Одинокая звезда

***

Я проваливался в пустоту, и эта пустота казалась бесконечной. Кей не уходил. Даже сейчас, когда я лежал в полумраке комнаты, не двигаясь, не думая, не чувствуя ничего, кроме этой огромной черной дыры внутри. Он оставался рядом. Он позаботился обо мне. Умыл, переодел, обработал все раны и вновь завернул в свежее одеяла на мягких простынях. Его тепло всегда было где-то близко: иногда у изголовья, иногда рядом со мной. Как и сейчас, когда он сидел на краю кровати, одной рукой лениво скользя по моему плечу. Его прикосновения были настолько лёгкими, что я едва их замечал, но этого хватало, чтобы напомнить: я не совсем один. Я лежал на боку, неподвижный, как камень. Глаза, опухшие от слёз, смотрели в пустоту перед собой. Плед укутывал меня с головы до ног, словно кокон, в котором я пытался спрятаться от реальности. Снаружи где-то шуршал ветер, но даже этот звук был для меня далёким, чужим. Я не слышал ничего, кроме тягучей тишины, которая эхом раздавалась у меня в голове. Кей осторожно лёг рядом. Я ощутил, как матрас промялся под его весом. Он не стал навязываться, не пытался говорить или трогать больше, чем было нужно. Лишь накрыл меня рукой, осторожно прижимая к себе, так мягко, что это скорее напоминало тёплый ветер, чем прикосновение. Я сжался под его рукой, пытаясь найти хоть какое-то спасение в этом тепле. Но внутри меня всё ещё зияла пустота. Она, как чудовище, пожирала всё, что было раньше. Я отвернулся, уткнувшись лицом в подушку, и снова замер. Так проходили дни. Я не вставал с кровати. Лежал, погружённый в вязкое оцепенение, в котором не было ни боли, ни утешения. Кей был рядом, но я почти не замечал его. Он приносил мне еду, ставил её на прикроватный столик, иногда говорил что-то тихое, но не настаивал. Я почти не ел. Не мог. Он это понимал. Никогда не укорял, не заставлял. Только изредка садился рядом, молча убирая мои волосы с лица, или укрывал меня плотнее, когда я начинал дрожать. Иногда я ловил себя на мысли, что его присутствие — единственное, что держит меня здесь, в этой комнате, в этом теле. Но пустота не отступала. Она была огромной, тягучей, и с каждым днём, казалось, становилась всё больше. — Кей, — однажды тихо позвал я, не поворачиваясь к нему. — Да? Его голос звучал так мягко, что я почувствовал, как что-то внутри сжимается. — Когда это закончится? Он не ответил сразу. Лишь осторожно провёл пальцами по моей руке, словно раздумывая, как сказать. — Когда ты будешь готов. Я закрыл глаза. — Я не готов. И не буду. Он вздохнул, а затем притянул меня ближе. Я чувствовал его тепло за своей спиной, его медленное, размеренное дыхание. — Я подожду, — тихо сказал он. Я сжал глаза крепче. Хотелось плакать, но слёз больше не осталось.

***

Я лежал рядом с Кеем, уткнувшись в его плечо, чувствуя неровное биение своего сердца. Его тепло обволакивало меня, будто стараясь согреть мою бесконечно холодную душу. Но внутри была только пустота, глухая и бездонная. Воспоминания о Юнги были как заноза — маленькая, но болезненная, засевшая где-то глубоко внутри. Я вспоминал, как он обнимал меня, его тонкие руки, такие теплые, такие крепкие, которые всегда могли утешить. Его пушистые белые волосы, которые я иногда шутя называл облачком, и которые так приятно было трепать, выслушивая его ворчание. Его глаза... Эти удивительные, кошачьи, тёплые, с нежностью и мягкостью, которые, казалось, были предназначены только для меня. Его губы, чуть припухлые. Я так был счастлив видеть, как они растягиваются в той широкой десневой улыбке, которая могла осветить целую комнату. Я даже скучал по его носу-кнопке, который так нелепо краснел на морозе, заставляя его хмуриться и прикрывать лицо шарфом. Каждое воспоминание о нём причиняло боль, но я не мог от них избавиться. Я не хотел от них избавляться. Слабый, едва слышный шёпот сорвался с моих губ: — Кей... Он чуть повернул голову, его взгляд — мягкий, проникающий — остановился на мне. — Что меня ждёт после смерти? Он молчал несколько секунд, словно обдумывал, как ответить. Наконец, его голос, такой же тихий, как мой, раздался в тишине комнаты: — Новая жизнь. Я с трудом поднял взгляд, вцепившись в его слова. — Как это будет? Кей медленно перевёл руку, чуть сжав мои пальцы, и его голос стал ещё мягче: — Душа никогда не умирает, Чонгук. Она просто покидает тело, которое уже отжило свой срок, и переселяется в новое. Вот и всё. Я хрипло вдохнул. — Но... — Я сделал паузу, чувствуя, как пересохшее горло затрудняет речь. — Все воспоминания уходят, так ведь? Значит, это уже другой человек. Кей посмотрел на меня так внимательно, что я почувствовал, будто он видит меня насквозь. — Нет, это не так, — произнёс он, его голос напоминал шелест осенних листьев. — Душа помнит всё. Я нахмурился, глядя на него. — Но ведь мы ничего не помним о прошлом. Он чуть переместился, прижав свою ладонь с острыми когтями к моей груди. Его голос стал ещё ниже, почти шёпотом, но каждая его интонация врезалась в меня, как нож: — Душа хранит каждое мгновение, каждую встречу, каждую боль и радость. Всё это отпечатано в ней, Чонгук. Когда она вселяется в новое тело, оно может не помнить своего прошлого. Но душа помнит. Его слова эхом разносились в моей голове. — Всё прошлое, каждая встреченная душа, каждая связь — друзья, семья, родные. Они всегда здесь, — продолжал он, чуть надавив ладонью, словно напоминая, где «здесь». Я молча поднял руку и положил её поверх его когтистой ладони. Осторожно, нежно провёл пальцами по твёрдой, чешуйчатой коже, будто стараясь понять её. — А Юнги? — мой голос дрожал, словно я боялся услышать ответ. — Он... тоже? Я не закончил, но Кей понял. Он кивнул, его взгляд стал тёплым, почти ласковым. — Да, Чонгук. Он тоже. Я закрыл глаза, не в силах выдержать этот взгляд. — Он снова родится. Может быть, просто человеком. А может, снова барсом. Он встретит новых людей, новых друзей, может быть, создаст семью. У него будут дети, новая жизнь. Я почувствовал, как его когти осторожно поглаживают мою ладонь, прежде чем он добавил: — Но он будет помнить. Не осознанно. Как лёгкая дымка, как редкие дежавю. Но он будет помнить. Он не забудет тебя. Моё горло сжалось, и я всхлипнул, чувствуя, как слёзы вновь обжигают щеки. Я наклонился ближе к нему, уткнувшись лбом в его грудь, и его руки тут же обняли меня, крепко прижимая к себе. Я плакал. Тихо, отчаянно, выпуская боль и тоску наружу. Кей ничего не говорил, просто гладил меня по волосам, позволяя вылить всё, что скапливалось внутри.

***

Я очнулся, чувствуя странную лёгкость, словно всё, что случилось, было лишь сном. Я с трудом поднялся, сначала чувствуя лёгкое головокружение. Я пошлёпал босыми ногами по полу, покидая комнату. Кей где-то был, я это знал, и мне хотелось его найти. Дом был тихим, только мои шаги нарушали тишину. Комната сказок встретила меня звуков воды от водопадов, тихим ту-ту от поездов мчащихся кудато вглубь этого мира, разбавленного мягким шуршанием где-то вглубине комнаты. Я замер у порога, давая глазам привыкнуть к приглушённому освещению от мерцающих звезд и множества огоньков маленьких домиков и миниатюрных уличных ламп, даже светлячки сияли на полянке. Я прошёл вглубь, перешагивая через рельсы и проходя под каменной аркой, вдоль этого мира. На полу перед одним из макетов сидел Кей. Когтистые пальцы двигались плавно, из-под них медленно возникали новые детали. Его хвост, длинный и мощный, лениво лежал на полу, слегка подрагивая на конце. Золотые глаза горели мягким светом, сосредоточенно следя за каждым движением его руки. Я сделал несколько шагов вперёд, босые ноги касались прохладного дерева пола. Я подошёл ближе и сел рядом с ним на корточки, чувствуя лёгкое покалывание любопытства. На макете перед ним был виден крохотный ландшафт: горы, деревья, и маленькая фигурка в центре. Но он кажется работал вовсе не над ним, а над крохотной фигуркой в руках. Кей заметил меня, его голова плавно повернулась, и на лице появилась мягкая улыбка. — Как ты? — спросил он, его голос звучал спокойно, но в нём читалась осторожная забота. — В порядке, — тихо ответил я. Я не удержался и потянулся к нему. Кей не отстранился, наоборот, встретил движение с тихой уверенностью. Наши губы мягко соприкоснулись, и я почувствовал тепло. Его нос коснулся моей щеки, лёгкий жест, полный нежности, который заставил меня чуть задержать дыхание. Когда мы отстранились, я посмотрел на макет. — Что ты делаешь? — прошептал я, кивая на его творение. Кей опустил взгляд на крошечную фигурку. — Удивительное существо, — тихо произнёс он. — Я давно не встречал таких. Его голос звучал так, будто он обращался не ко мне, а к тому, что было внутри его головы. Я не мог не спросить: — Кто это? Кей чуть подался вперёд, его поза оставалась расслабленной, но в ней читалась глубокая сосредоточенность. — Самый преданный человек, которого я встречал за последние века, — ответил он. Я молчал, слушая. — Он был беден, но его душа... Она была ценнее многих других. Кей посмотрел на фигурку в своих когтистых пальцах, будто вспоминая её прототип. — Он был верен всему, во что верил: своим идеалам, тем, кого любил. Я не заметил, как сам оказался ближе к нему, поддавшись магии его слов. Кей перевёл взгляд на меня, и его глаза горели странным светом. — Таких, как он, рождается очень мало. Он протянул ко мне когтистую руку, и я, протянул свою ладонь. Кей аккуратно положил в неё что-то маленькое и холодное. Я опустил взгляд и задержал дыхание. На моей ладони лежала фигурка снежного барса. Изящная, идеальной формы, с мельчайшими деталями: шерсть, лапы, хвост, всё выглядело настолько живым, что мне показалось, будто фигурка вот-вот вздохнёт. Барс смотрел в пустоту, его поза была гордой, но с нотками грусти. Моё сердце замерло, пока я вглядывался в это чудо. Кей молчал, но его взгляд говорил больше, чем любые слова. Я осторожно взял фигурку, её холодная поверхность была удивительно гладкой и приятной на ощупь. Детали настолько изысканны, что я побоялся дышать слишком сильно, чтобы не нарушить магию этой работы. Мои пальцы мягко скользнули по загривку снежного барса, ощущая каждую линию. — Юнги... — вырвалось у меня шёпотом, будто это имя оживляло маленькое создание у меня в руках. Сжав фигурку чуть крепче, я прижал её к груди, словно она могла согреть меня изнутри. Тёплое чувство захлестнуло меня, но вместе с ним пришла щемящая боль. — Найди для него место, — услышал я голос Кея, тихий, но проникновенный. Он говорил так, будто барс был не просто фигуркой, а кем-то живым, кому действительно нужен дом. — Там, где ему понравится быть, — добавил Кей, его взгляд оставался спокойным, но в нём читалась мягкость. Я вытер лицо предплечьем, смазав остатки слёз, и оглянулся. Вокруг открывался целый мир, почти бесконечный. Макеты и фигуры, миниатюрные города и ландшафты, каждый сантиметр комнаты был наполнен чем-то уникальным. Здесь не было видно ни стен, ни потолка, ни пола — всё сливалось в единый пейзаж, как будто я стоял внутри картины. — А куда можно? — спросил я, глядя на Кея. Моя голова кружилась от количества возможных мест, каждое казалось подходящим, но в то же время — нет. — Куда угодно, — спокойно ответил Кей. — Просто найди то место, где ему будет место. Его слова звучали просто, но я понимал, что выбор места был чем-то важным, почти сакральным. Я задумался, сжав губы. Домой? Нет. Он ненавидел свою квартиру, она была холодной, пустой, не подходила для чего-то столь ценного. В его студию? Нет, там нельзя оставлять ничего важного. Кто-нибудь обязательно потрогает или выкинет. Дом... мой дом. Я вздрогнул, лишь вспомнив о нём. Нет, туда я даже сам не зайду, слишком много воспоминаний. Может быть, на могилу? Но ведь там нет тела, и это будет неправильно. Значит, остаётся здесь. Дом Кея был странным, но он чувствовался безопасным, даже если я не до конца понимал его природу. Теперь важно было найти место, где понравилось бы Юнги-хену. Я поднялся, стараясь не сжимать слишком сильно маленького барса, и начал осторожно двигаться по комнате. Каждый шаг сопровождался шорохом дерева под босыми ногами, и тишина вокруг подчёркивала это. Кей шёл за мной, его массивная фигура двигалась бесшумно, словно тень. Я сканировал взглядом всё вокруг, но ничего не казалось достаточно хорошим. Юнги не любил толпу, он любил тишину, уединение. И вдруг я увидел это место. Угол комнаты напоминал обсерваторию: маленький купол с нарисованными звёздами, крошечный телескоп, направленный на макет ночное небо на всем потолке. Рядом находилась крошечная комната, в которой сидела фигурка музыканта. Я обернулся на Кея, и он мягко улыбнулся, кивнув в знак согласия. Это место было идеальным. Я аккуратно приблизился, чувствуя, как сердце колотится в груди. Протянув руки, я осторожно поставил снежного барса рядом с миниатюрным роялем. Барс смотрел в сторону музыканта, словно мог слышать звуки, которые тот создавал. — Хену это понравится, — прошептал я, ощущая лёгкую дрожь в руках. Рояль был его первой любовью. А с другим музыкантом ему будет не так одиноко. Может быть, здесь он найдёт покой. Я стоял перед маленькой фигуркой, которую только что бережно поставил на её место. Снежный барс выглядел таким спокойным, словно действительно прилёг отдохнуть рядом с роялем. Его поза, каждый изгиб тела, тонкие линии шерсти — всё казалось настолько живым, что я на миг задержал дыхание, боясь нарушить это хрупкое спокойствие. Рядом с барсом сидел музыкант, его руки были замерли на клавишах. Казалось, будто он действительно играет для моего хена, нежно и безмолвно, поднимая над этим странным, бесконечным миром музыку, которую я не мог услышать, но чувствовал всем телом. Я сделал ещё один шаг назад, боясь потревожить покой этой картины. — Ему должно понравиться, — низкий, тягучий голос Кея вырвал меня из мыслей. Он звучал так тихо, что почти сливался с этой внезапно такой важной тишиной. — Да... — мой голос дрогнул, и я прошептал, почти уверяя самого себя. — Понравится. Я уверен. Как он мог не полюбить это место? Я знал, что хену нужно было больше, чем просто место для отдыха, но мне хотелось думать, что здесь он будет в безопасности. Моё сердце сжалось, когда я снова перевёл взгляд на фигурку барса. Этот маленький кусочек искусства внезапно стал всем, что у меня осталось от моего хена. Я ощутил, как моё дыхание замедлилось, как будто каждая секунда в этом моменте становилась вечностью. Кей стоял рядом. Его огромная фигура с едва заметным движением хвоста выглядела мягко. Я знал, что он смотрит на меня, но не мог оторвать глаз от барса. — Хен... — прошептал я, и моё горло перехватило. Моё зрение затуманилось, и я почувствовал, как слёзы снова бегут по щекам. Я не вытер их, позволяя им течь свободно, как поток чувств, что наконец прорвался наружу. — Прости... — вырвалось у меня, и я сжал кулаки, глядя на этого снежного барса, как будто он мог услышать мои слова. — Прости, что не смог спасти тебя. Моя грудь сжалась так сильно, что казалось, я не могу дышать. Я хотел сказать многое. Хотел объяснить, как сильно я скучаю, как больно мне без него. Но слова застревали где-то глубоко внутри, и я мог только стоять, наблюдая за этой тихой, безмолвной сценой. Рояль... Я закрыл глаза, вспомнив, как он любил музыку, как его руки скользили по клавишам, создавая волшебство. Здесь он точно был бы счастлив. Я снова открыл глаза, чувствуя, как тяжесть моего прощания постепенно давит на плечи. Кей не сказал ничего больше, но его присутствие было... успокаивающим. Тишина между нами была почти святой, как обряд, который мы проводили вместе. И хотя слова Кея были простыми, его поддержка значила для меня всё в этот момент. Я смотрел на барса, и мне казалось, что он тоже смотрит на меня. Что бы я ни сделал, это не вернёт моего хена. Но это — мой способ сказать ему: я люблю тебя. Я никогда не забуду. И даже если мой голос дрожит, я знаю, что он поймёт. Мои губы дрогнули, и я прошептал в последний раз: — Прощай, хен... Эти слова повисли в воздухе, растворяясь в мягкой тишине комнаты. Моё тело казалось удивительно лёгким, как будто груз, который я носил столько времени, наконец начал исчезать. Я ещё раз посмотрел на фигурку барса, маленькую и одновременно величественную, и на рояль рядом с ним. Всё здесь выглядело завершённым, словно этот уголок всегда ждал именно их. Глубокий вдох наполнил лёгкие, и я почувствовал, как мои плечи расслабляются. — Это правильно, — сказал я себе, стараясь запомнить этот момент. Кей стоял рядом, молчаливый, как всегда. Я повернулся к нему, глядя в его глубокие, почти бесконечные глаза. — Спасибо, — выдохнул я. Кей чуть кивнул, принимая мою благодарность, но не произнёс ни слова. Я почувствовал, как слёзы, которые лились почти безостановочно, теперь иссякли. Осталась только тёплая, чуть горькая пустота. Не та, что разъедает, а та, что напоминает о том, что всё действительно было. И вдруг, вспоминая слова Кея о перерождении, и о новой жизни Юнги, я улыбнулся. — Он будет счастлив, правда? — спросил я, больше себя, чем его. Кей посмотрел на меня, и в его взгляде промелькнула тихая уверенность. — Он найдет свой путь, — спокойно ответил он, словно это было аксиомой. Я закрыл глаза, представляя, как Юнги снова живёт своей жизнью. Может быть, он опять станет музыкантом, создающим шедевры, а может, уйдёт в совершенно другую сторону. Я даже представил его с семьёй, в окружении детей, его лицо озаряет та редкая, искренняя улыбка, которую я так любил видеть. Эти образы грели душу, и я понял, что отпускаю его. — Думаешь, мы встретимся? — мой голос дрогнул, но не был полон прежней боли. Кей поднял голову, его черты оставались такими же спокойными и непроницаемыми, как всегда. — Когда-нибудь, — ответил он. Может быть, это будет другой мир, другие тела, другие жизни. Но души... души всегда находят путь. Я посмотрел на фигурку барса в последний раз и улыбнулся. — До встречи, хен.

***