Велосипедики

      После тренировки Матвей минут десять простоял под горячим душем, приходя в себя. Ноги и руки просто гудели от напряжения и усталости. Сегодня тренер гонял его, как драного кота, все три часа, не переставая. Словно решил отомстить разом за всё: и за пропуски силовых занятий, и за всякие технические неполадки, и за глупый вопрос, который Матвей задал сегодня, прослушав план тренировки:       – Мы так и будем тут до старости друг с дружкой кататься или когда-нибудь на соревнования поедем?       Игорь Иванович поперхнулся, и оглядел притихших мальчишек, замерших на месте с ожидающими выражениями на лицах. Вопрос был, конечно, задан довольно нагло и грубо, но ответ, похоже, интересовал всех.       – А вы уверены, Фадеев, что готовы защищать честь школы на городском туре? – слегка иронично ответил он вопросом на вопрос и патетически взмахнул рукой.       Матвей вздохнул и окинул взглядом товарищей. Только Вадик смотрел на него насмешливо, чуть не с презрением: он всегда был первым, и даже не воспринимал никого из ребят, как потенциального соперника. А все остальные поглядывали на Матвея с опаской и с затаённым интересом: что ему за это будет?       – Я уверен, что мы все привыкли занимать своё место, – упрямо продолжил Матвей, глядя в сторону. – И нам нужна хорошая встряска, чтобы понять, кто чего стоит на самом деле.       Тренер нехорошо улыбнулся и повёл рукой:       – Тогда милости прошу, Фадеев! Сдаёте нормативы и идёте на квалификацию… Одинцов – старший.       Вадик нехотя кивнул: он вообще-то собирался крутить педали, а не бегать с секундомером за каким-то рыжим наглецом! Но, с другой стороны, стоило бы преподать урок некоторым, чтобы не выпендривались на ровном месте.       Но тренер, наклонив голову, с усмешкой добавил:       – В одиночном заезде, – и все мальчишки растерянно посмотрели на Матвея.       Одно дело, ехать среди товарищей: волей-неволей, то и дело стараешься поднажать, обойти другого, а тот, естественно, не хочет уступать. И совсем другое – когда ты один, будто соревнуешься сам с собой, повиснув в воздухе и ни на что не опираясь…       Тренер обвёл мальчишек чуть ли не обвиняющим взглядом и сухо сообщил остальным:       – А мы, простые смертные, будем отрабатывать технику. Пока не будем готовы по-настоящему.       Матвей скривился:       – В одиночном? А от чего я отталкиваться буду? Дайте хоть кого-нибудь на пару!       Тренер едва заметно качнул головой, вручая Одинцову свой секундомер:       – От себя, Фадеев. Будете отталкиваться от самого себя.       – Ладно, – пробормотал Матвей и хмуро кивнул Вадиму:       – Пошли на старт!       Тот медленно расстегнул шлем, снял перчатки и проговорил безразличным голосом:       – Хорошо, идём.       Вадик уселся на брифе, подобрав одну ногу под себя и поднял руку перед собой. Матвей выдохнул и поставил обе ноги на землю. Он не сомневался, что Вадик не станет строить каверзы, например, запустив секундомер чуть раньше, чем взмахнул рукой, или останавливая счёт времени чуть позже контрольной вспышки маячка на финише… Нет, Вадик всегда был честным и скучным занудой, отличником и чемпионом, привыкшим быть лучшим среди всех, чуть ли не до отвращения к самому себе.       Он всегда был один, ни с кем не дружил, никого к себе не подпуская – ни мальчиков, ни девочек. А на Матвея он смотрел с брезгливым любопытством, как на редкое докучливое насекомое: вроде и прихлопнуть лень, и надоело уже до невозможности! Но терпения ему было не занимать, это уж точно.       Вадик поднял руку, и Матвей моментально собрался, приготовился и сорвался с места, как только рука пошла вниз. Первый круг он проехал на одном запале обиды и уязвлённого самолюбия. Второй только на злости на тренера, а третий – на раздражении оттого, что опять сам сунулся не вовремя и куда не надо. Четвёртый круг уже давался с большим трудом, и Матвей вывез его исключительно на собственном упрямстве. И финишировал с чётким ощущением того, что едва-едва уложился в нужное время.       Он остановился резким толчком, плюнув на всё правила и рекомендации, и оглянулся на тощую фигурку, склонившихся с секундомером над листочком бумаги.       – Тридцать шесть и четыре десятых, – донёсся до него громкий голос Вадима. Ровный, даже без насмешливых интонаций или презрительного торжества. Плохое начало, тридцать восемь секунд – это уже для девочек. А мальчики должны быть побыстрее.       – Пять минут перерыв! – объявил равнодушно Вадим и принялся сам отжиматься от стойки брифа, отложив секундомер и бумагу с карандашом в сторону.       Матвей глотнул воды из бутылки и развёл руки в стороны, восстанавливая дыхание. Вылез из седла и попрыгал на носках, а потом несколько раз наклонился, доставая кончиками пальцев до пола. Потянулся до хруста в костях и потряс кистями… А потом подошёл к Вадиму и принялся отжиматься рядом с ним.       Тот даже не повернул головы, ровно и чётко выдыхая и вдыхая в такт качанию. И закончив упражнение, почти равнодушно отметил:       – Ты уложился.       Матвей, который был готов молча проглотить его пренебрежение, тоже прекратил отжиматься и охотно согласился:       – Мог бы и получше, – признал он скомканно и пошёл обратно, чуть не волоча свой велосипед к белой черте на старте. Что зря расстраиваться, всё равно, среднее по трём заездам уже вряд ли будет сильно меньше тридцати шести с половиною!       Второй раз он проехал на тридцать шесть и шесть, как ни старался поднажать на последнем круге и выправить ситуацию. Но на равнодушно-скучающий взгляд Вадима ему пришлось ехидно ответить, хорохорясь:       – Температура нормальная! Пациент чувствует себя отлично! – и, чувствуя себя шутом гороховым, проехаться без рук.       Вадик молча посмотрел на него, как на идиота, и снова объявил пятиминутную паузу. И тихонько проговорил, вроде как ни к кому не обращаясь:       – Зря только время тратим…       Матвей клацнул зубами и пошёл разминаться. Толку в этом было немного, но надо же чем-то себя занять! И вышел на третий старт уже с холодной головой и спокойным сердцем: не выйдет, так не выйдет, не очень-то и хотелось!       Первый и второй круги он торопливо набирал темп, на третьем выложился по полной… А на четвёртом чуть не сдох, но догнал до финиша, как настёганный.       И услышал слегка удивлённое:       –Тридцать шесть и две.       А потом Вадик растерянно кивнул, сообразив, что это его собственное лучшее время, и сообщил:       – Зачёт.       Матвей, тяжело дыша и раскрасневшись, всё-таки заулыбался и выговорил:       – Кто бы сомневался!       Но Вадик уже пришёл в себя, поднял бровь и слегка насмешливо сообщил, что для сдачи нормативов ему ещё надо постараться получить второй зачёт и третий по другим дисциплинам.       – Я готов, – пожал плечами Матвей. И увидел тренера, идущего к ним наискосок через поле посередине трека.       – Молодец, Фадеев, так держать! – усмехнулся он. – Давай теперь посмотрим, как ты с другим справишься. Одинцов, давай дуэтом с Фадеевым, на время!       Вадик даже ухом не повёл, только в туалет отпросился перед стартом, заставив себя подождать и понервничать. Но проехал в дуэте идеально, даже не напрягаясь на результат, уступив Матвею буквально по одной или двум десятым секунды.       Игорь Иванович, похоже, остался доволен: несмотря на строптивый характер, рыжий мальчишка работал на совесть и выдавал неплохие результаты! Но вместо заслуженной похвалы Матвей получил от него нагоняй за тугую резинку, оставившую след на подбородке, и плохо зашнурованную обувь.       – Мелочей не бывает! – изрёк тренер и назначил уже порядком вымотанному Матвею штрафные круги на скорость. Всего пять, но по десять секунд на каждый…       Матвей вздохнул и пошёл отрабатывать. И с восьмой попытки ему удалось, хотя он мог бы и побыстрее с этим справиться. Но на пятом и шестом круге ему стало уже наплевать, сколько ещё раз Вадим покачает головой и махнёт рукой в сторону старта: нет, не уложился, давай снова!       И только стоя под душем после всего этого сумасшедшего дня, Матвей разревелся от злости на свою собственную дурость, заставившую его затеять весь это марафон. И даже сердито оттолкнул руку Вадима, которая легла ему на плечо:       – Давай, я тебе спинку потру? – ровным голосом предложил тот.       – Да иди ты! – в сердцах бросил ему Матвей, и тут же пожалел об этом. Одинцов покачнулся, как от удара, презрительно скривился и молча вышел вытираться.       Матвей кое-как сполоснулся, смывая слёзы, и выключил воду. Наскоро вытерся полотенцем, натянул на голое тело футболку и шорты, покидав промокшие от пота носки с трусами в сумку, и нагнал Одинцова только в коридоре.       – Прости, Вадим, – пробормотал он, чувствуя себя виноватым за то, что сорвался.       Тот, не оборачиваясь, кивнул:       – Ничего, я уже привык, что вы все меня терпеть не можете, – проговорил он, даже не останавливаясь.       Матвей покраснел и фальшиво изумился:       – Да с чего ты взял?       Вадик чуть не замер с поднятой ногой. А потом глянул на Матвея вполоборота, чуть ли не задрав подбородок, и спокойно ответил:       – С того, что я – лучший… В школе, в спорте, в художке, во всём. Но таких, как я, не любят. Завидуют, ненавидят, боятся – да. Но не любят, нет. И дружить не хотят…       Он повернулся к двери и с неожиданной обидой в голосе проговорил:       – И ты такой же, как все!       Он даже не махнул рукой, а просто ударил кулаком в дверь, распахнув её, и вышел, оставив Матвея стоять, разинув рот посреди коридора.       – Прости, Вадик! – ошарашенно крикнул вслед закрывшейся двери Матвей, и подумал про себя, что первый раз в жизни не хочет быть таким, как все.       А потом сообразил, что Илья тоже, может быть, сошёлся с ним изначально из жалости. Ну а что ещё делать с бестолковым мальчишкой, который вечно попадает в дурацкие истории? Пожалеть и приласкать. Выслушать и помочь справиться с глупыми детскими страхами.       И если этот рыжий дурачок влюбился в него без памяти, потянувшись всей душой, как к старшему брату, то это точно не его проблемы, правда? Он же не сделал ничего такого, чтобы вызвать эти чувства. Просто пожалел и приласкал, как маленького…       Матвей с досадой ударил по двери точно так же, как Одинцов, и вдруг улыбнулся сам себе. Перед глазами у него стояло лицо Ильи, и он словно снова слышал его тихий голос: «Ты мне тоже очень нравишься!»       А Одинцов – нет, совсем ему не нравился. Скучный надменный задавака. Отличник и чемпион, да ещё и в художку ходит. Когда он всё успевает, интересно? Ах, да, у него же друзей нет! Что ему ещё делать?       И Матвей выкинул Вадика из головы, с радостной улыбкой направившись домой. Илья обещал вечером встретиться и даже согласился зайти в гости. Ради этого стоило вытерпеть весь сегодняшний дурдом, который, если честно, он сам себе и устроил.