Сага о ветре

— Как ты посмела, тварь!.. — хлёсткий удар по лицу отшвырнул леди на стену. Высокий статный лорд надвигался нарочито медленно, его чёрная тень заслонила свет. — С чего бы я его задерживала, — наконец вымолвила Годиерна, выпрямившись, и голос её не дрогнул. — Он с честью выполнил все твои условия и взял своё по праву, тому полно свидетелей. Какие тебе ещё нужны доказательства? Прильнув вплотную, будто за поцелуем прижав к стене, тёмный лорд оплетал полушёпотом почти с любовной страстью: — Ты сберегла даже простыню первой ночи. Но мне плевать, была ли невинность, — длинные тонкие пальцы паучьими лапами ласково заправили леди выбившиеся пряди. И внезапно, соскользнув, жёстко стиснули ей горло. — А была ли там девица? — Тебе хотелось заглянуть ей под подол. Или же забраться на их брачное ложе? — Годиерна ответила откровенной насмешкой. — Угадала. Я хочу знать, кого ты вырастила. Признайся, кого он увёз с собой. Девочку? Или мальчика, — леденящий шёпот, дохнув в самое ухо, вгонял в оцепенение. Сильнее сжатые пальцы поверх платка на горле вынудили беспомощно цепляться за них, чтобы оторвать от себя, оттолкнуть. Леди ещё пыталась сопротивляться, вырваться из душащей хватки. — Ты столько лет не вспоминал о нас и жил спокойно. Чего ты боишься, эрл? — выдавила сипло, с трудом. — Ты солгала мне. Спрятала выродка за женским обличьем. Потом спровадила в ублюдочное гнездо. — Не лезь туда! Не буди лихо… — Надеялась, я не узнаю. Но есть верные люди, — лорд не слушал её. — То проклятие — бредни твоей безумной матери. Оно не может мне навредить, — нашёптывал, как в сонно навязчивом полубреду, и словно забыв про сдавливающую руку. С неясным звуком, вдруг судорожно дёрнувшись, тело за ним безжизненно ослабло, угасая, и с мягким стуком рухнуло на пол, когда лорд отпустил. Леди Годиерна была мертва. Застывший у порога Рональд опомнился и ринулся опрометью прочь, вниз по ступеням, пока лорд не повернулся к приоткрытой двери. Кровь грохотала в ушах или шаги, собственные ли, чужие, Рон не различал. Не помнил, как пронёсся мимо стражников, вылетел в ворота замка и бежал, бежал, путаясь ногами в разросшейся траве, петлял между вересковых холмов, не зная, есть ли погоня. — Уходим! Уходим!!. — заполошно вскрикнул, махая руками, едва выметнувшись к пристани. На нём лица не было, и чуть не сорвался в воду, заскакивая на борт корабля, — понятливые парни подхватили, втащив внутрь. Они уже отвязали чал, кнорр тотчас отвалил от берега. Рональда не донимали расспросами, давая прийти в себя, вручили кружку самого крепкого эля с пеной через край. Лишь когда вышли в открытое море, под полный парус, и Южные Утёсы размылись тонкой чертой горизонта, Рон смог связно рассказать, что увидел и слышал в замковых покоях, где стал невольным свидетелем. Всё же научился он кое-чему у Лиса: не сразу всем скопом спешить наудачу, даже в уверенности доброго приёма, — а прежде тихонько разведать, что там и как. И хорошо, что зашли не к главной пристани, а в маленькую рыбацкую бухту за холмом, почти незаметно. Они привезли леди Годиерне богатые дары от достославного эрла и его счастливой супруги, вместе с приглашением лично навестить замок Туманного Мыса. Знали, что сами здесь дорогие и желанные гости, и надеялись на почётный пир после торжественной встречи. А потом, возможно, им выпадет честь сопровождать благородную правительницу, указывая путь по морю. Весело, шуткой Рон предложил сначала в одиночку явиться к ней, уже предвкушая, как обрадуется вестнику леди Годиерна. И не особо насторожила его толпа чужих воинов, по-хозяйски заполонивших подворье. А знакомые сухо и коротко отвечали на его приветствия, не задерживаясь, будто он лишь вернулся после недолгой отлучки по поручению госпожи. Кто-то из чужаков, однако, пригляделся к нему: «Кто таков?» — «Он свой», — отмахнулся один бывший приятель и поспешил отвернуться. Только поэтому малютка Рон беспрепятственно проник в замок, поднялся к покоям госпожи, он теперь понимал. Тяжело везти горькую весть. И само небо остывало, затягивалось белёсым маревом, предвещая шторм, который придётся где-то переждать. Хмурился суровый Альфер, поглядывая то на волны, то на небеса, и развернул судно назад, к берегу, только успеть добраться, найти пристанище. Самим бы как-нибудь уцелеть и не пойти на корм фоморам, вернуться живыми… А у Туманного Мыса серебристое утро неспешно прогревалось солнцем, обещая ясный день. Одетый по-дорожному эрл заглянул в женские покои. И леди Грелль тотчас поднялась ему навстречу, отвлекаясь от беззаботной болтовни, подала руку. — Проводи меня, — мурлыкнул Лис, касаясь поцелуями холёных пальцев, шепнул на ушко: — Скучать буду, солнце моё… — Когда там скучать, обо мне думать. По делу едешь, — томно ответила леди, играя ресницами, мягко оправила ему плащ на плечах. Остальные дамы тоже встали, шурша платьями, чтобы приветствовать лорда, с лукавой скромностью скрывали улыбки и отводили глаза, украдкой переглядываясь. Третий год пошёл, как эрл привёз себе супругу, и до сих пор миловались, будто молодожёны: слишком стыдлива была при нём его леди, и он баловал её, порой совсем безрассудно. Жаль только, совместных детей не привели на свет. А первый наследник эрла рос славным пареньком. Пора бы для него невест присматривать у благородных семейств, где есть дочери. Может, какая-то хорошая девочка из них ему понравится. То дело не быстрое. О чём леди Грелль уже намекала эрлу. — Чтобы лет через пять я стал дедом? Неужели я такой старый, — отшучивался Лис. — Увы, мой друг, нельзя остаться вечно молодым, — сочувственно парировала леди Грелль под ёрнический смех зубоскала-братца, которому до подобных забот было ещё очень далеко. Но он-то уже двоих подряд народил, видимо, за себя и за брата, а его Боудика опять на сносях. И ещё, на праздник готовится большой пир, прибудет много гостей… Придворным дамам было что обсуждать. Коротая время, парни во дворе развлекались баталией на коротких копьях-су́лицах. Вернее, Алан Лирник показывал мальчишкам приёмы ближнего боя. Тщедушный, как подросток, Алан был отменным бойцом и мог завалить менее расторопного громилу. Юнцы выбывали из игры, почёсывая синяки и мелкие кровавые пятна от тычков. Остались самые упорные, среди которых и маленький лорд — вёрткий и внимательный, он не сдавался, старательно уклоняясь от выпадов, стискивал зубы в полуулыбке и упрямо нападал сам. — Не попробовать ли с ним на саксах, — с одобрением оценивая его повадки, советовались боевые побратимы. — Э-э, нет! Я знаю, кто ему ставил руку, — возразил Эрик, как невзначай глянув вверх, где из окна донжона за ними наблюдал близнец эрла, известный мастер клинков. Для толкового боя пока у мальчишки силёнок маловато, а драться с ним вполсилы, после такого наставника, — сам окажешься посечённым на лоскуты, или побитым, если взять учебные деревяшки. Пришлось прерваться, потому что по боковой лестнице донжона спустились эрл и его леди со свитой. Люди во дворе столпились около него за последними распоряжениями, вопросами либо уточнениями. Напоследок леди что-то шепнула ему на ухо. — Отелло, — взор лорда упал на алхимика, зевавшего в стороне. — Говорят, ты женщинам проходу не даёшь, зажимаешь по углам, служанку госпожи соблазнил. Принуждаешь её бегать к тебе тайком, уединяясь ночами. — Я?! Нет, это оговор! — встрепенувшись, возмутился Отелло. — Я не принуждаю, между нами всё по доброму согласию, мы с Уной давно дружим и… — он примолк. Потому что Лис за руку вытянул служанку, прятавшуюся за спиной леди, поставил перед собой. — Он правду говорит? Немая Уна торопливо закивала, умоляюще сложив ладони. А леди Грелль загадочно молчала. — Плод вашей дружбы скоро затруднит ей выполнять свои обязанности и всем станет заметен. А мне не нужны кривотолки, — лорд снова обратился к Отелло. — Придётся вас обоих наказать, другим в назидание, — задумчиво вынес вердикт. Отелло в отчаянии упал на колени. Что поделать, это безусловное право лорда — судить и поступать со своими слугами, как они заслуживают. — Связать вас вместе… — продолжал лорд медленно и спокойно. — Навсегда, нерушимыми брачными узами. И закончится ваша беспутная беготня. Пригорюнившийся было Отелло просиял. — Поженишь? — переспросил, не веря услышанному. — Поженю, как вернусь, — утвердил Лис, уже с весёлой усмешкой. И отпустил к нему зардевшуюся служанку, задорно хлопнув её пониже спины: «Шалунья!». Чего леди Грелль постаралась не заметить. Последний сладкий поцелуй бережным прикосновением губ, вдруг смягчившийся встречный взгляд. — Поезжай спокойно, — последнее негромкое напутствие. На ладонях осталось тепло дрогнувших пальцев. Обернувшись, эрл махнул всем рукой и, легко спустившись по неровной тропинке, вслед за Эриком и Аланом проскочил по валунам к лодке, там их ждали ещё двое. Лодку ему подогнали почти к самому замку, куда не подойти другому судну по каменным глыбам, скрытым водой. Не впервые эрл отлучался в поездку, покинув свою леди на несколько дней. Он отказался от долгих походов, но изредка находились дела вне замка, которые требовали его личного присутствия. Теперь отправились осмотреть дальние солеварни. До них морем всего пара часов вдоль берега, а верхами извилистая дорога по скалам и лесу отнимет полдня. Обогнули соседний мыс, и уже их не видно из замка. Седая дымка ещё туманила необъятность неба и волн, скрывая зыбкие дали. Спокойное море плавно несло проворную лодку, не слишком напрягая гребцов. Оно нашёптывало, уговаривало встречный бриз, что обдавал солёными брызгами, легко трепал повлажневшие волосы. — Лис, наконец тебя удалось выдрать из цепких супружеских объятий! — Эрик, как всегда, нашёл повод позубоскалить, придержав весло на весу. — Соскучится твоя леди, будет жарче любить. Устроившийся на корме лорд едва повёл бровью. — Ты греби, греби. Подменить тебя? — предложил чуть не с сочувствием. Зато отозвались друзья вместе с напарником за спиной, что продолжал грести: — С ней по-любому лучше, чем с тобой в обнимку! Хмыкнув, Эрик снова приналёг на вёсла. — Ха, обнявшись, век не просидишь, — с важностью рассуждал. — Моя жена ночь со мной за милость бы почитала! В праздники с ней, а дальше — пусть ждёт за прялкой, не пришьёт меня к своей юбке. Таков удел женщин… — Вот там он тебя и подменит, не пришитого, чтобы не увяла за прялкой, — потешались приятели. К полудню прибыли на место. Солеварня новая, устроена добротно, из работников их встретили только старик и хмурый юноша лет пятнадцати, ещё пара волкодавов для охраны. Пока выгрузились, пока оглядели постройки снаружи и внутри, проверили солевые садки́ и печи, прикидывая, что ещё понадобится. А там и день повернул к вечеру. Осталось кое-где промерить, и завтра уже можно возвращаться в замок. Место годное, шторма пролетают мимо, почти не задевая. Хорошо бы здесь поставить сторожевой форт. — Займёшься? — спросил лорд у Эрика. — Брат мой даст чертёж, мастеров наймём. — Почему нет, если будет чем и как строить, — согласился Эрик, указал на вершину холма. — Вон там. Подоспела горячая похлёбка в общем котелке. К ней кстати пришлась стоялая крепкая медовуха, бочонок которой прихватил с собой Лис, и загуляла чаша по кругу. Парни уже перемигивались, не подвезти ли сюда знакомую озорную рыбачку, поблизости её хижина, недолго на лодке сгонять туда-сюда. А другим казался увлекательней ночной лов камбалы на огонёк с той же лодки. — Чайки странно раскричались, — заметил Лис. Перебирая снасти, он пристально вгляделся в сторону отдалённого птичьего гомона. — Не поделили чего-нибудь, как обычно, — Эрик, тоже раскладывающий рыболовные крючки, лишь на миг вскинул взгляд. — Не так, — мотнул головой Лис. — Встревожил их кто-то. — Ты впрямь засиделся дома, Лис! — подхватили захмелевшие побратимы. — Не потерял ли чутьё, скоро на свою тень начнёшь озираться? Лис мог ответить на дружеские подначки, но вдруг ему в руки камнем с неба со стонущим писком свалилась окровавленная птица. — Барнет?.. И ведь нашёл его пернатый, дотянул с перебитым крылом. Оно было ободрано по плечу, точно срезано боевой стрелой, видно, прошло вскользь, буревестник умудрился увернуться. Осекшись и затихнув, друзья переглянулись. Такие раны они слишком знали по себе. Кому понадобилось бить буревестника и зачем?.. Плохо, как знак беды. — Домой! — отдал краткий приказ Лис. Без слов, на ходу трезвея, подхватив отложенное оружие, снятые ремни и бросив всё остальное, побратимы собрались в лодку, быстро отчалили. Шли мимо неровно изрезанных обрывистых склонов в каменных осыпях, мимо скальных рифов, избитых буру́нами, от мыса к мысу, закрывших обзор своими поворотами и неведомо что прячущих в прибрежных валунах. Только как ни надрывайся в две пары вёсел, за крылатыми не успеть. Заполошные чайки голосили в вышине над головами, сопровождая судёнышко, метались туда-сюда, и постепенно улетали дальше, затихая. Лис осторожно вправил своему пернатому другу выбитую косточку, по ходу для него выловили заха́пом немного мелких рыбёшек, которые Барнет благополучно заглотил. И всё попискивал горестно, жалуясь или пытаясь что-то рассказать. — Смотрите! — вдруг указал Алан, сидевший на носу лодки. Вода несла покорёженные, изломанные тушки чаек, несколько вдобавок пронзённые стрелами. Что за птичье побоище?.. Минуя их в хмуром молчании, ошеломлённые побратимы взяли стрелу из остывшего тельца, возможно, на ней есть какая-нибудь метка. Склонившись через борт, Лис тронул тёмное маслянистое пятно, плёнкой плывущее по воде, растёр в пальцах, принюхавшись. — Земляное масло, — задумчиво вымолвил. Чуть дальше на волнах покачивался человеческий труп с растерзанным лицом, его явно рвали клювами ещё живого, вытекший остаток глаза свисал из глазницы, другой выклеван напрочь. Чужой воин, до смерти забитый птицами. — Вперёд!.. — Лис перешагнул на нос судна, поменявшись местами с вперёдсмотрящим. И придерживал Барнета, который уже пробовал расправить крыло, сможет ли взлететь. Обойдя мертвеца, парни остервенело вращали вёсла, скорее, скорее, обогнуть последний мыс, что округлым холмом выдался в море. На повороте попутный ветер вымел тёмное облачко дыма, высоко рассеивая прозрачными клочьями вдаль, прочь от них. Каменный замок горел изнутри, дымился чёрной гарью из каждого окна-бойницы, курился из всех щелей. А у подножья скалы буйный прибой яростно добивал останки чьего-то судёнышка и, как нарочно, швырнул пустой осмолённый бочонок в борт приблизившейся лодки. Плывущие по воде горящие ошметья не могла потушить даже волна. Клокотало в груди, болью вскипало в висках, и вскочить бы, взвиться над бурным течением, но оставалось только грести, стиснув зубы. На опытный взгляд примерно понятно, замок поджигали с моря, запустив стрелами негасимый огонь земляного масла. Что-то взбесило птиц, и они стаей накинулись на стрелка. Лучник пытался отбиться изо всех сил… Снова короткий приказ, казалось, в ледяном спокойствии: «Сюда», — Лис направил лодку меж острыми валунами, проводя кратчайшим путём напрямую к замку. Крикнув, с его руки сорвался встрепенувшийся буревестник, и не вмиг, с натугой, поймав воздушную струю распрямленными крыльями, полетел вверх. Потом, спешно вскарабкавшись по камням, проникли в крепость через неприметный боковой вход. И почти бежали заворотами подземелья, к внутреннему колодцу донжона, задыхаясь в угарном чаду, сочившимся отовсюду, кое-как прикрываясь ещё сырыми рукавами. С треском рушились обугленные балки, ещё что-то падало, осыпалось. Вырвались наружу, с боевыми топорами и ножами наготове крушить, бить, резать, зубами рвать… Не́кого. Дымной горечью стелилась тишина в мареве кровавого заката. Дым поднимался и за крепостной стеной, от священной рощи. Зоркие взгляды по двору натыкались на раскиданные посечённые тела — мужчины, женщины, дети, — застывшие вповалку и поодиночке, лужицы крови впитались в утоптанный грунт, темнея пятнами. И ни единого шевеления, ни слабого стона среди этой омертвелой тишины. Живых не было. Осознание медленно придавливало каменной глыбой на плечи. Хотя ещё теплилась, не поддаваясь, надежда — может, кто-то укрылся, ушёл через потайной лаз… На тлеющей распахнутой створе ворот догорал распятый остов, его плоть уже сожрал огонь. Втроём метнулись туда, торопливо выдирали державшие его гвозди, ломая себе ногти, уже узнав по неполным фалангам пальцев и беспощадному оскалу усмешки, замершей навечно. Казалось, он хохотал, когда его казнили. Уложив его наземь, голыми руками Лис лихорадочно счищал нагар, копоть с почернелых останков, будто под шелухой спёкшейся до сухой коросты кожи заново увидит лицо брата-близнеца. А кто-то другой с отчаянным криком: «Шайла!..» — нашёл свою погибшую подругу, жену ли, сестру. — Эрл… — глухо окликнули со стороны, не смея договорить, и он обернулся. Почему не рухнуло небо? Не разверзлась земля под ногами… Почему сам не свалился, запнувшись, на лезвие секиры, торчащей остриём от груды тел, пока сделал несколько шагов. Только осе́л на подкосившиеся колени, и в горле встал ком, не сглотнуть. Что же разлеглись оба, ненаглядные, посреди двора, на голой земле спать? Или заигрались до упаду?.. «Я защищу тебя, если отца не случится рядом», — отозвался в памяти, как издалека, уверенный мальчишеский голос. Окровавленный скрамасакс остался в юных окостенелых пальцах. Успел достать им кого-нибудь, сын? Десять лет ему исполнилось ныне. Самое время невест искать… Мальчика насквозь пригвоздили тяжёлым копьём к запрокинутому телу близкого, сроднённого, любимого… Грелль. Кровавая полоса по рассечённому лбу словно выпавшая прядь. Больше не поднимется солнце… И не надышался ещё, не нарадовался. Поток красных волос, как горячая кровь, глаза застил, стоило только смежить ресницы. Понуро топтавшиеся около побратимы без воодушевления встретили заходящих в ворота мужчин во главе с Альфером шкипером. Моряки издали видели горящий замок и тоже спешили в бухту, как могли. Прибывший корабль ждали на берегу разорённые руины. Деревня была выжжена дотла. Огонь ещё лизал обломки построек, что топорщились обугленными балками, кое-где виднелись погребённые под ними человеческие останки. Всюду убитые, зарубленные, обгорелые до головёшек. Дымились поля, чернея обожжённой землёй, занялась пламенем священная роща. Часть своих людей Альфер направил туда, с остальными пришёл в замок. — Мы вернулись с дурной вестью, — негромко сообщил он повернувшемуся Эрику. — Годиерна убита. Эрик только кивнул. Услышал Лис или нет, но тяжело поднялся, опершись на копьё, намертво прибившее сразу двоих из его семьи, и выдернул за древко нещадным рывком. Молчали соратники, собравшиеся рядом, будто не решаясь взяться за то, что должно. Он ещё был их эрлом. — Всё сжечь, — безучастно обронил. Лишь дрогнула прорезавшаяся скорбная складка у губ, которую уже не стереть. — А этих?.. — указал кто-то на убитых чужаков, брошенных здесь же в пылу боя: значит, уходили, торопясь… — Сбросить со скал на камни. Нет для них ни огня, ни земли, — глухо, точно из могилы, отказал в погребении страшным приговором, как проклятье. Не чуя усталости, бездумно мужчины перетаскивали мертвецов. Складывали их тесными рядами, окопав вокруг, валили сверху всё то, что ещё горело и могло гореть, затем новым слоем накидывали других. Сколько десятков, уже не считали. Каждого из них знали живым. Удушливый дым разъедал глаза до пота, до слёз, и смахивали украдкой их потёки, мазнув сажей себе по лицу. Мутило от тошнотного смешения запахов горящего тряпья, крови, развороченной плоти со всем содержимым, пока подбирали останки по частям, давя подкатившие приступы рвоты. Неизбежно натыкаясь на своих близких, задерживались на миг, но снова, сжав зубы, с тупым остервенением продолжали выматывающий труд до изнеможения. Чтобы не заскулить, не впустить в сердце раздирающий шип безысходности, не время. Когда сгустились затянувшиеся сумерки, погасая узкой полоской заката, от погорелой рощи тоже доставили погибших, и по пути подбирали, кого смогли. Там парни нашли как-то уцелевшую колесницу и еле впрягли одинокую лошадку, что ещё металась между пожарищ, дрожала и взбрыкивала. Старшую жрицу бережно положили рядом со сгоревшим сыном. Её тело огонь повредил лишь с одного бока. Умершая, она сама походила на богиню смерти: хранящее былую красоту, строгое точёное лицо, с одной стороны, — и с другой выгоревшее дочерна и сухожилий. Эрл, склонившись, только придержал ладонь матери, укладывая ей руки, как подобает. Наравне со всеми он таскал трупы до бесчувственной одури, молча. Уже в темноте вынес вспоротое тело прекрасной Боудики, отдельно от головы, что нашли раньше, и возложил на костёр, одно из последних, к её растоптанным детям. Затем от своих рук вверил огню, в том порядке, как лежали — мать, сын… Грелль, чей разорванный подол женского платья, отпав в сторону, бесстыдно обнажил мужское естество. Лис прикрыл его, припав на колено. И устало сомкнул веки, прощаясь, ещё понежил, прижав к губам, его безжизненные пальцы, которым больше не распутывать растрёпанные белёсые пряди. — Она… она — это он?! — растерянно вырвалось у Рональда. Ему не ответили. Лишь Эрик кинул взгляд с угрюмым подобием усмешки. Он отвёл Алана, отрешённо замершего в немом ступоре, давая пройти вдруг споткнувшемуся Лису с его горестной ношей. И вправду, не всё ли равно. Доносился только далёкий, долгий плач уставшего ветра. Просто кто-то неприкаянно бродил, слоняясь тенью в пустоте, точно спьяну, не то воя, не то напевая. Лис ещё добавил огня, чтобы занялось сразу, охватило целиком тех, кого любил. Он что-то нашёптывал, будто переговариваясь с умершими. Взвились искрами языки пламени в темноту, и померещилось в их мерцающих колебаниях, что шевельнулось лицо жрицы-матери, отзываясь. Он повернулся и, шатнувшись, извлёк из ножен, но отвёл опущенным длинный обоюдоострый клинок, как в воинской молитве перед боем, обратив взор к небесам. Огненные отблески озарили стылые, пустые глаза, словно незрячие, мелькнула безжизненным оскалом жуткая улыбка. А потом под своё бормотание остриём меча взялся царапать затверделую землю, перехватив рукоять обеими руками. — Что он делает?.. Он сошёл с ума! — опять дёрнулся Рональд. — Тише, — терпеливо осадил старый Альфер. — Сейчас ему нельзя мешать. Он разговаривает с богами. — С кем?.. Как это?.. — не мог уняться Рон. — Он эрл, их избранник, для совета с ними ему не нужны посредники. Упорно выписывая узоры из знаков, Лис очертил ими ещё лежащий обугленный скелет, уцелевший от брата, о котором, казалось, забыл. Вместе с ним остался внутри завершённых линий, вонзил меч в землю и медленно повёл ладонями по заточенным краям лезвия, отирая уже в своей крови. Непрерывным шёпотом он перечислял имена, поминая всех, кто находился в замке и кто упал подсечённый, сгорел за воротами, не успев добежать, всех, кто был под его рукой… Разного повидавший на веку Альфер, хмурясь, только удручённо качнул головой, прочитав ту сомкнувшуюся вязь. Полыхал широкий погребальный костёр, застилая горьким чёрным туманом, словно бегущими тучами, неясно бледневшую луну через багровые отсветы огня в темноте. И громадные тени слетались, двигались за клубами дыма, как в дурной дремоте.