Представь, что любишь [18+]

      Он не хотел думать об этом, но почти позабытые картинки всплывали в голове. Шлепки. Вздохи. Стоны. Тогда, пару лет назад, Феликса раскрошило предательство отцом памяти матери. Сейчас боль возвращалась обидой и тоской за Хёнджина. Как бы он ни гнал из головы эти неправильные, грязные мысли, Феликс всё равно возвращался к мутным образам прошлого, и теперь лишь сильнее терзался из-за собственной мнительности, недоверия, злости. Сцена в кухне заставила его посмотреть на себя и своё поведение под другим углом. Ему не хотелось, но всего за несколько часов пришлось стать взрослее.       Теперь собственный отец по-настоящему пугал. Теперь смысл фразы «он плохой человек» становился предельно ясен. Теперь Феликсу нестерпимо хотелось сжать руку Хёнджина и сказать что-то такое, отчего он улыбнулся бы. Хоть на миг. Искренне. Но машина катила вперёд под проливным дождём, радиоволна играла шум помех, глаза водителя вспарывали серое полотно дороги, а его губы нервно подрагивали. Когда авто притормозило у светофора перед перекрёстком, Хван наконец решился заговорить:       — Я хочу извиниться ещё раз. Ты не должен был погружаться в это всё. Если сможешь, забудь, что я сказал, ладно?       — Всё нормально, — Феликс протянул руку и всё-таки погладил его ладонь на рычаге передач. — Нормально, правда.       — Ничего не нормально, Феликс, — выдохнул Хёнджин, потирая переносицу парой пальцев. — И мне очень жаль, что ты все эти годы… терпишь происходящее.       — Ты тоже терпишь. Все эти годы. Значит, мы по крайней мере не так одиноки.       Хёнджин улыбнулся краешком губ, и пальцы Феликса сжались на его руке, прося повернуться и посмотреть в глаза. Хёнджин медленно вдохнул и перевёл на него взгляд. Он говорил им что-то, делился, спрашивал, просил, а затем настойчивый сигнал чужого гудка заставил вернуть внимание к мокрой дороге. Касание рук пришлось разорвать, но ощущение чужого тепла с их ладоней долго не проходило. Уже перед зданием школы они зависли в обоюдном желании что-то сказать. Феликс искал подходящие ободряющие фразы, Хёнджин взвешивал в голове потребность задать свой вопрос и всё-таки спросил:       — Ты не думал съехать от отца? Чтобы наше с ним… времяпрепровождение не травмировало тебя сильнее.       — Нет, я… Меня давно не тревожит то, чем вы занимаетесь. Если для тебя это нормально, то меня это вообще не должно волновать, просто…       Феликс замолк, соображая, что фраза, которую он хотел озвучить, могла быть воспринята неверно. В его груди это было простое и весьма определённое чувство, но на словах оно звучало пошло и неправильно, и он никак не мог определиться, какая фраза подойдёт лучше. «Просто я хотел бы, чтобы тебе было приятно»? «Мне хотелось бы, чтобы ты испытывал удовольствие»? «Я был бы рад, если бы тебе было хорошо»? Феликс хмурился и медлил с продолжением. Стоящие в очереди на высадку машины позади них стали сигналить и подгонять освободить площадку перед крыльцом.       — Заедешь после? — спросил Феликс, меняя тему.       — Я напишу, если получится, — кивнул Хёнджин, и Феликс понял, что получится вряд ли.       Он посмотрел на Хёнджина с тоской, прошептал смиренное «ладно» и выполз из машины под проливной дождь. Мокрый жакет школьной формы холодил плечи первую пару занятий, но Феликсу казалось, что это холод в его сердце расползается по телу. Он был задумчивым и тихим, прокручивал в голове то воспоминания, то новые навязчивые мысли, и в конце концов он прослушал тему занятия и пропустил звонок с урока.       «Я же говорил тебе, он странный и с ним лучше не иметь дел».       Сказанное с громкой издёвкой было совершенно точно направлено на Феликса. Очнувшись от забытья, он поднял непонимающий взгляд и увидел, как один из одноклассников с ухмылкой пялится на него, кивая Сынмину. Новичок ничего не ответил, и к парте своей прошёл молча, и за оставшееся время занятий не обменялся с Феликсом и парой слов.       В целом, Феликс почти не рассчитывал на его дружбу. Да, Ким внимательно слушал рассказы Ли об устройстве школы, учителях и учебной программе; они несколько раз обедали и переговаривались на переменах, а порой вместе играли в стрелялку после занятий, но Феликс будто заранее знал, что так и будет. Кто-нибудь расскажет новичку про агрессию, отстраненность, необщительность — и того сдует ветром, как и всех былых его приятелей. Но это всё равно было обидно.       Ощущение, что ты нормален, ты такой же, ты не хуже других — с одновременным пониманием того, что твоя боль заклеймила тебя быть вечным изгоем.       До следующей перемены дождь беспрестанно барабанил по окнам, за его шумом Феликс снова прослушал учителя и не сразу понял, что в классе стало пусто. Проверив время, он поплёлся в столовую — скорее на автомате, чем от голода. И вдруг почувствовав что-то странно тянущее в груди, стал звонить Хёнджину даже раньше, чем вообще осознал, что набирает его номер.       В трубке раздавался монотонный прерывистый писк, ответа не было. Необъяснимое беспокойство крутилось в желудке червём до момента, пока Феликс не уселся в дальнем углу столовой. Стоило опуститься на сиденье, пришло стандартное сообщение: «Перезвоню». На миг стало легче, но сразу после на стол шлёпнулся чужой рюкзак, и напротив Феликса уселся малознакомый студент.       — Привет.       — Привет?       — Ян Чонин.       — Ли Феликс.       — Я знаю. И я по делу. О том парне, который тебя возит. Моя подруга попросила узнать его номер. Но прежде, чем я его спрошу, мне хотелось бы уточнить, вы же с ним, ну… Не встречаетесь?       — Не встречаемся, — нахмурился Феликс. — Ему двадцать пять, и он мой друг.       — Ну и отличненько. Тогда вот, пиши.       Парень жестом фокусника выудил из рюкзака небольшой блокнот с ручкой и протянул Феликсу. Тот недовольно сощурился от догадки.       — Юна попросила тебя?       — Хм, да, она. А что?       — Передай, чтоб шла к чёрту, — разозлился Феликс. — Если так хочет, может подойти к нему сама. Ноги, руки и голова у неё вроде как есть.       Чонин заливисто рассмеялся и подвинулся ближе.       — А ты не так уж зануден, как про тебя говорят. Но мне правда нужен его номер, или плакала моя поездка в нацпарк. Ты же нормальный парень, Феликс, помоги.       — Что-то я не понимаю. Как связаны ты, поездка, Юна и телефон Хё… кхм, хёна?       — Ой, ну, я приглядел пару брендовых кроссовок в магазине её отца, она обещала достать их в обмен на мою помощь с номером.       — Кроссы? — Феликс поднял бровь. — И всё?       — И всё. Но они правда охренительные, новая коллекция, мне на такие полгода копить. А тут такая возможность покрасоваться перед девчонкой, которая мне… — размечтавшийся Чонин опомнился. — Короче, напишешь номерок своего друга?       — Если я просто куплю их тебе, ты отстанешь?       — Не отстану. А стану твоим лучшим другом, Ли Феликс!       — Тогда пришли ссылку в какао и, пожалуйста, уйди.       — Как тебя там найти, мистер дружелюбие?       Феликс вздохнул и показал экран с собственным контактом. Через полминуты к нему прилетел запрос. Ещё через минут пять Чонин, исчезнувший из непосредственного визуального поля, расплывался в письменных благодарностях за оформленный заказ. Феликсу было одновременно тошно и интересно размышлять о чужих чувствах, влюбленностях, надеждах. Вспомнились приятели, которые прекратили общение, стоило только перестать водить их куда-то за свой счет. Подумалось о Джисоне и его девушке, не имевших почти никаких общих интересов, но почему-то наслаждавшихся компанией друг друга. Следом в голове всплыл образ матери, потом и отца. Феликс отчего-то не мог вспомнить, какими были их отношения, и снова загрузился.       Хёнджин позвонил, когда заканчивался последний урок. Феликсу пришлось сбросить вызов, отпроситься в уборную и перезвонить.       — Всё нормально? — спросил Хёнджин голосом, сливающимся с шумом воды. — Я не мог набрать раньше.       — Нормально. Я просто… — Феликс вздохнул, не находя сил снова сказать вслух, что соскучился и распереживался на пустом месте, и сменил тему. — Просто хотел уточнить, заедешь ты или нет.       — Наверное, лучше не жди меня. Я смогу приехать только часа через полтора.       — Я подожду. Это ничего, я пока пообщаюсь с… друзьями. Всё равно в такой дождь такси придётся ждать целую вечность.       — Хм. Ладно, — Феликс словно почувствовал, как Хёнджин кивнул его словам и выдохнул. — Напишу, когда подъеду.       «Я буду ждать» осталось застрявшим где-то в горле. Феликс вернулся в класс, а затем ещё час до приезда Хёнджина под симфонию ливня перечитывал в опустевшей комнате параграфы тем, которые беззастенчиво прослушал на уроках. Мысли в голове были сумбурными. Сосредоточиться на тексте не получалось. В душе было неспокойно, и Феликс злился, сам не понимая на что. В конце концов он скинул учебники в сумку и просто уселся, уперев лицо в ладони. Скоро в тишине прекратившегося дождя раздалась вибрация сообщения от Хвана, и Феликс просиял от этого обычного «я на месте».       — Одна из моих одноклассниц хочет с тобой познакомиться, — сказал Феликс, как только дверь авто за ним закрылась.       В отличие от утра, сейчас настроение Хвана было приподнятым, а вид цветущим. Феликс ожидал какой-нибудь реакции, вроде усмешки или пренебрежительного фырканья, но Хёнджин плавно выруливал на дорогу и ждал дальнейших пояснений от него.       — Так. И?       — И я сказал, чтоб шла к чёрту, — продолжил Феликс. — Не прямо, конечно, но… тебе ведь такое неинтересно?       — Какое «такое»?       — Ну… Девушки. Малолетки.       Хёнджин нахмурился и заговорил поучительным тоном:       — Если я обхаживаю мужчину старше — это не значит, что такие, как он, предел моих мечтаний.       — Так ты би? — удивился Феликс, и Хван шмыгнул носом.       — Да, а что?       — Ничего. Просто даже не задумывался о том, что тебе нравится вести в отношениях.       — Мне нравится быть топом в паре с кем-нибудь миниатюрным и ласковым. Точнее нравилось. Сейчас я уже почти позабыл, каково это. Но, экхм, — Хван понизил голос, — это не так уж важно.       Феликс смущённо уставился в боковое окно, попытался сосредоточиться на отражении неба в огромных лужах и почти уже выбросил озвученные фразы из головы, но Хёнджин поинтересовался:       — Она хотя бы умная?       — Ты что, серьёзно?! — Феликса развернуло на сидении, и под его взглядом Хван пожал плечами.       — А что такого? Должен же я когда-нибудь найти своего человека. Им может быть кто угодно, даже твоя одноклассница. Так какая она?       — Она красивая, но тупая, — проворчал Ли, полагая, что такого описания достаточно, но Хван уточнил:       — Насколько красивая и очень ли тупая?       — Хёнджин! — Феликс вскрикнул и порывисто стукнул старшего в бок, а тот заливисто расхохотался.       — Да всё-всё, не ревнуй.       И Феликс хотел бы возмутиться, что уж точно не ревнует, но в тот же момент понял, что это не так. Он привязался к Хёнджину, сам того не заметив, и теперь действительно ощущал, что делиться его временем и вниманием с кем-то ещё не хотел бы. Хёнджин нужен был ему, как наставник, собеседник и родственная душа. Поездки с ним были терапией, временем спокойствия, залогом душевного равновесия. Грешным делом Феликсу подумалось, что теперь салон чужого авто, запах ароматизатора, кожи салона и парфюма Хвана — все вместе ощущаются чем-то родным — почти новым домом. И открытие это было настолько странным, а ощущения настолько двоякими, что Феликс не знал, куда себя деть. Он пробежался взглядом по приборной панели, оттянул пальцами упругий ремень, расчерчивающий грудь по диагонали, глянул на кнопку стеклоподъёмника, бардачок, коробку передач, зеркало, Хёнджина…       — Я скучаю, — сказал Феликс тихо, не отдавая себе отчёт, что говорит вслух. Хёнджин не повернул головы и просто уточнил:       — В каком плане?       — По тебе.       — Что? — Хёнджин тут же нахмурился и бросил на Феликса обеспокоенный взгляд. — То есть… Я же здесь с тобой. Почему ты скучаешь?       — Я… — растерялся младший, лишь теперь осознавая свою глупость. — Я не это хотел сказать. Просто оговорился. Хочу барбекю. Заедем?       — Хорошо.       Феликс был благодарен за то, что Хёнджин не продолжал те разговоры, которые ему не хотелось продолжать, однако спутанность собственных мыслей обескураживала. Ещё недавно Феликс не знал, верит он искренности Хвана или нет, а теперь ощущал, что Хёнджин стал для него единственным по-настоящему близким человеком. Он напоминал себе, что их общение всё ещё не очень нормально и к тому же — временно — лишь до поры, пока Хван работает с отцом. Но его контракт наверняка однажды закончится, закончится и старшая школа, и тогда не станет ни поездок, ни уже привычных, таких нужных бесед.       Искренности и тепла, чужого голоса и рук не станет тоже.       Пока они сидели за круглым столом простенького щиктана и переворачивали щипцами куски мяса на жаровне, Феликс рассматривал сосредоточенное лицо напротив, думал о родителях Хвана, том, что ему пришлось пережить после ухода из дома, и том, что ему приходилось переживать в доме семейства Ли.       — У тебя ведь ничего не случилось сегодня, пока я был в школе? — спросил Феликс, надеясь хоть как-то оправдать тяжёлый осадок беспокойства в груди.       Взгляд Хёнджина метнулся к нему, став колким, загнанным и непонимающим, словно его застали с поличным. Он сощурился, поправил воротничок рубашки и сглотнул, прежде чем ответить.       — Ничего. Почему ты спрашиваешь?       Феликс не знал, что сказать. Говорить, что его посетило нехорошее предчувствие, было ещё глупее, чем признаваться в том, что он скучает по Хёнджину.       — Просто ты долго не был на связи, — сказал он, переводя взгляд на закуски, — и мне показалось, что что-то могло… произойти.       — Я решал кое-какие дела с юристом, ничего такого, — выдохнул Хёнджин, также опуская глаза на еду.       Феликс понимал, что он не лжет в полноценном значении этого слова, но на душе всё равно было гадко от того, что Хван не делился чем-то важным. Делал он это из желания защитить или из нежелания впускать в свою жизнь — было неважно. Феликсу просто хотелось знать, что с его другом всё действительно в порядке. Ему хотелось снова обнять Хёнджина. Сделать его улыбку настоящей. Стать ближе, чтобы помочь и хоть как-то защитить от несправедливости. Но…       Но Хёнджин словно нарочно отдалялся. По крайне мере именно так Феликс воспринимал его поведение. В следующую неделю Хван возил его в школу почти так же часто, как раньше. Почти. Но эти одна-две поездки без радио, разговоров, уже привычного запаха внутри салона ощущались безнадёжными и пустыми. Хуже всего было то, что Хёнджин лгал, и не словами и поступками, а всем своим видом. Он красился и одевался роскошно, даже если у него не было каких-то дел вне дома, он улыбался, он шутил, он делал вид, что всё хорошо. А Феликс чувствовал, что это представление пахнет неискренностью, но ему не в чем было уличать Хвана, не на что было жаловаться.       Когда Хёнджин мог, он проводил с Феликсом время, когда не мог — Феликс штудировал учебники, писал Джисону или заходил в игру. Ким Сынмин, несмотря на холодность в классе, охотно проводил с ним игровые часы и даже писал что-то в мессенджерах. Кроме него, после получения желанной пары обуви Феликсу частенько стал написывать Ян Чонин. Сперва парнишка из параллели просто скидывал мемы или уточнял что-то о школьных заданиях, а затем и вовсе заявил, что готов быть соседом Феликса в предстоящей поездке (и отдельном домике в частности). И этого всего было так много для привыкшего к иному виду одиночества парня, что за самокопанием, злостью и мыслями о чужих мотивах поведения пара недель сентября пролетела незаметно, и наступил день школьной поездки Феликса в Национальный парк.       Прощание вышло скомканным. Ли-старший ожидаемо не вышел проводить сына. Хёнджин же всё утро был нервным, хотя старался не подавать вида и широко улыбался, передавая Феликсу пару готовых сэндвичей и бутылку сока для перекуса в дороге. Пока они ехали, его телефон изредка вибрировал, но он не смотрел на экран, даже чтобы свериться с навигатором, шутил и раздавал советы, пока не довёз Феликса до точки сбора экскурсионных автобусов. Махнув младшему вслед и улыбнувшись напоследок, Хван рванул с парковки, явно превышая скорость. И уже не улыбаясь.       Феликса подмывало спросить, что случилось, но он всё ещё не считал себя близким к Хёнджину настолько, чтобы тот доверял ему все свои секреты. Проглотив непонимание и обиду, Феликс поправил рюкзак на плече и поплёлся к группке кураторов поездки, чтобы отметиться в списках. От кураторов же он узнал, что Ян Чонин, жаждавший этого путешествия, кажется, больше всех, в то утро слёг с желудочным гриппом.       Феликс искренне ему сочувствовал и даже написал пару ободряющих слов.       Поездка действительно была интересной. Мелькавшая за окном природа заставляла широко открывать глаза в восхищении, а редкие, но интересные комментарии Сынмина, всё-таки подсевшего на соседнее свободное место, добавляли путешествию красочности. Новенький был любителем истории и фольклора, потому он, в перерывах речи экскурсовода, время от времени рассказывал короткие занимательные истории о горах с якобы золотыми залежами, сталактитовых пещерах с чудовищными духами внутри, тропах, меняющих направление, и животных, превращающихся в людей.       Автобус так долго возил их по разным частям парка, высаживал на смотровых площадках и в прогулочных зонах, довозил до кафе, где они завтракали-обедали-ужинали, что к вечеру Феликсу казалось, что они успели добраться до границы страны. Он был так измотан с непривычки, что первый день поездки закончился падением в беспробудный сон в одиноком номере отеля и пропущенной полночью — началом его дня рождения.       В программе следующего дня было пешее перемещение по территории парка и остановка в кемпинге между горами, лесом и морем. Разбуженный поздравительным звонком Джисона, Феликс поднялся с кровати со стоном: ноги болели ещё со вчерашнего вечера, так что он предвкушал утомительный день, но всё было не так плохо, как ему представлялось. Идти было не так далеко, маршрут был расчерчен на карте и разграничен на местности, ученики могли перемещаться в своем темпе, главным было отметиться у куратора в конце маршрута — и можно было селиться в домик для отдыха.       Феликс прошёл путь одним из последних. Ему некуда было спешить, и толпе галдящих учеников он предпочёл медленное блуждание по тропам с голосом экскурсовода в специально выданных наушниках. С заселением тоже не было никаких проблем: в отсутствие его неудачливого соседа никого не нужно было ждать или искать, так что единственный ключ от домика ему выдали без каких-либо проблем и задержек. Обед в местной столовой был неплохим, но Феликс только теперь запоздало подумал, что было бы здорово прихватить с собой хотя бы чокопай: он не любил свой день рождения, но без сладкой альтернативы торту было уныло и грустно, а пачки пепперо в вендинговых аппаратах даже отдаленно на торт не походили.       Тоскливее всего было то, что Хёнджин не писал.       Не то чтобы Феликс ждал феерического поздравления, ведь в прошлые годы Хван отделывался формальными фразами и конвертами, которые младший не глядя выбрасывал, но теперь… теперь они были друзьями. И молчание Хёнджина обижало.       Заселившись, Феликс сбросил свои вещи на небольшой столик в углу комнаты и растянулся на одной из кроватей, давая мышцам отдохнуть. Он провалялся больше часа, сходил в плохо функционирующий душ с еле тёплой водой, а затем кураторы снова начали собирать всех учеников в столовую. Примерно в половине седьмого солнце утонуло в море, и его последние яркие вспышки раскрасили небо оранжевым. После ужина все ученики разбежались по домикам, чтобы облачиться в тёплые вещи и позднее собраться в отдалённых беседках. Феликс был не в настроении и не собирался идти к ним, но кто-то осторожно постучался в дверь, и он, нахмурившись, подошёл к проёму.       — Мы собираемся пить и рассказывать страшилки. Ты пойдешь? — спросил Сынмин, кивая в направлении звуков музыки. Феликс на это радушное предложение удивлённо поднял бровь.       — А я не помешаю?       — Ничего не разбивай, и всё будет ок, — уверил одноклассник с видом знатока. Феликс вздохнул и кивнул следом.       — Ладно. Тогда скоро приду.       — И средством от москитов не забудь облиться. Сейчас мошки лютые.              Феликс поблагодарил за предупреждение, и Сынмин исчез в вечерней темноте. Минут через десять Ли пересилил себя и дошёл до беседок, где уже давно собрались все желающие расслабиться после долгого дня. Вокруг домиков группками сновали одноклассники и ребята из параллели. Стоять рядом с ними было неловко, но на него никто не обращал особенного внимания, так что Феликс тихонько прошмыгнул в одно из строений и уселся на лавку в плохо освещённом углу, надеясь, что выглядит не очень жалко, уткнувшись в телефон.       — Для полноты маскировки тебе не хватает этого.       Ким незаметно подошёл и, протянув бутылку соджу, уселся рядом.       — Спасибо, — кивнул ему Феликс, а Сынмин, оглядевшись по сторонам, подсел чуть ближе и заговорил доверительнее.       — Я не верю, что ты съехал с катушек, как мне сказали, но чтобы остальные поверили в это, тебе стоит почаще делать вид, что другие люди тебе хотя бы чем-то интересны.       — А-а, — Феликс запнулся. — А я выгляжу как тот, кому они неинтересны?       — Частенько. Ты отстранённый, замыкаешься в своих мыслях, и многие люди такого не любят. Большинству важно тешить своё эго и знать, что до их рассказов кому-то есть дело. Людям просто нужно внимание, и они тянутся к тем, кто его им даёт. Иногда достаточно просто быть рядом или молча кивать под чужую болтовню, чтобы к тебе потянулись. Так что попробуй как-нибудь. Может, даже сегодня.       — Спасибо. Как-нибудь, — кивнул Феликс, ещё сильнее погружаясь в омут самокопания и не замечая, что Сынмин ушёл так же незаметно, как появился.       Слова одноклассника заставили задуматься: может, их с Хёнджином и не связывает ничего особенного? Может, он тянется к нему только потому, что Хван вынужден находиться рядом и просто умеет слушать? От этой догадки становилось ещё грустнее, но она по крайней мере оправдывала отсутствие его поздравления.       Но ведь раньше Хёнджин писал. Без просьб и особого повода. Может… может, что-то случилось?       Феликсу снова было тошно. Он чувствовал себя глупо. Хотел написать, но снова боялся показаться дураком, переживающим без повода, он не хотел навязываться, а ещё — слегка обижался. И безосновательно злился. Наконец отбросив мысли о природе их с Хёнджином дружбы, Феликс попытался последовать совету Сынмина и оглядел зону отдыха в поисках компании, к которой можно было прибиться. Так и не выбрав какую-то одну группку, он поднялся с лавки и снова обошёл территорию между беседками. Постоял рядом со столиком, где ребята играли в карты, затем отошёл к парню с колонкой, ставившему музыку, и попросил включить один из любимых треков, после отошёл к компании ребят, заговорщически рассказывающих городские легенды.       Смысл рассказанных историй постоянно ускользал, бутылка соджу в руке давно нагрелась, какофония голосов и звуков на фоне не давала расслабиться, людей вокруг становилось всё больше. Когда к беседке с парой подруг подошла Юна, Феликсу и вовсе захотелось сбежать. Он старался выглядеть равнодушным, время от времени поглядывал в телефон, листал ленты соцсетей, ждал чего-то невозможного.       И вдруг дождался.       Было около половины девятого, когда на экране высветилось сообщение от отца. Феликс ощутил дрожь в руках, бездумно развернулся и зашагал в сторону от людей — хотелось прочесть поздравление в одиночестве и тишине. Сбегая подальше от толпы, Феликс беспечно шёл по темноте проложенными тропинками, петлял меж деревьев, вскоре обогнул забор вокруг кемпинга и вышел к береговой линии. Прохладный солёный ветер впился в волосы, обратился шумом волн, а Феликс, поудобнее усевшись на песчано-травянистом берегу, приготовился читать, словно висящее непрочитанным сообщение было его самым долгожданным подарком ко дню рождения.       В реальности оно оказалось сухим: «С днём рождения, сын».       Он долго смотрел в экран, не вполне понимая, хочется ему плакать от обиды или послать наконец отца ко всем чёртям, но на телефоне вдруг всплыло сообщение от Хвана: «Могу набрать?» — и Феликс бессознательно улыбнулся, а затем позвонил ему сам.       — Привет, Ликси. Я припозднился, но хочу поздравить тебя с днём рождения, — начал Хёнджин тихо. — Желаю тебе найти себя, друзей, любовь и лучший смысл жизни из всех возможных. И прости, что не позвонил раньше, были… дела.       Ещё недавно текущие в венах обида и злость испарились, и Феликс снова ощутил себя дураком. Но сейчас, по крайней мере слегка счастливым дураком.       — Спасибо, — улыбнулся он. — Совсем не страшно и не поздно, я ещё не собирался ложиться.       — А где ты вообще? У тебя шумно.       — Где-то на побережье у лагеря. А ты где?       — Почти на море. Отмокаю в ванной, — Хван натужно вздохнул, и Феликс не смог не спросить:       — Тяжёлый день?       Чужие сомнения слышались за молчанием в трубке слишком отчётливо. Феликс знал, что, наверное, это не его дело, но сильнее вдавил мобильник в ухо и попытался прикрыть ладонью динамик, надеясь, что так его слова прозвучат увереннее.       — Ты можешь поделиться со мной, — сказал он, — чем угодно. Теперь-то я взрослый по мировым стандартам, а ещё мы с тобой договаривались говорить обо всём как друзья. Расскажи, что случилось.       — Ничего особенного, — в трубке что-то булькнуло. — Просто мне становится всё противнее с ним, и я устал.       — Но ты же… — у Феликса от собственной догадки вдруг всё похолодело в груди, а губы захватила паника и страх снова быть брошенным. Он прошептал. — Ты не уйдёшь сейчас?       — Нет. Я не могу. Я присмотрел неплохой строящийся комплекс на окраине, но у меня сейчас есть только половина суммы, нужно хотя бы восемьдесят процентов, так что придётся потерпеть. Год-два.       От обозначенной красной линии у Феликса что-то свело в желудке. Теперь у их дружбы появился дедлайн. Феликс хотел бы ответить, но не знал, что сказать, и лишь крепче прижал телефон к уху. Хван сменил тему вместо него.       — Ну что мы всё о делах и обязанностях, — взбодрился Хёнджин, — рассказывай, как проходит день рождения?       — Ну, он проходит, — отозвался Феликс сдавленно, и Хван проворчал:       — Эпос, достойный книги… Где ты был, что делал, как тебя поздравили, что-то подарили?       — Мы просто ходили по парку с экскурсией. И я не праздновал.       — То есть как?       — Обыкновенно. Я же не особо общительный. И из подарков мне ничего не нужно.       — Я почему-то думал, что ты специально уехал, чтобы потусить с друзьями. Ты же говорил, что с общением стало лучше.       — Да, немного. Но не в том плане, что мы стали закадычными друзьями. Здесь просто одноклассники, и они даже не в курсе дня рождения. Но мне нормально, даже приятно тут на природе. Умиротворяюще, и дышится легче, чем в городе. В целом, у меня с собой бутылка соджу и лучший друг на телефоне, так что можно сказать, что тусовка отличная.       От вырвавшегося «лучший друг» почему-то стало стыдно, и Феликс прикусил губу. В трубке раздался плеск воды, словно Хёнджин поднялся из ванной, а затем его глухой, почти севший голос позвал:       — Феликс…       — М?       — Нет, ничего, — вздохнул Хван. — Прости, мне всё-таки нужно идти. А ты, ты только не пей много.       — Кхм. Ладно. Не буду.       Хёнджин сбросил вызов, даже не попрощавшись. Феликс ещё пару секунд смотрел на экран, а затем тоскливо отбросил телефон прямо на землю и откинулся на сухую траву. Одиночество жрало его изнутри, шум моря гудел в ушах, а звёздное небо обгладывало лицо взглядом тысячи глаз. Год или два. В запасе — до ухода Хвана — был год или два. Вполне достаточный срок, чтобы найти нового собеседника и даже друга, но достаточный ли срок, чтобы отвыкнуть и смириться с потерей того, кого ты с таким трудом стал считать близким?       Феликс вздохнул, не желая больше думать, и потянулся к отставленной на время разговора бутылке. Усевшись вновь, он откупорил крышку и влил в себя первый приторный глоток соджу. Вместе с алкоголем в него вливался тёплый туман забытья и маячащее на уголке сознания глупое желание накопить отцовских денег, чтобы иногда оплачивать беседы с Хёнджином из собственного кармана. Нет, он не думал, что тот настолько меркантилен, но жизнь Хвана после расставания со старшим Ли наверняка круто поменяется, Хёнджин начнёт собственное дело и не сможет так просто отвлекаться на разговоры с подростком: он будет занят в разы чаще, а Феликсу… Феликсу хотелось бы видеть его рядом хотя бы иногда.       Но сейчас перед глазами маячили лишь звёзды и поднимающаяся из-за горизонта огромная луна. Феликс следил за её восходом под рокот волн, мечтал о светлом будущем, в котором однажды будет провожать закаты с кем-то близким, и бутылка соджу незаметно пустела в его руках. В миг, когда картинка перед взором поплыла, а голова потяжелела от веса радужных иллюзий, Феликс решил ненадолго прилечь, натянул капюшон толстовки до самых щёк и незаметно для себя провалился в сон. Вопреки мечтам, тягучий, холодный, противный.       В нём было тяжело и липко, безнадёжно темно и мертвецки холодно. Феликс блуждал в плотном мареве и почти не мог дышать, а потом чернота обрела голос. Отчего-то мягкий и приятный, словно его звала мама.       «Феликс…»       Он обернулся, но так и не понял, откуда раздаётся звук. Зов шёл из ниоткуда и отовсюду сразу, и парень крутился, не зная, в какую сторону бежать.       «Феликс».       Голос стал ближе, но и темнота вокруг стала плотнее и холоднее, тело словно налилось свинцом, спина болела, будто по ней хорошенько стукнули.       «Феликс!»       Феликс был растерян и напуган, порывался двинуться то вперёд, то назад, но сколько бы ни старался, не мог пошевелиться и тем более приблизиться к зовущему. Бессилие доводило до паники. В конце концов он просто замер на месте, брошенный, уставший, из последней надежды ожидающий чудесного спасения.       — Феликс, твою мать!       — А?       — Ты какого хрена лежишь здесь? Смерти моей хочешь?       — Ч-чего?       Феликс моргал и ничего не понимал спросонья. Край капюшона частично закрывал обзор. Перед глазами маячило размытое лицо, в ушах стоял шум, телу было холодно и противно влажно.       — Неудивительно, что у тебя нет друзей. С такими странными парнями обычно никто не хочет возиться.       Феликса тянули за руки, он податливо усаживался, таращился то перед собой, то по сторонам. Картинка в глазах, однако, не становилась чётче, понимания не наступало, а этот чёртов сон теперь ощущался ещё более странно.       — Ну же, садись, времени совсем нет! Ты что, пьян?       — Д… Да.       Когда он наконец зафиксировал тело в вертикальном положении, тянущие руки исчезли, затем раздался щелчок — через мгновение Феликса ослепил огонь зажигалки, и он на автомате прикрылся руками.       — Да подъём же, спящая красавица! Время загадывать желание почти вышло.       Феликс продолжал не понимать. Он потёр глаза, ощущая давление на коже как в самой настоящей реальности, и вдруг завис, проморгавшись. Перед ним сидел Хёнджин. В обычной чёрной толстовке, без макияжа и укладки, запыхавшийся, с кремовым капкейком в одной руке, он прикрывал другой танцующий огонёк свечи и сосредоточенно ждал.       — Ты… Чего тут? — не понял Феликс, скептично нахмурив брови. Хёнджин нервно вскрикнул, выпучивая глаза на импровизированный торт.       — Желание! Быстрее, ну! У тебя секунд десять.       Феликс ничего не загадал, лишь подумал, что было бы здорово, чтобы Хёнджин не оказался видением, и задул пододвинутую к губам свечку просто на автомате. А Хван резким движением выудил из кармана телефон и включил подсветку.       — Успел! — и на его губах расплылась довольная улыбка, а через секунду циферблат часов превратился в четыре нуля. — Фу-уф.       Хёнджин осел на песок, запрокинул голову и протяжно выпустил воздух из лёгких.       — Я же просил много не пить, — укоризненно проговорил он, отдышавшись.       Успокоившись, Хёнджин выдернул огарок свечки и всучил Феликсу кекс, подтянул к себе объёмную сумку и стал что-то оттуда доставать. Феликс продолжал не понимать. Пялился то на едва различимое лицо, то на движения рук, то на капкейк в собственных пальцах, то на безоблачное звёздно-лунное небо. Происходящее ощущалось обрывком сна. Но совершенно точно — для проверки Феликс ткнул пальцем щёку Хёнджина — сном не было.       — Откуда ты здесь? — спросил он, всё ещё не понимая происходящего, а Хёнджин взмахнул плечами.       — Из дома, конечно.       — А как добрался?       — На машине до кемпинга, на ногах — сюда.       — А как нашёл меня?       — Родительский контроль.       — Что?       — У тебя в мобильном трекер.       — А. А зачем?       — Чтоб найти тебя, балбес, если что-то случится.       — Нет, я… Зачем ты приехал?       Попривыкшие к темноте глаза Феликса теперь видели выражение лица напротив, кричащее: «Ты что, идиот?» — но вопреки ему губы Хёнджина тихо шептали: «Чтобы отметить твой праздник как полагается». Его «как полагается» включало в себя вино и какие-то закуски, лежащие в хрупких пластиковых контейнерах, прихваченных Хваном из дома. Он доставал их медленно, боясь уронить, и вдруг заметил чужую неподвижность.       — Чего сидишь? Ешь капкейк.       — А ты?       — Не у меня день рождения.       — Теперь уже и не у меня.       — Знаешь, с такой манерой общения ты обречён умереть одиноким. Почему вообще ты споришь?       — Да я просто поделиться хотел…       Хван вздохнул и отвернулся к неспокойному морю, пробегая взглядом по тёмной береговой линии.       — Ты слишком непорочен для этого мира, — долетел вдруг недовольный вздох.       — Это для баланса вселенной — я компенсирую твои грехи, — хихикнул вдруг Феликс, запоздало соображая, что сказал. — То есть я не это имел в виду. Прости, совсем не это.       — Расслабься. Я ещё не настолько старый, чтоб не понимать пьяные сарказмы, — хмыкнул Хван. — Я не понимаю другого. Почему ты один валяешься на диком пляже?       — Случайно уснул после нашего разговора, — поёжился Феликс.       Хван обернулся с внезапным беспокойством в голосе и почти чёрных глазах.       — С того момента три часа прошло. А если бы на тебя кто-то напал?       — Кто, например?       — Да хоть медведь. Это же Национальный парк!       — Но з-зона кемпинга огорожена, — говорил Феликс заплетающимся языком, а Хёнджин злился:       — А пляж нет!       — Ну, медведи вряд ли часто заходят сюда искупаться… — хихикнул младший.       — Феликс, это не смешно! Что угодно могло случиться. Ты что, фильмы ужасов не смотрел? Не животные, так люди, не люди, так стихия. Этот мир постоянно пытается тебя убить самыми разными способами. Нечего давать ему шансы и подвергать себя опасности!       — Да не паникуй ты так. Ведь всё хорошо. И как, кстати, тебя сюда пропустили? Здесь же охраняемая территория.       — Денежные переводы решают эту и многие другие проблемы, мой наивный котёночек.       — М…       — Так что при желании кто угодно и когда угодно может пробраться сюда. Тебя мог найти какой-нибудь маньяк.       — Да пф, я даже маньякам не нужен…       — Феликс!       — Да что? — ворчал тот. — Ты говорил, что понимаешь сарказмы, но, кажется, ты всё-таки непонимающий старпёр.       — Я начинаю жалеть, что притащился.       — Я рад, что ты притащился. Спаси-и-ибо, — просиял младший пьяно. — Но можем мы пойти в домик? Я ужасно замёрз.       — А сразу не мог сказать? Для кого я всё это добро вытаскивал?       Хёнджин недовольно кивнул на контейнеры, а Феликс притворно насупился:       — А ты спросил меня? Я вообще-то не голодный. И, знаешь, мне кажется, тебе стоит пойти работать в театр. Притворство и драма — это твоё.       — Ещё слово — и я впервые в своей жизни ударю ребёнка, — предупредил Хван полушутливо, а Феликс хохотнул.       — Пф-ф. Ты же не умеешь. У тебя против меня даже пьяного нет шансов. Только попробуй — и моя пятка даст тебе в нос автоматически!       Феликс попытался вытянуть ногу для демонстрации какого-то приёма, но стал заваливаться назад. Хёнджину оставалось лишь качать головой от этого жалкого зрелища и ловить слабое тело, ворча:       — Какой ты, оказывается, дрянной мальчишка.       — Нда-да. И что ты мне сделаешь?       Хёнджин сощурился, а через миг схватил руку Феликса и резко поднял к лицу, мажа кремом губы и нос. Младший завис на несколько долгих секунд, а затем расхохотался так, что в непрекращающейся истерике всё-таки завалился на спину. Он давно не ощущал себя таким глупым, пьяным и одновременно счастливым. Хёнджин смотрел на него и улыбался, наконец-то искренне, но через минуту уже выражал своё беспокойство:       — Ну эй, тише ты, а то задохнёшься от смеха.       — Это была бы лучшая смерть из возможных, — отозвался Феликс, слегка успокоившись.       — Может, и так, но мне не хотелось бы сидеть в тюрьме за непредумышленное…       Феликс гоготал. Он не мог контролировать собственные щёки. Губы растягивались в улыбке, словно не знали иного положения. Опьянение клонило тело обратно к земле. В сердце было так хорошо, что Феликс прикрыл веки и медленно вдохнул солёно-сладкий воздух побережья и застыл. И открыл глаза, почувствовав, как щёк и носа что-то касаётся. Сосредоточенный на его лице, Хёнджин аккуратно водил салфеткой, вытирая размазанный крем. Сперва Феликс умилился этому жесту, а затем дёрнул головой и протянул свою руку, чтобы стереть сладкие разводы с губ.       — Эй, не переводи продукт! — заворчал он недовольно и облизнул один из испачканных пальцев, а затем и губы. — М-м! Какого чёрта так вкусно?!       — Я старался, — ухмыльнулся Хван, и глаза Феликса удивлённо расширились.       — Ты сделал его?!       — Я бы мог соврать, но нет. Но я успел в любимую кондитерскую за две минуты до закрытия, почти подрался с какой-то женщиной за последний капкейк, но всё-таки урвал его и даже не помял по дороге.       — А-а. Ну. Оно того фтоило. Это пофефтвенно фкуфно, — Феликс говорил и жевал, откусив сразу половину. — Ты тофно не хофеф?       Хёнджин наблюдал за ним, умиляясь. Он качал головой, отказываясь, но слишком уж довольный вид Феликса заставил его сдаться.       — Ладно, дай попробовать. Только, чур, меня не пачкать!       — Обещаю, — кивнул Феликс, усмехаясь. — Но знал бы ты, каково искушение…       Он протянул остатки кекса, но то ли специально поддразнивая, то ли не контролируя себя из-за опьянения, сделал слишком резкое движение, задевая губы Хёнджина. Хван почти прикусил его палец и непритворно закашлялся.       — Ты в порядке? — посерьёзнел Феликс.       — Умгу, — отвернувшись, Хёнджин, кивнул и наконец поднялся на ноги. — Пойдём в кемп, а то заболеешь.       — Н-не уверен, что найду дорогу обратно, но идём, да.       Феликс шёл почти прямо, но Хёнджин всё равно несколько раз вынужден был придерживать его, уберегая от падений. Через несколько долгих минут в блужданиях по тёмным тропинкам, они отыскали нужную дорожку и, крадучись мимо уже не столь людных беседок, наконец оказались под укрытием тонких стен. Домик встретил прохладой и темнотой, и если бы Феликс вынужден был ночевать здесь в одиночестве, то точно ощущал бы себя тоскливо, но теперь он радовался тому, что к нему никто не подселился, Хёнджин же этому удивился.       — Ты один?       — Один, — кивнул Феликс, на ощупь включая настенный светильник. — Сосед заболел перед началом поездки, так что та кровать свободна, ты можешь располагаться. Ил-ли могу уступить тебе эту, у окна. Ты ведь останешься?       Хёнджин нахмурился, размышляя вслух:       — Честно говоря, я не собирался. Я вообще так спешил, что ничего для ночёвки не взял, да и не думал, что будет такая возможность.       — Но ты привёз вино. Не думал же ты, что я буду пить его один? Или ты собирался ехать обратно пьяным?       — Нет. Я… Просто решил приехать и всё. Я вообще не успел подумать над этим.       — Иногда это всё-таки полезно, — вновь хохотнул Феликс, принявшись стягивать с себя отсыревшую толстовку. — Чёрт, как же холодно.       — Нечего было притворяться Русалочкой. И вообще… — Хёнджин понизил голос и стал предельно серьёзным. — Это было крайне безответственно с твоей стороны. Представь, что я чувствовал, когда навигатор привёл меня на берег к почти бездыханному телу.       — Но я, прости, я же не знал, что ты приедешь. Я не хотел пугать. Это не специально.       — А что было бы, если бы я не приехал? Ты бы провалялся до утра и схлопотал воспаление лёгких или ещё что похуже.       — Ну ладно тебе, папочка, я больше так не буду.       Феликс надулся и продолжил переодеваться, шатаясь, а Хёнджин застыл и сглотнул ком в горле. А затем отвернулся к сумке с припасами.       — Сходи погрейся под душем, — попросил он сдавленно. — А я пока достану еду.       — Я кексом наелся, если честно. И вода тут еле тёплая. Но, может, вино меня согреет?       — Учитывая, что ты уже пьян, не думаю, что это хорошая идея. На утро точно будет нехорошо.       — Но мне хочется пить. А здесь ничего нет. Я как-то не подумал, прихватить воду из столовой.       — Утолять жажду вином ещё более хреновая идея, — уверил Хван тоном знатока. — Давай выпьем его как-нибудь потом, а пока я дойду до машины, там, кажется, была начатая бутылка воды. А ты укутывайся в одеяла и пытайся согреться.       — Ладно, па.       Младший снова хохотнул чужому поучительному тону, а Хёнджин подошёл ближе и обхватил плечи Феликса, заставив того посмотреть глаза в глаза.       — Пожалуйста, не зови меня так, — попросил он тихо, но безапелляционно. — Никогда. Ладно?       — Х-хорошо.       Феликс ёжился и моргал от непонимания. Проводив выходящего Хвана взглядом, он с трудом скинул грязные джинсы, натянул шорты и сухую футболку и улёгся, а тепло чужих ладоней словно отпечаталось на его плечах и горело на коже до тех самых пор, пока Хёнджин не вернулся в домик с полупустой бутылкой минералки и чёрно-красной упаковкой непонятно чего.       — Кажется, мёрзнешь здесь не только ты. Последний в автомате забрал.       — Что это? — уточнил Феликс, выглядывая из-под накинутого на себя покрывала.       — Согревающий пакет, — Хёнджин раскрыл упаковку, пару раз тряхнул пакетиком и протянул младшему. — Держи, минут через десять должно стать полегче. И пей побольше, чтобы с утра было не так тяжело.       Он кивнул на поставленную рядом с кроватью бутыль, развернулся и стащил второе одеяло с соседней постели, чтобы накрыть Феликса ещё одним слоем.       — Ты всегда был таким заботливым? — спросил младший из своего укрытия. Тело всё ещё было холодным, но в грудной клетке пылало невыразимое тепло.       — Наверное.       Хёнджин пожал плечами и присел на край постели, и Феликс вдруг почувствовал странную горечь от того, что они с Хваном друг другу почти никто, незнакомцы, связанные стечением обстоятельств. Захотелось, чтобы Хёнджин всегда был ему заботливым братом или… Просто кем-то, кто не исчезнет из жизни, что бы ни случилось. Но в памяти всплывали «год-два», и ещё недавно пребывавший в радостном забытьи, теперь хмельной разум Феликса молил:       — Можешь остаться со мной?       — Я посижу, пока не уснёшь, ладно? — кивнул Хёнджин, не понимая вложенных в просьбу сроков. Феликс вздохнул.       — Ладно. И спасибо, что приехал. Я до сих пор не верю, но мне очень приятно. Наверное, это лучший день рождения из тех, что я помню.       — Лучший? Ты напился несчастной бутылкой соджу в одиночестве, чуть не замерз до смерти, а я даже подарок тебе не привёз.       — Ты явно переоцениваешь прошлые годы, в которые я просто сидел один и жевал торт в первом попавшемся кафе. И мне ничего не нужно. Тем более, что я никогда ничего тебе не дарил.       — Мне тоже ничего не нужно. Так что мы квиты.       — Хёнджин, а… Что было в тех конвертах?       — Каких? — не понял Хван.       — Ну, на прошлые дни рождения. Прости, я… Я даже не открывал их.       — А-а.       — Извини. Я был глупым и обиженным. Только сейчас понимаю, как по-свински себя вёл.       — Всё нормально. У тебя была на то причина. И я уже не помню, что там было.       — Врёшь? — уточнил Феликс, и Хёнджин вздохнул, признаваясь:       — Вру. Там были билеты в аквапарк и на конную прогулку. Кажется.       — Ну, что сказать. Я идиот. И теперь вдвойне жалею, что даже не взглянул.       — Давай не будем сожалеть и просто как-нибудь сходим?       — Хорошо, да. Кхэ-кхэ. Я был бы рад.       Феликс зашевелился и потянулся за бутылкой, чтобы смочить горло, а Хёнджин недовольно проворчал:       — Если заболеешь, то…       — То что? — уточнил Феликс, сделав пару глотков. — Опять измажешь меня едой?       — Ага. Оболью сиропом от кашля. Ты хоть немного отогрелся?       — Пока нет, — честно признался младший.       Хёнджин покачал головой, вздохнул и стал стягивать с себя толстовку.       — Протесты не принимаются, — предупредил он, видя, что Феликс собирается спорить.       Он смиренно, но обиженно сомкнул губы и стал копошиться, вылезая из-под одеяла и облачаясь в чужую кофту. Феликс хотел проворчать, что это слишком и не так уж он замёрз, но… остаточное тепло ощущалось так уютно, а отчётливый запах парфюма был таким приятным, что он закрыл глаза и неосознанно вдохнул глубже. Чужая толстовка обнимала его, унося все заботы и переживания. Феликс снова почувствовал — так ощущается дом. Не как место, не как отношения, а как обычное тепло. На теле и, особенно, в душе.       — Тебе стоит поспать, — сказал Хёнджин тихо и встал с постели.       Феликс испугался, что он собирается уйти, но Хван лишь погасил свет и вернулся обратно. Он попросил Феликса немного подвинуться, поднял одеяло и сел в изножье, опираясь спиной и плечами о стену и узкий подоконник. Ступни Феликса упёрлись в его горячее бедро, а затем Хёнджин укрыл краем одеяла их ноги и недовольно прошептал:       — Ледышка… Нет, серьёзно, если ты заболеешь, я специально попрошу у врача выписать тебе самые гадкие на вкус лекарства.       — Да ты бездушный человек. Если я заболею, мне будет хреново и без этого. Так к чему ещё и эти варварские наказания, тебе что, хочется, чтобы я страдал сильнее?       — Мне хочется, чтобы ты не страдал вообще, но, может, такие методы научат тебя лучше понимать, что чувствуют люди, которые за тебя переживают.       — А ты за меня…       Феликс начал задавать вопрос, но осёкся, и без того понимая, какой ответ услышит. Конечно, Хёнджин переживал. Иначе он не притащился бы среди ночи, не сидел бы здесь, грея его продрогшие ноги, и не дожидался бы, когда Феликс уснёт. Хёнджин не дарил бы ему билеты в аквапарк, не сохранял бы семейные фотоальбомы, не возил бы в школу. Он бы много чего не делал, но он делал, и открытие это было настолько внезапным, насколько сам факт переживаний — лежащим на поверхности. Теперь Феликс жалел и корил себя за то, что был поистине слеп. Хёнджин был рядом так давно, а он всё это время держался на расстоянии, ненавидел его, ревновал, воспринимал его как пустое место, — и за упущенное время становилось обидно до слёз.       Феликс шмыгнул носом, чувствуя себя полным идиотом. Глупым. Потерянным. А ещё немощным. Неспособным вернуть хоть каплю тепла человеку, которого теперь считал самым близким из всех, кто у него есть и был.       — Скажи, а он… поздравил тебя? — спросил вдруг Хван. И Феликс сперва не понял, о ком идёт речь.       Он поднял взгляд на профиль Хёнджина, но тот тонул в ночной темноте. Зыбкий свет с улицы падал на его затылок, серебря тёмные волосы, слегка высвечивал плечи в простой серой футболке, едва скользил по мягкой щеке. Пьяному мозгу подумалось, что если бы в мире остались лишь они вдвоём, то этого было бы вполне достаточно. Но в мире существовал ещё кто-то, и, кажется, Хёнджин спрашивал именно об этом «ком-то», когда-то имевшем для Феликса большую важность.       — Да, — наконец сообразил Феликс. — Он написал.       — Хорошо.       Хёнджин кивал, бездумно рассматривал собственные пальцы, молчал, и до Феликса вдруг дошло:       — Ты ему напомнил?       — Мне не хочется тебе лгать, но и отвечать честно не хочется тоже. Ты же без моих напоминаний знаешь, какой он. И я вроде как говорил, что больше не буду проповедовать, но снова повторюсь. Твой отец, если когда-то и имел сердце, давно его потерял. Но ты в этом не виноват. Ты просто должен жить дальше, не ожидая его любви. Ты должен искать другую. Новую и чистую. Такую, которую не нужно будет выпрашивать. Которая просто будет твоей, и всё.       — Я понимаю. Раньше я много об этом думал. Да и сейчас иногда бывает. Разумом я понимаю, что теперь это другой человек, но всё равно помню, каким он был. Он любил меня когда-то давно. И я почему-то не могу не цепляться за воспоминания, не могу не ждать.       — Пока ты ждёшь его, возможно, безнадёжно, и крутишься в мыслях, что ты не хорош, ты упускаешь множество возможностей быть счастливым. Да, мудаков на Земле не счесть, но вокруг тебя наверняка много хороших людей, ты должен давать им шанс стать ближе.       — Я понимаю, что ты имеешь в виду, но мне всё равно сложно.       — Знаю. И понимаю. Но попробуй начать с чего-то небольшого.       — Я уже начал. Видишь же, как хорошо мы с тобой стали общаться, хотя раньше я не мог представить, что проговорю с тобой дольше минуты. Я правда стараюсь, хотя во мне так много противоречий и сомнений, что я сам себя часто не понимаю. Я пытаюсь, но… В общем, это сложно. Но я верю, что когда-нибудь смогу открыться кому-то ещё. Может, даже полюблю.       Хёнджин двинулся, слегка меняя положение. Теперь пятки Феликса лежали на его бедре сверху, а сам он положил руку на своды его всё ещё прохладных стоп.       — А кто вообще тебе нравится? — спросил он буднично. Феликс пожал плечами прямо под одеялом.       — Никто.       — Нет, я имею в виду девушки или, может, парни?       — Никто. Я не ощущаю тяги и вообще стал бояться привязываться после… мамы.       Хëнджин вздохнул, помедлил, но всё-таки повернул голову, ища взгляд Феликса во мраке комнаты, и продолжил.       — А до трагедии кто-нибудь вызывал в тебе душевный трепет? Ну или телесный.       — Нет. Ну или я не помню. Прошлое очень размыто. Если честно, я плохо помню время до… Плохо помню всё, кроме последней пары лет.       — Так. Ладно, тогда пойдём другим путём, — Хёнджин тряхнул головой. — Какое порно ты смотришь?       — Я не смотрю порно.       — Вообще?! — от удивления Хван дёрнулся всем телом, и Феликс смущённо перебрал ступнями на его ноге.       — Вообще. Мне неинтересно. Я просто не верю в чувства актеров и ничего не чувствую.       — Но, прости, а поллюции у тебя бывают? — уточнил Хёнджин неверяще.       — Очень редко. Возможно, это одна из побочек тех лекарств, что я пил в депрессивные периоды.       — Или же ты просто асексуален, и тебе совсем не нужно всё это.       — Нет, я хотел бы. Близости с человеком, которого полюблю. Но только по любви. Всё остальное кажется мне предательством собственной души.       Феликс замолчал, погружаясь глубже в мысли и образы из собственных мечтаний. Он чувствовал, что опьянение понемногу испаряется, уступая место усталости и сонливости. Он стал отогреваться, и ему вновь захотелось поблагодарить Хёнджина за то, что он сделал для него сегодня и во все прошлые дни. Феликс приподнял голову, но уткнулся в застывший профиль — склонённое, почти неподвижное лицо Хвана. Хёнджин смотрел на свои руки поверх чужих ступней и, казалось, не дышал. Феликсу потребовалось время, чтобы сообразить.              — Прости, если я задел тебя. Я не…       — Не задел, — отрезал Хёнджин, не поворачивая головы.       — Я не знаю ничего о чувствах, знаешь? Но… Ведь это не особенно важно, кого именно любить? — прошептал Феликс, словно боялся признаться в чём-то сам себе.       Хёнджин вздохнул и снова повернулся к нему, тихонько улыбаясь. Из-за тени от его волос Феликс различал лишь медленное движение его губ.       — Совсем не важно, — сказал он. — И не обращай внимания на мои дурацкие вопросы, мне просто стало интересно.       — Наверное, это глупо, — Феликс выдохнул от странного облегчения, — но я никогда не задумывался о романтических отношениях всерьёз. Мне просто хотелось, чтобы не было так одиноко. И хочется верить, что когда я встречу своего человека, сразу же это пойму.       — Я был бы рад за тебя в любом случае, — сказал Хван. — Только, Феликс, пожалуйста, не надейся, что в жизни всё будет как в сказке, и твой прекрасный принц, ну или принцесса, внезапно сам найдёт тебя. Я не прошу не верить в чудо или завтра же вывешивать анкеты на сайтах знакомств, но хотя бы не закрывайся, чтобы твой человек смог тебя разглядеть.       — Я постараюсь.       — Я верю в тебя. А теперь спи, ладно?       — Ладно. Да. Хорошо, и… Хёнджин, — Феликс вдруг уселся и потянулся к ладоням на своих ногах, удивляя Хвана и растяжкой, и внезапным жестом. Он пожал его руку и постарался вернуть хоть часть того тепла, что переполняла его, прошептав. — Спасибо тебе за всё.