что ты хочешь увидеть в первую очередь?       — Покажи мне ониксы, — попросил Тайм. Оникс, слегка сжав его руку, повел его за собой к карьерам.       Они поднялись на медленно вращающуюся платформу, которая повела их по выделенной для них секции. При необходимости можно было включить голос диктора, который рассказывал бы историю происхождения и добычи камней, но кто захочет слушать диктора, если рядом был Оникс, который мягко шептал ему на ухо, когда что-то рассказывал.       Камни, освещенные нижним светом, переливались на постаменте всевозможными цветами, но у них была неизбежная черта — это параллельные полоски, пересекающие камень. В зависимости от цвета камня менялся цвет полоски, но они были на каждой без исключения.       Тайм рассматривал драгоценности, когда Оникс сказал ему в ухо:       — Оникс — настоящий хамелеон. При воздействии на него других химических элементов и примесей, он получает разнообразные оттенки. У оникса также есть множество разных названий, зависящих от его окраски. Вот этот, например, — показывает он на белоснежный камень с бурой полоской, — сардоникс, а этот имеет редкое сочетание цветов, — указал он на синий камень с тонкими полосками белого и красного цветов, — карнеолоникс.       — А этот очень напоминает твои глаза, — сказал ему Тайм, показывая на идеальные шары черного оникса. — И на нем совсем нет полос.       Оникс покачал головой.       — Присмотрись внимательней.       Тайм присел рядом с камнем, пытаясь вглядеться в его глубокую черноту, и в самой глубине он действительно приметил почти незаметную для глаз тонкую белую нить, разделяющую камень.       — Даже у черных ониксов есть полоска, объединяющая его с братьями, — Оникс присел рядом с Таймом и повернул голову, чтобы посмотреть ему в глаза, точно такие же, сияющие черными звездами, как и камень, давший ему имя. — Он называется арабским ониксом. Черный оникс очень ценный.       — Ты всегда знаешь куда смотреть, — сказал Тайм. Он завороженно смотрел на черные ониксы на постаменте, отливающие ярким светом, и к ним так хотелось прикоснуться. Смотреть в них было также как смотреть в глаза их тезки, но намного проще. Камни, в отличие от человека, не пытались с ним флиртовать. — Они придают уверенность, так ты говорил.       — А еще древние говорили, что в доме, где есть оникс, любовь и веселье не прекратятся никогда.       Тайм покосился на него, подняв вверх бровь.       — Должен ли я забрать тебя с собой раз ты так ценен?       — Я настаиваю, — прошептал он в его ухо, ухмыляясь.       — Прекрати флиртовать со мной, когда я пытаюсь сосредоточиться, — недовольно буркнул Тайм, игнорируя колотящееся внутри сердце.       — О, прошу прощения, мне сложно удержаться, — продолжал ухмыляться Оникс, из-за чего получил ощутимый тычок в бок от Тайма.       Они снова взялись за руки, после того, как спустились с вращающейся платформы и пошли дальше, уже по порядку, перемещаясь из секции в секцию.       В темных шахтах Тайм любовался александритами, которые, как рассказывал Оникс, меняют оттенок в зависимости от освещения — от зеленого к фиолетовому и обратно, и поэтому никто точно не знает какой у них цвет по-настоящему. Тайму они напоминали темную баклажановую кожицу. Видимо у него была слабость к камням-хамелеонам.       В россыпи лабрадоров они пытались на быстроту найти камень, отливающий всеми цветами радуги, и Тайм нашел его первым, но ему кажется, что Оникс, знающий куда смотреть, просто притворился и отдал победу ему. Тайм пытался докопаться до правды, настойчиво уговариваю его признаться, но Оникс уверенно держал лицо, только хитро улыбался, за что он чуть не упал с вращающейся платформы, когда Тайм его отпихнул.       Темно-красные гранаты, подсвеченные желтым, напоминали им угольки догорающего костра. На стене проецировались темные пещеры и скалы, желтое сияние, подпитывающее андрадит рисовало на стенах яркое свечение, словно согревая их своим теплом. Они сидели на платформе, Тайм положил свою ладонь поверх ладони Оникса, лаская мизинцем его запястье, на котором висел браслет из бусин черного оникса и, как теперь знал Тайм, где-то внутри, если сильно присмотреться, у них тоже была маленькая тонкая полоска как у их собратьев. Оникс глупо улыбался, смотря на алые стены, а Тайм бросал на него взгляды исподтишка, чувствуя себя не менее идиотски.       Тайм со всем вниманием бегал вокруг кристаллов раухтопаза, сложенных горкой и ему действительно казалось, что они все разные и нет ни одного одинакового. Он ловил ладонями их коричневатое сияние, пока Оникс рассказывал историю о группе Тибетских монахов, которые пытались благодаря нему создать тульпу. Тайм думал, сработал бы сейчас его дар, если бы Оникс был без своего кольца с раухтопазом, и держался за один из этих кристаллов? Если они все уникальные, может быть и свойства у них различны, и тот, что может блокировать его дар, другой может проигнорировать? Кто знает… Однако, проверять эту теорию он не стал, боясь ответа. Что-то ему подсказывало, что Оникс должен беречь свое кольцо с раухтопазом.       Конечно же Тайм провалил тест на определение подлинности алмаза и циркона. Они были похожи друг на друга как не разлей вода. Оникс тоже определил неправильно, но Тайму казалось, что он просто решил поддаться ему, а Оникс объяснял это тем, что определить их можно только с помощью специальных приборов. Тайм не знал стоит ли ему верить, поэтому решил проверить это в интернете, если не забудет, но свою порцию тычка в бок Оникс все-таки получил.       Розовый кварц в форме сердца очень понравился Тайму. Нежнейший цвет, напоминающий ему сахарную вату, приятно лежал на его ладони. Оникс, пока никто не видел, без вспышки сфотографировал Тайма, держащего в ладони розовый кварц, а потом, подставил снизу свою ладонь и фотография, которая должна была получиться красивой, вышла смазанной, потому что Тайм, пихнул его локтем, настороженно смотря по сторонам, чтобы их никто не заметил с фотоаппаратом. Не хватало еще, чтобы на них пожаловались. Он не собирался использовать свой дар в таком людном месте, чтобы разрешить конфликт.       Они ходили по залу более полутора часов, не чувствуя усталости, наоборот, только лишь заряжаясь энергией камней. Практически полная тьма в зале была очень полезна для них, потому что они могли спокойно держаться за руки, пялиться друг на друга, чтобы никто не показывал на них пальцами, а в особо удачные моменты, когда их платформа заворачивала в темноту, Тайм чувствовал, как хитро у него крали поцелуй. Это действительно было похоже на свидание, и если бы кто-нибудь сказал ему, что он будет получать такое колоссальное удовольствие от выставки, он бы никогда в это не поверил.       Тайм сходил с ума от визуальной красоты в отделе с аметистом, напоминающим ему картинки млечного пути, которые видел в школьных учебниках. Жеоды в разрезе переливались глубоким фиолетовым сиянием, будто его покрыли блестками, которыми девочки красят свои веки. Тайм с благоговейным трепетом прикасался к ним, проводя кончиками пальцев по кварцу, ощущая его шероховатости.       — Закрой глаза, — прошептал Оникс, вставая позади Тайма. — И попытайся вобрать в себя энергию от аметиста. Он защищает от ночных кошмаров и от бессонницы. — Тайм почувствовал легкий поцелуй за ухом, а потом руки Оникса обвились вокруг его талии, надежно держа его. В этой секции они были одни, в полной тьме, обласканные лишь фиолетовым свечением аметиста, медленно, словно в танце, кружась на вращающейся платформе. — А затем расскажи ему о себе, потому что ты себя не ценишь и веришь, что никто не может полюбить тебя таким, какой ты есть. Любовь, которую отдает этот минерал, чиста и благородна.       Мягкий голос Оникса успокаивал Тайма. Он послушно закрыл глаза, представляя себя. Его лицо на фотографии статьи, которую показал ему Оникс при встрече в ресторане. Фотография оживает и теперь он видит себя самого, как его посадили в кресло, чтобы сделать эту фотографию. Он в потрясающем приталенном костюме, который сшил на заказ, потому что ему должны были вручать награду как новичку года. Главный редактор газеты так гордился им, не выпуская его руку из своей.       — Проклятье, Тайм, тебе всего двадцать один, а ты уже получаешь такую награду! Ты далеко пойдешь, сынок!       Тайм улыбался, он искренне счастлив, перед им маячит безоблачное будущее перспективного журналиста и ничто не может ему помешать.       Картинка меняется, и он видит перед собой отца, который в ярости кричит:       — Ты хоть представляешь, что пришлось пережить твоей матери?! Ты вообще думаешь о ней?! Думаешь о своей семье?!       Сердце Тайма что тогда, что сейчас готово разорваться на куски. Его брови сдвинуты, он дергается, но руки Оникса на его талии крепко держат его. Он качает головой в разные стороны, картинка чернеет, но голос отца отголосками доносится до него.       — Ты эгоистичный ублюдок! Ублюдок! …док!       Картинка вновь меняется и Тайм освещает репортаж с места событий, где в спальном районе Бангкока произошел пожар, люди в панике, офицеры полиции пытаются опросить пострадавших, чтобы узнать, не видел ли кто-то что-то странное. Тайм видит девушку, которая сильно вцепилась в шкатулку и оглядывается не в сторону пожара, а совсем в противоположную. Тайм спрашивает ее, и она рассказывает, что видела подозрительного человека, а он знает, что она видела его и теперь ей очень страшно. Тайм заставляет ее рассказать обо всем, что она знает, офицеру полиции, и ее показания помогают расследованию этого дела.       Тайма хвалит его босс, снова ему говорят, что у него будет безоблачное будущее и потрясающая карьера. А потом Тайм слышит яростный голос отца. Он начинает плакать, чувствует, как слезы текут по его щекам. Одна рука Оникса оставляет его талию и закрывает ладонью его глаза, чтобы он не вздумал их открыть.       — Тайм, я так благодарна, что ты есть в моей жизни!       Он слышит голос своей лучшей подруги, которая была с ним со школы, а после, хоть и не была журналистом, часто помогала ему с его статьями, подкидывая темы. Они оба дорожили друг другом и были счастливы найти частичку самих себя в каждом из них. Они были опорой, когда казалось, что у них что-то не получается, и они всегда говорили друг другу слова любви, не только чтобы подбодрить, но и подтвердить, что так оно и есть.       Тайм почти улыбается, когда вспоминает это, но яростный голос проносится мимо, почти рядом с его ухом, он хочет открыть глаза, но ладони крепко держат его.       — Нет, еще рано, — доносится до него шепот Оникса.       — Я не хочу, — стонет Тайм, качая головой, но он все еще касается аметиста и перед глазами предстают другие картинки.       Красные щеки, полные смущения, когда он просит разрешения прийти в ресторан еще раз. Чистый смех, когда он говорит, что этот ресторан — пристанище для сонных мух. Констатацию факта, когда он говорит, что всегда смущается, когда ему интересны люди, которые ему нравятся. Улыбку, когда он спрашивает почему он должен забыть об их первом поцелуе. Завороженные глаза, когда говорит, что он красивый.       Тайм видит их лежащими в траве, видит, как они качаются на качелях, видит, как они поют в машине, стоя в пробке, видит, как они вместе едят его кхао том, видит, как они обнимаются, видит, как держат друг друга за руки. Тайм видит, как все это время Оникс не сводил с него глаз. Он всегда смотрел только на него, только он всегда был с ним рядом, даже когда Тайм пытался от него отказаться. Он никогда не уходил, продолжая ждать его.       Он вырывается из рук Оникса и отходит от аметиста, не желая больше к нему прикасаться.       Тайм остервенело вытирает влажное лицо, не смотря Ониксу в глаза.       — Это сложно сделать, — говорит ему Оникс, — но это возможно. Всегда нужно время, Тайм.       — Я не могу, — качает головой Тайм.       — Ты не хочешь, — поправляет его Оникс.       — Я не такой хороший, каким кажусь на самом деле. Я не…       — Нет, ты именно такой, Тайм. — Оникс берет его лицо в ладони и смотрит ему в глаза.       — Убеди меня, — умоляет Тайм со слезами на глазах, держась за его предплечья. — Скажи мне, что я имею право двигаться дальше. Скажи мне, что я могу это сделать.       «Почему у тебя нет этого дара, Оникс?! Почему ты не можешь принести мне то избавление, которое я даровал твоей сестре?! Я помню об этом слишком долго, но мне все равно предстоит помнить до самого конца, ведь так? Я не могу это отпустить, но и смириться с этим я тоже не могу. Я и вправду чертов эгоистичный ублюдок и трус».       — Ты можешь это сделать.       — Нет! Скажи мне: ты можешь это сделать.       — Ты можешь это сделать.       Тайм не выдерживает и, опустив голову на плечо Оникса начинает плакать.       

***

             Он все безнадежно испортил, думает Тайм, сидя в машине Оникса, который после выставки напросился отвезти его домой.       Это будет повторяться снова и снова. Он попытается немного приоткрыть свою дверь, просто чтобы выглянуть и попробовать сделать один шаг наружу, и вновь из его каморки покажутся призраки прошлого, затягивая его обратно, закрывая все на засов. Нет, он не может так поступать с жизнью Оникса, тратя его время, заставляя ждать не пойми чего. Когда он сможет… Нет, не так. Сможет ли он когда-нибудь…       — Тайм, — позвал его Оникс, и он с трудом повернул голову в его сторону, — ты думаешь обо мне?       — Я что, так легко прочитываюсь? — с тяжелым вздохом он отвернулся к окну.       — Нет, ты разговаривал вслух.       Проклятье, еще лучше. Он даже не в состоянии контролировать свой мысленный поток.       — Тайм, я с тобой, потому что хочу этого и ничего от тебя не жду.       — Ты ждешь ответа, Оникс.       Голос Оникса звучит твердо.       — Не настолько сильно он мне нужен, если это заставляет чувствовать себя так некомфортно. Тайм, сейчас важнее то, что чувствуешь ты, понимаешь? Тебя что-то гложет изнутри и это влияет на всю твою жизнь.       Тайм молчит. Соглашаться бессмысленно, это правда, но рассказывать об этом Ониксу он не собирается. Это его проблема, он никак в ней не участвует, и Тайм собирается оградить его от других проблем, если они возникнут, даже ценой очистки его памяти. Вот и всё. Это та линия, которой он будет придерживаться дальше, ничто не способно этому помешать. Ничто, даже его чувства к Ониксу. Это чертов бег по кругу.       — Я так понимаю, что продолжение разговора не последует? — аккуратно уточнил Оникс.       — Верно, — односложно ответил Тайм, больно прикусывая губу от своей ублюдочности.       Он ведь предполагал, что такое может случиться, так зачем все это начал? Борьба с одиночеством в лице Оникса? Какой прекрасный, добрый человек, посмотрите на него. Видите, из каких добрых побуждений он действует? Не видите? Правильно, потому что это только корыстные побуждения и никакие другие, добрым он никогда не был.       Вскоре они доехали до его квартиры, и Тайм хотел пожелать ему хорошей дороги (желать спокойной ночи теперь казалось абсурдно), но Оникс прервал его:       — Могу я воспользоваться твоей ванной комнатой?       — Что? — не понял Тайм.       — Я выпил много воды. — Оникс скуксился, стараясь на него не смотреть.       — Да, наверное, — тупо ответил он, растерявшись.       Они поднялись на лифте на одиннадцатый этаж и дошли до самой крайней квартиры в конце коридора. Тайм приложил ключ-карту и зашел внутрь, впуская Оникса. Над головой зажегся автоматический свет, освещая помещение.       — Ванная там, — указал Тайм, шаркая прямо в кухню-гостиную, которая была не гостиной, а его комнатой. Не было никакого условного разделения аркой или книжным шкафом на зоны. Просто кухня, которая сразу перетекала в комнату.       Тайм услышал, как закрылся кран и через секунду из ванной вышел Оникс. Он оглядел его квартиру и остался слегка растерянным.       — Ты правда здесь живешь?       Вопрос резонный, потому что квартира вообще не походила на то, что здесь кто-то жил. Стены в грозных гематитовых тонах, идеально чистые, без полок, без картинок, без фотографий. О том, что здесь кто-то живет говорила только передвижная вешалка с небольшим количеством одежды на ней. На полу лежал матрас с подушками и одеялом, а рядом небольшой круглый как хрустальный шар ночник. Единственное окно в квартире наполовину закрыто спущенными черными жалюзи, на кухне небольшой круглый столик с двумя стульями, на удивление белые, но кухонные шкафы были графитово-серые.       Оникс медленно обошел комнату. Взгляд его зацепился за серафинит, подаренный его мамой, который в одиночестве лежал на подоконнике. Ни книг, ни ноутбука, ни музыкального плеера, ни уж тем более телевизора. В углу около окна стояла большая коробка, скотч давно выгорел на солнце и рассыпался, поэтому коробка была открыта. Он подошел ближе и заметил лежащие сверху папки с пронумерованными делами, диктофон и пишущие принадлежности.       — Здесь твои статьи?       — То, что не успел доделать перед увольнением, — ответил Тайм.       Он передал свои дела новому сотруднику, но то, что вел в тайне от компании, унес с собой в надежде на… Он не знает на что.       — Такое ощущение, что ты здесь живешь временно. Не хочешь продать квартиру и переехать в Бангна? Это было бы ближе к работе, — спросил Оникс, подходя к кухонному столику.       — Я не уверен, что задержусь там надолго, поэтому не вижу смысла, — пожал плечами Тайм, подходя к кофемашине.       — То есть Па Нуи не зря опасается того, что ты хочешь уволиться? — уточнил Оникс.       — Пока ей не стоит этого опасаться, мне нравится работать у нее. А когда будет закончен ремонт, и она наймет еще парочку сотрудников, будет намного легче. В наплыве клиентов есть свои плюсы.       — Например?       — Ты можешь ни о чем не думать.       Тайм заварил кофе, ожидая, когда машина его приготовит.       — О, я не спросил, хочешь кофе? В холодильнике есть еще пиво.       — Ты не собираешься меня выпроваживать? — поинтересовался Оникс.       — Зачем? Раз уж ты здесь, давай выпьем.       — Мне кофе.       Тайм поставил перед Ониксом кружку с горячим напитком, предлагая на выбор сахар, сливки и сладости. Сам он предпочитал пить просто черный кофе. О сне конечно же можно было забыть.       — Давно ты здесь живешь?       — Не знаю, — пожал плечами Тайм. — Потерял счет времени. Несколько лет, наверное.       — Ты переехал сюда после своего увольнения? — спросил Оникс, съедая маленькую печенюшку.       — Нет, гораздо раньше. К чему все эти вопросы?       — Просто поддерживаю дружескую беседу, — отвечает Оникс, делая глоток кофе.       — Оникс, — голос Тайма звучит нетерпеливо.       Оникс вздыхает, откладывая чашку.       — Я хочу понять тебя. Хочу понять, что тобой движет.       — Зачем? — простонал Тайм, прикрывая глаза рукой.       — Ты знаешь ответ.       Тайм поднимает глаза, встречаясь с ним взглядом. Присутствие Оникса кажется таким инородным в этой комнате. Здесь никто никогда не бывал, кроме него. Он всегда был здесь один. И то, что серое пространство он сейчас делит с Ониксом кажется ему абсолютно неправильным, будто Оникс может подхватить заразу, если останется здесь дольше.       — Но я не могу тебе ответить.       — Я уже сказал, что меня это не интересует. Тайм, — Оникс протянул руку через стол, беря его ладони в свои. — Ты делаешь меня невероятно счастливым.       Последнее слово прозвучало так явно, что Тайму стало от этого не по себе. Это было похоже на то, как Оникс спрашивал у него разрешение вновь съесть его кхао том. Он и сейчас слышал совершенно другое слово.       — Уверен? По-моему, я только и делаю, что приношу неприятности.       — Нет, — покачал головой Оникс, — ты делаешь меня счастливым. И я хочу разделить с тобой твое же счастье, если ты сам отказываешься принять его в себе. Я хочу разделить с тобой все положительные и отрицательные чувства, которые мы оба будем испытывать. Я хочу не расставаться с тобой никогда, потому что я тоже большой эгоист и хочу, чтобы ты был рядом со мной. Я так многого хочу, Тайм, и это все связано с тобой.       Тайм чувствует подкатывающий истеричный комок к горлу.       — Я не могу. Я не могу позволить тебе…       — А я могу, Тайм. — Оникс прижимает его руки к своим губам. — Это мой собственный, эгоистичный выбор, на который ты никак не можешь повлиять.       На самом деле Тайм мог. У него был один, самый крайний козырь в рукаве, и он мог его применить. Он все время об этом думал, но его постоянно останавливало то, что он останется снова в одиночестве, в компании своих страхов.       Тайм качает головой.       — Оникс, это все приведет к тупику.       — Тогда будем наслаждаться до того момента, пока не дойдем до этого тупика. Сделаем наш поход к нему очень ярким и максимально долгим.       — Ты слишком все упрощаешь, — недовольно цокает Тайм.       — Потому что ты усложняешь. — Оникс пожал плечами, вставая со стула. Он сел перед ним на корточки, прямо как тогда, в ресторане, перед тем, как они впервые поцеловались. — Тайм, попробуй хоть раз позволить себе чувствовать что-то хорошее, не чувствуя себя виноватым. Ты ведь был счастлив в Кхонкэне среди травы? Я всегда буду лежать там с тобой, в гуще зеленой травы, и нас никто больше не побеспокоит.       Бравада Тайма дает трещину. Он вспомнил это поле высокой зеленой травы, где он искал маленьких человечков, и как рядом с ним лежал совсем не маленький человечек, а очень даже большой, в глупой футболке с динозавром, целовал его, называя красивым, и еще десятками других прилагательных, от которых ему щемило сердце. Это было самое счастливое время, которое он делил с кем-либо. Время, когда он чувствовал, что больше не одинок, и, что готов ждать этого человека с его поездки на родину сколько будет нужно. Время, когда он вообще кого-то ждал.       — Тайм, даже если мы с тобой двигаемся к тупику, мы будем делать это вдвоем. Ты больше не будешь один.       То, что он слышит — правда? Не слуховая галлюцинация? Он действительно может блуждать по этой жизни не в одиночку? Ему позволят сделать это его вечные конвоиры, держащие под контролем каждый его шаг? Может ли он хоть немного надеяться на то, что приобретет покой или это напрасно, и вскоре его вновь задушат в тисках его страхи и боли?       — Но что будет если…       Оникс прикладывает палец к губам Тайма, заставляя его замолчать.       — Мы подумаем об этом, если «что, если» настанет. Я больше не буду просить, чтобы ты мне рассказал о том, что тебя беспокоит. Я просто буду ждать, когда ты захочешь мне об этом рассказать, а до того момента давай постараемся, чтобы «оно» не позволяло тебе разрушать твою счастливую жизнь со мной.       Тайм молчал некоторое время, а потом его накрыл смех; не совсем здоровый, но ведь он только начал реабилитационный курс по системе Оникса, верно?       — Знаешь, — сквозь смех произнес Тайм, — возможно это хорошо, что у тебя есть твое уверенное «я».       — Я же сказал, что такой я тоже тебе понравлюсь, — ухмыльнулся Оникс, проводя ладонью по его щеке. — Просто не торопись, Тайм, для всего нужно время, даже для тебя. В особенности для тебя.       Тайм борется с беспорядочными частицами внутри себя, которые и хотят быть с Ониксом, делить с ним свою жизнь, и желают отгородить его от хаоса, в который превратится его жизнь. Тайм не знает, что хуже будет для него, а что для Оникса. Поддаваться своим страстям всегда легко, так ведь? Но у него все еще есть запасной вариант, его подушка безопасности, если что-то пойдет не так. Если что-то будет угрожать Ониксу, даже этим «что-то» будет он сам, он воспользуется этим, чтобы его спасти. Он так и сделает. А до того, он не будет ему ни о чем рассказывать, не будет втягивать его в свое прошлое, которое неотрывно следует за ним по пятам, он никак его не запятнает. Он просто будет делить с ним только то хорошее, что будет у них. Тайм постарается. Он очень сильно постарается уберечь его.       — Со мной будет сложно, — предупредил он напоследок.       — Уверен, так оно и будет. — Оникс перемещает руку с его щеки на шею и притягивает его к себе для поцелуя, как и тогда, в ресторане, заставляя Тайма склониться над ним и обхватить его плечи руками. Звук звонких поцелуев легко прокатывается по полупустому помещению, отражаясь от стен.       — У нас, — прошептал Тайм отстраняясь, — у нас сегодня было свидание?       — А не похоже? — Губы Оникса водили по губам Тайма, словно готовые в любой момент припасть к ним, когда Тайм этого захочет. — Я не мог отвести от тебя глаз.       — От меня или все-таки от камней? — Тайм наклоняется, касаясь губами скулы Оникса, оставляя на ней невесомый поцелуй.       — От тебя. Твой сегодняшний наряд слишком… — Оникс прерывается на полуслове, когда Тайм возвращается к его губам, без промедления раздвигая их языком. Руки Оникса плашмя проводят по внутренней стороне его бедер вверх, надавливая большими пальцами и ощущая под ними тугое натяжение кожаных брюк.       Тайм мгновенно разгорается, ему нужно почувствовать больше. Томление, которое он долгое время ни к кому не испытывал, наконец дало о себе знать после небольшого давления, оказанного ладонями Оникса на его бедра. Он уже чувствовал отголоски чего-то такого, когда они были в поле травы, лежа близко друг к другу, но сейчас это было гораздо более ощутимо и необходимо для него.       Он же может позволить себе хотя бы это, чтобы не загоняться снова чувством вины? Ведь теперь к чувству вины от своего прошлого к нему примешивается чувство вины за Оникса, которого он втянул в отношения, которые непонятно куда ведут. Но ведь он может позволить себе секс без надобности что-то анализировать в своей голове? Просто секс, где двое людей просто хотят друг друга.       Оникс сминает руками кожаные брюки, массируя бедра, ощущая под ними насколько напряжены мышцы. Это слишком для него. Ладони перемещаются с внутренней стороны бедер на внешнюю, подхватывают Тайма, и он соскальзывает со стула одновременно с тем, как Оникс встает с корточек. Сильные ноги сцепляются у него на поясе, руки обхватывают шею и затылок. Тайм ухмыляется ему в губы.       — «Слишком», м? — голос звучит слишком мягко, напоминая мурлыкание кота. У Оникса прямо по спине вниз пробегают от него мурашки. Он даже не помнил, что хотел сказать до того, как Тайм его поцеловал.       — Ты слишком любопытный, — отчеканил Оникс, сцепляя ладони под его задницей, что было совершенно ошибочным поступком с его стороны. Гладкость материала не оставляла ему и грамма на фантазию. О господи…       Он несет его на матрас, в который чуть не падает из-за непривычной низости спального места. Тайм больно стукается головой об подушку, при этом умудряясь издать совершенно очаровательное «ой». Оникс тянется к его голове, чтобы подуть на ушибленное место.       — Все в порядке? Почему ты спишь на матрасе? Где твоя кровать?       Тайм хихикает, чувствуя такую легкость в сердце, которую давно не ощущал. По обыкновению, там все время болело, жгло или оно крошилось на куски, но сейчас оно было как-то мультяшное сердечко, которое прыгало на месте, пока его не пронзает стрела, а потом оно прыгает уже со стрелой внутри.       — Это чтобы падать на пол было не так больно. Ты скоро поймешь, как это удобно, — подмигнул Тайм, переворачивая Оникса, чтобы он оказался под ним.       — Я весь вечер думал, что эти брюки были созданы для того, чтобы их медленно расстегивали. — Тайм закидывает на свои плечи ноги Оникса, лаская их ладонями верх-вниз; «собачки» на молниях от этих движений начинают звенеть.       Оникс под ним шумно сглатывает и, поерзав, снимает с себя удлиненный пиджак, откидывая его в сторону. Его глаза ярко сияют черным цветом в свете единственной лампы на кухне, освещавшей комнату.       — Значит у тебя пересохло во рту от меня, а не от красоты камней? Какое расстройство, — промурлыкал Тайм, наклоняясь к его губам. В низу живота он чувствует сладостное напряжение, когда ладони Оникса возвращаются к его заду, сжимая его.       — Ничуть, — выдыхает Оникс, ловя губами вдох Тайма. Он ерзает на матрасе в нетерпении, которое невозможно передать словами. Ладони потеют, оставляя следы на округлости, обтянутых черной кожей.       Поцелуями невозможно было насытиться, они даже больше обезвоживали их, не доставляя спасительной влаги. Тайм отпускает губы Оникса и выпрямляется, поворачивая голову в сторону, чтобы медленно расстегнуть молнию на правой штанине брюк. Он оголяет кожу сантиметр за сантиметром. Сначала показываются бледные щиколотки, затем колено, которое сразу же после появления получает поцелуй, далее бедро с кромкой черных боксеров, пока Тайм ведет «собачку» вверх до самого пояса, где замок расстегивается, и штанина раскрывается, падая в сторону.       Пока он проделывает это со второй ногой, лежащей на его плече, Оникс, чуть приподнявшись, напрягая пресс, ловкими пальцами расстегивает рубашку Тайма, черные пуговицы одна за другой открывают доступ к его телу. Он делает это так быстро, что Тайму захотелось посоревноваться и рука стала быстрее вести «собачку» вверх, к победной кромке на поясе. Оникс почувствовав, что вот-вот разгорится спор, ускорился и, разумеется, успел расстегнуть пуговицу на вороте раньше, чем Тайм дошел до пояса брюк. Он тихо ругается, чем сильно веселит Оникса. Но они оба забыли о манжетах, и, когда Оникс это понимает, Тайм расстегивает замок и победно ухмыляется ему, выбрасывая в сторону брюки и оставляя Оникса в белье и рубашке.       — Ты ведешь себя по-детски, — бормочет Оникс, приподнимаясь на матрасе и опуская ноги с плеч Тайма на пол. Пока он расстегивает пуговицы на его манжетах, Тайм делает тоже самое с манжетами рубашки Оникса.       — Я могу заплакать, знаешь ли, — угрожающе надулся Тайм, снова вызывая смешки у Оникса.       — В твоей жизни слишком много поводов для слез, я не хочу быть одним из них, — произносит он, склонив голову. Манжеты черной рубашки были расстегнуты, но Оникс все еще продолжал держать его руки в своих ладонях.       Тайм, закончивший с его манжетами, но еще не приступивший к основным пуговицам, остановился.       — Я тоже этого не хочу. — Тайм вздохнул, прежде чем решительно произнести: — Я хочу быть счастливым с тобой.       Оникс поднимает глаза, и они кивают друг другу, понимая, что скрывается за этими словами. Возможно это было не то, что они хотели произнести или хотели услышать, но на данном этапе этого было более чем достаточно.       Оникс снимает с Тайма рубашку, скидывая ее на пол, пока Тайм боролся с пуговицами на рубашке Оникса не так ловко, как он. Оникс замечает несколько застарелых шрамов на его теле, проводя по ним пальцами.       — Откуда они у тебя? — спрашивает он.       — Я говорил тебе, что иногда слова не помогают.       Иногда он мог не успеть установить зрительный контакт и когда это случалось, когда у людей была какая-то защита, ему хорошенько прилетало их средствами защиты, из-за чего ему приходилось истекать кровью до прибытия помощи. Шрамов было немного, но они все были напоминанием о том, что он не должен торопиться, иначе это будет стоить ему жизни. Не то чтобы он сильно за нее цеплялся.       Был период, когда он специально нарывался и ждал того, кто это сделает. Простое самоубийство его не интересовало, это было легко: высотные здания, автомобили, мосты — было множество разнообразных вариантов покончить с этим, ему же хотелось, чтобы это было долго, мучительно, и чтобы выглядело и являлось его наказанием. Но нужный человек так и не появился, а потом он научился наказывать себя не хуже, чем если бы его сильно избили в какой-нибудь темной улочке, оставляя умирать. Однако легко было думать о смерти, когда у тебя был дар, и как было невыносимо страшно просто выходить на улицу, когда его больше не было.       Сейчас ему не хочется думать о плохом. С Ониксом ему действительно хотелось верить, что он может получить хотя бы небольшой кусочек счастья и покоя, которые он давно потерял. С Ониксом он мог просто лежать в поле зеленой травы и смотреть на безоблачное небо, и сколько бы они там не лежали, над ними никогда не нависло бы облако и не пошел бы дождь. Только шелест травы, уносимая ветром песнь, и они двое в своем бесконечном зеленом мире. Это было бы идеально. Неосуществимо, ведь такой зеленой травы без дождей не бывает, но хотя бы ненадолго он мог об этом помечтать.       — Тайм, — произносит Оникс, оставляя поцелуй на его щеке, — ты снова о чем-то думаешь. Извини, это моя вина. Мои вопросы сейчас не к месту.       — Все нормально, я всегда о чем-то думаю, — отвечает Тайм, обнимая Оникса.       Как приятно ощущать прикосновение чьего-то тела к своему так близко. Оникс очень теплый, почти жаркий, он пахнет каким-то дорогим одеколоном, но запах не удушающий, а легкий, до носа долетали лишь тонкие нотки парфюма, которым он воспользовался рано утром. Пальцы зарываются в его волосы, мизинец играет с цепочкой, висящей на шее, а лицо прячется на сгибе плеча, оставляя на нем легкие поцелуи. Тайм обвивается ногами за пояс Оникса, а он в свою очередь, делает тоже самое с ним, сжимая в руках его талию и дыша ему в шею.       Они сидят тихо, впитывая тепло и энергию друг друга. Оникс вытаскивает из его волос одну ладонь Тайма и, отстранившись, смотрит за переливами сине-желтых камней на браслете, сдвигает их в сторону, оставляя на запястье легкий поцелуй. Тайм немного меняет наклон головы, чтобы понаблюдать за этим.       — Я носил его не снимая, — тихо сказал Тайм, немного покрутив запястьем, отчего камни, ударившись друг о друга, издали трель. — Спасибо, что сделал его для меня.       — Они — частица тебя, — ответил Оникс, водя большим пальцем по сине-желтым камням.       — Оникс, — зовет его Тайм, оставляя беззвучный поцелуй в уголках его губ. Тот поворачивает голову в немом вопросе. Тайм перехватил руку Оникса, которой он трогал его браслет и положил ее на свое бедро, все еще обтянутое черной кожей, и накрыл сверху своей ладонью. — Пожалуйста, не давай мне сегодня заснуть. Сделай все, чтобы я не смог ни о чем думать, и, умоляю, не позволяй мне заснуть.       Он не хотел сегодня просыпаться от кошмаров. Только не сегодня ночью, когда он с ним.       Их руки в унисон начинают двигаться по бедру, пока не достигают поясницы Тайма, чтобы уложить его на матрас. Ладонь Тайма перемещается над его головой, где ее надежно фиксирует Оникс своей рукой, чувствуя кожей тепло сине-желтых камней. Оникс ложится сверху, смотрит на Тайма со всей нежностью, и он вспоминает море травы, где его искренний смех раздавался повсюду. Он даже сейчас звучал в его ушах, словно все еще находился там, утопая в зеленых водах.       — Обещаю, — прошептал Оникс, оставляя на его губах свое обещание.       

***

             В комнате было очень темно, так как из-за закрытыми жалюзи окнами в квартиру не проникал свет ночных огней. Тайм потянулся, чтобы включить ночник, и комната озарилась сине-фиолетовым сиянием далеких вселенных. Он держал в объятьях Оникса, который не так давно задремал, но сейчас, судя по всему, уже просыпался.       — Кажется я заснул, — сонно пробормотал Оникс, разворачиваясь в объятиях Тайма, чтобы перекинуть через него руку и тоже обнять.       — Тебе не возбраняется, это я не должен был заснуть.       — С ночником стало значительно уютнее, — помолчав сказал Оникс, разглядывая причудливые цвета на стенах, которые очень напоминали Тайму аметисты. — А матрас удобный, ты был прав.       — Вот видишь, — хмыкнул Тайм в его растрепавшиеся волосы.       — Тебе не одиноко в этой серой квартире? Несмотря на простор, здесь очень явное ощущение давящих стен.       Тайм хочет сказать ему, что в этой серости еще хуже, и только его присутствие позволило Тайму немного вздохнуть, не боясь отравиться, но решает промолчать, вместо того, чтобы соврать и ответить: «Нет, не одиноко», и просто обнять его крепче, переплетаясь с ним ногами под одеялом, как будто он сжимал в объятьях дакимакуру.       Они лежали так какое-то время и Тайму стало казаться, что Оникс вновь заснул, когда он поворочался, чтобы выбраться из его объятий.       — Я кое-что забыл, дай мне секунду.       Он сполз на пол, в поисках своих брюк, а Тайм завороженно смотрел, как свет ночника догнал его, раскрашивая нагую бледную кожу в цвета индиго. Сияния звезд на его теле отдавались гулкими ударами в сердце Тайма. Найдя то, что искал в брюках, Оникс забрался обратно на матрас, ложась на живот. Он протянул что-то Тайму. При свете ночника Тайм не понимает, что это и вопросительно смотрит на Оникса.       — Это кольцо из раухтопаза. То, которое я все время носил.       — А? — Тайм вертит в пальцах кольцо, которое значительно меньше по размеру чем то, которое носил Оникс. То кольцо было настолько большим, что слетало с его большого пальца. — Это же подарок твоей мамы.       — Я сделал из него два кольца, — объяснил Оникс, забирая украшение из рук Тайма, чтобы перехватить его руку и надеть его ему на мизинец. — Я хочу, чтобы это было у тебя в качестве защиты, а это, — он поднял свою цепочку и покачал им в воздухе, демонстрируя кольцо побольше чем то, что дал Оникс, — будет у меня.       — Но…       — Мама не против, — уверил его Оникс. — Наоборот, она рада, что у тебя будет частичка меня. Я, кажется, говорил, что кристаллы раухтопаза уникальны и нет ни одного одинакового. Наши с тобой кольца также уникальны, потому что они сделаны из одного кристалла.       — Парные футболки, парные кольца, — невнятно бормочет себе под нос Тайм и Оникс, ничего не разобрав, переспросил его. — Нет, ничего, спасибо за кольцо, Оникс. Правда, спасибо. Я теперь весь окружен защитой, — улыбнулся он, показывая на браслет и кивая в сторону подоконника.       — Тебя нужно окружать не только защитой. — Оникс оставил на руке с браслетом и кольцом быстрый поцелуй, прежде чем перевернуться на спину и теперь заключить в объятья уже Тайма.       Оникс заснул достаточно быстро, судя по тому, настолько тяжелыми стали его руки на плечах Тайма. Тайм положил руку с украшениями на живот Оникса, который размеренно поднимался и опускался в такт дыханию. Он смотрел на кольцо дымчатого цвета на своем мизинце и думал, что теперь у него есть не только оберег от матери и самого Оникса, но также есть средство для ограничения его дара.       Тугой узел в его груди слегка ослабнул.