Сага о ветре

Никогда прежде прирученный буревестник не нападал на людей. Метнувшись несколько раз над кораблём слишком низко и встревоженно, он вдруг с грозным кликом кинулся в лицо пленнику, связанному по рукам. Случившийся ближе других Эрик подхватил, сорвав с пощипанной головы, свирепо бьющую крыльями, разъярённую птицу. На счастье, лапки у пернатого слабые, маленькие утиные, ими не зацепиться. Но Барнет успел острым крючком клюва разодрать недоноску веко, целя в глаз. Будто сводил личные счёты… И возмущённо пищал в дружеских руках Эрика, ещё порываясь выскользнуть. Недоумённо косились соратники. Вскинулся Алан Лирник, что выводил ровные строчки на куске пергамента. Не полагаясь на память, он взялся записать по допросу называемые имена-прозвища, со слов помечая, куда те подумывали осесть на зиму. И совсем неожиданно в общем замешательстве расслышался скрипучий, схожий с тихим рыданием, смех. — Кого ты водишь за нос. Называешь мертвецов… Они убиты уже, — это звучало бредом сумасшедшего. Откуда бы Лис мог такое о них знать, на чём раскусил фальшь. И будто знал ещё нечто, что мешало просто перерезать ему глотку. Внезапно перестав смеяться, он встал, шагнув к пленнику, жёстко потребовал: — Огня! Передали ему подожжённый обрывок толстого просмолённого каната. Парни как раз прокаливали, выправляя, ножи в пламени переносного тигелька. — Ну, сам скажи, кто из них?.. — почти прошипел Лис. — Да, да, я понял, понял! Я ошибся, забыл!.. — задёргался гадёныш. И взахлёб, торопливой скороговоркой снова перечислял имена, когда запахло палёным и затрещали собственные волосы у виска, припекая ухо и оплывающий разорванный глаз, что обильно кровавил вперемешку с сочащейся изнутри сукровицей. Скинуть бы его без хлопот в пучину, на корм рыбам, и воздух стал бы чище. Но Лис держал его на судне несколько дней, пока не взяли другого разговорчивого из той же ватаги, который понял, к кому и за что попал. И сходу опознал собрата, едва ступив на борт. — Ты уже попался, крыса? Это он спалил вашего эрла, по куражу… — сообщил и тут же запнулся. Потому что навстречу повернулся тот самый эрл, только обтрёпанный, небрежно свесив седую чёлку на половину лица, точно вылез из могилы, с жутким оскалом улыбки во все зубы: — Добро пожаловать в ад! — и опасно сверкнули нездешним зеленоватым отблеском его глаза, пронизывающие мёртвенным холодом до мурашек по коже. С этим недругом долго не возились. Подверив список теперь по его опросу, как потом не раз делали с иными, Лис молча резанул саксом ему по горлу, лишь хрустнули одновременно надломленные позвонки, оборвав нить чужой жизни, легко и быстро. Участь облезлого крысёныша тоже была предрешена. Поутру на стоянке у скалистого рифа, куда не всякий решится подойти, вываривали в котле до белой кости собранные головы, не хотелось таскать с собой тухлую гниль, и сколько ещё таких остановок их ждало впереди. Там между делом накрепко привязали облезлого пленника к менгиру, торчавшему словно палец в небо. Чуя, что это последняя оказанная ему честь, и решив, что его тоже сейчас подожгут, паршивец взвыл. Тщетно пытался вырваться из заскорузлых верёвок, оттого только больнее, до ссадин, врезавшихся в кожу. Сначала он вопил, потом скулил и успел обделаться себе в штаны, вонюче и жидко. Кто-то из команды сплюнул сквозь зубы: «И сдохнуть не может достойно!» — приправив паскудным ругательством. Лис не обращал никакого внимания на завывания, для него ублюдка больше не существовало. Он хранил своё слово: не было для таких ни огня, ни земли. Просто дождаться прилива, а накатившее море вынесет к жертве прожорливые стаи рачков и рыб. И неизвестно, накрыло бы его с головой или нет, судя по тёмным полосам на скалах. Однако поганец в рвении, видимо, расшатал менгир, и тот рухнул, придавив всем своим грузом, разом прекратив громкие вопли. Но пока он был живой, потому что из-под камня доносилось невнятное кряхтение. Ещё шевелились и корячились руки, подёргивались косо торчавшие ступни, — а по гальке уже карабкались мелкие крабы из своих убежищ в насыпях песка и водорослей, перебирали членистыми ножками, наподобие скопища пауков, торопясь к тёплой плоти, потёкшей кровавой жижей. И откуда-то слетались бакланы, в предвкушении добычи рассаживаясь на скальных обломках. Скверная, дрянная смерть. Ничуть им не озаботясь, тем временем Лис, подслеповато щурясь, вглядывался на свету в некую круглую бляшку. Он стал плохо видеть больными глазами, даже цвет их менялся, будто расслаиваясь, порой отсвечивая зеленью с желтизной, как у хищников. — Что это у тебя? — поинтересовался Эрик. — Малая печать для внутренних записок, досталась мне от Отелло на прощанье, — Лис ответил сразу и на вопрос, который услышал бы следом. — Проныра ещё успел обшарить убийцу?! — восхитился Эрик. Поймав в ладонь перекинутую ему вещицу, он без труда прочитал выпуклую вязь букв обратным письмом. — Орден Паука. Долетали крохи слухов об этом тайном братстве, их жутковатых мистериях… Значит, они у нас резвились. Наняли их или навели? — в задумчивости он вернул Лису печать. — Сэр Клод их предводитель, — напомнил Лис. — Идём к Южным Утёсам, в его логово? — Эрик напрягся. Но Лис качнул головой. — Сначала передавим мелочь, они его опора, — и добавил, отрешённо потирая бляшку печати меж пальцев: — Иначе туда можно и не дойти… Охотники за головами умели искать — по наводке тонким намёком, по вскользь брошенному слову в болтовне случайной харчевни. Дотягивались где угодно, выманивали в нужное место подмётным письмом с той паучьей печатью. Не зная в лицо, каким-то запредельным чутьём Лис подбирался к очередному душегубу, ни разу не случилось промаха. И он снова вёл отросшим потемневшим ногтем по смертному списку, бесстрастно помечая, кого уже нет в живых и кого ближе достать следующим. Там, где они останавливались, потом поднимали из моря обезглавленные трупы, и расползались страшные слухи. У самих тоже были потери. Кто-то погиб в пьяной драке, попав на ножи. А на днях угодили в засаду, лишились ещё двоих. Парни сами подставились под смертельный удар, они больше не хотели жить, однажды понял Эрик. Ранеными их дотащили на корабль, один умер ночью. Другого, что безысходно корчился от боли, Лис поддерживал у собственного плеча, и хладнокровно пронзил сердце бывшего побратима стилетом, тонким, как шило, рука не дрогнула. Они все обречены, и постепенно, поодиночке выбывали из этой заклятой игры без правил. Лучше уж так, чем тоскливо влачить опустелое бытьё, капля за каплей теряя рассудок. …Сколько минуло дней и ночей, сменяя мглистую темень на обманный тусклый свет в облачной мути. Корабль привычно летел по ветру, вспарывая волну, точно плоть, и за кормой опять тянулся кровавый след зари. Перебрав верёвки, Эрик подсел к молчаливому шкиперу. — Послушай, Альфер. Мы, как призраки, мотаемся по морю из края в край, и убиваем, убиваем! Сеем только смерть, и сами её пожинаем. Будто в жизни не осталось больше ничего, ни радостей, ни надежд, и нам нигде нет приюта. Туман, морось эта плаксивая следуют за нами по пятам. Но нам всегда дует попутный ветер, куда бы ни поворачивали… Мне кажется, я схожу с ума. Альфер и прежде речами не баловал, теперь вовсе замкнулся. — Тебя никто не держит. Встанем где на прикол, можешь идти на все четыре стороны, — всё же проронил, едва покосившись на него. — Эрл освободил вас от клятвы. — Эрл?.. — встрепенулся Эрик. — Он сам не в себе! Сносит головы, точно соломенным куклам, безразлично, бездушно, в нём даже ненависти нет. Его глаза умерли, смотрят сквозь, в пустоту, и не отражают света — как у мертвеца… В кого он превратился? — Хуже нет зверя, загнанного в угол, — пробормотал Альфер себе под нос, медля с ответом, вздохнул. — Он служит смерти. Мы сами вызвались к нему в попутчики. — Плевать, кому он служит. Он жив? Или уже мёртв? — в раздражении допрашивал Эрик. — В драке его тоже нехило резанули, и за ночь от раны не осталось следа, ты заметил? А он как не почувствовал… Он почти не ест ничего, но не ослабел, чем только держится. И спит днями, будто дневной свет ему в тягость. Зато в темноте видит не хуже рыси. Эрик поискал взглядом Лиса, который ночь провёл у руля, обходя известные мели, чтобы остальные могли спать спокойно. Альфер сменил его на рассвете. Теперь Лис лежал у борта, вытянувшись недвижимым, спал ли, сдвинув на лицо помятую рыбацкую шляпу. Обычное серое утро не сулило ничего доброго. Проблеск солнечного луча снова заволокло седыми тучами, и на судне не торопились просыпаться, возились понемногу кто с чем. — Покойник на корабле — к беде. Море не любит мёртвых, выкидывает их обратно наверх. А если проверить?.. — Эрик снова взялся за верёвку. — Не с той ноги встал, что ли? — хмыкнул мимоходом пробиравшийся товарищ. В отличие от Эрика, они предпочитали такое не обсуждать. Эрик его не услышал. Прикинув длину верёвки и привычно увязав петлю, шагнул к лежащему Лису. — Не стоит этого делать, тэн! — предостерёг Альфер. Но двойная петля уже ловко стянула запястья мирно покоившихся на груди рук. Больше Эрик ничего не успел сообразить. В тот же миг надёжная, просмолённая и крепкая верёвка в полпальца толщиной была разорвана, как нитка, одним движением разделившихся ладоней. А сам он отлетел к противоположному борту от мощного толчка, больно ударившись. Не хватало ещё только драки среди своих. Остальные из команды обступили обоих, встав между ними: «Чего не поделили?». Впрочем, Лис не собирался продолжать. Полусонный, сидя нашёл свою шляпу и опять нахлобучил себе на голову. Как невзначай, Альфер подал ему мисочку с сотовым мёдом: «Поешь?». Лис кивнул. — Неплохо! — выдохнул Эрик, не сразу пришедший в себя, утерев кровавые слюни и сопли. — Таким ударом можно быка свалить, — сообщил побратимам, отчего-то довольно ухмыляясь. — Проверил? — парни вокруг посмеивались, пожалуй, впервые за долгое время у них замелькали улыбки, раздались смешливые фырканья. И снова загули́л сорвавшийся с небес буревестник, жадно выуживая рыбную мелочь из садка, нарочно для него заготовленного. Вставая с кряхтением, оханьем и почёсывая бока, Эрик честно отыграл роль страдальца на потеху приятелям. А потом он подошёл к Лису, уселся с ним рядом. — Ладно, не злись, — дружески толкнул плечом, тоже ухватил пальцами кусочек медовых сот из его плошки. — Ну, посмотри на себя. Тебя вместо пугала пора ставить на огороде. А ты ведь знатный боец славных кровей! Расслабься. Отринь всё, скинь напряг. Напейся до упаду, с женщиной пихнись, какая позадорней. Мужчине без этого нельзя. У тебя там, наверно, уже всё усохло, — со знанием дела кивнул Эрик ему между ног, не забывая подъедать мёд с ним на па́ру. И не думал, что наконец услышит под ухом негромкий смешок Лиса. На стоянках парни не избегали местных весёлых подружек, с которыми легко отвлечься и забыться, только Лис никого не хотел. Что за беда оценивать по мужской силе, и ведь до сих пор шли за ним. На самом деле, одному было бы проще скользить незаметно, быстро, внезапно, так же исчезая мелькнувшей тенью. Но ещё тлело внутри блёклое подобие жизни. Глотнуть бы, как воздуха, хоть краткой вспышки прежних ярких чувств, пылких ощущений, которые теперь даже во сне приходили из больной памяти размытыми и всё реже… Оставив Эрику чашку с мёдом, Лис занялся своим трофеем — пробуя на изгиб и прочность, вдумчиво оценивал полотно косы для травы, что досталась ему в последней стычке. Вовремя подвернулась под руку, когда там на них изрядно насели. Тогда Лис подхватил её от стены, словно копьё, и широким размахом отогнал толпу, забившую их в угол, те шарахнулись в оторопи от столь нежданного выпада. Хватило, чтобы за его спиной уйти команде. Сам он отступал последним, уже вплавь, его втащили на борт отчалившего кнорра под градом стрел, вслепую летевших вслед. А косу из рук не выпустил. — Мне нужен толковый кузнец, — тщательно изучив свою косу, он постучал ногтем по её лезвию. — Всем нужен! Ножи сточены под обух, — отозвались из команды, шкипер тоже посетовал о своём: — Судно пора подлатать, вычистить гниль кое-где, и парус обтрепался, плохо держит ветер. Зимовать будем в городе. Тем временем вдали показались кромкой родные берега, знакомые каждым камешком и изломом седого гранита. Давно не бывали здесь, три зимы минуло с тех пор, как покинули своё разорённое гнездо, чтобы больше не возвращаться. Уже маячил в дымке исхлёстанный ветрами мыс, от подножия которого выдавались из глубины скальные гребни, словно спина погрузившегося в море дракона. Они шли домой. — Домой?.. — кажется, Эрик что-то пропустил. — Да, к Туманному Мысу, — невозмутимо пояснил ему Лис и указал на бочки, где в соломе хранились черепа снятых голов: — С таким грузом нас вряд ли где-то радостно примут. Лучше иметь на борту годное для продажи. Ты у нас смыслишь в торговле, подумай, какой взять ходовой товар, и чтобы женщин привлечь, — добавил с усмешкой. Что-нибудь ещё уцелело в подземельях замка, можно набрать по мелочи. На суровом берегу всё, как оставили, только груды мусора нанесло морем и ветром. У поворота дороги кем-то грубо сколочена вешка косым крестом с выцарапанной петлёй висельника — вестник опасности, будто всех здесь выморила чума. Перед ним земля изрыта копытами, значит, бывали заезжие, но дальше двинуться остереглись. Переглянувшись, побратимы прошли мимо. Всюду тишина запустения, те же развалины погорелья, успевшие порасти травой, что теперь торчала сухостоем. И ветер в спину гнал косой дождь редкими крупными каплями. Зато на подворье замка зоркие глаза охотников засекли лисью семейку. Метнулись к стене подросшие лисята, за ними юркнул рыжий хвост лисицы, спрятались. И сторожко, таясь, с другой стороны прошмыгнул ещё один, серо-бурый лисови́н, уже обрастающий зимней шубкой. Видно, доныне их никто не тревожил. Они любят селиться среди развалин и заброшенных кладбищ. Неопределённо хмыкнув, Лис шагнул вперёд. — Выкурить их? — предложил кто-то из товарищей. — Нас уже выкурили, — обронил Лис, искоса сверкнув таким взглядом, что показалось, готов биться за них, как за родичей. Раньше здесь так же резвились, играли дети… — Может, их алхимик прикормил? — пустые надежды, парни ещё пытались бодриться. — Его здесь нет. Давно нет, — Лис ответил неторопливо и легко, в спокойной задумчивости встав над бывшей полуземлянкой для Отелло. Теперь она, плохо засыпанная землёй, была похожа на провалившуюся могилу. Где сгинул Тилль, сейчас никто не скажет. Удивительно, что тогда он ещё дышал, почти сутки придавленный чужим трупом под завалом… Здесь надолго не задержались. Разделившись, часть их вернулись на берег за лодкой, заодно доставить сюда свою скорбную добычу. Другие обшарили подземелья донжона в поисках сбережённого добра. От разграбления спасали зловещие знаки, поставленные неким добрым человеком на всех подходах к замку. Сохранившимися припасами зерна сейчас, после сбора урожая, не расторгуешься, как и солью на побережье, нет смысла тратить силы и время, перетаскивая их на корабль. А затейливая утварь всегда в цене, и меха, кожи, шкуры, пропитавшиеся горьким дымом, выветриться успеют. Больше полусотни добытых черепов сложили горкой на осевшем общем кострище, сразу за крестом. Взвихрившийся ветер шелестел с унылым посвистом в пустых глазницах, не по себе стало от этих тоскливых шорохов, и казалось, мёртвые оскалы задвигали челюстями, шурша между собой, под мелькавшими, слетающимися тенями от бегущих туч. — Сдаётся мне, лучше убраться отсюда до заката, — проворчал Альфер и прикрикнул: — Пошевеливайтесь! Опять, как в тот раз, прилетела припозднившаяся красная бабочка, одинокая, и опустилась на подставленную руку. — Мы ещё встретимся. Я вернусь, моё солнце… — о чём-то шептали бескровные губы, как молитву, слова, не предназначенные для сторонних ушей. Чуть дрогнули скорбно прикрытые седые ресницы. С того страшного дня, оборвавшего жизнь, Лис ни разу не обмолвился о своей Леди, никогда не упоминал Грелля, как не было его, ни той безрассудной игры с дерзкой страстью, искренней, самозабвенной. Мнилось, погребальный костёр испепелил в нём всё, чем дышал, вместе с неистовой памятью, чтобы не изъедали воспоминания. — Всего лишь бабочка, сонная уже. Скоро зима, мать её… — привычно ругнулся подошедший Эрик. — Просто ты однолюб, — утешил. Дружески хлопнул ему по плечу. — Идём! Лис кивнул. — За своим Аланом следи, — подметил беззлобно. — А что Алан?!. Эй, подожди! — Эрик поспешил вдогон ушедшему вперёд Лису. Всем было известно, что Эрик, когда-то сам обучавший Алана Лирника, до сих пор слишком ревниво его опекал и остро воспринимал, как выпад, случайные упоминания о нём, вызывая шутки приятелей. Но опять торопил в путь клик буревестника, и опять уходили в ночь. Никто их не провожал, лишь ветер бросал редкие капли дождя под сумрачным небом, и в целом свете ждало их только бесконечное, вскипающее бурунами, беспокойное море.