В отражении клинка

9:49 века Дракона

Где-то в Ферелдене

      По языку пробежала мерзкая горечь от напитка, обожгла горло и вязкой слизью скатилась куда-то в пищевод, едва не заставив подавиться. Выпивка тут была отвратная, еда и того хуже, но Сангрия де Рива продолжала запихивать себе в рот всё, что принесла ей на стол тучная недовольная женщина в грязном переднике, на котором были разного вида и разной свежести пятна. Единственное, о чём сейчас думала Сангрия — не залезла ли эта женщина своими пальцами в подостывшую и без того не особо вкусную еду.       Но недовольство так и оставалось где-то в голове, крутясь неприличными ругательствами между ушами. Сегодня был уже второй день, как Сангрия пыталась выползти из этого всеми богами покинутого королевства, чтобы вернуться обратно в Антиву — прекрасную, невероятную, с лучшей выпивкой и, благослови Создатель, лучшей едой во всём Тедасе.       Но вместо привычного тепла и загорелых лиц на улицах, сейчас она сидит в какой-то полуразрушенной таверне, и за обе щеки наворачивает почти холодное мясо неизвестного происхождения и запивает всё это дело мерзким горьким элем, после каждого глотка которого самым настоящим подвигом становится справиться с накатывающей тошнотой. Люди в Ферелдене действительно пьют эту отвратную перебродившую мочу своих мабари?..       В туманной зловонной мгле, окутавшей, казалось, весь Ферелден, Сангрия де Рива двигалась, как призрак. Она редко выходила на большие дороги, старалась не контактировать ни с кем больше, чем было нужно, и в итоге единственными её спутниками были несколько поблекших карт, верные клинки и небольшая сумка за спиной. Пускай ей хотелось большего комфорта, но после того, как она увидела старые смятые спальники, сплошь набитые клопами и тухлой соломой, в одном из трактиров, Сангрия, едва передёрнувшись от омерзения, решила для себя, что холодная земля — не самый плохой способ скоротать время привала.       Холодный ветер трепал в её короткие волосы, шевелясь, словно цепкие руки, заползал в щели одежды, вызывая табун мурашек на спине, а свои собственные острые уши она, казалось, не чувствовала вовсе.       Мерзкие отношения здешних людей и их слюнявые обычаи вызывали у неё отвращение, оставляя на губах горечь, что трудно было смыть, даже в самом лучшем вине. Улицы городов и деревень, всё ещё отходящие от пережитого десять лет назад Пятого Мора вызывали у неё только тоску и желание убраться отсюда как можно дальше. Поэтому она шла, иногда составляя компанию купцам с большими обозами, глубже натягивая капюшон тонкого дорожного плаща, чтобы спрятать лицо от ветра и скрыть свои уши от слишком зорких деревенщин. В прошлый раз ей не удалось слиться с тенями небольшой деревеньки прежде, чем какие-то особо строптивые жители решили, что это она повинна в смерти их скота. Тогда Сангрии хотелось рассмеяться и сказать, что она — чёртов Ворон, ей нет никого смысла резать чужих кур и овец на свою потеху, но словно обезумевшие жители решили начать на неё охоту. Кого-то ей пришлось убить, от кого-то она с успехом скрылась, всё же покинув эту Создателем забытую глушь близ Редклифа. Но кровь от клинков она тогда отмывала в мутной речке с двойным усердием, костеря всех попавшихся ей на пути людей.       Казалось, что всё вокруг проверяло её на прочность — мерзкий вой ветра, отвратная еда и пойло, непроходимые буреломы и чащи вместо дорог, а также большое количество шныряющих то тут, то там разбойников, желающих поживиться. Пару раз и она сама становилась целью всякого грязного и вонючего сброда, но стоило ей обагрить свои клинки чужой кровью, как все тут же теряли к ней интерес.       Последний остаток пути до порта, где стоял корабль, держащий путь в Вольную Марку, Сангрия провела на хлипкой телеге очередного купца, путешествующего с небольшой охраной. За оплату едой и местом у общего костра она согласилась ехать с ними и охранять обоз и вьючных бронто от разбойников.       В мрачных недрах Ферелдена, где над бескрайними зелеными полями нависали тучи, раздуваемые холодным ветром, двигался их небольшой обоз. Его оси стучали по неприветливой земле, и краем острого уха Сангрия слышала раздражающий скрип, который преследовал её даже в моменты дрёмы. Сангрия сидела сгорбившись где-то с краю повозки, с угрюмым лицом начищая и затачивая свои клинки, кое-где сколотые, с потёртыми кожаными рукоятями, но всё такие же близкие сердцу, причём не важно, к чьему — своему или чужому.       Обоз двигался медленно, натянутая цепь перегруженных повозок и наемников вокруг них напоминала яркую паутину. Торговец, плечистый и с улыбкой, как будто вечно удивленный жизнью, вёл беседы с наёмниками, распуская истории из своего прошлого. Его руки были большими, словно непропорциональными, во рту не доставало пары зубов, но он продолжал наседать на уши своим спутникам, которые молчаливо провожали его взглядами. Сангрия же оставалась погруженной в свои мысли, наблюдая за светом, играющим на острых гранях её клинков. Время от времени она краем глаза ловила настороженные взгляды наёмников. Они не догадывались о том, что с ними рядом спит, оставляя один свой глаз вечно открытым, убийца из Антиванских Воронов. Для них она была просто ещё одной участницей этого странного путешествия.       Путь в Хайевер занял почти целую вечность, и Сангрия была готова поклясться, что ещё раз она на такое путешествие больше не подпишется. Хуже была только Неварра. По позвоночнику поползла дрожь, стоило ей только вспомнить пустые глазницы и тянущиеся к ней руки мертвецов. Сангрия содрогнулась всем телом, едва не выпустив из окоченевшей руки точильный камень, а потом мотнула головой. Да, в Неварру она больше ни ногой.       Расстаться с обозом пришлось уже на подступах к Хайеверу. Сангрия выслушала речь путающего слова торговца с приклеенной к губам улыбкой, покивала в нужных местах, а затем ловко прошмыгнула мимо стражи, охраняющей город и направилась прямиком к таверне, надеясь, что хотя бы в этот раз ей повезёт и никаких клопов в её постели в этот раз не будет. Продираясь через пьянь и духоту помещения, пропитанного запахом пота и дешевой выпивки, Сангрия задержала дыхание, чтобы ненароком не вдохнуть смрад этой богом забытой страны.       На стойке трактирщик придирчиво осмотрел её покрытую дорожной пылью и грязью одежду, особенно пристально всмотрелся в лицо, наверняка подмечая слишком большие для человека глаза, а затем бросил проржавевший старый ключ прямо перед ней. Сангрия подавила неподходящую для такого случая усмешку, ссыпала горсть монет на стойку и подхватила ключ тонкими пальцами прежде, чем неприятного вида трактирщик сказал бы что-нибудь.       Наблюдая за служками, которые таскали тяжёлые ведра в комнату и наполняли деревянную бадью, Сангрия затаилась в самом тёмном углу, всё так же не сбрасывая со своего лица капюшона. Детишки-служки косились на неё, и Сангрия позволила себе скупую улыбку, напоминающую ей о том, что вместо них вполне могла быть и она сама, не продай её кто-то Воронам почти что за бесценок. Она не знала своих родителей, даже не имела представления, откуда они могли быть. На её лице не было валасслина, поэтому в какой-то степени Сангрия считала себя непричастной ко всей этой культуре, единственным и самым важным напоминанием об этом этом ей служили чужие неприязненные взгляды, стоило только людям понять, что перед ними эльф.       Впрочем, полностью свободной Сангрия никогда не была. Она — Ворон, идеальный исполнитель чужой воли, указующей на будущего мертвеца. Тяжелые тренировки, весь тот ад, что был пройден ею только утверждали эту мысль, раз она та, кто остался в живых не смотря ни на что.       Когда дети, спешно подобрав тонкими руками непомерно большие ведра, оглядываясь, всё же покинули комнату, Сангрия вышла из своего тёмного угла, проверила защёлку на двери, а потом всё же скинула капюшон. Грязь и пыль, смешанные с потом и каплями недавно прошедшего дождя, нарисовали громадные черные капли на ее легких кожаных доспехах с металлическими вставками. Сбросив дорожный плащ куда-то на пол, она провела рукой по коротким, грязным с дороги, волосам, и направилась прямиком к бадье.       Вода вокруг её тела быстро становилась грязной, когда Сангрия отирала себя от дорожной пыли, до скрипа намыливая кожу мерзким огрызком чего-то, лишь отдаленно похожего на мыло. Сангрия вылезла из воды только когда её кожа раскраснелась от трения, а сходящие синяки после очередного контракта стали хорошо видны, более не скрываемые пылью и грязью.       Пока вода остывала, она окинула взглядом свои доспехи: каждый шов, каждую деталь, в каждой из них чувствовалась её история. Она бережно очистила металл, прошлась мокрой тряпкой по кожаным частям, стирая пыль и подсохшую кровь. Ловко она колдовала с тряпкой и щеткой, восстанавливая блеск. Это было как возвращение к жизни, словно подведение итогов перед новым действием. Как и в жизни, к каждому шраму, каждому отличию прибавлялся новый опыт — и это повторение стало её ритуалом. После каждого контракта Сангрия собирала себя по частям заново, стараясь выбросить из головы то, что происходило с ней за всё это время. Какие-то контракты оставляли ей на память шрамы, а какие-то — внутреннюю дрожь, которую невозможно было вывести из своей головы.       Сев на скрипучий стул, она пересчитала остатки своих монет. По всему выходило, что остатков ей хватит как раз на то, чтобы сесть на корабль и уплыть как можно дальше от Ферелдена. Сначала в Вольную Марку через Недремлющее Море, а потом в родную знойную Антиву, пара дней передышки и очередной контракт по чью-то душу.       Сангрия зевнула, пытаясь перебороть усталость, навалившуюся неё сразу, стоило ей сесть на постель гораздо более мягкую, чем тюк соломы или холодная земля. Какие-то контракты занимали от силы пару дней, во время других она почти месяц могла выслеживать свою цель, прячась в тенях и выверяя каждый свой шаг. Сангрия считала себя хорошим Вороном, но помимо этого звания у неё за душой не было абсолютно ничего. Иногда она выбиралась из Риалто на узкие улочки, где кипела жизнь, затаивалась на крышах и наблюдала за простыми людьми. Как они живут, чем дышат, и что для них было важно. В такие моменты на душе царила серая тоска, сжимающая своими лапами сердце, но затем Сангрия сбрасывала наваждение и возвращалась обратно, зная, что у неё другая роль.       Несмотря на усталость после дороги, она так и не смогла сомкнуть глаз в этой душной комнатушке, и наутро Сангрия чувствовала себя разбитой, но уже полностью готовой к возвращению обратно в Антиву.