Очерки Подземья

      — Вот это тварь, — присвистнул двергар, заставив Хальсина дернуться от неожиданности — до чего тихо он подошел… — Где взяли?       Ответом ему было только беспокойное стрекотание. Здесь, неподалеку от озера, Медвесычик соорудил себе небольшое гнездо, натаскав тряпок и трута из башни и близлежащих окрестностей. Тут же были сложены скудные запасы пойманной добычи — точнее, ее подгнивающие или обглоданные останки. Детеныш пускал в свое логово только избранных.       И новоприбывший гость явно не входил в их число.       — Ух ты ж, — усмехнулся двергар, заметив, как хищно блеснули птичьи глаза, а перья на холке встали дыбом. — Грозный. И невоспитанный. Не боитесь, что кинется?       Хальсин бросил в миску последний кусок мяса из плетеной корзины и обернулся. Медвесычика взаправду пора было обучать: малыш рос день ото дня и уже был им с Реттом едва не по пояс. Подобно любому созданию Сильвануса, он следует своему пути, а путь медвесыча — сила, жестокость и свирепость. Только твердая рука и гибкий ум способны направить его по иной тропе — однако об этом судить не приблудному чужаку.       Тем более, столь ненадежному и наглому.       — Ай! Забыл, господин, — двергар цыкнул языком. — Вы ж не говорите по-нашенски.       Хальсин молча смотрел на него, и взгляд его был тяжел, а лицо жесткое, как камень. Правила для этой игры выдумал Ретт в ночь, когда дюжина подземных дварфов заявилась в их башню с мечами и булавами наперевес. «Ты — друид теней, — сообщил атаман с плутовской усмешкой, набрасывая ему на плечи подбитый мехом плащ, а себе пристегивая к ремню золоченые ножны. — Посланник Теневого круга. Идешь в Лунные башни, чтобы засвидетельствовать почтение новому могущественному культу — а заодно выяснить, что он из себя представляет и какие блага твой народ может с него поиметь. Мы тебя толком не знаем. Ты нас — тоже. Молчи много, говори мало. Знаешь сильван? Я тоже. Будем переговариваться на нем». Вот ведь актер! До чего ловко сообразил.       И, как всегда, выступил продумано и превосходно. Атаман сердечно встретил «дорогих гостей», усадил за импровизированный стол, налил вина и дал отведать кое-что из запасов; причем, зная традиции и нравы подземных народов, принялся за трапезу первым, дав понять, что в яствах нет никакой отравы. Своих спутников он представил скупо, но ярко: ни одного хоть сколько-нибудь порядочного создания — сплошь мерзавцы и проходимцы. Польщенные таким обхождением, двергары охотно пошли навстречу, видно, чувствуя себя акулами в косяке хищных рыб.       «По какому поводу вышли на прогулку, друзья? — поинтересовался бывший охотник за головами, сиречь их дражайший атаман. — Ищете что?»       «Сбежавших рабов, — скривился главарь двергаров, чье имя Хальсин не запомнил. — Эта падаль стащила кой-чего из нашего барыша. А еще у Сержанта сапоги сперла. Вот и решено было двух птиц одним камнем — и скот в стойло, и барахло в сейф».       «Умно, — похвалил Ретт, подливая ему вина. — Сколько рабов?»       «В деревне-то? С полсотни наберется, — хлебнув от души, заявил главарь. — Остальных мы уж пришили или свезли, куда следует. Те, что убегли, ошиваются у двуногих грибов. Дхурское дерьмо…»       Так, слово за слово, выяснилось, что к северо-западу от башни, за широкой скальной грядой, расположена крупная колония миконидов. Судя по всему, их старейшина осмелился приютить беженцев из пары-тройки поселений, стоявших неподалеку от озера. За что горько поплатился — «уж мы им корешки-то пообрубали!» Хальсин возблагодарил атамана за выдуманную роль мрачного слушателя — хвастливые речи двергарских душегубов вызывали в нем с трудом сдерживаемую злость.       «Эти существа, кто угодно, но не союзники, — пользуясь сильваном, произнес Хальсин, сурово хмурясь. — Мы должны вмешаться, Ретт».       «В свое время», — пообещал атаман.       И обратился к темнокожим чудовищам с очередным вопросом. Далеко ли до Гримфорджа? О, совсем нет! Всего-то несколько часов по воде — и на месте! Много ли собралось там братьев по вере? Увы, не слишком. Их здесь числом ровно двадцать четыре («двойная удача!»), и это больше трети от всех тамошних обитателей, включая слуг, рабов, торговцев и мастеров. Половина, к тому же, поклонников истинной веры не ставит ни в грош; им подавай одно золото да почести. Зачем же связываться с этим отребьем? Места неспокойные, сэа, лишней помощью не след брезговать.       «Разумеется! — воскликнул Астарион, любимый мастер крови и кровавых искусств одного знаменитого вампира-дроу из Мензоберранзана. — Пока дражайшие «помощники» не воткнут кинжал вам в спину!»       «Не порите банальщину, мастер, — ухмыльнулся Ретт, поигрывая вином в кубке. — Свет Абсолюта достигнет всех, как и нас. И скорее рано, чем поздно. Чем могу быть полезен, дорогие братья?».       Нужно узнать, что это за рабы, сказал Ретт уже после, когда решил сопроводить большую часть отряда двергаров к колонии. Может, они такие же, как эта шваль. А то — еще хуже. И вот снова вынужденное расставание, снова поход, в коем Хальсину не нашлось места. «Для тебя тоже есть работенка, — негромко сообщил Ретт, когда он поделился своей печалью. Они стояли у длинного окна на верхнем этаже башни так близко друг к другу, что чужое дыхание касалось кожи, а всякий шепот был слышен так же хорошо, как крик. — Несколько темнозадых останется здесь. Разберись с ними. Так, чтобы никто ничего не заподозрил. Сумеешь?»       Великий Сильванус, Ретт! Ты никак жаждешь испытать мою стойкость! Эта работенка не из легких… «И даже не из желудка». Треснув посмеивающегося парня по макушке, Хальсин расцеловал его щеки и истово пожелал ему вернуться живым и невредимым. А что до двергаров… он что-нибудь выдумает. «В твоем распоряжении будут лучшие умы досточтимой ганзы», — добавил Ретт с кривой ухмылкой. Имелись в виду Гейл и, нежданно, Уилл, «повелитель маневров и стратегий». С натяжкой присовокуплялась Шэдоухарт, еще не до конца оправившаяся после спор. Всех прочих Ретт брал с собой (бледный эльф едва не светился, когда он назвал его имя). Атаман предложил гостям переночевать, а наутро двинулся в путь, и вот уже два дня о нем ни слуху, ни духу. Волнение неприятно грызло внутри. Кто знает, чем обернулся их поход, что стало с их миссией… Со своей Хальсин, надо сказать, справлялся не лучшим образом.       Благо, был он в этом не одинок.       — Кажется, яд подействовал, — шепнул Гейл, когда им удалось выгадать момент, чтобы остаться наедине. — Один из них спит очень долго, почти до обеда. Я думаю, это потому…       — Вчера он тоже спал долго, — безжалостно перебила Шэдоухарт. — И позавчера. И в день, когда прибыл отряд. Они все долго спят. Обжоры и лентяи.       Местом короткой встречи был назначен подвал, в который каждый из них ступил с большой осторожностью и поочередно аж с самой крыши. Тут же с ними был Шкряб и медвесыч — боязно было оставлять их наедине с гостями. Пес помогал младшему собрату вычесывать блох из подшерстка.       — В Подземье не так-то просто найти время для полноценного отдыха, — как мог сдержанно объяснил Хальсин. — Местные хватаются за любой шанс.       — Учитесь. Два дня прошло, а дело не сдвинулось ни на дюйм, — сухо бросила Шэдоухарт. — Сколько еще эти неуклюжие бестолочи будут подъедать наши запасы?       «И бросать на меня сальные взгляды», — не сказала она. Увы, ни покровительство Шар, ни холодный гнев Гейла не спасали жрицу от соленых шуточек и настойчивых ухаживаний, и видно было, что ее это выводит из себя.       — Мы могли бы перерезать им горло во сне, — неожиданно предложил Уилл. Неожиданно для Хальсина — воистину, наступили ужасные времена, раз Клинок Фронтира предлагает подобные вещи! — Если бы вы их как следует усыпили…       — Я пыталась, — огрызнулась Шэдоухарт, тряхнув косой. — Много раз. Но снотворное не действует. Заклинания тоже.       — Должно быть, это следствие перманентного употребления противоядий, — почесывая бороду, пробормотал Гейл. — В книге мастера… — жрица бросила на него взгляд обозленной кошки, и он осекся. — В одной из книг, описывающих быт и нравы подземцев, я прочитал, что они пьют их, как мы утренний чай. Особенно, если часто покидают пределы своих городов. Двергары, к тому же, от природы лучше переносят воздействие токсичных соединений и дурманящих трав. Да, их можно отравить, в отличие от эльфов, — он подмигнул девушке, — однако сделать это не так просто. Нужен по-настоящему сильный яд. У нас есть что-нибудь на примете?       — Есть, — с тонкой улыбкой произнесла Шэдоухарт, убрав прядь ему за ухо. — Три фута крепкой стали. Не так ли, Уилл?       — Яд, может быть, и силен, — со слабой улыбкой заметил колдун, коснувшись рукояти рапиры. — А вот отравитель — не слишком.       — Этот акт должен напоминать собою несчастный случай, — напомнил Хальсин, растирая гудящие виски. — Незнамо зачем, однако…       — А что если микониды будут хуже двергаров? — пропела Шэдоухарт с нежнейшей улыбочкой. — Что если двергары предадут, и придется отступать? Ретт рассудил верно – в нашем лагере этот сброд не нужен.       — Это не ответ на вопрос, — прохладно заметил Хальсин.       «И не тот тон, который я ожидал услышать, овечка». Уж не после того, как столько раз заступался за нее перед беспутными нахалами — отчего-то единственно он внушал мужланам тревогу.       — Сброд как раз может пригодиться, — устало поправил Гейл. — Но их слишком много. Двадцать четыре вооруженных до зубов головореза! Одно неверное слово — и мы в… очень тяжелом положении. Не удивлен, что Ретт хочет избавиться хотя бы от небольшой части. Пускай и весьма… мерзким способом.       — Мой ты милый, — проворковала Шэдоухарт, погладив его по голове. — Считаешь мерзким избавиться от мужиков, которые не дают прохода твоей драгоценной девочке?       — Я этого не говорил, — враз покраснев, пробормотал Гейл.       Как же тогда быть? Утопить? «Все вместе решили искупаться — и у всех вместе свело ноги, — проблеяла жрица с нежным смешком. — Так часто бывает, разве нет?..» Но что же тогда? Лианы? «Почему не попались мы?» Нападение зверей? Все о том же — отчего мы остались живы… Была бы возможность призвать могущественное планарное существо, вроде элементаля, однако нет ни свитков, ни сил (у него), а из возможных призываемых тварей — только мелкий и беспомощный — хоть и крайне бойкий — квазит. Коего забрал с собой атаман.       — Хм, — вдруг протянул Гейл, и глаза его заблестели. — А это идея, старик! Могущественное существо. Необыкновенное существо. Существо, которое никто не ожидает здесь встретить. Даже мы.       Великий Сильванус. Ну конечно!.. О, Отец-дуб. Нет.

***

      Претворять план в жизнь решили уже на следующее утро, и главенствующую роль в нем заняла жрица Шар. Именно она должна была заманить двергаров наверх под надуманным предлогом. Там, помимо совершенно недружелюбно настроенных стражей, их ожидал бы волшебник с Хальсином. Колдун сторожил главные выходы из башни, чтобы никто из «гостей» не смог ускользнуть. И все вроде бы шло, как положено. Слышно было, как Шэдоухарт разливается нежной пичужкой, как дрожит ее голосок, когда она повествует о «жутких звуках», что она слышит каждую ночь и которые, похоже, раздаются с самой вершины . Кто знает, что там? Быть может, что-то опасное. А, быть может…       Честно говоря, ее речи были приглушены, и весь перечень наград, что Миледи посулила двергарам, различить было трудно. Да это было не особо-то важно — важно, что успех достигнут: Хальсин слышал, как, шипя, работает лифт, поднимая новоприбывших. Перехватив посох и помолившись Отцу-дубу, он встал наизготовку — как вдруг волшебник, стоявший близ него, грубо дернул его за рукав.       — Не все, — прошипел Гейл со злой досадой. — Не все!       Сильванус, он прав! С вершины башни Хальсин разглядел парочку дварфов, прохаживающихся вдоль черты прилива. «Что ж. Так тому и быть». Нельзя упускать столь удобный шанс!       — Позже, — коротко бросил Хальсин.       Поджав губы, волшебник кивнул — и как раз вовремя: с шипением, в окружении серебристого сияния, на крышу поднялась пятерка двергаров. Шэдоухарт стояла за их спинами, прямая, хорошо скрывающая волнение.       — Дык, красавица, — произнес один из двергаров, оправляя густые усы. — Давай-ка посмотрим. Что тут тебя так…       — «Что это? Звук шагов иль шип змеиный? / Быть может, это подлый мерзкий враг?»       — Друхово дерьмо! — выпучив глаза, возопил двергар. — Эт, что еще за?!..       Договорить ему было не суждено: ведь произнес он совершенно не те слова. Сверкнули молнии, и в воздухе запахло грозой и горячим металлом. Автоматоны выпрямились, заскрежетали, засверкали, а самый первый из них, тот, которого Ретт столь охотно и тепло обнимал, внезапно стал в половину выше, и из сочленений его вырвался целый столп молний. Глаза его запылали синим пламенем.       — Шелковые косы Мистры, — в благоговейном ужасе прошептал Гейл и громко крикнул: — Шедди, скорее сюда!       Девица послушалась и весьма охотно. Туманным шагом она во мгновение переместилась к ним, и волшебник накрыл их легким защитным куполом. Дело было за малым — пережить жуткую бойню, разразившуюся на вершине магической башни. Чей исход, надо сказать, в какой-то момент стал совершенно неочевиден. Несмотря на то, что их застали врасплох, двергары сражались яростно, используя в бою не только боевое, но и магическое искусство. Множество раз Хальсин и Шэдоухарт вынужденно разбивали их иллюзии и покрывала невидимости, бессчетное число раз Гейл закрывался щитом от их ударов и заклинаний. «Друховы выродки! — орали подземные дварфы, бросаясь на них в бесконтрольном бешенстве. — Подсолнечные крысы!» Ни один не просил помощи, ни один не молил о пощаде.       Воистину, сгинули они в бою, как полагает подземным воинам.       — «Что это? Звук шагов иль шип змеиный? — вновь затянул главный автоматон, когда последний из дварфов рухнул на землю, содрогающийся и обожженный. — Быть может, это подлый мерзкий враг?»       — Нет, Бернард, — с широкой улыбкой произнес Гейл, поднеся к его пустому металлическому лицу ладонь с магическим кольцом. — Это мы. Всего лишь мы.       — Гейл, — выпалил Хальсин ошарашенно — как из-за битвы, так и из-за волшебничей беспечности.       — О, прошу тебя, — отмахнулся Гейл. — Он меня уже знает. Не так ли, Бернард? Ох, что за чудесное создание!       Непонятно, то ли по одному лишь голосу, то ли по серебристому блеску на золотом ободке, но Бернард взаправду понял, что перед ним друзья. «Оглядев» их своим нечеловечьим взором, автоматон вдруг произнес:       — Истощены вы долгим боем, вам отдыхать положено сейчас. Ступайте же, покуда не свалились с ног. Мой взор укроет ваш покой защитной пеленой.       — О, мой милый джентльмен, — проворковала Шедди, и одарила его улыбкой много искреннее и нежнее обычной. — И правда просто чудо!       — «Не бойся, девочка. Что сделать для тебя? Скажи, быть может, мне тебя обнять?»       — Э-э, не думаю, что это хорошая идея, — выпалил Гейл, притянув подругу к себе за талию. — По крайней мере, сейчас, когда ты весь такой… горячий.       — Я не против чего-нибудь горячего, — ухмыльнулась Шэдоухарт — и устало вздохнула, вытирая пот с лица. — Сразу после чего-нибудь холодного. Слава леди Шар, мы избавились от этих…       И вдруг она осеклась, скривившись. Лицо исказилось и у волшебника, а Хальсин почувствовал острую боль в висках, от какой волосы на затылке встали дыбом, а зверь внутри зарычал. Что стряслось? Что на этот раз?..       — Ублюдок! — нежданно свирепо выпалила шаритка, и глаза ее гневно засверкали. — Сволочь, тварь!       — Срочно вниз, — процедил Гейл, задыхаясь — его лик тоже потемнел. — У них Шкряб. Скорей!       Великий Сильванус! Все оказалось именно так, как сказал маг. Они стояли близ турелей во дворе башни, притаившись за каменными выступами. Уилл был на лестнице, у входа, отчаянно хмуря брови и высоко подняв руки. На лбу его крупными каплями выступил пот, а взгляд был темен и затравлен.       — Я не успел, — покаянно прошептал юноша. — Они нашли его первыми.       Гнев горячим кольцом сдавил грудь. В отличие от двергаров, Шкряба было видно хорошо: беднягу связали по лапам и хвосту и поставили так, чтобы на него падал свет. Грубая широкая ладонь крепко обхватила его морду.       — Одно движение, — крикнул дварф — тот, что прятался за каменным выступом. — Одно движение — и кряк! Шейка треснет, как скорлупка.       — Чего вы хотите? — холодно спросил Гейл, выйдя вперед.       — А чего вы хотели, а? — выпалил тот, что держал Шкряба, и сплюнул. — Друховы ублюдки, все ж нормально было! Нормально! Че взбеленились-то? Че началось-то?       — Идиоты, Метт, — презрительно отозвался тот, что прятался. — Не бери в голову. Говори, чего нам надо.       — Нам надо наши вещи, — бухнул Метт и как следует тряхнул Шкряба, силящегося вырваться из пут. — И наше оружие. И чтоб вы нас отпустили. Живыми. Ясно?       — И все это за жизнь какой-то псины? — тонко улыбнулась Шэдоухарт, приподняв бровь. — Пф, тоже мне.       — А че ты хочешь, принцесса? — буркнул тот, что прятался — и, судя по тону, осклабился. — Хошь, отлижу тебе, а? Не хуже этой вот псины. Хошь?       — Довольно, — произнес Гейл ледяным тоном.       Бросил на Хальсина вопросительный взгляд, вызвав в нем прилив невероятной усталости — и горькой вины. «Прости меня, Ретт. В какой уже раз я подвожу тебя». Однако делать было нечего. Атаман, окажись на его месте, сам поступил бы так же.       Хальсин мрачно кивнул, и волшебник произнес, громко и четко:       — Уилл! Принеси все, что они попросят.       — Там были булавы, — выпалил Метт, стиснув Шкряба так, что он заскулил. — И мечи всякие. И мешок с припасами.       — У вас не было припасов, — процедила Шэдоухарт, вся красная, как спелое яблоко.       — Че ты там блеешь, овечка? — крикнул тот, что прятался. — Не нужна, говоришь, псинка? Так мы ее быстро сейчас, а, Метт? Быстро…       На этих словах Метт так повернул Шкрябу голову, что тот завизжал. О, Отец-дуб! С тем же успехом он мог воткнуть кинжал ему в сердце.       — Позорище, — с тихой злостью произнес Гейл, и пальцы его слегка подрагивали. — Издеваться над беззащитным созданием.       — Добро пожаловать в Подземье, подсолнечник! — расхохотался тот, что прятался. — Мы тут не жалеем. Мы тут глотки рвем. Эй, Метт, а ну-ка дерни его покрепче. Пускай повизжит.       Очередное грубое движение, очередной пронзительный скулеж. Зверь внутри выл и метался, жаждая вырваться на свободу.       — Вы обещали, что не тронете его! — вскричал Уилл, весь трепеща. — Вы обещали!..       — А че мы? Мы так, — ухмыльнулся Метт, выворачивая Шкрябу лапу, — шуткуем. Ты ж живой, пес? Живой, да? Ну-к, давай-ка еще…       Однако голос его перекрыл резкий крик, а за ним густой поток отборной брани — вместе с пронзительным гневным стрекотанием.

***

      — Проклятущая курица! Метт! Метт, мать твою, огнем! Огнем ее, огнем!..       Нет! Вы не посмеете! Я не позволю! Зверь бросил его на землю, а воздух над ним запылал от выпущенных заклинаний. Пустое — тут хватит пасти и когтей! Рванув вперед, он врезался в опешившего двергара и повалил навзничь. Хруст костей, чавканье плоти, и кровь брызнула ему на морду горячей струей. Когда он закончил, на месте головы подземного дварфа осталось одно лишь месиво. Оглядевшись в поисках второго, он увидел, как медвесычик бодро потрошит его внутренности.       — Злой! Больно! Шкряб! — яростно клекотал детеныш; фырча и сверча, он разодрал путы пса клювом и уставился на труп побежденного врага блестящими глазами. — Голодный. Мясо. Еда.       — Питайся, дитя, — лизнув его в мордочку, произнес Хальсин. — Добыча твоя. Заслужено.       К тому моменту, как колдун, волшебник и шаритка спустились к ним, медвесычик вовсю выедал двергарские кишки.       — Ну, — чуть скривившись, пробормотал Гейл, — хотя бы не надо придумывать, что дать ему на ужин.       — Шкряб, малыш, — взволнованно лепетала Шэдоухарт, оглядывая пса с кончика носа до кончика хвоста. — Мальчик, как ты? Что болит? Говори скорее, мама все-все вылечит…       Хальсин только подивился подобной ласковости. Воистину, в тихом омуте таится множество подводных камней — и далеко не все из них острые, как заточенное лезвие. Благо, Шкряб не пострадал сильно — много сильнее он испугался и, храни их Сильванус, огорчился. «Я дал себя поймать, — удрученно проговорил он после, лежа на любящих коленях у разожженного костерка. — Я вас подвел. Я вас расстроил. Мне очень жаль». Услышав такое, шаритка тут же принялась одаривать его такими нежностями, от которых сердце охватило разом тепло и смущение. Не так уж девица черства, как хочет показаться — и как думалось ему. Немудрено, что Ретт так к ней привязан. Мудрость его прозревает всякую фальшь; у Хальсина сей дар, видимо, отобрали время и опыт. И, быть может, усталость, верный спутник преклонных лет.       — Буду честен, — произнес Гейл, когда шаритка со Шкрябом уже отправилась спать, и они втроем с Уиллом вышли проверить лежащие во дворе трупы, — я понятия не имею, что с ними произошло.       — Очевидно, их сожрал какой-то дикий зверь, — просто произнес Клинок Фронтира, и не дрогнул у него в этот миг ни мускул, ни голос. — Дело было глубокой ночью, когда все спали. Кто знает, зачем они выбрались наружу. Трупы больше не скажут ничего.       — И разговорить их не выйдет, — с мрачным удовлетворением кивнул Хальсин. — Больно серьезны раны, в особенности на горле.       — Что ж, — Гейл стряхнул с рук невидную никому грязь. — Дело сделано, господа. Хорошая работа, коллега.       Это уже было обращено к отдыхающему неподалеку медвесычу; детеныш сытно отрыгнул и довольно ухнул. Ночь прошла тихо и мирно. Дежурили поочередно, и под конец ему даже удалось урвать пару мгновений доброго сна — чтобы наутро окунуться в него как есть, наяву. Ведь утром, едва хронометр показал, что на поверхности забрезжил рассвет, на горизонте — наконец-то! — показались знакомые лица. «Ретт! — прогремел Хальсин из окна верхнего этажа, стоило ему заметить, как они — только они! Никаких прокаженных дварфов! — крадутся по двору меж камней, старательно держась в тени. — Заходи! Никого!»       Отряд мигом прибавил ходу.       — Я уж думал, у нас джин завелся, — расхохотался Ретт после, сграбастав его в объятия. На лице его Хальсин приметил свежие подпалины, царапины и ссадины. — Какой голос у тебя, старик! Бог грома!       — Льстец мой драгоценный, — прошептал Хальсин — и отстранился, заметив, что в комнате с ними были далеко не только члены ганзы. — Вижу, господин, вы привели гостей.       — О да, — улыбнулся Ретт и, посторонившись, дал дорогу новоприбывшим. Проговорил вполголоса: — Помолимся, чтобы они были куда дружелюбней, чем наши прошлые постояльцы…       — Мой дорогой мальчик, нет ли у вас чего горячего? Нижайше простите старика, после долгого перехода он совсем расклеился.       — Что вы, мастер Блорг, что вы! Проходите, присаживайтесь. Гейл! Где ты там есть? А ну-ка быстро организуй уважаемому доктору чего горячительного. Не хватало еще ударить в грязь лицом перед блистательным членом уважаемого Сообщества…