Одинокая звезда

***

Я моргал, снова и снова, но ничего не менялось. Его мягкая, раненая грудь... моя рука, пронзившая её насквозь. Я не мог отвести взгляда. Сердце колотилось, а в ушах стоял глухой шум. — Хён... Это слово сорвалось с моих губ так тихо, что я сам едва его услышал. Оно прозвучало как мольба, как попытка вернуть время назад. Мои колени подогнулись, и я рухнул на землю, опустив руку, которую до этого крепко сжимал на его шее. Его тело тут же безвольно повисло. Юнги... Мой хён. Слёзы текли сами по себе, и я ничего не мог с этим поделать. Голос застрял в горле. Вся боль, весь ужас, всё то, что мне казалось невозможным, хлынуло на меня волной, но я просто сидел там, парализованный. — Нет... — мой голос был тихим, почти неразборчивым. Я повторял это снова и снова, как безумный. — Нет... Я не хотел смотреть. Но мои глаза, словно против воли, опускались. Я видел свою руку, погружённую в его грудь. Видел кровь, медленно стекавшую по пальцам. Моим пальцам. — Как... как... — едва слышно пробормотал я, не зная, кому задаю этот вопрос. Рука, казалось, не слушалась. Но я осторожно, дрожа, начал тянуть её обратно. Каждый миллиметр этого движения казался вечностью. Тепло крови обжигало кожу, пока я наконец не освободил свою руку. Она была вся в крови. Его крови. Юнги больше не двигался. Я смотрел на его неподвижное тело, мои слёзы сыпались вниз, оставляя тёплые капли на его мехе. Я не мог дышать. Не мог думать. — Нет, нет, нет... — шептал я, слова сливались в истеричный поток. Я боялся прикоснуться к нему, как будто могло случиться что-то ещё страшнее. Но мои пальцы всё-таки двинулись вперёд. Осторожно, словно это могло что-то изменить, я провёл по его мягкому, ещё тёплому меху. — Хён... пожалуйста... — я звал его, снова и снова, но ответа не было. Сквозь рыдания и хрипы я начал осознавать ужасную правду. Моё тело дрожало, зубы стучали. Я обхватил его окровавленное тело, прижимая к себе. Моя голова упала на его шею, нос уткнулся в тёплый мех, который скоро остынет. Я покачивался взад-вперёд, крича, вырывая этот крик из глубины себя. И тут я заметил это. Его белоснежный мех начал темнеть, обугливаться. Это началось с кончиков ушей, переходило на его лапы, хвост, всё тело. — Нет, нет, нет, НЕТ! — я закричал, вцепившись в него сильнее. Я не хотел отпускать. Я не хотел, чтобы он исчезал. Даже смерть не могла отобрать его у меня. Но это не помогло. Его тело рассыпалось прямо у меня в руках. Белый мех стал пеплом, который сквозь мои пальцы осыпался на землю. Я закричал. Раздирающе, пронзительно. Моё горло жгло от этого крика, но я не мог остановиться. — ХЁН! Я упал на землю, раздирая ногтями асфальт, кровавая пыль смешивалась с пеплом. Я пытался собрать его. Пытался вернуть хоть что-то. Хоть маленькую часть. Но пепел уносило ветром. — Юнги-хён... пожалуйста... нет... Мои рыдания раздирали меня изнутри. Боль была настолько сильной, что я не знал, смогу ли пережить этот миг. Я убил его. Боль прожигала грудь, и казалось, что я не смогу подняться. И тут я услышал тихий голос. — Чонгук... Я резко вскинул голову, сердце пропустило удар. — Хён? — я хрипло прошептал, цепляясь за надежду. Но это был не он. Передо мной стоял Тэхён. Его лицо было мокрым от слёз, он смотрел на меня с такой болью, что это только усилило мою. Я чувствовал, как его жалость пронзает меня насквозь. — Гук, — он произнёс тихо, осторожно, как будто боялся меня спугнуть. Его руки медленно поднялись, чтобы обнять меня. За ним стояли остальные. Сокджин, Хосок, Чимин — все они были такими же безутешными. Я видел, как их лица исказила боль утраты. Намджун стоял у стены, опустив голову. Я должен был почувствовать облегчение. Ведь они были живы. Они были здесь. Но вместо этого меня охватил дикий ужас. Когда я заметил, как рука Тэхёна протянулась ко мне, я закричал: — Не подходи! Я отпрыгнул назад, захлёбываясь рыданиями. — Не подходите! — крикнул я ещё громче, голос дрожал от паники. Я с ужасом смотрел на свои руки, будто они сами могли превратиться в оружие. Мои пальцы, кровь... — Я... я не могу... я могу... — я не закончил, не смог. Я отступал назад, не замечая ничего вокруг. Друзья пытались меня окликнуть, их голоса звучали приглушённо, как через толстую стену. — Чонгук! Подожди! — Гук, остановись! Но я уже не мог слышать их. Единственное, что звучало в моей голове, — это голос ужаса, требующий одного: беги. Я сорвался с места, спотыкаясь, рыдая, не оглядываясь. Я слышал, как они кричали мне вслед, звали меня, но я не мог остановиться. Я должен был бежать. Чем дальше я был от них, тем безопаснее. Для них. Я опасен. Я монстр. Я убил Юнги-хёна. И если я останусь рядом, я убью и их. Я бежал, не чувствуя босых ног, несмотря на осколки и камни под ними. В ушах стоял только мой собственный прерывистый хриплый вдох, а в груди клокотал всепоглощающий ужас. Слёзы застилали глаза, превращая всё вокруг в размытые пятна. Я не знал, куда бегу. Не знал, зачем. Единственное, что билось в моей голове: подальше от них. Они не должны быть рядом со мной. В какой-то момент я споткнулся. Острое жжение пронзило ноги, я рухнул на асфальт, растянувшись в полной беспомощности. Удар был сильным: ладони ободрались в кровь, а колени словно загорелись от резкой боли. Но это ничего не значило. Всё это было ничем по сравнению с тем, что рвало мою душу изнутри. Я завалился на спину, уставившись в ночное небо, которое, казалось, насмехалось надо мной своей тишиной. Сердце сжималось, будто кто-то пронзил его ножом. — АААААААА! — крик вырвался из моих губ, раздирающий, полный отчаяния. Слёзы продолжали литься без остановки. Моя грудь сотрясалась от рыданий, в горле стоял ком, а голос хрипел, но я продолжал кричать, захлёбываясь этой болью. — Юнги-хён! Нет! Нет, нет, нет! — я повторял это снова и снова, будто слова могли что-то изменить. Я лежал там, под холодным небом, с растрескавшимися губами и руками, разодранными до мяса. Почему я? Почему? Почему это случилось с ним? Эти вопросы врезались в голову, оставляя после себя только пустоту и невыносимую тяжесть. Моя жизнь никогда не была лёгкой, но Юнги-хён всегда был там, рядом. Он был моей опорой, моим братом, моей семьёй. А теперь... Его больше нет. Я убил его. Я зажмурил глаза и, стиснув зубы, кричал, громко, отчаянно, в надежде, что этот крик хоть как-то облегчит раздирающее мою душу страдание. Но облегчения не пришло. Я не мог дышать. Каждая попытка вдоха обжигала лёгкие, как будто внутри меня бушевал огонь. Я лежал на холодном асфальте, свернувшись в клубок, и пытался спрятаться, от той боли, которая разрывала меня изнутри. Я прижал руки к груди, но это не помогло. Сердце всё равно казалось пустым, разбитым на миллион осколков, которые не срастить. Сквозь слёзы я заметил его. Темный угол в переулке — чернота настолько густая, что её словно можно было потрогать. Кей... Мысль вспыхнула у меня в голове, словно искра. С рыданиями, задыхаясь от боли, я медленно пополз к этой черноте. Колени и руки болели, оставляя на дороге следы крови. Я полз, как раненый зверь, потому что ноги меня больше не держали. Я почти не видел, куда двигаюсь, но эта чернота манила. Добравшись до угла, я свернулся там в плотный комок, обхватив себя руками. — Кей... — шептал я, задыхаясь от рыданий. — Кей... помоги мне... Я уткнулся лицом в холодный бетон, чувствуя, как тьма вокруг укутывает меня, словно невидимый плащ. И тут же разразился ещё более громким плачем. Боль в груди только усиливалась. Я хотел, чтобы это прекратилось. Хотел, чтобы кто-то... любой... снял с меня это мучение.

***

Я очнулся на холодной земле. Тело было тяжёлым, словно к нему привязали камни. Каждая мышца болела, руки саднили. Я медленно поднялся, чувствуя, как воздух, влажный и пропитанный запахом сырости, обжигает лёгкие. Пальцы подрагивали, пока я смотрел на свои ладони. Кожа была содрана, красные пятна крови пересекались с грязью и мелкими камнями, словно это была чья-то небрежная работа кистью. Шевельнувшись, я непроизвольно зашипел от боли, когда саднящее ощущение пронзило мои колени. Лицо... Оно чувствовалось опухшим, глаза словно налились свинцом. Я даже не хотел касаться себя, зная, что увижу. Сколько я плакал? Вечность? Я откинулся назад, спиной ударившись о холодную, влажную стену. Камень был твёрдым, равнодушным. Он словно вытягивал из меня тепло, но, честно говоря, мне было всё равно. Я закрыл глаза, позволяя головокружению и глухой боли в затылке затмить всё остальное. Но это не помогло. Картины вчерашнего вечера вспыхнули перед глазами с такой ясностью, будто я всё ещё стоял там. Кровь. Её запах. Тепло, разливавшееся по руке. Тяжесть на коленях, когда я держал его. Юнги-хён. Его мех, мягкий, белоснежный, пропитанный алым. Его дыхание... а потом его отсутствие. — Чёрт... — сорвалось с моих губ. Я почти захлебнулся в этих словах, как в рыданиях, которые с новой силой накрыли меня. Руки дрожали, сжимая воздух перед собой. Я даже не заметил, как снова начал плакать, пока солёные капли не начали падать на мои грязные ладони. Я убил его. Эти слова жгли разум, как раскалённое железо, как шипы, впивающиеся глубже и глубже с каждым повторением. Я убил его. Я убил его. Я убил Юнги-хёна. Скрутившись, я обхватил голову руками, словно пытаясь вытолкнуть эти мысли из своей головы. Но они были везде, как невыносимый шум, от которого невозможно спрятаться. Я вспомнил его взгляд. Глаза, которые смотрели на меня с доверием и любовью, даже когда я держал его тело, пробитое моей рукой. — Нет... — выдавил я. — Нет, нет... Голос был хриплым, надломленным, как у сломанной куклы. Я поднял взгляд к небу, которое тускло светилось сквозь завесу облаков. Оно было такое далёкое, недостижимое. — Всё... хватит, — прошептал я, почти не слыша собственных слов. Я сказал это, но кому? Себе? Ему? Или тому чудовищу внутри меня, которое отняло у меня всё? Мои губы дрожали, но внезапно я почувствовал, как уголки слегка изгибаются в жалкой, кривой усмешке. — Даже смерть... — прошептал я, срываясь на хрип. — Даже это... Смерть не поможет. Даже если я умру, это ничего не изменит. Этот кошмар не закончится. Он никогда не закончится. Я откинул голову назад, вновь прижавшись к стене, позволив ей поддерживать моё тело, которое больше не могло держать себя. Но Кей... Я думал о нём. Единственный, кто мог что-то изменить. Единственный, кому было не всё равно, кто, возможно, мог прекратить этот хаос. Мне оставалось только ждать. Только это. А потом я умру. Да, это будет правильно. Я больше не могу жить с этой дырой в груди. С ней невозможно жить. Я с трудом поднялся на ноги. Всё тело болело, каждое движение отзывалось тупой, разъедающей болью. Но я знал, куда мне нужно. — Кей, — прошептал я, сам не понимая, обращаюсь ли я к нему, или просто повторяю имя, чтобы не потерять остатки рассудка. Я пошлёпал босыми ногами по асфальту, не разбирая дороги. Дом Кея. Это было единственное место, куда я мог пойти. Я брёл через весь город, не обращая внимания на прохожих, если они вообще были. Люди, машины, шум вокруг меня — всё это казалось несущественным, отдалённым, словно я находился в стеклянной капсуле. В какой-то момент я ощутил под ногами мягкую землю. Мой взгляд приподнялся. Передо мной возвышался чёрный особняк Кея. Он казался таким же безмолвным, как и всегда. Только сейчас он выглядел более пустым, холодным. Я замер, рассматривая его фасад. Украшения... Они всё ещё висели на своём месте. Гирлянды, праздничные банты, развевающиеся ленты. Зима уже давно прошла. Весна вступила в свои права, но дом, казалось, застрял в другом времени. Сколько прошло времени с тех пор, как Кей в последний раз был здесь? Я медленно прошёл к двери, ощущая, как ноги становятся всё тяжелее. Я ввел пароль и замок щёлкнул, впуская меня внутрь. Дом встретил меня тишиной и холодом. Всё здесь казалось нетронутым. Оглядываясь, я заметил, что на тумбах и полках уже образовался лёгкий слой пыли. Это было странно. Кей всегда поддерживал порядок. "Он был слишком занят, бегая за мной," — мелькнуло в голове. Мой взгляд задержался на украшениях, всё ещё сверкающих приглушённым светом. Я пошёл дальше, не останавливаясь. В конце концов, ноги сами привели меня на третий этаж, к спальне Кея. Я открыл дверь. Ощущение было странным. Комната Кея, которая всегда казалась мне каким-то святилищем, сейчас выглядела пугающе пустой. Я подошёл к кровати и без раздумий рухнул на неё, забравшись под тяжёлое покрывало. Одеяла пахли Кейем. Я сжался в комок, утонув в этих объятиях ткани. "Прости меня, Кей," — подумал я. Грязь, кровь на простынях, мои тёплые, но липкие следы... Всё это останется. Но я не мог думать об этом. Я просто хотел остаться здесь. Хотя бы на миг. Я не знал, сколько прошло времени. Лежал, не двигаясь, свернувшись в клубок. Ощущение голода, жажды или холода уже перестало до меня доходить. Всё тело ломило, но это было ничто по сравнению с пустотой, разъедающей меня изнутри. Слёзы больше не шли. Казалось, что я иссушил себя полностью. Тишина особняка была абсолютной. Но затем что-то её нарушило. Звук. Я подскочил, едва не упав обратно от головокружения. — Кей... — сорвалось с моих пересохших губ. С трудом держась за перила, я спустился вниз, цепляясь за стены. Каждое движение давалось тяжело, словно моё тело стало ещё одной клеткой, не менее тягучей, чем то, что терзало меня внутри. Но вместо Кея в прихожей стоял Хохо. Он даже не удосужился повернуться полностью, лишь взглянул на меня через плечо с лёгким раздражением и пошёл дальше вглубь дома. — Ты отвратительно выглядишь, — бросил он, как будто мимоходом. — Плевать, — выдавил я хриплым, сорванным голосом. Не зная, что ещё делать, я поплёлся за ним. Когда Хохо дошёл до кухни, я сел прямо на пол у стены, не имея сил даже подняться на барный стул. Он молча начал выкладывать из пакетов продукты. Шуршание полиэтилена, стук коробок о столешницу, лёгкий звон стеклянных банок — всё это резало слух своей обыденностью. Я наблюдал за ним. Его движения были механическими, сосредоточенными. Сначала он вынул несколько пачек риса, поставив их аккуратной стопкой на край стола. Потом банку соуса, бутылку воды, пакет с зеленью. Мои пальцы сами собой потянулись к одной из кутикул. Я стал теребить её, не замечая, как разрываю до крови. Боль была едва ощутимой, но красные капли быстро начали собираться на пальцах, заполняя маленькие, едва видимые трещинки. Хохо наконец нарушил молчание, не отрываясь от своих действий: — Кей будет недоволен, когда найдёт тебя в таком состоянии. Я уткнулся взглядом в свои руки. — Всё равно, — прохрипел я, едва двигая губами. Он поморщился, но продолжил разбирать продукты, вынимая из пакета ещё несколько контейнеров. В одном из них явно был суп, потому что от него исходил слабый, но ощутимый запах специй. — Твои друзья волнуются за тебя, — сказал он, всё так же сосредоточенно выкладывая продукты. — Плевать, — повторил я с тихим ожесточением. — Конечно, — отозвался он резко. — Какая тебе разница, что им больно? Мои пальцы сжались, и я услышал тихий хруст своих суставов. — Лучше бы меня не было, — выдавил я, чувствуя, как слова оставляют на языке горечь. — Тогда бы все были живы. Хнхо замер на мгновение, а потом фыркнул: — Эгоистично. Хотя чего ещё ожидать от людей? Я не ответил. Только снова потянулся к коже на пальце, и очередная капля крови упала на тёмный пол. Его голос вдруг изменился, стал почти задумчивым. — Значит, ты собираешься дождаться Кея, чтобы он помог тебе, а потом просто бросить его? Слова резанули по ушам. — Не твоё дело, — буркнул я, хотя голос дрожал. — Понятно, — отозвался он, наконец повернувшись ко мне. — Твоё дело. Но я бы подумал, прежде чем так просто терять то, что имеешь. — У меня ничего нет, — бросил я с вызовом, но глаза оставались опущенными. — У тебя есть Кей, твои друзья. — сухо сказал он. Я стиснул зубы. — Кей жил без меня тысячелетиями. Они справятся. Хохо тихо усмехнулся, снова повернувшись к столу. — Люди такие наивные. Он открыл бутылку воды, сделал пару глотков, а затем повернулся ко мне. — Но если ты решил, что принёс в его жизнь только беды... Я замер, чувствуя, как его взгляд прожигает меня. — Тогда, может, подумаешь, почему Кей мечтает покончить с собой? Внутри всё застыло. — Кей будет намного счастливее без тебя, — сказал он с язвительным спокойствием. — Наверное, снова пойдёт голову себе отрубать. Вот радость-то будет. Мой желудок сжался в тугой комок. — Нет, — проговорил я, дрожа. — Он не станет... Воспоминание хлынуло в голову. Кей когда-то говорил об этом. Говорил, что пытался... Я вспомнил, каким одиноким он казался. Как бродил по этому миру, потерянный, без цели. И вдруг перед глазами всплыло лицо Юнги. Боль снова прострелила грудь. Я не мог. — Как только Кей освободит меня, я уйду, — прошептал я, чувствуя, как внутри окончательно затвердело это решение. — Значит, ты готов к тому, что Кей уйдёт? — Мужчина произнёс это мягко, но в его голосе звучала какая-то скрытая горечь. Я напрягся, сжимая окровавленные пальцы в кулаки. Его слова были как нож, глубоко разрезавший и без того истерзанное сердце. Подняв взгляд, я заметил его усмешку — холодную, почти насмешливую. — Да, — прохрипел я, едва справляясь с дрожью в голосе. Слова вырвались через силу, как будто каждая буква была гвоздём, вбиваемым в собственную душу. Мужчина покачал головой с какой-то странной усталостью, словно мой ответ был ожидаемым, но всё равно его разочаровал. — Бойся своих желаний, — тихо произнёс он, отворачиваясь. Я не знал, было ли это предупреждением или проклятием, но от его слов по спине пробежал ледяной холод. Он шагнул и протянул мне миску с супом. Запах специй и горячего бульона на мгновение заполнил пространство, казавшееся до этого мёртвым. Я замер, смотря на миску, затем медленно протянул руки. Грязь и кровь, запёкшаяся на пальцах, липли к коже. Взяв миску, я почувствовал, как керамика обжигает ладони. Мужчина отодвинулся, бросив взгляд на мои руки. — Ты пожалеешь о своем решении. — буркнул он, хмурясь, а затем начал двигаться по кухне, убирая продукты и протирая столешницы. Я остался сидеть на месте, не зная, что делать с миской в руках. Шуршание пакетов, звук струи воды из крана, приглушённые шаги — всё это звучало как далёкий шум, почти не касающийся моего сознания. Мужчина рычал что-то себе под нос, явно недовольный. — Что за бардак... Я не стал отвечать. Молча, почти автоматически повернулся и направился обратно наверх. Шаги по лестнице отдавались гулким эхом в пустоте. Когда я дошёл до спальни, мои ноги были словно ватные. Закрыв дверь, я подошёл к кровати, всё ещё сжимая миску в руках. Одеяла, которые я оставил в беспорядке, всё так же лежали на месте. Опустившись на матрас, я поставил миску на прикроватную тумбу, даже не взглянув на суп. Снова зарывшись в мягкие, тёплые ткани, я натянул их до самого подбородка, как будто это могло защитить меня от боли. Темнота в комнате была густой и вязкой. Я закрыл глаза, стараясь почувствовать только её. Только тишину и холод. И в этой темноте я снова начал тонуть.

***

Я лежал, зарывшись лицом в подушки, и медленно терял остатки сил. Воспоминания о Юнги не давали покоя. Его тёплая улыбка, ворчливый тон, с каким он говорил мне "не забудь поесть", его заботливые руки, которые когда-то укутывали меня в одеяло, когда я засыпал за работой. Я всхлипнул, чувствуя, как что-то ломается внутри. Юнги больше нет. Огромная дыра в сердце напоминала об этом с каждым вздохом. Голова кружилась, от слёз и боли дыхание стало рваным. Я свернулся ещё плотнее, стараясь заглушить боль, и вдруг услышал мягкие шаги. Шум сначала показался мне частью далеких воспоминаний, но звук приближался. Я решил не подниматься. Наверное, это Хохо снова пришёл проверить, всё ли в порядке или убрать. Но шаги остановились рядом с кроватью, и неожиданно матрас промялся под чужим весом. Что-то внутри заставило меня затаить дыхание. Я почувствовал, как чьи-то пальцы осторожно отодвигают одеяло, словно раскрывая меня из кокона, в котором я спрятался. Глаза жгло от слёз, но я всё-таки поднял взгляд. Моё затуманенное зрение с трудом разглядело силуэт. Тёплый, знакомый. С моих потрескавшихся, обкусанных до крови губ сорвался слабый шёпот: — Кей... Он сидел рядом. Молчаливо смотрел на меня с печалью, которая отражалась во всём — в его глазах, в линии губ. Кей медленно протянул руку к моему лицу и мягко коснулся моей щеки. Его пальцы были теплыми, такими нежными, словно он боялся причинить мне ещё больше боли. Между нами висела тишина. Я дышал прерывисто, как будто каждое движение лёгких требовало невероятных усилий. Не выдержав, я снова всхлипнул. И тогда, без слов, я пополз ближе к нему, нуждаясь в этом тепле, в этой тихой уверенности, которую он всегда излучал. Кей раскрыл объятья, словно ожидая этого, и притянул меня к себе, усаживая на свои колени. Я вцепился в его спину, сжимая ткань его одежды так, что пальцы побелели. Моё лицо спряталось у него на груди, а слёзы снова потекли, пропитывая его одежду. Он молчал, но его руки обнимали меня крепче. Его ладонь скользила по моей спине, лёгкими, успокаивающими движениями. И только его низкий, утробный голос разрывал тишину: — Тише, тшшшш... Всё будет хорошо. Я прошептал в ответ, чувствуя, как хрипит мой голос: — Не будет... Ничего уже не будет хорошо. Кей притянул меня ближе, словно хотел доказать мне обратное силой своих объятий. — Ты не знаешь, — ответил он спокойно. — Я знаю! — Я всхлипнул громче. — Все мои близкие мертвы. У меня больше никого нет. У меня больше нет сил. Его ладонь снова скользнула по моей спине, движения оставались такими же мягкими, как и его голос: — Нет, ты не знаешь. Может быть, всё наладится. — Откуда ты это знаешь? Кей на секунду замолчал. Он вздохнул, будто обдумывал свои слова. Затем его голос прозвучал чуть твёрже: — Я знаю. Я клянусь. У тебя всё будет хорошо. Его слова звучали как обещание, непоколебимое и честное. Я почувствовал, как тепло его голоса и прикосновений затапливает меня, унося остатки сопротивления. Обессиленный, я прикрыл глаза, убаюканный этим теплом и защитой. Слёзы не переставали течь, а в груди начало нарастать странное, забытое чувство спокойствия. Я заснул у него на коленях, в его надёжных объятиях.

***