Цирковые учительские будни

      — Хватит нести чепуху, — Кугисаки закатывает глаза и жуёт своё яблоко, которое оказалось твёрже, чем она думала, судя по нахмуренным бровям и напряжённой челюсти.       — Но я говорю правду! Я сам видел, что учитель Годжо подарил учителю Утахимэ шоколад! — не унимался Итадори, остановив ложку с рисом в нескольких сантиметрах от своего рта. Фушигуро заботливо подтолкнул его руку, чтобы Юджи всё же поел.       — Я, конечно, не могу утверждать, но эти двое совсем не контактируют. То есть, буквально, — Нобара подпирает щёку рукой, всё же оставив яблоко в покое, пока зубы ещё на месте. — Я думаю, этому есть куда более логичное объяснение, чем…       — Смотрите!       Итадори удивлённо поднимает брови и указывает в сторону, где стоит учитель Годжо, а к нему не спеша идёт Утахимэ. Фушигуро и Кугисаки наблюдают, затаив дыхание, а затем оба разочарованно вздыхают, так как толпа учеников, возникшая прямо перед разворачивающимися событиями, закрывает обзор. Юджи встаёт из-за стола, задирая голову, но всё, что ему удаётся рассмотреть, — это мягкая улыбка учителя.       — Ого, учитель Годжо… Так мило улыбается. Кажется, это самая искренняя его улыбка, которую я видел, — негромко размышляет он. — Видите! Я же говорил!       — Ты ничего не видел, чтобы утверждать. К тому же, никто из них не носит обручальные кольца!       Итадори размышляет над услышанным, но прежде чем он успевает ответить, Фушигуро начинает первым:       — Отсутствие или наличие колец — это не показатель, всё же у педагогов не принято освещать личную жизнь. Но в то же время, действительно нет смысла отрицать, что в теории что-то может быть, — Мегуми вздыхает, а затем добавляет: — Но я бы посоветовал вам обоим больше думать об учёбе, а не о чужих отношениях.       Фушигуро встаёт и забирает свой поднос, чтобы унести его и вернуться в класс. Итадори и Кугисаки, переглянувшись, следуют его примеру, покидая столовую.       Сатору провожает троицу глазами, а затем снова смотрит на Сугуру, который забирает свой кофе и поднимает глаза на Годжо.       — Чего так смотришь? Пойдём уже, а то поесть не успеем.       Сатору тихо смеётся, но послушно следует за один из преподавательских столов, ставя перед собой поднос с едой и чашку сладкого чая.       — Кажется, мой ученик придумал что-то не то, когда я отдавал Утахимэ шоколад, чтобы забрать колонки первее тебя… — задумчиво бормочет он. Сугуру делает паузу, сделав глоток своего кофе.       — Что он мог придумать? Вы же с Утахимэ, очевидно- Подожди, что ты сказал? Сатору, гад, нечестно играешь, — Гето практически выплёвывает кофе прямо в лицо друга, смотря на него и хмурясь.       — Ой, я вслух сказал? Да брось, не злись! Всё ещё не понимаю, зачем тебе колонки. Вы ж пишете там целыми днями!       Сугуру кидает в Сатору салфеткой, считая разговор законченным.

***

      Гето практически засыпал, сидя на очередном «крайне необходимом» собрании, как вдруг телефон в его руке завибрировал. Он хмыкнул и, увидев, что уведомление пришло от Годжо, заведомо напрягся, ведь от этого засранца можно было ожидать чего угодно.       Сугуру снимает блокировку, заходя в нужный чат, после чего еле сдерживается, чтобы не заржать в голос. Он, на самом деле, человек очень даже приличный, сдержанный и вежливый, но Сатору всегда каким-то магическим образом удаётся довести его припадка истерического смеха. Годжо любит иногда собирать компромат на их преподавательский состав, и что, как ни общее собрание, подходит для данного действа лучше? Прямо сейчас в их диалоге гордо красовалась фотография Нанами — преподаватель физики — который очень невовремя зевнул, из-за чего его лицо смешно исказилось, хотя обычно его можно сравнить только со смайликом каменной рожи с острова Пасхи (по крайней мере, именно так Нанами был записан в телефоне Сатору). Следующей в чате оказалась фотография с Утахимэ, а затем и с директором Ягой, а за ней ещё и ещё…       И Гето, правда, старался сдерживаться. Но когда Годжо сам начал ржать со своих искромётных шуток, которые сопровождали каждое фото, Сугуру положил на всё это хер, после чего их обоих благополучно выставили за двери.       — Ну, знаешь, не больно-то и хотелось, — Сатору пожимает плечами и убирает руки в карманы брюк, продолжая смеяться. — Пойдём домой? А то дождь скоро будет, кажется. Я зонт не взял.       — У меня есть, не страшно, — отмахивается Сугуру и идёт к своему кабинету, чтобы забрать оттуда вещи.       Встретившись около главного входа, они вместе выходят из здания, и Сугуру сразу раскрывает зонт, ведь до начала дождя они всё же не успели. Годжо встаёт поближе, чтобы они оба могли поместиться, после чего идут домой — повезло, что они живут на одной улице.       — Знаешь, я искренне люблю математику, а ещё дети замечательные, в целом, но, Господи, когда у меня из всего класса больше половины как будто откатываются в развитии до уровня начальной школы, я начинаю сомневаться, не работаю ли я с первоклашками, которые почему-то случайно оказались в телах семнадцатилетних лбов, — ругается Гето, а Сатору в ответ лишь тихо посмеивается. Несмотря на какие-то колкости, претензии его друга всё равно звучали довольно мягко и даже забавно.       — Ой, да ладно тебе. Все мы иногда тупим. Я, например, никогда не забуду, как на экзамене мне попался билет, который я знал лучше, чем собственное имя, а в момент сдачи нахер всё забыл.       — О, да, я помню этот день. Ты тогда так злился, что мне пришлось задабривать тебя сладким, чтобы ты не разнёс мне квартиру. А теперь ты задабриваешь шоколадом Утахимэ, чтобы отобрать у меня колонки… Как жесток наш мир, — Сугуру стирает невидимые слёзы.       — Да ладно, ты же знаешь, что это просто работа, Сугуру, — Сатору вновь не может сдержать смех и несильно пихает Гето в плечо. Тот в ответ лишь улыбается уголками губ. — Я готов отдать тебе весь шоколад этого мира.       — Я не съем столько, так что весь шоколад мира, кроме, пожалуй, одной плитки, достанется тебе.       — Ты меня раскусил.       Они вместе смеются, после чего Сугуру закрывает зонт — небо очищаются и дождь прекращается. Поболтав ещё немного, они обнимаются и прощаются, расходясь по домам, а Гето думает, что Сатору слишком обаятельный гад, и нагло украденные колонки — это меньшее, что ему можно простить.