Представь, что любишь [18+]

      Это было странно, их отношения. Два года на одной территории, но они будто только сейчас знакомились и узнавали друг друга. Поездки в школу стали почти негласным правилом. Встречи в кухне за завтраком или ужином — тоже. А разговоры… С ними было сложнее.       После того дружеского обсуждения набросков Хёнджина, Феликс испытывал двоякие чувства. В крепких объятиях было тепло, и юное светлое сердце хотело поделиться чем-то в ответ, но раненая душа боялась быть отвергнутой или даже осмеянной. Феликс не мог расстаться с приобретённым недоверием и не знал, как вести себя теперь. Он старался жить по-старому, напоминая себе, что дружить с любовником отца как минимум странно, но жизнь не давала ему и единого шанса избегать Хвана. Главным образом из-за их дурацких поездок, ставших традицией.       — Феликс, кто этот красавчик, что возит тебя? — спрашивала на перемене Юна, одна из одноклассниц.       Она говорила так уверенно и дружелюбно, что Ликсу на миг показалось, что всю былую отстранённость и тихие насмешки одноклассников он выдумал. Однако стоило ему ненадолго задуматься над непростым ответом на озвученный вопрос, девушка сморщилась и вернула голосу привычно надменные ноты.       — Удивительное дело, ты все тесты пишешь на отлично, а в разговоре и двух слов связать не можешь. Наверное, обидно, что папочкины деньги могут решить не все твои проблемы, да, Феликс?       Её лицо, интонация, приторный запах духов и, главное, — вложенная в фразу издёвка воспламенили за мгновение. Феликс зыркнул на девчонку и ответил, глотая едкие ругательства:       — Я просто не хочу тратить время на объяснения. И проблем у меня нет, ведь этот парень возит меня, а не тебя. И, представь себе, предлагает прокатиться сам и даже не берёт за это денег!       Он не знал, зачем сказал это. Громко и с таким уверенным видом, будто Хёнджин был ему кем-то. Но отступать было поздно, а исказившееся лицо замолкшей одноклассницы, кажется, стоило того.       Кто-то позади присвистнул. Кто-то хохотнул. Кто-то прогорланил: «Кажется, Юна, этот красавчик тебе уже не светит». Кто-то заметил, что «был прав, и он по парням». Дальше гомон слился в нестройный смех. Феликс же закусил щёку и неторопливо вышел из класса, стараясь выглядеть обыденно спокойным. Он добрался до туалетов и лишь там позволил себе броситься к кранам и окатить лицо холодной водой. В груди всё клокотало, мысли захватил страх, что теперь его точно будут стебать, открыто подкалывать, возможно, даже попытаются избить, если кто-то захочет раскрутить тему ориентации, только чтобы найти повод для ненависти. Феликс не чувствовал себя беззащитным в физическом плане, ведь многолетние тренировки по боевым искусствам давали ему весомое преимущество, но от ударов по психике защититься было бы не так просто, и именно их он боялся больше всего. Хотя у него неплохо вышло осадить одноклассницу, уверенности, что мозг подкинет остроумный ответ в случае новых нападок, у Феликса не было.       Он задержался в уборной до самого конца перемены, стараясь минимизировать вероятность конфликта, но после возвращения в класс на него снова не обращали внимания, и Феликс решил придерживаться стратегии, в которой он жил уже несколько лет. Он пытался слиться с окружением, не привлекал внимания и сам не обращал, или по крайней мере пытался не обращать внимания на шуршащие между рядами парт записки и светящиеся от входящих сообщений мобильники. Казалось, что все одноклассники переписывались о нём, но Феликс насильно гнал из головы эти мысли и принимал привычно отстранённый вид до окончания занятий.       Хотя никаких весомых поводов для переживания не было, напускное равнодушие пришлось сохранять до самой посадки в джип Хёнджина.       — Ты опять что-то натворил? — спросил тот, стоило только Феликсу, запыхавшись, рухнуть на сидение рядом с ним.       — Нет. Ничего, — Феликс задыхался и внутренне паниковал, но внешне пытался казаться спокойным. — С чего такие мысли?       — Те ребята на крыльце, — Хван кивнул на зеркало заднего вида, — судя по взглядам, уж очень бурно тебя обсуждают.       Феликс посмотрел на отражение, устало выдохнул и обнял подтянутый на колени рюкзак.       — Они обсуждают тебя. Точнее то, кем ты мне приходишься.       Хван ухмыльнулся, но как-то странно, без привычного задора в глазах, и уточнил:       — И кем же я тебе прихожусь?       — Никем. То есть кем-то, — залепетал младший, путаясь в словах. — В том смысле, что я ничего определённого им не говорил. Потому они и строят теории. Может, уже поедем?       — Поедем, не паникуй, — Хёнджин тронулся с места и стал выезжать с парковки на дорогу. — Но если хочешь, можешь заливать им про меня что угодно.       — Э-э. Например?       — Например, что я твой двоюродный старший брат, который любому желающему может разбить лицо за покушения на любимого младшенького.       — А ты… — нахмурился Феликс, — разве умеешь драться?       — Нет. Но они-то этого не знают.       — И не узнают, — ещё минуту назад растерянный и паникующий, теперь Феликс испытывал странную обиду и ворчал. — Я и сам могу за себя постоять.       Сегодня Хёнджин вёл машину не так расслабленно, как обычно. Возможно, взвинченному переживаниями парню только казалось, но старший будто впивался пальцами в руль и говорил с ним слишком серьёзно и устало:       — Ликси. Дело не в том, что ты можешь, а чего нет. Жизнь — штука непростая. Прилететь может, откуда не ждёшь. Рассчитывать на свои силы — хорошая тактика, но иметь запасной вариант, и уметь адаптироваться, и принимать чужую помощь тоже важно. Если это поможет расположить к тебе людей или не попасть в передрягу — иногда лучше приукрасить некоторые факты.       — То есть ты советуешь лгать им в глаза, чтобы… чтобы что?       — Чтобы чувствовать себя спокойнее. Если до тебя доёбываются, то да, лучше солгать и избежать проблем.       — Да не было у меня проблем…       — И именно поэтому ты почти бежал до машины, а теперь ковыряешь дыру в рюкзаке.       — Я не… — начал было Феликс, но Хёнджин вдруг сменил тему.       — Пицца?       Феликс тоже не хотел продолжать диалог. Разговор был неприятным, и младшему казалось, что, раз Хёнджин учит его лгать, то ничего не мешает ему самому заливать про искренность их отношений с отцом, но мыслей было слишком много, а Хёнджин ждал ответ, так что в конце концов Феликс запихнул переживания поглубже и проворчал:       — Бургеры и баббл ти.

***

      Несмотря на опасения Феликса, одноклассники продолжили сохранять нейтралитет и общались с ним по-старому сдержанно. Через пару недель он окончил десятый класс, успешно написав годовое тестирование на девяносто один балл, и наступила пора летних каникул.       Феликсу казалось, что с появлением свободного времени он сможет сосредоточиться на собственных планах дальнейшего поступления, а без поездок с Хëнджином и постоянных опасений по поводу реакции на них одноклассников ему станет немного спокойнее, но… Всё было как-то не так.       Они виделись в кухне по утрам, иногда ужинали вместе, изредка переговаривались, но чего-то не хватало. Хёнджин часто отлучался из дома, пропадая с отцом, и был не в самом радужном настроении — задумчивым и странно тихим. Лишь через неделю пребывания дома Феликс вдруг сообразил, что скучает по тому времени, что они проводили в дороге, и тем ничего не значащим минутам, когда по пути домой они заезжали в кофейни или рестораны за чем-нибудь вкусным. А ещё он тосковал по тем моментам, когда Хëнджин говорил с ним на серьёзные темы, как если бы они были настоящими друзьями.       В отсутствие учёбы обычного физического общения недоставало, и Феликс неосознанно тянулся начать разговор с Хваном, продолжая — как предлог — спрашивать о делах отца. Хëнджин всегда отвечал ему с каким-то сочувствующе-печальным видом и просил стараться пореже думать о том, кого совсем не интересовала судьба собственного сына. Феликс интерпретировал чужие слова как недовольство или, может, даже ревность, и совершенно не понимал перепадов чужого настроения. В этот раз, через мгновение после ответа о расписании господина Ли, лицо Хёнджина преобразилось в дружелюбно-спокойное, и он предложил:       — Завтра я собираюсь в салон, там будет свободный мастер. Не хочешь тоже съездить и обновить причёску?       — Да нет, — от внезапного предложения Феликс ощущал себя растерянным, — мне не нужно.       — А твои давно отросшие корни говорят о другом. Я понимаю, что дома тебе не перед кем прихорашиваться, но, может, всё же передумаешь?       — Но я… Ладно, да, ты прав. Я съезжу. Куда надо записаться?       — Я договорюсь.       Хёнджин улыбнулся ему не так, как обычно улыбался отцу. А затем вдруг снова стал задумчивым и поплёлся к себе, напоследок попросив быть готовым к выезду в полдень.       Ожидание следующего дня было томительным. Отчего-то казалось, что случится что-то необычное, или Хёнджин вообще передумает и отменит поездку, но стоило Феликсу усесться в его машину, беспричинное волнение отпустило. И всё будто стало по-прежнему. Радио тихо играло, еле слышно гудел, охлаждая салон, кондиционер, а раскалённые улицы мелькали за окном яркими пятнами.       — Хочешь что-то спросить? — поинтересовался Хван, чувствуя на себе чужой взгляд. Феликс поспешил оправдать его вопросом:       — Как ты будешь стричься?       — Выбор у меня небольшой, так что только подровняю кончики. Выпрямлю завивку и сделаю уход. А ты придумал, что хочешь?       — Нет, если честно. Подумал, что в салоне мне могут что-то предложить.       — Может, андеркат? И серебристо-серый тон. Думаю, на тебе хорошо бы смотрелось.       Феликс сомневался, но отчего-то доверился и принял предложение Хвана. В конце концов он пожалел об этом, но не потому, что ему не понравился результат. Напротив, собственное отражение нравилось слишком сильно. А вот внимание прохожих — не очень. Феликс ёрзал на стуле открытого кафе, куда они заехали после парикмахерской, нервно потягивал свой апельсиновый фреш и, не вытерпев, тихо позвал Хёнджина, откинувшегося на стуле в ожидании своего блюда.       — Почему все так смотрят? У меня что-то на лице?       Хёнджин выпрямился, сощурился, вгляделся в острые черты лица, а спустившись глазами к губам, пожал плечами и предположил.       — М-м-может, красота?       — Ч…чего?       — Красота, говорю.       — Чья?       Хёнджин рассмеялся. Искренне и заразительно. Так, что его обычно холодные глаза превратились в узкие щёлочки, а Феликс даже не нашёл сил обидеться. Но он всё ещё не понимал:       — Да что не так?              — Всё так. Просто ты для этого мира слишком наивен и чист. Разве мама не говорила тебе, что ты красивый? Не могла не говорить. Вы ведь наверняка были близки. А ты был таким же симпатичным и раньше.       — Это было давно, — проворчал растерянный Феликс. — И откуда вообще… Отец рассказывал тебе?       — Нет, он ничего не говорил. Я видел фотоальбомы в комнате. Ещё до ремонта.       — А, альбомы. Кстати, не знаешь, где они теперь? Хотя, наверное, их давно выбросили.       — Я всё сохранил. Они в коробке в одном из шкафов гостиной. Принесу тебе, когда вернёмся.       Феликс завис в неверии.       — Но зачем ты… почему оставил? И вообще смотрел их.       — Ну, выбросить их я не мог. Это ведь ваша память. А смотрел — из интереса. Когда я только поселился у вас, мне нужно было как-то коротать время. Привыкать. А ещё я пытался понять тебя. Ведь нам пришлось бы контактировать, хотели мы того или нет.       Прерывая их беседу, официант вынес блюда и спросил, не нужно ли что-нибудь ещё. Дождавшись, когда он удалится, Феликс двинул стул ближе и спросил, уставившись в тарелку:       — И что ты понял? Ну, обо мне…       — Хм. Я скажу образно, как мне это видится со стороны, так что не воспринимай слишком близко к сердцу и тем более не обижайся. Но мне кажется, все эти… эти вещи, произошедшие с тобой, они ранили тебя, но не добили. Наверное, занятия спортом в прошлом научили тебя терпеть даже болезненные удары, но далеко не ко всему можно подготовиться заранее. Ты не был готов к таким сложностям, но, должно быть, хотел оставаться сильным несмотря ни на что, и по итогу сейчас ты находишься в вечных метаниях между «сдаться и умереть» или «восстать и воссиять». И, прости, но мне кажется, что ты частенько склоняешься к тому, чтобы сдаться.       Шестерёнки в голове Феликса крутились почти болезненно. Один факт того, что Хёнджин анализировал его, приводил в замешательство, а смысл сказанных им слов был слишком глубоким, чтобы вот так сразу ответить что-то вразумительное.       — Я… даже не думал об этом в таком ключе, — прошептал он. А Хёнджин снова улыбнулся.       — Иногда лучше не думать вовсе. Иначе можно легко впасть в депрессию. Не слушай меня и отдыхай. А ещё лучше — относись к жизни чуть легче, чем сейчас. Стань обтекаемым и гибким. А если на тебя откровенно пялятся — улыбнись и расправь плечи, а не ищи в себе изъяны. В тебе их нет. Хотя, разве что, неуверенность…

***

      Феликс перестал быть уверенным вообще в чём-либо. Чувства к Хёнджину были двоякими, как и поведение Хвана. Он нередко хмурился, если его не видели, и в разы чаще пропадал вместе с Ли-старшим. Когда они возвращались домой вместе, широкая улыбка не сходила с губ, а голос Хёнджина был таким заигрывающим, что Феликсу казалось, что у него раздвоение личности. С ним общался кто-то простой, дружелюбный и не по годам мудрый, с отцом — некто похотливый и подобострастный, а наедине с собой Хёнджин… Порой он просто лежал на диване и пялился в потолок гостиной с абсолютно нечитаемым выражением лица. А ещё нередко говорил что-то такое об отце, словно хотел, чтобы младший перестал наконец о нём спрашивать.       И всё это не давало Феликсу покоя. При любой возможности он поглядывал на Хёнджина со стороны, изучал его и пытался разгадать причину дружелюбия, которого раньше в нём не было — или которого Феликс прежде не хотел замечать. Ночью перед сном вместо просмотра кино или аниме он припоминал, как Хёнджин вёл себя раньше, обдумывал его слова, пытался найти обоснования поступкам. В своей подозрительности Феликс заходил так далеко, что даже стал штудировать психологические сайты и пытался по полученным из них сведениям анализировать чужое поведение, чтобы отыскать наверняка корыстные мотивы. Но к своему сожалению или даже стыду — не находил и потому ощущал себя полным дураком.       Каждый чёртов раз.       Феликс получил альбомы с дорогими сердцу фотографиями, о которых успел позабыть — и Хёнджин ничего не попросил взамен, даже от благодарности отмахнулся, сказав, что должен был догадаться отдать их раньше.       Спустя неделю после поездки в салон он просто притащил младшему несколько пакетов с брендовыми вещами, объяснив это тем, что они отлично подойдут к новой причёске. И не стал слушать возражения смущённого Феликса, что красоваться ему не перед кем.       «Это не для кого-то. Это для тебя», — сказал он тогда и просто ушёл к себе.       Спустя пару дней, за которые Феликс так и не смог определиться, принимать подарок Хвана или нет, в дверь позвонили. Хёнджин, видимо, был в ванной, потому именно Феликсу светящийся лучезарной улыбкой курьер передал «цветы для господина Хвана». Парня кольнуло ревностью в самое сердце. Каким бы неопытным в отношениях Феликс ни был, он прекрасно знал, что цветы не дарят тем, на кого плевать. Значит, Хёнджин ему лгал. Значит, его отец испытывал к нему хоть что-то. Значит, намёки Хвана на то, что Феликсу стоит отдалиться от отца, всё-таки имели какую-то корыстную подоплёку. Младший прокручивал в себе эти тягостные мысли и к бывшей комнате матери шёл, сжимая челюсти от обиды и злости. А с Хёнджином столкнулся там же в дверях.       — Тебе букет доставили, — проворчал Феликс.       Он протянул цветы, думая, что выглядит совершенно равнодушно, но, кажется, Хёнджин научился читать его как открытую книгу.       — Не смотри так, — сразу усмехнулся он, поясняя. — Я сам его себе заказал, раз никто не дарит.       — Как это, сам? — тут же растерялся младший. Он застыл в проёме, а Хван шагнул назад в комнату, ухмыляясь.       — Обыкновенно. Представь себе, цветы можно покупать самому себе. И не на праздник, а просто без повода. В следующий раз и тебе закажу, если хочешь.       — Н-не хочу.       — Как скажешь. А какие цветы тебе вообще нравятся?       — Не знаю. Я никогда не задумывался об этом. Любые.       — Ну раз так…       Хёнджин уложил букет на широкую кровать, развязал ленту, и, освободив цветы от пергамента, вытянул несколько белых бутонов, и протянул Феликсу.       — Держи.              — Зачем?       — Да боже, просто так. Поставь в вазу на рабочий стол, смотри, нюхай, радуй взгляд. Никогда цветов не получал, что ли?       — Нет, — моргнул Феликс, — никогда. Может, на каких-то соревнованиях и было, но…       — Понятно, — Хёнджин вздохнул и отошёл в ванную с вазой и остатками букета, заорав оттуда, чтобы было слышно сквозь шум воды: — Знаешь, наша короткая жизнь хороша тем, что в ней почти неисчислимое количество вещей, которые можно сделать впервые. Потому советую тебе начать уже сейчас, чтобы к концу пути успеть побольше всего.

***

      Чем больше времени Феликс проводил наедине с собой, тем сильнее пухла его голова. Он пытался отвлечься, установив какую-то интересную игру, что посоветовал его переехавший друг Джисон, но мысли всё равно были в кучу. Ликс думал обо всём происходящем и удивлялся, что ещё совсем недавно ощущал себя скованно и некомфортно в компании Хёнджина, а теперь любовник отца стал его почти единственным собеседником. Соратником. Приятелем. Возможно, даже другом. Кем-то, с кем тянуло просто поговорить.       Кем-то, кого он не понимал, но очень хотел бы.       Сколько бы статей он ни прочел, Феликс не мог отделить слова и поступки Хёнджина по отношению к себе от собственного стремления просто довериться ему. Широкие улыбки и былые насмешливые фразы Хвана казались щитом его душевного спокойствия. Вальяжные жесты — теперь Феликс видел в них обычную медлительность и даже живописную красоту. Манерность и заигрывающий тон — Хёнджин использовал их лишь при общении с Ли-старшим. Хван вообще разительно преображался, стоило только его работодателю оказаться в непосредственной близости. Он словно облачался в маску, становился другим, но с кем или каким был Хёнджин настоящий, Феликс не мог разобрать.       В конце концов он не выдержал веса собственного непонимания и решил поговорить прямо.       Сформулировав в голове давно волнующие душу вопросы, Феликс подгадал день, когда отца не должно было быть дома с самого утра. Обычно они и так не пересекались, но без его присутствия где-то в коттедже было немного спокойнее. Феликс так долго собирался с силами, только чтобы спуститься к завтраку, что в конце концов опоздал. Кухня была пуста, но на столике высилась тарелка ещё тёплых ттоков. Феликс не стал есть, боясь, что от переживаний его затошнит, и вышел из комнаты, намереваясь всё-таки найти Хвана.       Его точно не было в доме, и Феликс почти успел расстроиться и разозлиться, что из-за собственной неуверенности упустил момент для разговора, но из последней надежды он вышел на задний двор и там, под широким зонтом на лежаке около бассейна заметил бледную фигуру.       Скрестив руки под головой, Хёнджин лежал на шезлонге в очках, коротких шортах и полупрозрачной рубашке. Феликсу показалось, что сквозь ткань на его боку проглядывает тёмная татуировка, но заслышав его шаги, Хёнджин обернулся и уселся, опустив руки так, что стало не разобрать.       — Что-то случилось? — Хван приподнял очки, а вставший перед ним Феликс выпалил вопрос, пока еще мог найти на него душевные силы.       — Отец доплачивает тебе за заботу обо мне?       — С чего бы? — нахмурился Хёнджин, и Феликс почувствовал, как волнение с новой силой подкатило к горлу.       — Не знаю. Чтобы не заниматься мной самому.       — А до моего появления он занимался тобой?       Вопрос был жестоким, но в какой-то мере справедливым. Нет, Феликс уже не помнил, когда отец проводил с ним время и уж тем более «занимался им». В голове всплывали слишком размытые картины: когда-то в далеком детстве маленький Феликс, кажется, сидел на коленях отца, а тот прижимал его к себе, гладил спину и целовал макушку, но это было так давно, что младший не был уверен — воспоминание это или один из добрых снов, что порой ему снились. Даже на фотографиях в альбомах совместных снимков почти не было, но странная, тянущая тоска по прошлому, в котором отец был добр, ласков и отзывчив, заставляла думать, что раньше всё было иначе. И навевала безосновательную надежду, что всё ещё может быть хорошо.       — Присядь, — позвал Хёнджин, двигаясь на лежаке, — и объясни, к чему этот вопрос.       Феликс уселся, и когда они оказались на одном уровне, стало чуточку проще говорить.       — Просто ты стал… Другим. Со мной. Не знаю, как объяснить. Теперь ты даёшь мне советы. И делишься чем-то. Но раньше всё было не так.       — Разве раньше ты хотел со мной общаться?       — Не особо.       — Вот видишь.       Феликс посмотрел на собственные пальцы и нервно закусил губу. Все подготовленные вопросы забылись от переживаний.       — Тебя беспокоит наше общение? — предположил Хёнджин.       — Нет, скорее… Я не понимаю мотивов.       — Какие нужны мотивы, чтобы просто иногда поболтать? Мы живём под одной крышей, мне кажется, этого уже достаточно.       — Д-да, но… Ты говорил, что для собственной выгоды можно приврать. И что мешает тебе лгать мне?       — Хм. Ну. Отсутствие причины? Зачем мне врать тебе? Да и о чём? Мне ничего от тебя не нужно. И от тебя мне нечего опасаться.       — Но в теории я мог бы, не знаю, пожаловаться отцу, что ты ко мне пристаёшь. Я мог бы ударить себя сам, а сказать, что это ты.              Феликс говорил совсем не то, что хотел, и не поднимал глаз от стыда, но чувствовал: Хёнджин смотрит на него тяжёлым взглядом. Старший долго подбирал слова, прежде чем ответить, и Феликсу вдруг стало страшно услышать из его уст что-то вроде: «Твоему отцу было бы плевать на твои жалобы». Феликс сжался от понимания, что, наверное, так и было бы, но Хёнджин благоразумно сказал совсем другое:       — Ты не додумывался до такого способа привлечения внимания, даже когда весь состоял из ненависти ко мне. С чего тебе заниматься этим сейчас?       — А с чего тебе помогать мне? Давать советы о жизни. И говорить, чтобы я не лез к отцу. Это выглядит так, словно ты хочешь меня с ним совершенно разлучить и…       — И что? Остаться счастливо жить с ним вдвоём? — Хван иронично взмахнул руками. — Феликс, пожалуйста, просто поверь. Твой отец — не тот, с кем нужно сближаться. И я говорю это не потому, что мне жалко его времени или внимания. Нет, я был бы только рад, будь он нормальным отцом для тебя, но я езжу с ним в поездки. Я сплю с ним. Я вижу практически всё его грязное бельё. И могу поклясться тебе, господин Ли плохой человек. Я даже не хочу говорить тебе насколько. И лучшее, что ты можешь сделать для себя, — не искать его внимания и тем более любви.       — Это всё потому, что он что-то употребляет?       — Да, — Хёнджин нахмурился. — Да, в том числе.       — А ты можешь на него повлиять? Хоть как-то. Попросить не заниматься этим. Он ведь слушает тебя.       — Он слушает только себя, — Хёнджин сделался совершенно серьёзным и вздохнул так тяжело, что у младшего пропали любые сомнения в его честности. — Ликс… Если так будет понятнее, я его игрушка. Тебе кажется, что он прислушивается ко мне, но на самом деле он уделяет мне время, лишь потому что я любимый экземпляр его коллекции.       — Значит… Ты не единственный его…       — Пожалуйста, Феликс. Просто постарайся однажды вычеркнуть его из своей жизни так же, как он вычеркнул тебя. Так будет лучше для всех.       Феликс зажмурился, а после — уставился на водную гладь бассейна. Он всё ещё многого не понимал, но не чувствовал фальши, осознавал вес чужих просьб, но теперь ещё больше терялся, не зная, что делать дальше. Не понимая, почему Хван ведёт себя так заботливо и, кажется, честно.       — Что ещё ты хотел узнать? — позвал Хёнджин, словно чувствуя, как убывает чужая решительность. И Феликс снова заговорил:       — Зачем ты делаешь всё это? Я ведь тебе никто.       — Потому что никто другой ничего для тебя не делает. А мне жаль тебя. Всегда было жаль, хотя я и мог казаться бессердечной сукой. Но нет, я не бездушный человек. Наверное, тугодум, потому что слишком долго думал над тем, нужна была тебе моя помощь или нет, но лучше поздно, чем никогда. И мне не сложно. Звать тебя куда-то, подвозить, делиться мыслями. Разговорами с тобой я отвлекаюсь от своей неприятной роли. И почти ощущаю себя нормальным. Так что я делаю это и для себя в том числе. Чтобы ощущать, что добро ещё есть в мире и, в частности, во мне.       Феликс повернулся и впервые за разговор взглянул Хёнджину в глаза. Сказанное было честным и оттого не слишком-то приятным. Жалость. Собственное успокоение. Слишком дешёвые причины их сближения. Наверное, Феликс хотел бы обидеться на Хёнджина всерьёз, но отчего-то не мог. Его охватило необъяснимое умиротворение и почти полное понимание.       — Но почему сейчас? — прошептал Феликс. — Ты ведь мог начать общаться намного раньше.       — Мог. Но ты лишь пару месяцев назад сам попросил моей помощи. С тех пор я пытаюсь помогать, как могу.       — Я обратился к тебе тогда, потому что у меня не было другого выбора. Раньше у отца находилось время хотя бы позвонить директору.       Хёнджин болезненно усмехнулся.       — Нет, Ликс. Он никогда не звонил. Все прошлые разы с твоим директором тоже договаривался я.       — А-а… — Феликс вмиг охрип и завис, уставившись в одну точку. Глаза заслезились. Спустя несколько секунд голос зашептал. — Но почему…       — Он вечно был занят.       — Нет. Почему ты не рассказал, что сам всё…       — Сперва я пытался передавать твои просьбы, потом понял, что это бесполезно, и просто скрывал чужое безразличие, чтобы сильнее тебя не расстраивать. Но теперь я осознал, что этим всем только продлевал твою в него веру. Всё это время ты к нему тянулся, но твой отец этого не стоит, и тебе пора понять, что ты беспрестанно бьёшься о стену его равнодушия. Но теперь нужно пойти дальше и поискать другой выход.       — Хёнджин… — Феликс закрыл лицо ладонями и стал мотать головой, — я понимаю, что он не образцовый папа, но он мой единственный родственник.       — Родство переоценено, — отозвался Хван задумчиво. — Иногда самые близкие люди могут быть самыми далёкими и непонимающими из тех, кто вообще встречается тебе в жизни. Однажды ты поймёшь, что держаться за ту же кровь не стоит, потому что любые люди способны предать или просто уйти из твоей жизни. Но я, пожалуй, больше не буду тебя убеждать. Ты должен понять всё сам.       — Я понимаю вроде бы, но отвязаться всё равно будет сложно.       — Сфокусируйся на общении с друзьями. У тебя ведь должен быть кто-то.       — Есть один друг. Но он переехал, и мы только переписываемся. А все остальные… Когда я замкнулся в себе после похорон, люди будто отвалились.       — Значит, это были не твои люди. Так тоже бывает. Иногда приходится побыть одному, прежде чем ты или тебя найдут. Порой, это занимает много времени.       — Но ты веришь, что однажды найдешь кого-то?       — Я живу верой в это.       Хëнджин ненадолго замолк и потëр шею, а затем вдруг предложил:       — А что если тебе съездить к своему другу, пока учёба не началась? Может, так тебе станет проще не думать об отце?       — Я… — Феликс отнял руки от лица и посмотрел на старшего, словно тот открывал ему неизвестную правду о мире, — я как-то об этом не думал.       — Подумай, — улыбнулся Хёнджин, — так по крайней мере не придётся торчать дома и терпеть меня все оставшиеся каникулы.       Феликс рассмеялся в ответ, умолчав о том, что в компании Хвана ему теперь намного спокойнее, чем одному. Они просидели у бассейна ещё около получаса, болтая уже на другие, более приземлённые и простые темы. Позже в тот же день Феликс списался с Джисоном, чтобы обсудить теоретическую возможность их встречи, а уже через пару суток самолёт уносил его в Куала-Лумпур.

***

      За время пребывания в Малайзии отец не писал. Зато писал Хёнджин.       «Все ок?» — было фразой, ежедневно горящей на экране мобильника к моменту пробуждения. На отцовские деньги Феликс мог позволить себе даже самый дорогой отель, но, во избежание трат драгоценного времени на дорогу, он был заботливо принят семьей Хан и ночевал в их просторной квартире. Первые несколько дней на сообщения Хвана Ликс отвечал сухо и украдкой, чтобы Джисон, которому он почти пару лет как жаловался на любовника отца, не заметил переписки. А затем Феликс всё-таки нашёл в себе силы поделиться с другом своими мыслями о том, что Хёнджин оказался совсем не таким монстром, каким виделся раньше.       Они с Джисоном лежали на полу комнаты, измотанные после дня, полного прогулок и новых впечатлений. Феликс долго рассказывал об изменившемся поведении Хвана, но несмотря на остаточные переживания, чувствовал себя почти умиротворённо — от компании друга и разговора по душам.       — Я бы всё равно не расслаблялся с ним, — отвечал Джисон. — Мало ли что он задумал. Женить себя на твоём отце он, конечно, не сможет, но как-то повлиять на него — очень даже.       — Если он хочет повлиять на отца, зачем тогда ему втираться ко мне в доверие?       — Не знаю. Может, он хочет показать господину Ли, что заботится о тебе, а потом отравит?       — У него была уже тысяча возможностей сделать это. И зачем вообще меня травить?       — Я не знаю, Ликс. Но он явно пытается вас разлучить, если в твоей ситуации вообще можно употреблять это слово. Может, твой Хван воспользуется своей тысяча первой возможностью. А может, и никакой… Я бы посоветовал поговорить с ним честно, но если бы он что-то действительно задумывал, то не сказал бы. Наверное. Но если он правда знает что-то такое о твоём отце, то, может, правда лучше тебе в это не лезть? Слышал же, недавно раскрыли какой-то заговор среди очень известных людей, которые проводили секс-вечеринки с наркотиками и несовершеннолетними. Мало ли, тут тоже что-то подобное.       Феликс кивнул и понизил голос.       — Кстати, о наркотиках. Хёнджин подтвердил, что отец употребляет. А ещё сказал, что он не единственный его… партнёр.       — Фу, Ликс, избавь от подробностей. Мне до сих пор мерзко думать, что два мужика… это самое. Фэ! — Джисон заёрзал и в конце концов встал, направившись к ноутбуку. — Давай-ка лучше посмотрим что-нибудь негейское и без наркоты. Хм. Горбатая гора или Реквием по мечте?

***

      Новый семестр приближался, и Феликсу нужно было возвращаться домой, как бы ни хотелось остаться в спокойном расположении радушной семьи Хан. За время поездки он так и не решил для себя, как относиться к отцу и рассказанной о нём информации, но с доверием к Хёнджину, кажется, определился.       Хван обещал встретить его по прилёту, но в последний момент планы господина Ли насчёт него поменялись, и Феликсу пришлось возвращаться из аэропорта на такси. Забытое чувство ненужности вновь кольнуло в груди, а когда его встретил пустой дом, стало так тоскливо, что Феликс расплакался, усевшись на чемодан перед собственной ванной. Спустя пару часов он всё-таки нашёл в себе силы спуститься в столовую, чтобы захватить бутылку воды. А на обратном пути заметил, что перед входной дверью появилось две пары обуви.       Что-то тёплое заставило Феликса взлететь по лестнице и направиться к спальне Хёнджина. Захотелось наконец рассказать ему, как он провёл время с Джисоном, где был и что видел — не сухими буквами сообщений, а голосом, видя чужие глаза и ответные жесты. Но уже на подходе к комнате Феликс стал замедлять шаг, а перед дверью резко развернулся и отправился к себе, пылая щеками.       Судя по вполне отчётливым звукам, Хёнджин был занят на всю ночь.

***

      Новый учебный год начался, словно каникул и не было. Хёнджин снова возил в школу и забирал после занятий, но теперь во время поездок они болтали без умолку обо всякой ерунде: о девушке Джисона, сезоне дождей, ценах на бензин, том, что новая стрижка Феликса (ещё раз обновленная перед началом семестра) вызвала неоднозначную реакцию: педсовет снова предъявил Ли претензию — теперь за неуставной внешний вид, зато одноклассники будто стали дружелюбнее и уважительнее. Ещё одним отличием от прошлого учебного года в одиннадцатом классе стал новенький ученик. Феликсу, как одному из лучших по успеваемости, поручили помочь новичку с адаптацией, и так уж вышло, что после короткой беседы они с этим парнем, Ким Сынмином, обнаружили несколько общих увлечений, среди которых была и та игра, которую так рьяно советовал Джисон. Общий интерес был неплохим шансом сблизиться и завести нового друга, потому Феликс, искренне надеясь, что жизнь его наконец налаживается, стал проводить последние жаркие летние дни в почти постоянном онлайне.       — Променял меня на игры? — хохотнул Хёнджин на ухо, внезапно заваливая руку младшему на плечо и заставляя вздрогнуть.       В последнее время Хван тоже заметно оживился, хотя порой и выглядел отстранённо и устало. Они с Феликсом договорились общаться честно и дружески — в любое время, когда кому-нибудь из них понадобится компания, — и теперь Феликс пользовался этим правом, чтобы поднять недовольный взгляд и проворчать уж слишком панибратски:       — Ты когда-нибудь научишься стучать?       — Давно умею, — улыбался Хёнджин. — Но у тебя в наушниках слишком хорошее шумоподавление.       Феликс залип на его улыбке, пытаясь уловить какую-то мысль, но скоро отвис.       — А, ой, прости.       — Ничего страшного, — Хёнджин глянул на монитор. — Ты долго ещё? Я заказал мексиканскую кухню, теперь думаю посмотреть что-нибудь.       — Я… Могу прийти после этой, — Феликс кивнул на экран подбора матча, а потом вдруг передумал. — Хотя, знаешь, могу закончить уже сейчас.       — Да не нужно, а то рейтинг пострадает.       — Я на бронзе, ниже некуда.       — Тогда тебе тем более нужно постараться. Доставка будет минут через сорок. Так что разъеби там всех и приходи, а я пока найду киношку.       Хёнджин забавно наморщил нос и поджал губы. Феликс хохотнул от этого вида, и Хван, ободряюще похлопав его по плечу, вышел, прикрыв дверь. Спустя час они валялись на диване перед огромным экраном и отмечали колой и буррито непростую победу команды Феликса в матче.       Рандомный фильм, подобранный Хваном на фон, оказался зомби-комедией. И всё в нём выглядело забавно, даже гротескно, но один из живых мертвецов своим синюшным лицом и тощим видом вдруг напомнил Феликсу о последних днях матери, и дальнейший сюжет расплылся перед мысленным взором, уступая место болезненным воспоминаниям.       — Феликс, что с тобой? — звал Хван, но тот, погруженный в мысли слишком глубоко, его не слышал.       Феликс очнулся от забытья, лишь когда горячая рука улеглась на плечо и ощутимо сжала кожу.       — Прости, я… Что ты сказал?       — Ты в порядке? — нахмурился Хёнджин. Феликс кивнул, хотя и ощущал тошное удушье.       — Да, просто отвлёкся. Но я бы… — он потёр лоб с выступившей испариной. — Мне бы хотелось пройтись.       — Я бы составил компанию, но не могу отойти. Твой отец скоро вернётся.       — А, ну. Ничего, я схожу один.       — Не будешь досматривать?       Хван кивнул на экран и стал ждать ответа. Феликсу было неудобно признаваться в собственных страхах, но и потребности лгать Хёнджину он не ощущал и всё-таки ответил честно:       — Нет. Мне не по себе от мертвецов.       — А-а. Чёрт, прости, я не подумал.       — Это ничего. Я и сам не думал, но что-то вспомнилось…       — Давай я что-нибудь весёлое поставлю.       — Не надо. Лучше… Можешь ты рассказать о своих родителях, чтобы я отвлёкся? Какие они?       — Там нечего рассказывать. Самые обычные, традиционно-корейские родители самого обычного ума и достатка. Отец учитель географии, мама управляющая в кафе.       — Часто вы видитесь?       — Мы не видимся. Меня выгнали из дома, узнав об ориентации.       Феликс замолк. Захотел задать сразу множество вопросов, но ему показалось, что все они будут бестактными и ранящими. В конце концов он просто прошептал:       — Прости.       — Перестань использовать это слово по поводу и без, — Хван попытался натянуть улыбку. — Прощают тех, кто в чём-то виноват.       — Но я напомнил тебе…       — Ты задал вопрос, я добровольно на него ответил, за это не стоит просить прощения, — Хёнджин внезапно стал собирать использованные салфетки и пергамент от буррито в бумажный пакет. — А у тебя совсем нет нормальных людей в окружении, да? Кто приучил тебя постоянно извиняться?       Образ отца всплыл в голове, но Феликс прогнал его, намеренно сильно тряхнув плечами.       — Просто привычка.       — Избавляйся от неё. Ты не виноват и в четверти вещей, за которые просишь прощения.       — Я постараюсь.       В дверях вдруг мелькнула тень. Следом послышался хриплый голос:       — Смотрю, вы нашли общий язык.       Господин Ли обронил фразу будто невзначай, проходя в гостиную с нечитаемым выражением лица. Хёнджин тут же натянул фальшивую улыбку и поднялся, чтобы сделать поклон.       — Да, мы теперь подружки, — хохотнул он так фальшиво-сладко, что Феликсу резануло слух.       — Что ж, я очень рад, — отозвался Ли-старший и кивнул на лестницу. — Поднимайся, я скоро приду, — следом он перевёл взгляд на сына и подошёл ближе, спросив. — Как дела с учёбой?       — Экхм. Н-нормально.       От внезапного внимания Феликс совершенно растерялся. Подцепив пакет с мусором, Хёнджин поплёлся из комнаты, оставляя их наедине, и теперь, после всех разговоров и просьб отдалиться, присутствие отца ощущалось для младшего некомфортным. Мужчина перед ним по обыкновению не выражал никаких эмоций, но он глазел на сына, явно чего-то ожидая, и Феликс попытался собраться и припомнить то, чем хотел бы поделиться с ним.       — Через пару недель будет выезд старших классов в национальный парк, так что меня несколько дней не будет дома. На день рождения тоже.       — Ах, да, день рождения, — кивнул мужчина. — Купи себе что-нибудь от меня. Что хочешь. Я отменю лимит на карте.       — Спасибо, пап, обязательно подумаю над подарком.       — Может, машину? Возраст, кажется, будет подходящим, отучишься на права — и Хёнджину не придётся тратить время на твою доставку.       Господин Ли сделал ещё шаг и протянул ладонь, чтобы потрепать сына по волосам и погладить по щеке. Феликс завис от его внезапной тактильности, а через миг услышал тихое, почти угрожающее: «Не стоит его отвлекать». В груди что-то противно потянуло. И это отвратительное чувство не отпускало и после того, как отец ушёл наверх, и когда сам Феликс улёгся в постель, и следующим утром, когда он зашёл в кухню, где Хёнджин снова готовил завтрак.       От его лицемерного спокойствия в груди так горело, что снова хотелось что-нибудь сломать. В Феликсе клокотало чувство обиды и несправедливости. Ведь он почти уже доверился Хёнджину. Почти поверил в его искренность. Почти считал другом.       — Я не просил тебя меня возить! — вырвалось громко само собой.       — Эм, — Хван развернулся и нахмурился. — Я в курсе.       — Тогда зачем пожаловался отцу? — кипел Феликс.       Хёнджин не понимал:       — В каком это смысле?       — В таком! Он велел мне купить на день рождения машину, чтобы ты не тратил время на мои перевозки. С чего вообще ему вспоминать об этом, если ты не жаловался?       — А-а. Хм.       Хёнджин погрустнел и отвернулся обратно к сковороде.       — Прости. Наверное, он меня не так понял.       Феликс фыркнул.       — Ты просишь меня не лезть к нему, а потом ещё и выдумываешь что-то, чтобы он думал, что я тебе докучаю? Ты хочешь, чтобы мы вообще не общались?       — Я не… Всё было не так.       — А как же?!       — Он хотел секса, а я нет! — рыкнул Хёнджин, развернувшись. — И я предпочёл отвезти тебя на занятия. Но твой папочка, видимо, решил, что ты меня заставил. Уверен, он даже не осознаёт, что можно делать что-то не из-за просьб, угроз или ради выгоды, а по собственной доброй воле! И нет, я и не думал жаловаться, но ошибку свою осознал. Теперь возить тебя я смогу, только если не буду занят своей непосредственной работой.       Глаза Феликса расширились.       — Зачем вообще… — начал он, но быстро стих.       Хёнджин снова развернулся к плите, пряча взгляд, и подковырнул лопаточкой омлет. Феликсу вдруг подумалось, что готовит Хван лишь после ночей, проведённых с отцом, и стало совсем тошно. Пожар в груди погас, оставив после себя смрад и едкую копоть.       — Прости, — прошептал Феликс, на ватных ногах подходя ближе. — Если тебе нужно оправдание, чтобы не заниматься этим, можешь… Можешь хоть каждый день использовать меня как отговорку. Если это сработает, я… Извини меня, пожалуйста.       Он обнял Хёнджина, и тот вздрогнул и напрягся всем телом. Несколько секунд он не дышал, но после выдохнул и слегка похлопал Феликса по руке.       — Ты прости. Я не должен был повышать голос. И вообще забываться. Это моя работа, так что нет, никаких отговорок теперь.       — Хёнджин…       — Что?       Феликс не знал, что хотел сказать. Слов было слишком много, но они все были какими-то неправильными, хрупкими, неподходящими. Потому он просто обнимал Хёнджина, пытаясь передать ему своё тепло, бессознательно вдавливая грудь в его спину и щёку — в плечо. Былое недоверие было окончательно разбито, но чувство стыда ещё долго резонировало внутри и выступало слезами на глазах.       — Опоздаешь в школу, — напомнил Хёнджин, и им пришлось оторваться.       — А сегодня… ты отвезёшь меня?       Вместе с убегающим теплом чужого тела Феликс чувствовал и томительные мысленные метания, но Хван вздохнул и всё-таки кивнул.       — Отвезу. А ещё напомню твоему отцу, что водительские права выдают с двадцати одного.