Представь, что любишь [18+]

      Феликс сидел на лавке перед кабинетом директора и пялился в экран телефона. Исходящий вызов абоненту «Па» привычно оставался без ответа. Отец даже ответные сообщения вроде «я занят» никогда не писал — видимо, был слишком занят. Но Феликс почти привык. Сегодня он решил остановить свои жалкие попытки на паре вызовов. Он нажал кнопку отмены, прокрутил не слишком большой список контактов, уставился на имя и тяжело вздохнул. Другого выбора у него не было, но он всё равно медлил, прежде чем позвонить.       — …что на этот раз? — после пары гудков спросил Хван устало и совсем незаинтересованно. Феликс тихо ответил:       — Окно спортзала.       — Разве на них не должно быть защитной сетки, уберегающей от попадания спортивных снарядов?       — Я разбил его снаружи. Камнем.       — Мило. Не думал метанием ядра заняться?       — Не думал. Можешь попросить отца приехать? Мне не отвечает.       — Даже пробовать не стану. У него полно дел и без этой твоей подростковой херни. Но он наверняка вышлет чек для покрытия расходов. Ну или можешь сам оплатить со своей карты.       — Я уже… Но нужно, чтобы он поговорил с директором. Меня отстранят от занятий, если он не явится.       — Ну так чудесно, разве не этого ты добиваешься своими выходками?       Хёнджин бил по больному. Феликс пристыженно замолчал, а затем приглушённо ответил:       — Не этого. Мне нужно закончить семестр.       — Раз так, то зачем тогда ты творишь всë это? — хмыкнул Хван, отбросив насмешливый тон.       Феликс и сам не знал.       Нет, он догадывался, что после смерти мамы ему всего-навсего не хватало внимания и отцовской любви, но говорить об этом вслух он не собирался. Феликс не был хулиганом в полноценном значении этого слова и даже вполне успешно учился, однако последние несколько лет он ловил внезапные приступы необъяснимого желания что-нибудь сломать. И ломал. Бросал. Гнул. Пинал. Разбивал… А Хван Хёнджин занимал не последнее место в списке причин такого поведения.       Всё началось до банального просто: мама, неизлечимая стадия рака, некрасивая трансформация некогда ангельски красивого человека в бледный полуживой скелет. Смерть. Дальше были панические атаки, бессонница и апатия — у Феликса, и нервные срывы и приступы агрессии — уже у отца. Общее горе не сблизило их, наоборот, увеличило пропасть отчуждённости до невероятных размеров: господин Ли и до кончины жены был с сыном довольно отстранённым, но после похорон вообще перестал обращать на него внимание и немного (а может, и сильно) помешался от горя.       Будучи одним из членов совета директоров известной фармкомпании, он практически поселился на работе: то ли пытаясь добиться разработки эффективного лекарства для лечения рака, то ли стремясь постфактум заработать все деньги мира, которых, впрочем не хватило бы, чтобы вытащить его жену с того света. Феликс не знал или плохо помнил, пояснял ли отец свои действия. Он замечал лишь, что мужчину до криков стало раздражать присутствие чужих людей в доме, из-за чего он разом уволил всю постоянную прислугу, заменив её на приходящих раз в неделю работников. Ли-старший всячески избегал даже собственного сына, слишком похожего на супругу миловидным лицом, но отличающегося от неё угловатой, почти острой фигурой и яркими веснушками. Наверное, господин Ли и вовсе отослал бы Феликса куда подальше, но его личный ассистент настаивал на том, что отпрыска стоит держать при себе во избежание возможных скандалов в прессе хотя бы до окончания старшей школы, а лучше — до совершеннолетия. Ли-старший нехотя соглашался.       Однако теплее от проживания под одной крышей их отношения не становились. Феликс тянулся к отцу, как к единственному родному человеку, но натыкался лишь на стену безразличия. Иногда, впрочем, у старшего случались просветления, в такие моменты он подходил к Феликсу и интересовался его делами, но через минуту-две его задор иссякал, взгляд становился странным, почти пугающим, в конце концов господин Ли быстро уходил, снова становясь отстранённым и холодным.       Феликс предполагал, что отец, у которого были и деньги, и возможности, употребляет что-то запрещённое.       Что делать со своей догадкой, он не знал. Его оставили даже друзья. Лучший друг по стечению обстоятельств переехал в Малайзию и мог поддерживать только переписками и видеозвонками, но и он не знал, что посоветовать в такой ситуации. Двоих оставшихся приятелей, кого Феликс до болезни мамы считал близкими, ещё на этапе лечения стали раздражать постоянные переживания и отсутствие у парня настроения. Привыкшие к широким щедрым жестам и вечно позитивному мышлению, они бесились от вечной апатии друга и невозможности выбираться куда-нибудь за его счёт — и отдалялись, окончательно перестав писать Феликсу после похорон. Что касалось одноклассников, перманентно заплаканные глаза и бледный вид заставляли их избегать любых контактов, кто-то и вовсе стал выдумывать байки, что Феликс свихнулся, заболел или стал наркоманом. Хотя его не оскорбляли и не унижали в открытую, беспрестанный шёпот за спиной и извечно отстранённые лица совершенно не облегчали и без того тоскливую жизнь.       Казалось, что стать хуже уже не могло, но… Спустя год после потери матери в его жизни появился Хван Хёнджин, и приступы агрессии начались уже у Феликса.       Нет, Хван не обижал его, не издевался, кажется, даже не насмехался, но он существовал, и это было проблемой. Феликс искренне хотел бы забыть тот вечер, когда, поглощённый тоской и собственными мыслями, забрёл в обычно пустую спальню матери и застал отца втрахивающим этого миловидного парня в кровать. Хотел забыть, но не мог, потому что Хван уже как пару лет с того отвратительного дня жил в их семейном особняке и был кем-то вроде эскортницы и персонального помощника одновременно, став почти неотъемлемой частью некогда родного дома.       Мнение Феликса в этом вопросе, конечно же, не учитывалось. Его лишь поставили перед фактом: бывшая комната почившей матери теперь принадлежит Хёнджину, мешать ему или как-либо докучать нельзя, иначе — лишение финансов и отсылка куда-нибудь в далёкий закрытый пансион. Феликсу было плевать на деньги и не то чтобы вообще хотелось видеть этого парня в поле своего зрения, но контактировать им всё равно приходилось. Отец общался с Хваном намного чаще, чем с Феликсом. В силу специфики своего положения тот был в курсе практически всех дел господина Ли. Он составлял ему компанию на нудных встречах, забирал с закрытых мероприятий, летал с ним в командировки, обедал или ужинал, иногда сам что-то бронировал, заказывал, доставлял. Феликс же довольствовался редкими сдержанными разговорами, если отец возвращался домой не особенно поздно, и ничем — если поздно.       И это раздражало. Бесило. Выводило из себя.       Вообще всё. Предательство отца, который какого-то чёрта решил на постели матери развлекаться с парнем всего на семь лет старше сына. Хван Хёнджин, который был никем, но удостаивался в разы большего внимания от господина Ли, чем Феликс. Лучший друг, сваливший за границу и почти забивший на общение из-за начавшихся там отношений с новенькой одноклассницей.       Одиночество в своём собственном доме.       Комнате.       Голове.       Всего за несколько лет от жизнерадостного общительного мальчика осталась лишь бледная тень его прошлого. Феликс замкнулся в своём горе, потерялся в туманных мыслях, и помочь ему было некому, потому время от времени его утомлённое подсознание бесконтрольно заставляло сделать хоть что-нибудь, чтобы не взорваться. Он бросал учебники в окно, бил зеркала в туалете, пинал дверь шкафчика, короткими вспышками гнева выплёскивая всё, что накопилось внутри. В моменте было легче, а затем раскаяние догоняло, и от собственной несдержанности, искалеченных вещей и причинённых посторонним людям неудобств Феликсу становилось ещё паршивее.       Школьный психолог, постоянно проводивший с подростком нудные, болезненные в моральном плане беседы, ещё с периода болезни матери намекал на депрессивное состояние и посттравматический синдром, посылал к психотерапевту. По настоянию того же ассистента отца, слишком заботившегося об имидже управляющего огромной корпорацией, Ликс проходил тесты, ездил на какие-то приёмы, пил таблетки, ловил нечастые улучшения, но после отмены медикаментов снова возвращался на то же место — в черноту собственного одиночества. Темнота души вновь и вновь заставляла его крушить всё подряд, лишь бы кто-то наконец обратил внимание и… помог ему, утопающему в собственном мраке. Феликс разучился доверять миру после всех своих потерь, однако мечтал открыться хоть кому-нибудь. Кому-то, кто выслушал бы. Кому-то, кто понял бы. Но вряд ли этим «кем-то» мог стать чёртов любовник отца, висящий на том конце провода.       Хёнджин спрашивал, зачем Феликс творил всё это, а Феликс был бессилен, не способен объяснить. Остатки гордости прочно держали за горло, но иного выхода у него не было: посещение старшей школы привносило хоть какое-то разнообразие в его до боли унылые дни. В окружении одноклассников и учителей реальность походила на иллюзию нормальной жизни и ощущалась не так паршиво, как то пустое здание, которое счастливые люди обычно называют домом.       — Хван, приедь хотя бы ты, — наконец выдохнул Феликс. — Я не хочу, чтобы меня перевели на домашнее обучение.       — Почему же? — искренне недоумевал собеседник. — Знаешь, Ликс, вообще-то это не должно быть так плохо, как тебе кажется. Тогда ты сможешь разбить хоть все окна в коттедже, при этом не докучая посторонним людям и не выставляя себя психом.       Если бы Хёнджин не был практически единственным человеком, который с ним говорит, Феликс давно обматерил бы этого зазнавшегося мудака. Но он был чуть ли не последней возможностью парня не вылететь из школы, а также узнавать о делах отца, и поэтому Феликс никак не мог открыто послать его, хотя очень давно хотелось. Устало выдохнув, он всё-таки уточнил, ни на что не надеясь:       — Ты приедешь или нет?       — У меня запись на массаж через двадцать минут, — раздалось равнодушно.       — Ладно, — прошептал Феликс, — я понял.       Он сник настолько, что не мог найти сил закончить разговор. Прошло несколько секунд тишины. Затем после отчётливого цыка в трубке послышалось обречённое:       — Напомни адрес в Какао, — и звонок оборвался.       Феликс долго пялился в экран телефона, не веря тому, что его не послали, а адрес прислал лишь после явно недовольного входящего сообщения «ну и?».

***

      Он приехал через полчаса. Шикарно разодетый. Не изменяющий себе. Вычурная красная рубашка, обтягивающие джинсы, очки Версаче, кожаная сумка… Хван Хёнджин прошёл в кабинет директора, выглядя, как дорогая блядь. В общем-то, ею он и был для отца Феликса, как бы младший ни пытался найти этим отношениям хоть какое-нибудь иное обоснование. Для самого же Феликса это манерное, облитое одеколоном существо всё ещё было никем — так было проще не ревновать и не терзаться плетью самобичевания. Однако, этот «никто» притащился ради него в школу, жертвуя своим несвободным временем, только чтобы оправдать очередной глупый проступок — потому, несмотря на осознанную неприязнь, Феликс чувствовал себя растерянно и ещё более виновато. Минут через пять бурных переговоров Хван вышел из кабинета, злобно шипя «кретины» на весь коридор. Затем он потёр пальцами переносицу и устало кивнул Феликсу на дверь.       — Тебе нужно написать объяснительную. Я сказал, что ты подсел на курсы фокусников и тренировался в жонглировании. И разбитое окно — просто случайность, которая не повторится.       Феликс был так удивлён этой странной байке, что не сразу сообразил что-нибудь сказать.       — С-спасибо, — нахмурился он, стараясь не смотреть в глаза.       — Буду ждать на парковке.       — В каком смысле? — не понял Феликс. Вскинув взгляд, он неверяще переспросил. — Меня?       Несмотря на внешний лоск, Хёнджин выглядел утомлённым, и под его холодным взглядом Феликс ощущал себя идиотом.       — Тебя, — устало вздохнул Хван, подпирая поясницу одной рукой. — Помнишь, как машина выглядит?       — Д-да.       — Номер пятнадцать ноль девять. И постарайся не тормозить там.       Он снова кивнул на директорскую дверь и ушёл, взмахнув какими-то цветастыми бумажками, будто обмахивался веером. А Феликс проводил его взглядом, ощущая себя слишком уж странно. В кабинете ему устроили очередную нудную лекцию о необходимости быть аккуратным, сдержанным и ответственным за свои поступки не только перед собой, но и перед обществом, и продержали ещё минут двадцать, записывая проступок в личное дело. Окончив прослушивание директорской проповеди и дождавшись заполнения персональной характеристики, Феликс направился на парковку, не особо торопясь и ни на что не надеясь, — просто желая убедиться, что Хёнджин не стал ждать его так долго.       Однако ожидание, в котором он привычно едет домой на такси, шло вразрез с реальностью. Хван ждал. Привалившись тощей задницей к двери джипа, он выделялся алым пламенем своей рубашки на фоне его черноты, мял шею одной рукой и читал что-то с листов, зажатых в другой. Феликс завис недалеко от парня, которого ещё недавно то ли ненавидел, то ли желал вычеркнуть из собственной жизни. Он спохватился и отменил поиск машины в приложении. А затем кто-то из спешащих домой учеников за его спиной присвистнул, заметив Хёнджина, и предположения о причине его нахождения здесь полились нестройным хором: «Это что, новый парень Лины? Нет, даже Лине до него далековато. Должно быть, чей-то брат. Охуенный. Пиздец, я бы ему отсосал, если б был девчонкой. А ты подойди и предложи, вдруг он по парням». Феликсу отчего-то захотелось провалиться под землю, а когда Хёнджин поднял голову и отыскал его стёклами своих тёмных очков, сбежать захотелось почти на уровне инстинктов — как если бы он был жертвой перед хищником.       Не дожидаясь, пока Феликс начнёт двигаться, Хван стал усаживаться на место водителя. Младший чувствовал себя загнанным: просто так его точно не стали бы ждать, значит, скоро наверняка последует ругань, претензии, обвинения или что похуже. Не то чтобы Феликс считал себя невиновным, но выслушивать очередную унизительную тираду ему не хотелось. Желая хотя бы минимально отгородиться от предстоящей моральной битвы, Феликс уселся на пассажирское сидение сзади, пискнул извинения по поводу задержки и приготовился слушать проклятия. Но их не случилось.       — Рассказывай, — просил Хёнджин серьёзно.       — Ч-что именно? — снова не понял Феликс, хмурясь.       Он не смотрел в зеркало заднего вида, но чувствовал, как Хёнджин сканирует его отражение.       — Чего ты добиваешься этим всем?       Только теперь, сосредоточив взгляд на его руках, Феликс понял, что Хван складывал в сумку полученные от директора школы брошюры с советами по управлению гневом у подростков, сдобренные красочными описаниями возможных вытекающих из игнорирования проблемы последствий. Закончив с бумажками, Хёнджин развернулся, приспустил очки с носа и уставился на парня, ожидая ответ. Феликс медлил, переведя взгляд на спинку кресла перед собой и покусывая губы.       — Какой это раз? — вздыхал Хван. — Одиннадцатый? Двенадцатый? Тебе самому не надоело?       Феликсу не просто надоело, ему осточертело абсолютно всё. Торнадо мыслей в голове. Постоянный холод. Повсеместная тоска. Извечная отстранённость. Теперь вот к презрительному списку, кажется, добавлялось чужое лицемерие — ведь этот диалог определённо точно не мог быть разговором по душам. Хёнджин был ему никем. Он вызывал ревность. Возможно, даже ненависть — за то, что спальня матери по его прихоти была переделана и закрыта для входа навсегда. Он раздражал своими жестами, вальяжностью, тоном. Хван даже дышал вызывающе и никогда не отказывал себе в манерности. Но…       Диссонанс в голове Феликса резонировал по черепной коробке.       Хван забил на сеанс массажа и всё-таки притащился в школу, чтобы уверить педсовет, что его — если можно назвать это так — пасынок определённо точно больше не станет чудить. Хёнджин дождался его, хотя мог укатить по своим делам без каких-либо объяснений. А теперь — была то заслуга полученных брошюрок или его собственное намерение — говорил без насмешливых нот в голосе, будто бы искренне и на равных. Наверное, именно в этот миг Феликс впервые подумал, что этот обычно дерзкий, надменный парень не так плох, как хотелось считать.       — Феликс? — снова позвал старший.       — М?       — Я не могу заливать твоим преподам, что «это не повторится», когда каждый раз «это» повторяется, — Хван говорил устало, явно сдерживая недовольство. — Расскажи, по какому поводу случилось очередное выступление? Чем окно было виновато?       — Ничем.       Хёнджин помедлил и отвернулся, понимая, что визуального контакта, видимо, не дождётся.       — Тебя кто-то обидел, а ты решил отыграться на ненавистном здании школы? Преподы? Ученики?       — Нет.       — Повздорил с друзьями?       — У меня нет друзей.       — Девчонка?       — Тем более нет, — вздохнул Феликс, и Хван недовольно поморщился.       — Тогда, может, тебе просто стоит возобновить былые тренировки и дубасить людей, чтобы хоть как-то выплёскивать накопленную энергию?       — Я…       Феликс начал было говорить, но внезапно завис. Неподдельно удивился тому, что Хван был в курсе его занятий тхэквондо в далёком прошлом. Откуда он знал? Явно не от отца.       — Ты «что»? — недовольно переспросил парень, всё-таки раздражаясь от чужой заторможенности. — Давай, не ходи вокруг да около. Я знаю, что ты не псих, и жестокости в тебе нет ни капли, но однажды разбитое тобой стекло может кого-нибудь задеть, тогда у тебя начнутся настоящие проблемы. Пойми, этими странными выходками ты портишь не только вещи, но и собственный имидж.       — Я их не контролирую, это внезапные порывы, — пытался оправдаться младший, но Хёнджин не щадил:       — Однажды они могут обернуться несчастным случаем. И тебе это явно не нужно.       — Я постараюсь быть сдержаннее. Правда. Прости, что…       — Мне не нужны твои извинения, — строго прервал Хёнджин. — Мне нужно, чтобы ты разобрался в себе. Для своего же блага.       — Но я… Просто сорвался.       — Не «просто», Феликс, а в очередной раз. И этому должна быть причина.       — Она…       — Говори уже, я тебя слушаю.       Всего одна обыденная фраза, но Феликс словно только её и ждал несколько долгих лет. Его, несмотря на внутренний барьер недоверия, вдруг прорвало, и парень нервно вскинул руки, выражая накатывающие чувства:       — Да всё из-за него! Я хочу, чтобы отцу не было плевать. Хочу, чтобы он любил меня! И просто пытаюсь хотя бы так привлечь его внимание. Чтобы он понял, каково мне. Мне так… тошно, а он даже не замечает! Ни моих высветленных волос. Ни полученного гранта за учёбу. Ни моих звонков и сообщений. Ничего!!!       Феликс выпалил фразу на одном дыхании и стих. Хотелось разрыдаться, но он до боли закусил губу и уставился на собственные колени. Хёнджин вздохнул и снял очки, повесив их на вырез рубашки. Он снова развернулся к нему всем корпусом и протянул руку, аккуратно потрепав парня по плечу.       — Мой милый мальчик. Увы, твой папуля на это не способен. Тебе стоит перестать надеяться на чудо и постараться найти утешение в ком-то другом.       Внутри Феликса от этого жеста и слов что-то оборвалось. Он уставился на своë плечо, затем на Хвана, открыл рот и залепетал, заикаясь:       — Н-но вы же… Ты с ним… Отношения…       — Ликс, тебе почти восемнадцать, а ты так наивен, будто с луны свалился. Если тебе казалось, что между нами с господином Ли что-то есть, — тебе казалось. Он со мной, как и я с ним, явно не от больших чувств. Ему нужен секс. Мне — деньги. Но когда я накоплю достаточно для безбедной старости, сразу же уйду, — Хван убрал руку с чужого плеча, поправил чёлку Феликса и отвернулся, становясь тише. — У меня всё-таки тоже есть душа. И я тоже хотел бы любить и быть любимым. Однажды. Но сейчас я плыву по течению и надеюсь, что твой папуля повозится со мной как можно дольше, потому что если уж продавать собственную душу, то задорого.       Феликс взглянул на силуэт Хвана, впервые ощущая к нему что-то вроде сочувствия или даже понимания. Нет, он и раньше догадывался о природе их с отцом отношений, но в своей голове оправдывал их хоть какими-нибудь чувствами. Услышать же откровенное подтверждение из первых уст было чем-то сродни обмена тайнами. Это было ещё страннее, чем всё происходившее сегодня. Потому что Хёнджин в его мыслях должен был оставаться никем. Но он слишком неожиданно становился кем-то.       — Значит, ты его не любишь? — переспросил Феликс скорее для собственного успокоения, чем из реального интереса. Джин, поморщившись, махнул ладонью.       — Конечно, нет. Как и он меня. Надеюсь, ты там себе не напридумывал, что я соблазнил твоего отца, чтобы намеренно разлучить с тобой и завладеть его полным вниманием или даже состоянием? Между нами только контракт, ясно? И господин Ли вообще не в моём вкусе, ни внешне, ни тем более внутренне. У нас исключительно рабочие отношения, если ты понимаешь.       Феликс сморщился от искреннего непонимания. Его хрупкая душа отторгала возможность заниматься совокуплением без какого-либо намёка на симпатию. Непонимания было так много, что он не смог сдержать свой нескромный вопрос.       — И каково это тогда? Ваш секс.       Хван усмехнулся и снова развернулся за уточнением.       — Ты хочешь знать, каково с точки зрения морали быть подстилкой? Или как с точки зрения физиологии происходит и ощущается сам акт?       — Эм. Второе. Хотя нет. То есть. Э-э. Давай лучше про первое. Ты что… — в голове Феликса крошились все былые убеждения, словно он наконец-то прозревал, — ты правда ощущаешь себя подстилкой?       — Подстилкой. Шлюхой. Блядью. Проституткой, — перечислял Хван, болтая головой в стороны на каждом слове. — Сколько ни называй говно розами, приятнее пахнуть оно не станет. Глупо отрицать действительность, я эскорт, инструмент удовлетворения чужих потребностей. Конечно, это тяжеловато, понимать, что ты никто, — Феликс вздрогнул от этого слова, вырванного из его мыслей, но произнесённого чужим равнодушным голосом, а Хёнджин продолжал, — просто игрушка, временное приложение к чьей-то жизни, но я стараюсь не грузиться. Действительно воспринимать это как работу. И верить, что через год-два у меня будет достаточно средств, чтобы начать делать то, что мне действительно интересно.       — А что тебе интересно? — выпалил вдруг Феликс, хотя интересоваться мечтами этого человека явно не было в его планах.       Хван на миг стал мечтательным, но скоро вернул серьёзное выражение лица.       — Я подумываю стать дизайнером одежды.       — Хм. Мне казалось, тебе было бы интереснее работать моделью, ты же весь такой… — Феликс взмахнул руками, описывая в воздухе что-то абстрактное.       Какими бы противоречивыми ни были чувства к этому существу, отрицать красоту Хёнджина было невозможно. К тому же он был неглупым и вполне деятельным, иногда вместо заказа доставки готовил что-нибудь на завтрак, раздавал поручения и проверял работу приходящей для уборки прислуги; он даже курировал недавний ремонт в их коттедже, но Феликс знал его лишь поверхностно и никогда не стремился узнать лучше, потому найти парню описание сразу у него не получалось. Хёнджин весь был какой-то слишком…       — Охуенный? — хитро улыбнулся Хван. И младший, снова встретившись с ним взглядом, впервые разглядел в тёмных глазах затаённую тоску.       Точно такую же, как та, что каждое утро смотрела на самого Феликса из зеркала. Насмешливыми фразами и надменным тоном этот парень прикрывал боль одиночества и, возможно, внутреннюю неуверенность. Младший поразился своему внезапному открытию настолько, что приоткрыл рот. Хёнджин тут же растянул улыбку шире, словно пытался прикрыть ею свою душевную пустоту.       — Многогранный, — наконец отозвался Феликс.       Хёнджин удивлённо моргнул и стал серьёзным. Он хотел что-то сказать и почти уже решился, но вдруг сомкнул губы, перевёл взгляд на дорогу и крутанул ключ зажигания.       — Не хочешь в пиццерию заехать? — спросил он тихо, добавив через секунду. — Я всё равно уже никуда не успеваю.       И Феликс вздохнул:       — Давай.       — Тогда пристегнись, — после щелчка ремня машина медленно покатила с парковки, а Хёнджин сдавленно попросил. — И всë-таки постарайся больше ничего в школе не портить.

***

      Остаток дня они почти не говорили. Заехав в дорогой итальянский ресторан, захватили пару коробок пиццы, вернувшись домой, почти безмолвно сжевали по несколько кусков и разбежались по комнатам. В целом, между ними не произошло ничего особенного, но после того дня в обоих что-то неуловимо поменялось.       Той ночью Феликс почти не спал, беспрестанно обдумывая произошедшее, встречу у директора и откровенный разговор после. Странная смесь чувств и мыслей не давала уснуть так долго, что на утро он впервые проспал. Суматошно собираясь в школу, Феликс прокручивал в голове принятое накануне решение больше не просить Хёнджина об одолжениях и вообще по возможности не пересекаться. Но то ли судьба откровенно издевалась над парнем, то ли намекала на что-то и давала ему шанс…       Сбегая с рюкзаком к входной двери, Феликс уже ощущал, что день пойдёт не по привычному плану, но он всё-таки вышел на широкую дорожку перед домом и стал ждать, с надеждой пялясь в экран телефона. Спустя несколько долгих минут стало ясно, что ждёт он зря. Ещё через много секунд внутренней борьбы он вернулся в дом и с виноватым видом подошёл к дивану, на котором Хёнджин вальяжно потягивал свой утренний кофе.       — Хван, извини, что беспокою, но не мог бы ты подбросить меня до школы? У меня то ли приложение тормозит, то ли просто на такси сейчас необычайно высокий спрос. Никто уже минут десять не едет, я так скоро опоздаю.       Хёнджин просканировал младшего взглядом и скептично приподнял бровь. Феликс уже жалел о том, что решился на свою просьбу, и хотел извиниться и пойти пешком, но Хёнджин удивил его.       — Погоди, проверю, какие планы у твоего отца, — он отставил чашку, дотянулся до мобильника, написал короткое сообщение и тут же получил ответ, затем поднял задорный взгляд и кивнул. — Я могу поехать.       — Что, правда? — Феликс отчего-то не верил своей удаче. О благодарностях он вспомнил во вторую после удивления очередь. — Спасибо! Я и не думал, что ты такой…       Слова вырвались сами собой, и Хёнджин, уловив их смысл, нахмурился и переспросил:       — Какой «такой»?       — Отзывчивый, — пробубнил Феликс, начиная краснеть.       — М-может, это оттого, что ты никогда не пробовал узнать, какой я? — Хван поднялся с дивана и слегка подтолкнул пристыженного младшего к выходу из комнаты. — Давай, не тормози, раз опаздываешь.       — А тебе не нужно переодеться? — спохватился вдруг Феликс.       — А что, в твою школу сопровождающих пускают только в Гуччи и Картье? — спросил Хёнджин и на всякий случай мельком оглядел свою простую футболку и льняные штаны.       — Нет, но вчера ты…       — Ребёнок, вчера я должен был произвести определённое впечатление на твоего директора. Сегодня я должен доставить тебя на занятия вовремя. Ты идёшь, или мы продолжим спорить?       — Прости, да, — Феликс поправил лямку рюкзака. — Идём…

***

      Это повторилось и на следующий день. За завтраком Хёнджин сам предложил подбросить Феликса до школы, сказав, что в ближайший час дел у него всё равно нет. Феликс удивился, но почему-то не отказался. А потом и смущённо попросил забрать его уже после занятий, если будет время. А на следующий день их поездка будто на автомате повторилась снова. А потом ещё раз. И ещё.       Феликс не мог разобраться в себе. Должно быть, сперва он делал это из лукавых побуждений — чтобы проверить доброжелательность Хёнджина, который ещё недавно воспринимался врагом и обоснованием холодности отца, но на деле оказывался следствием, а не причиной. А позже… Феликс не нашёл в нём ни одного из тех дурных качеств, что приписывал раньше. И поездки вошли в привычку. Хван лишь изредка сообщал младшему, что не сможет подбросить его из-за занятости, но при этом сам заказывал ему машину. В обычные же дни они почти всегда ездили молча. Слушали ненавязчиво щебечущее радио. Не здоровались. Не прощались. Изредка обсуждали планы, но теперь короткие дорожные беседы или даже тишина не ощущались дискомфортными. Так к концу семестра Феликс почти отвык ездить на такси.       А ещё привык время от времени заговаривать с Хваном на отвлечённые темы. Феликс словно искал в нём второе дно, но не находил за что зацепиться. Однако, как и раньше, чаще всего младший спрашивал, чем занимается отец и когда он будет дома. Хёнджин вздыхал, но неизменно рассказывал то, что знал.       — Тебя напрягают мои вопросы? — не выдержав, уточнил Феликс после очередного недовольного вздоха.       Они сидели за столом в кухне, собравшись над контейнерами из доставки, чтобы позавтракать. Хёнджин, секунду назад рывшийся в телефоне, посмотрел исподлобья и ухмыльнулся:       — Отнюдь. Но меня напрягает, что ты постоянно обращаешься ко мне по фамилии, хотя вообще-то у меня есть имя.       — А-а. Это, прости, привычка.       — Понятно, — Хёнджин сощурился и вернулся к экрану мобильника, чтобы ответить на заданный чуть раньше вопрос. — У господина Ли сегодня совещания до семи. А завтра вечером какая-то презентация, нас двоих не будет до ночи.       — Ладно… Спасибо, — бормотал Феликс, а Хван кивал:       — Обращайся.       Но обращаться не хотелось. По крайней мере рациональная часть Феликса нашёптывала, что его компания Хёнджину точно не нужна. Другая половина, правда, настаивала на том, что Хван довольно дружелюбен, и раз уж они коротают вместе время поездок, то вполне могут общаться на разные темы и в другое время. Однако Феликс пытался сдерживаться, стараясь не быть особенно навязчивым.       А через несколько недель Хёнджин сам впервые зашёл к нему в комнату.       — Ты занят? — он внезапно положил руку на плечо, отчего Феликс, увлечённый чтением параграфа по истории под музыку, испуганно вздрогнул и крутанулся на стуле. — Хочу кое-что тебе показать.       — Ч-что?       Феликс приспустил наушник и уставился на вошедшего с двояким чувством: с одной стороны этот визит выглядел дружеским порывом, с другой — Хван даже не постучал. Он с непринуждённой улыбкой протянул скетчбук и уселся прямо на пол рядом с креслом, вызывая недоумение Феликса.       — Мне нужно мнение со стороны, — старший указал на блокнот. — Совсем отстой, или всё не так плохо?       Ликс моргнул и кивнул. Перевернул обложку и уставился на изображение фигуры в разноцветных тканях. Перелистнул страницу и увидел ещё одну модель. И ещё одну. И ещё.       — Это всё ты рисовал? — спросил Феликс, переведя недоверчивый взгляд на Хвана. Тот недовольно сморщился.       — Нет, я просто спёр это у какого-то художника. Конечно, я! Кто ещё.       — Хм, — Феликс медленно рассматривал наброски, листал, кивал, ворчал под нос. — Хм-м-м.       Хёнджин затосковал от его задумчивости.       — Что, совсем дерьмо?       — Да нет. Вполне ничего, на мой взгляд. Да только я хреновый советчик. Я совсем не шарю за моду и не очень её понимаю. Все эти показы, фэшн-блоги, последние коллекции брендов, глянцевые журналы. Всё это мне как-то неблизко, если честно. Я не понимаю кроп-топы на мускулистых мужиках, бездонные джинсы на девчонках, кружевные сапоги, кожаные стринги и вот это вот всё… Одни только юбки на парнях чего стоят.       — А что не так с юбками на парнях? Девчонки же носят штаны, и ничего.       — Ну, штаны у женщин вошли в норму очень давно.       — Всего-то лет сто назад. А вот килты в Шотландии носят уже много веков.       — Ну, не сравнивай.       — Почему же?       Феликс не знал, что ответить. И ещё больше потерялся, когда на одном из следующих листов — словно очередную издёвку судьбы — увидел рисунок парня в косухе и короткой юбке. Он пропустил вздох от неловкости и постарался перелистнуть страницу как ни в чём не бывало, но Хван вдруг схватил его за руку, останавливая движение.       — Нет, ну скажи честно, неужели плохо смотрится?       — Нормально смотрится. Просто я бы такое не носил. Слишком привлекает внимание, а я бы этого не хотел.       — Малыш, ещё недавно ты очень явно привлекал к себе внимание. Только не шмотками, а своим поведением и всеми теми случаями, из-за которых твоего отца ожидали в школе.       Феликс скосил взгляд на пол и тихо заговорил:       — Я уже перестал, если ты не заметил. Это всё равно бесполезно. Кажется, даже если я кого-нибудь убью, ему будет проще выслать денег кому нужно, чем просто поговорить со мной по душам.       Он вздохнул, и рука Хёнджина сильнее сжалась на ладони. Феликс посмотрел сперва на его длинные пальцы, а потом — в глаза.       — Хочешь, обниму тебя? — говорили они или, быть может, тихий голос, который Феликс не узнавал.       Хван смотрел с таким понимающе-страдающим выражением лица, будто эти объятия были жизненно необходимы ему самому. Феликс и секунды не раздумывал — просто кивнул и потянулся вперёд. Они встали и обнялись. Чужое тепло ощущалось необычно, но в то же время было нужным, как кислород. Кажется, не так давно они были почти врагами, а теперь становились друг другу приятелями или даже друзьями. И это было странно, но минуты текли, а ни один из них не спешил отстраниться.       — Скажи, вы с ним тоже совсем не говорите? — вдруг прошептал Феликс Хёнджину в плечо. Тот провёл рукой по спине в ободряющем жесте и сказал негромко:       — Только по делам. Никаких «по душам».       — И как ты переносишь одиночество?       — Утешаю себя надеждами, что в будущем встречу того, с кем не будет одиноко.       Феликс фыркнул. А затем попросил, не вполне отдавая себе отчёт в вырвавшейся просьбе:       — Пока ты не нашёл такого человека, можешь изредка просто быть со мной рядом?       Хван снова провёл по тощей спине рукой и сжал объятия сильнее, отозвавшись простым «хорошо». Феликс вдруг выронил его скетчбук, и звук удара стал сигналом окончания их странного порыва — им наконец пришлось разлипнуть.       — Спасибо, — проворчал младший, нагнувшись, а затем он протянул блокнот и кивнул, возвращаясь к изначальной теме их разговора. — Интересные образы. И сочетания цветов броские. Наверное, что-нибудь из этого я смог бы однажды носить.       — Значит, будешь моей первой моделью, — улыбнулся Хёнджин, и Феликс отчего-то покраснел.       — Только если без юбок…       — С юбками, — кивнул Хван с коварной ухмылкой на губах.       — Для них тебе стоит найти более смелую модель, — проворчал Феликс и снова уставился в пол. Хёнджин хохотнул и спиной к двери направился к выходу из комнаты.       — Нет уж. Лучше дождусь того момента, когда ты найдёшь в себе смелость надеть что-то подобное.