Сага о ветре

Качнулась ветка, и стрела с глухим стуком впилась в ствол векового бука, пригвоздив голову зазевавшейся белки. Молодая лучница, выйдя из-за кустов, уверенной рукой в узорном нáруче сняла жалкую добычу. С досадой покусывала яркие губы: глупо — быть на охоте и не сделать ни единого выстрела. Выехали на волков, одолевших округу, на них жаловались керлы. Верные люди давно готовили облаву, обтоптали все волчьи тропы. Но подбить удалось только одного, и тот ушёл, псы потеряли след. Раненый зверь залёг где-то, затаился. Она отошла совсем недалеко от свиты. Сквозь протяжённо разросшиеся кусты орешника просматривалась лужайка, где встали станом, слышны голоса и звяканье оружия, которым забавлялись юнцы. А здесь сумеречно, усталому солнцу не проникнуть за густой навес зелени, и ветру не разгуляться. В его неощутимом дыхании лишь острые запахи прелой земли, листьев и мха. В глуши гукнула лесная птица. Будто с вызовом, охотница перебралась через мерно журчащий ручей по скользким замшелым камням, играя гибким телом. Складно сидела на ней мужская одежда, явно в привычке такую носить. Там убрав свой короткий лук в налучник на боку, она раздражённо откинула с груди тяжёлые косы, медная рыжина которых сейчас, в тени, казалась темнее, как застывшая кровь. И, не сгибая расставленные стройные ноги, пленительная дева наклонилась к воде попить и умыться. Нечаянный дерзкий смешок за спиной побудил мгновенно развернуться, схватившись за меч и бешено хлестнув косами. Какой стервец посмел за нею следить?! На белых, без крапинок, скулах в непросохших каплях росы гневно вспыхнули жаром пятна румянца, и колюче засверкали глаза. Навстречу тоже блеснуло острое жало меча, только длиннее. Вчерашний проходимец с берега. И уже ощупывал, ласкал несытым взглядом, едва им не раздевая, паскудник. — Осторожней, прелестная лань. Оттуда ведут кровавые следы, — показал он сторону. — Ты ещё жив? — задохнувшись от негодования, она первой сделала выпад, прямой и резкий, чтобы заткнуть этого наглеца. Он ушёл от удара, умело прикрывшись, следовало ожидать. — У благородной Грейнеллин хорошая память, — его низкий, насмешливо неторопливый голос мягко царапнул. — Тебя не могла не запомнить! — ещё выпад в пустоту, хотя зацепив край чужого ускользавшего лезвия. — Или ты не могла забыть? — встречный удар скрестил клинки плашмя, вынуждая сблизиться. — Какая разница! — она свирепо оттолкнула его с неженской силой и набросилась градом ударов. — Ты убил двух моих людей. Нескольких ранил, кое-кого выбив из строя. — Вижу, здесь в обычае накидываться на незнакомцев, — он только посмеивался. Однако сражался всерьёз. Метались, стегая его по плечам, белёсые пряди. Вопрос не в силе, а в выносливости, которой ей хватало. Несмотря на натиск, атаки не стали слабее, и меч не тяготил проворную руку. В ярости прекрасная дева слишком напирала. Но Лис не давал ей поменять позицию, вынуждая биться спиной к ручью, она то и дело поскальзывалась на мшистом уклоне или мокрой траве, рискуя сорваться в воду. Наконец она сообразила отступить, резко мотнулась от ручья к стволам деревьев. В краткой передышке не отводила настороженного взгляда от встречных зорких глаз, дразнила тонкой улыбкой, мазнув кончиком языка по пересохшим губам. Пятясь без оглядки, запнулась и угодила ступнёй в запáдину между корнями, поросшую папоротниками, успела лишь ахнуть. Злобный рык из травянистого занорыша, и зверь-недобиток, схоронившийся там, стремительно рванулся с лёжки, сбивая с ног. Падая, по наитию она вскинула свой меч, закрываясь. Вонзились два клинка одновременно, обрушив зверя, чей рык сменился всхрипом и затих. Тёплые бережные руки поддержали, помогли ей сесть, выбираясь из-под туши матёрого волка. Под их мягкой силой дрогнули плечи, словно в порыве зажаться, спрятаться. И серые глаза в кайме белых ресниц, спокойно ясные, внимательные, — напротив других глаз, цвета спелого ореха, красивых, впрямь как у лани, и заметно растерянных. Грейнеллин, кажется, пока не осознала вполне, что произошло. Рядом ещё опадал щетинившийся серый загривок зверя, и мёртво застыл окровавленный оскал. Волчья кровь запачкала подол её рубахи неуместно, как постыдное пятно. — А я предупреждал, — Лис качнул головой. Он с самого начала не пускал её к лесу. Грейнеллин покраснела, встрепенувшись, отдёрнула холёные тонкие пальцы из тепла его ладоней. — Уходи, — проговорила осипшим голосом. — И не попадайся мне на глаза больше. Он выпрямился с усмешкой и, захватив свой меч, скрылся за деревьями. Чуть погодя услышал её охотничий рог, призывавший к себе подмогу. Известными тропами Лис вышел к селению, что примыкало к замку, хотя находилось за чертой его угодий. Приличным постоялым двором оно не располагало, поскольку без надобности, странники и неведомые гости случались здесь редко. Однако в местном кабачке, где поселяне любили проводить праздные вечера, усталому путнику можно было не только утолить жажду добрым элем, заодно плотно закусив, но и отдохнуть с дороги ночь-другую. Что весьма ценил Отелло, всегда предпочитая спать под крышей. Там он и дожидался Лиса, как уговорились. — Как поохотился? — плохо скрывая ехидство, поинтересовался Отелло. — Рыжую бестию поближе рассмотрел? Лис утвердительно кивнул, завалившись к нему на солому под навесом у стены дома. — Она подарит мне славных сыновей! — заявил, и со вкусом потянулся, разминая, расслабляя утомлённые мышцы. — Ха! — Отелло недоверчиво хмыкнул со смешком, мотнув кудрявой головой. — А если она тебя не захочет? — Ну, Тилль, разве мало способов укротить красавицу, на самом деле, они этого и ждут, — беспечно и лениво, почти мурлыкая, говорил Лис. — Пока ещё ни одна женщина не была мною недовольна. — Ну да, — хмуро буркнул Отелло в ответ. Не хотелось идти внутрь душного общего зала, под пьяный гомон с кислыми запахами потных тел и перебродившего солода. Вдобавок здесь не торчат рядом чужие уши. Устроившись удобнее на соломе, Лис отхлебнул терпкий, сладковатый эль, припасённый для него заботливым приятелем, и закусил подсушенным сыром. — А ты узнал что-нибудь? — А то! — озабоченно глянув по сторонам, Отелло придвинулся и понизил голос, чтобы услышал лишь тот, для кого его речи предназначались: — Она неспроста не замужем. Дважды было, как знатный лорд, выполнив положенные условия, входил к ней. И оба раза наутро мужей находили мёртвыми, после первой же ночи, в крови и с отъятыми мужскими причиндалами, под самый корень. — Оу… под корень? — Лис вскинул взгляд, даже замер. — Начисто, — подтвердил приятель. — Причём не отрезали, а будто их перекусили длинными острыми зубами! Из тех, кто видел, хватает знатоков звероловов, которые понимают в хищных укусах, — и Тилль приклонился ещё ближе, к самому уху. — Поговаривают, у неё там… ну, из того самого, женского места появляется змея, как только мужчина приблизится к ней, и враз откусывает ему мужское достояние, — поведал жутким полушёпотом. Лис молча хлебнул ещё эля, ополовинив кружку. Поёрзав, Отелло плеснул эля и себе из купленного про запас бочонка и тоже взялся за хлеб с ломтём копчёного окорока. Определённо, ему было чем заняться днём, в отсутствие приятеля. — Капкан, — вдруг проронил Лис. — Что? — переспросил Отелло, чуть не поперхнувшись куском. — Железный капкан, вроде того, который ставят на зверя, но очень маленький. При должном умении что помешает всунуть его между ног к нужному часу, а можно и без ухищрений просто держать его под рукой, — объяснил Лис, чему-то улыбаясь. — Вот только почему?.. — призадумавшись, он снова принялся жевать. — Говорят ещё, всё оттого, что эрл взял её мать насильно, леди стала его супругой против воли, — добавил к своему рассказу Тилль. — Как плату за честь, он отдал ей в пользование Южные Утёсы, сам не появляется здесь. Обида женщины приносит несчастье, давно известно. И благородная дочь, может, зачата не от него, а от драконьего семени. Вот и выросли у девы драконьи зубы там, где у других гладко и мягонько. Как знать, навсегда останется она девой или пока не принесёт в жертву сколько-то голов. Короче, тёмное это дело, — завершил Отелло, вздохнув. Чего не отнять у шустрого проныры, он легко сходился с людьми, а те, не опасаясь его, в болтовне промеж прочим выкладывали нужные сведения. Притом Тилль умел отбирать ценное из сплетен, отыскивая драгоценное зерно в навозной куче. Ему можно было верить. — Ну всё. Ничего особенного здесь нет, торговать с ними тоже нечем, кроме здешнего мёда, — заключил Отелло, после ужина перебрав и вновь накрепко увязывая свою котомку. — На рассвете возвращаемся к нашим воякам на корабль и… Там он чувствовал себя куда в большей безопасности под защитой знакомых крепких парней, которые любого врага забодают и порвут, главное, не путаться у них под ногами и руками. — Нет. Мы остаёмся, — утвердил Лис. Он с блаженством вытянулся на соломе, закинув руки за голову. Солнце уже закатилось, одарив такими же теневыми сумерками, что были в лесу. От столь внезапного решения Отелло едва не упустил из рук свой походный мешок. Вот уж кто был в оторопи. — Как — остаёмся?.. Зачем?! — Затем, что я не закончил здесь свои дела. — Ты намерен разгадать её секрет, — с подозрением уточнил Тилль. — Может быть, да, а может, и нет, — проурчал Лис в ответ не то лениво, не то мечтательно, прикрыв глаза. — Как по мне, лучше вообще не лезть в чужие тайны. Нас тут чуть не убили! Хочешь, чтобы она натравила на тебя всю свою рать? — возмутился Отелло. — Мы здесь уже вторые сутки. Если не вернёмся утром, твои головорезы под парусом будут здесь не позже полудня и перебьют всех, кого встретят! — Кстати, отправь им весточку, что мы задерживаемся, — Лис чуть разомкнул тяжёлую щётку ресниц, как ни в чём не бывало. — Уже отправил, как чуял. Наш пернатый друг-чайка сам подлетел, ну и я подумал… — Верно подумал. — А как же твоё походное правило — не проводить более двух ночей в одном месте, не спать дважды в одной постели? — не унимался Отелло. — Тебя девка уже на привязь взяла! — Не дерзи мне. Лис опять прикрыл глаза. Припомнился горячий взгляд, трепет сорванного дыхания, скользнувшего по щеке мимолётно. И отблеском пожара полыхнул луч солнца, беспечно попавшись в сеть пламенных волос… Солнце брызнуло, нахлынуло шумом и гомоном людской толкотни, разом охватив суматохой ярмарочного дня. Не ожидалось, что здесь так людно. На пустоши перед замком сошлись из дальних и ближних селений. В обрывках разговоров доносились толки об урожае и приплоде. Торговый ряд пестрел всякой всячиной — из коробов, с повозок, а кто-то разложил товар прямо на земле. Здесь и хвалёный пряный мёд, и ремесленные рукоделия, кожи, шерсть, посуда, домашняя птица и снедь. Бойкие хозяйки уже зазывали отведать пенный эль нового солода, ещё тёплый, не выстоянный, сразу хмеливший голову от медвяных трав. И рассыпчатые медовые коврижки, сдобренные маком, и душистые яблоки, хрусткие, брызжущие кисло-сладким соком, совсем недавно снятые с ветки. — Видишь, не зря задержались, — сказал Лис, подкинул в руке румяное яблоко. — А там что?.. — Отелло увлечённо оглядывал всё подряд. — О, благородная Грейнеллин почтила землю собственными стопами! Благородные дамы из замка тоже прошлись по торговому ряду, кого же из них не завлекут связки тесьмы, бус, красивые мелочи вроде булавок и прочие безделицы, милые женскому сердцу. И встали в сторонке, любуясь праздничным гуляньем. Около рамы с распяленной шкурой добытого накануне волка крутились неугомонные дети, трогали её боязливо, пробегая в игре. С ними задиристая молодёжь, парни выхвалялись перед смешливыми наряженными девицами. Шумно, весело. К незамысловатому напеву дудочки вскоре присоединилось гудение волынки, и звонкие струны лиры выровняли, направили мотив, как ласковый ветер, что трепал пряди. Ах, как хотелось юным красавицам из свиты туда, вместе со всеми пробежаться хороводом, поплясать в заводном круге, развевая локонами. Но пока только украдкой играли в переглядки с крепкими парнями из стражи, в присутствии своей госпожи. Она милостиво отпустила их, вскоре оставшись лишь со старшими дамами. Её никто не осмелится пригласить, закружив, утянуть в задорный танец. И не до того ей сейчас было. Кивая в такт музыке, благородная Грейнеллин с рассеянной улыбкой блуждала глазами по мельтешащей толпе. Как ни старайся, не углядеть среди сотен других мелькнувшую бедовую голову светло-пепельных волос, выжженных солнцем. Случайно ли он здесь, чего ищет, выжидает? Узнать бы больше об этом бродяге. Скорее, лазутчик, хитрый и ловкий, как лис. Но глаза ясные, взгляд прямой, и руки у него верные, надёжные. Спокойный голос его, насквозь застуженный ветрами, растревожил. Вдруг кто-то, уверенно ухватив её запястье, затащил в хоровод, что мимо вился змейкой. Ахнуть не успела и возмутиться. — Злая, потому что одна скучаешь, — весело укорил на ушко тот самый белобрысый бесстыдник, кто же ещё. Вырваться сейчас от него будет ещё смешнее. — Откуда ты такой взялся на мою голову! — только и выдохнула в сердцах. А пальцы уже сплелись, прячась в его широкой ладони, и тепло зарумянились щёки. И завораживал его бархатистый голос, принуждая вслушиваться, как в музыку, кружившую со всех сторон: — С самого края земли. Там родятся туманы и ветры, и седой прибой бьётся о неприступные скалы, прямо к подножию замка. А проглянувшее солнце расстилает золотую дорожку далеко-далеко… Озорная цепочка распалась. Не упуская деву, в танце Лис повёл её вокруг себя за кончик платка в её руке, как и другие пары. И словно окутывал от сквозняков, от случайных чужих прикосновений. — Куда ты идёшь и что ищешь? — Меня ведёт ветер, и не знаю наперёд, куда он занесёт. Но ищу я то, чего не терял. — Богатство и славу, стало быть? — Может, свою судьбу, — открытая улыбка блеснула на мгновение и скрылась за спину Грейнеллин, за зарево красных волос, ослепительно ярко полыхавших под солнцем. Снова изящный разворот в размеренном танце. — Насколько удачлив твой путь? — спросила вызывающе вежливо, готовая высмеять язвительным словом. — Недавно мне здесь встретилась неотразимая дева, лучшая из женщин, каких я когда-либо знал. — И кто эта красавица, пленившая твоё сердце? — Прекрасная Грейнеллин, огонь роскошных волос которой сравним только с солнцем. Знаешь такую? Слишком быстро закончился танец, в благодарность Лис слегка поклонился, отпуская узкую руку. Грейнеллин чуть присела в ответном поклоне, спрятав глаза за тёмными стрелами ресниц. — Да, знакомое имя. Что ж, в дом, где есть девушка, рано или поздно приходят её сватать, — она выпрямилась, гордо вскинув подбородок, снова надменная и неприступная. — Завтра на ристалище будут объявлены условия, которые нужно выполнить, чтобы её заполучить. Ты тоже можешь попытаться. Если правда то, что ты говоришь, и тебе так хочется испытать судьбу, — проронила вдобавок, почти на него не глядя. — Сочту за честь, — он остался около, почти вплотную, прикрывая собой от всех любопытных взоров. — Но… кто поручится, что мне не устроят облаву, как на того волка? — спросил лукаво и прямо, сам словно испытывал, не давая уйти от ответа. — Уже испугался? — мгновенный насмешливо острый взгляд. — Тебе ли не ускользнуть в разношерстной толпе! Сомневаюсь, что пройти испытание рискнёт ещё какой-нибудь безумец, кроме тебя.