В тени Чемпионов

      Утренний туман сгущался над Дистриктом 11, тяжёлые облака опустились на землю, скрывая собой потрепанные хижины, которые люди здесь звали домами. В воздухе пахло пылью и сыростью, туман пробивался сквозь щели окон, распыляя этот затхлый запах по комнате. Каждый день Сана начинался одинаково, как по сценарию. Парень варил себе некое подобие кофе, борясь с нескончаемой дрожью в его руках. Боль в мышцах стала для него обычным состоянием и лишь жижа из жженого сахара могла хоть немного ослабить то напряжение. Чхве потягивал тёмную жидкость, скромно мечтая когда-то вместо неё попробовать настоящий кофе.       Поставив чашку на потрескавшийся деревянный стол, Сан вздохнул. Невозможно было подготовиться к новому дню, хоть раз за разом все в нем и повторялось. Нужно было выбираться на бесконечное поле — работать. Сан собирал хлопок, а иногда и пшеницу — когда не хватало рук. Хоть парень был крепко слажен, спасибо генам, даже ему было чертовски тяжело заниматься этим каждый день.       После неудачной революции власть Капитолия над дистриктами ослабла, но все же не исчезла полностью, чем они и воспользовались. Сделав Игры ещё более беспощадными, правительство представило новые правила, после которых Сан не мог называть игры по другому кроме как «скотобойней». Капитолий стал привлекать к играм добровольцев из своего населения, гордо называя их Чемпионами.       Чемпионы — люди из элиты, вызвавшиеся доказать свою преданность и высшую природу людей Капитолия. Они были другими. Умнее, красивее, сильнее.       Они не были частью этого серого рабочего класса, не познали тяжесть труда и нищеты. Никогда не познают.       Чемпионы были воспитаны на праздниках, роскоши и поклонении системе, которая управляла Панемом. Они выходили на арену, чтобы показать свою «чистоту», доказать свою силу, поддерживая идею о том, что их место только на пьедестале.       После революции каждые игры заканчивались победой одного из таких Чемпионов. Капитолий не победить даже в равной борьбе — таков смысл их существования.       Но для Сана они были просто пленниками системы. Те, кто добровольно стал частью этого спектакля. Парень был совсем маленьким, когда Панем переживал революцию, но даже он помнил как от Сноу отвернулась часть его людей за что и расплачиваются их дети, подвергая себя опасности.       И Сана это раздражало. Зачем они это делали? Зачем становились частью этого кошмара? Неужели и их запугивают? Или они просто надеялись на привилегии, которые даёт система?       В любом случае, это уж точно не его проблема. Кто в здравом уме будет беспокоиться о людях из Капитолия?       — Ты чего тут? — отец. Чхве с удивлением отметил, что не слышал его шаркающих шагов. Мужчина уже был одет в рабочую робу, так Сан и понял, что слишком задержался. Он быстро поднялся на ноги.       — Кофе пью, — пожимает плечами парень, невзначай указывая ладонью на кружку.       — Громко сказано, — добро усмехнулся мужчина и похлопал сына по плечу. Тот слегка скривился — мышцы болят, — Пошли, сегодня я и так дал тебе поспать.       Сан недовольно потянулся, ощущая, как боль в мышцах отдаётся в спине и руках. Он выпрямил спину, глядя, как его отец, ставший из-за тяжёлой работы ещё более сутулым, чем раньше, поплелся в сторону хлипенькой двери. Парень несколько мгновений стоял, облокотившись на стол, но вскоре потер ладонями свое лицо, отметая остатки сна и поспешил за ним.       Поле, как и всегда, казалось парню бескрайним. Где-то за горизонтом уже начал гореть рассвет и первые тёплые лучи коснулись его лица. Туман медленно рассеивался.       — Ну, пора приступать, — хриплый голос отца отозвался где-то под ухом и парень вздрогнул.       — Ага.       Влажный воздух обвивал его, наваливаясь тяжестью на грудь, а солнце поднималось все выше, светило всё ярче, жарче, отчего волосы Сана прилипали к его лбу от пота. За спиной парень тащил мешок, в который аккуратно собирал пух с острых стеблей. Хлопок сыпался сквозь его пальцы, оставляя за собой запах влажной земли и пыльцы.       Работы было много — те, кто работал в поле, знали: чтобы собрать нужное количество, нужно непрерывно трудиться с утра до ночи. И всё равно иногда не удавалось собрать столько, сколько требовал Капитолий.       Но сегодня люди двигались чуть быстрее, а на лицах хоть и виднелась усталость, но глаза казались живее, чем обычно. Ведь сегодня был особенный день. День Жатвы. Для большинства рабочих это означало лишь одно: после обеда можно будет сложить мешки, вытереть пыль со лба и почувствовать хоть немного свободы. Пусть и мнимой, пусть и кратковременной, но свободы.       Капитолий объявлял этот день выходным, чтобы создать иллюзию праздника, отвлечь людей от истинной сути происходящего. Распределение на Игры обставлялось как важное и торжественное событие, а не как ужасный ритуал, который забирал людей на смерть.       Сан знал, что сцену на главной площади уже украсили. Ещё ночью он слышал, как тяжелые военные машины разъезжали по узким пыльным дорогам дистрикта. Шум их моторов, резкие приказы миротворцев и металлический лязг оборудования вырывали его из сна раз за разом. Они проверяли абсолютно всё — от площади и сцены до обычных домов, обитатели которых не успели погасить свет. Так они убеждались что никто не собирается устраивать беспорядки.       Утром Сан даже мельком видел в тумане стройный ряд солдат в их блестящей форме, выстроившихся у главной площади. Их присутствие давило.       Сан вспомнил, как в прошлом году жители дистрикта наблюдали, как выезжают три огромных экрана, чтобы транслировать лица тех, кого выбрали для Игр. Он никогда не забудет заплаканные глаза мальчика, которому почти исполнилось пятнадцать и истошные крики его матери.       Иногда этот кошмар будит его по ночам.       Его мысли крутились вокруг одного: а что если выберут его? Конечно, вероятность была мала, но её хватало, чтобы сердце изредка начинало биться быстрее.       Сейчас не время думать об этом. Он потащил мешок к краю поля, где миротворцы проверяли вес.       — Быстрее, Чхве, — крикнул кто-то из них, — Не стой как пугало.       Сан вздохнул, подавив раздражение, и пошёл дальше. Оставалось совсем немного времени до обеда.

***

      Уён проснулся рано. Ещё до того, как первые лучи солнца осветили мраморные стены его комнаты. Но вставать он не торопился, а лишь лежал, уставившись в высокий потолок. Ночь прошла беспокойно. Сны переплетались с воспоминаниями — странные, пугающие образы, в которых лица из телевизора сменялись залитой кровью ареной.       Высокие окна из стекла и мрамора выходили на центр Капитолия, где жизнь бурлила даже в самые ранние часы. Его комната была безупречна — белоснежное покрывало, мебель, будто вырезанная из цельного куска гранита, и экран, встроенный в стену, который сейчас показывал новости о предстоящей Жатве. Даже воздух в комнате был идеально очищен и охлаждён.       Где-то внизу, у подножия холма, стояла сцена, которую ночью украшали цветами и символикой Капитолия. На ней вечером он будет стоять, когда его имя назовут перед толпой.       Уён не чувствовал волнения, когда решил встать.       Ванная комната была больше, чем большинство домов в дистриктах. Вода мгновенно нагревалась до идеальной температуры, пар поднимался к потолку, насыщая воздух ароматом эвкалипта.       Уён механически умывался, думая о предстоящем дне. Ему нравилось то как он выглядел. Хитрые глаза, красивые губы и уши, увешанные украшениями. Он мог потратить в своей ванной минут сорок только лишь ухаживая за своим лицом.       После утренних процедур он надел удобную домашнюю одежду — мягкую хлопковую рубашку и брюки из тонкой ткани, даже дома в комфорте от него требовалось выглядеть хорошо. А по возможности идеально.       Завтрак уже ждал его в столовой, где родители, как всегда, сидели за длинным деревянным столом. Еда выглядела как на обложке журнала: сочные фрукты, свежеиспечённый хлеб с маслом и крепкий кофе.       — Доброе утро, — произнёс отец, даже не поднимая головы от планшета.       — Доброе, — отозвался парень, садясь за стол.       Его мать бросила на него мимолётный взгляд и улыбнулась. Её лицо было идеально белым и издалека казалось, что перед ним сидит большая фарфоровая кукла.       — Сегодня всё должно быть безупречно, — подал голос отец, наконец оторвавшись от изучения своего планшета и уставился прямо в глаза своего сына, — Ты готов?       — Готов, — ответил Уён, потянувшись к чашке кофе, постаравшись избежать прожигающего взгляда своего отца.       Тот лишь удовлетворённо кивнул. Другого ответа услышать он и не ожидал. Все в этой комнате прекрасно осознавали, что все было решено ещё задолго до сегодняшнего дня, ответ парня ни на что не повлияет.       После завтрака его ждал стилист, чтобы начать подготовку к Жатве.       — Доброе утро, Чемпион, — приветствовал его мужчина средних лет с безупречной осанкой и колким взглядом. Он улыбался, поэтому Уён мог четко разглядеть яркие камни, приклеенные к его зубам. Его глаза были аккуратно подведены синим карандашом, а волосы струились по плечам.       На столе уже были разложены немыслемое количество маленьких склянок, которые сверкали под прямыми лучами солнца. Мальчишка без лишних слов сел на высокий стул перед зеркалом.       Сначала мужчина занялся кожей. Лицо Уёна он очистил специальными средствами и нанес на него тончайший слой крема с лёгким сиянием. Если присмотреться, парень мог разглядеть маленькие блёстки.       — Кожа должна быть безупречной, гладкой как лист, — прокомментировал визажист, с особым рвением замазывая чёрную точку под глазом парня. Это была родинка. Точно такая же как и у мамы, которую она все же решилась удалить ради фарфоровой кожи. Визажист подчеркнул карандашом и без того густые брови парня, ресницы он оставил без внимания.       Затем волосы. Уёна подстригли несколько дней назад, поэтому сейчас оставалось только уложить их. Стилист с помощью геля аккуратно зачесал волосы назад, придавая им идеальную форму, подчёркивающую черты лица.       — Теперь ты выглядишь как воплощение порядка, — отметил мужчина, явно довольный своей работой. Последним штрихом послужила горсть серебряных блёсток, которые он аккуратно посыпал на волосы. Мальчишка чуть не чихнул.       Уён уставился в зеркало смотря, как незнакомое лицо прожигает его своим взглядом. Это лицо Чемпиона. Лица Уёна там уже не было.       После того как стилист закончил с макияжем и укладкой, началась самая кропотливая часть подготовки — наряд. Костюм Уёна, созданный лучшими модельерами Капитолия, был символом силы, статуса и безупречности, которую он должен был воплощать.       Мужчина тщательно отряхнул костюм, который висел на манекене. Это была не просто одежда — это образ, который рассказывал людям историю. Каждый элемент имеет свое значение.       — Сначала рубашка, — сказал мужчина, протягивая Уэну белоснежную сорочку.       Ткань была невероятно тонкой, шелковистой на ощупь, словно воздух. Уён надел её, чувствуя, как материал скользит по коже. Стилист подошёл, чтобы аккуратно застегнуть перламутровые пуговицы, поправляя каждую складку.       — Безупречность начинается с деталей, — тихо прокомментировал он, улыбаясь как ребёнок подаренному леденцу.       Следующим шагом стали брюки. Они были идеально подогнаны под его фигуру, сделаны из плотной ткани, которая слегка переливалась при движении. Стилист помог надеть их и даже сам застегнул пуговицу, не позволяя парню и прикоснуться к ней. Куклы не могут сами одеться, не так ли?       — Теперь пиджак, — в нетерпении протараторил мужчина, подавая тёмно-серый пиджак с металлическим отливом.       На плечах и спине пиджака были тонкие линии серебряной вышивки, которые напоминали лучи солнца, расходящиеся от центра спины. Мужчина аккуратно накинул пиджак на Уёна, а затем застегнул его на одну пуговицу.       — Это не просто одежда. Это твоя броня, — пояснил он, отступая на шаг, чтобы оценить результат и Уён замечает как он вытирает вспотевшие ладони о свои длинные брюки. Волнуется. Верно, не каждый день приходится подготавливать одного из Чемпионов к выходу в свет.       Вдруг мужчина встрепенулся, будто резко вспомнив что-то чрезвычайно важное и на своих коротких каблучках зацокал к выходу из комнаты, с трудом отворяя дверь своими не такими сильными руками. В комнате повисла тишина, а Уён остался один. Он смотрел вниз, обводя глазами замысловатую вышивку, которая тянулась по рукавами. Вдруг глаза защипало.       Через пару секунд в комнату вновь ворвался вспотевший мужчина, а в руках он нёс белоснежную бархатную коробочку.       — Чуть не забыл! — вскрикнул он, умещая её словно драгоценность на туалетном резном столике. Он аккуратно открыл коробку и подавился воздухом, на что Уён решил не обращаться внимания, — Вот так.       На лацкан пиджака он закрепил главный символ — нагрудный знак с гербом Капитолия. Он был выполнен из настоящего серебра, с мелкими цветными деталями, которые изображали орла, держащего в когтях лавровую ветвь.       — Этот знак будет говорить всем, кто ты и откуда, — произнёс мужчина, пристёгивая его с невероятной осторожностью.       На запястье Уёна он закрепил тонкий металлический браслет, украшенный гравировкой, повторящую узоры пиджака. А на пальце красовалось массивное кольцо с эмблемой их семьи — изящный серебряный феникс.       Завершили образ лаковые ботинки глубокого чёрного цвета. Мужчина лично проверил, чтобы они сидели идеально и блестели так, будто их только что отполировали.       — Шагай уверенно. Твоя походка — это продолжение твоего образа, — добавил он.       В завершение мужчина взял маленький флакон парфюма и распылил тонкую вуаль аромата вокруг Уёна. Лёгкие древесные и табачные ноты добавили последнюю деталь к его облику.       — Вот теперь ты готов, — сказал стилист и вновь отступил на шаг.       Уён повернулся и посмотрел на своё отражение в зеркале. Он выглядел идеально, как будто сошёл с обложки журнала, которые листала его мать за завтраком.       Но эта одежда, этот блеск, это давление — всё это не было его выбором. Мягкая ткань блузы душила его, а герб на кольце обжигал пальцы. И всё же, у него не было другого пути. Сегодня он сыграет свою роль, какой бы сложной она ни была.

***

      Жатва в 11 Дистрикте всегда было событием, которое трудно было назвать праздником, несмотря на старания Капитолия создать его видимость.       На площади перед огромными экранами, стояли люди с выражениями лиц полных усталости и тревоги. Площадь была украшена яркими баннерами с логотипами Капитолия, но их цвет и блеск не могли скрыть ни серости, ни боли, которая пронизывала толпу.       Сан стоял среди толпы, чувствуя тяжесть дыхания окружающих. Рядом с ним стояло ещё несколько парней, с которыми они вместе сегодня работали.       Он пытался сохранять спокойствие, но воздух был переполнен тревогой, которую трудно было игнорировать. Все лица рядом с ним были напряжены, но Сану почему-то казалось, что он слишком привык к этому ощущению. Каждый год его мысли становились всё более отстранёнными, всё меньше касаясь реальности. Сейчас ему казалось, что он спит. И вскоре этот дурной сон закончится. Всё, что ему оставалось — это просто ждать.       Распорядитель игр появился на сцене, и тихие остатки чьих-то голосов рассеялись в тишине. Но в ту же секунду мощные динамики на площади начали вибрировать, отдавая в воздух резкие и громкие звуки. Сначала раздались несколько ритмичных ударов барабана, потом, словно молния из черного неба, ворвался оркестровый аккорд, сочиненный специально для этих церемоний. Это была музыка, наполненная торжественностью и драмой, громкая и резкая. Распорядитель был облачен в строгий костюм темного цвета, отливающий золотистым блеском, с яркой эмблемой Капитолия на груди. Все взгляды немедленно обратились к нему. Его лицо было строгим, но в его глазах скрывалась легкая усмешка. Он поднял руку и музыка вдруг резко замолкла. — Дорогие жители Дистрикта 11! — его голос звучал торжественно, с лёгким налётом театральной значимости, — Сегодня мы находимся здесь, на этой святой земле, чтобы явить всем величие Капитолия, который вновь призывает вас к самой великой чести, к самым великим жертвам!       Он сделал паузу, давая зрителям почувствовать весь вес своих слов.       — Да, дорогие мои, сегодня ваш день, день Искупления! Мы все знаем, что совершать ошибки — это часть человеческой природы. Но, что важнее, — искупить их можно только через жертву. Каждому из нас предоставляется шанс исправить то, что было сделано неправильно, доказать свою приверженность Системе. Искупление! Это не просто слово, это — путь, по которому мы все идем! Ведь тот, кто не искупает свои ошибки, не достоин жить в мире, где правит Капитолий.       Он чуть наклонился вперед и Сан увидел в его глазах гадкие пляшущие огоньки.       — Я знаю, что многие из вас полны сомнений. Быть может, вы считаете, что эта жизнь слишком тяжела, что система несправедлива. Но сегодня вы сможете показать, что вы — истинные дети Панема! Сегодня каждый из вас получит шанс быть избавленным от греха сомнений, от греха страха! В Голодных Играх вы станете теми, кто искупит все грехи Ваших предков!       После речи распорядителя площадь погрузилась в тревожное ожидание и он шагнул к двум огромным стеклянным шарам, наполненным свернутыми в трубочки именами. Как Сан мог не заметить, что их выкатили?       — А теперь, дорогие мои, давайте начнём! — его голос снова зазвучал бодро, как будто он объявил о начале праздника, — Начнём с юных леди.       Он театрально закатал рукава своего безупречного костюма и склонившись над первым шаром, он слегка провел рукой над поверхностью бумажек, растягивая момент. Толпа замерла. Сан почувствовал тихий всхлип за его спиной.       Распорядитель наконец погрузил руку в шар и, перемешав бумажки с преувеличенной тщательностью, вытащил одну из них. Бумажка была развернута, и его глаза на мгновение пробежались по написанному имени.       — Лия Грейсон! — объявил он с нарочитой торжественностью и радостно захлопал в ладоши. Сан подумал, что так он походил на ребёнка переростка.       Толпа мгновенно зашумела. Гул голосов — смесь шока и тихих проклятий — распространился по площади. Лия — хрупкая девушка с большими глазами и короткими каштановыми волосами, сделала шаг вперёд. Она была дочкой местной швеи, ей было шестнадцать. Её лицо побледнело, но она держалась прямо, стиснув кулаки, чтобы скрыть дрожь.       — Подойди, дорогая! — распорядитель махнул рукой, будто приглашая Лию на танец.       Она поднялась на сцену и встала сбоку, уставившись себе на ноги.       — А теперь перейдём к юношам, — продолжил распорядитель, возвращаясь ко второму шару. Его голос казался ещё громче.       Толпа снова затихла.       Распорядитель вновь погрузил руку в шар, перебирая бумажки. Его лицо было сосредоточенным, почти лениво-расслабленным. И вот его пальцы зацепился за очередную бумажку, он сделал паузу перед тем как прочесть имя, красовавшееся на ней.       — Чхве Сан! — гордо объявил он.       На мгновение всё замерло. А затем раздался чей-то тихий вскрик — возможно, отца. Сан почувствовал, как его ноги приклеились к земле. Слова распорядителя звучали отдалённо, как будто тот оказался под водой.       — Сан, милый, не заставляй нас ждать! — распорядитель посмотрел на него и улыбнулся, будто бы не он обрек его на верную гибель.       Толпа раздвинулась. Кто-то подтолкнул Сана вперёд, и он, будто не контролируя своё тело, направился к сцене. Это сон. Его взгляд случайно встретился с глазами Лии. Он поднялся на сцену. Распорядитель обнял их обоих за плечи, улыбаясь своей широкой, искренней улыбкой и радостно объявил:       — Вот они, наши герои! Трибуты Дистрикта 11 на 81-х Голодных играх! Давайте же поприветсвуем их!       В толпе раздались приглушённые всхлипы. Сан почувствовал, как холодок пробежал по его спине. Этот день навсегда изменил его жизнь.

***

      Капитолийская публика ждала с нетерпением своего праздника, собравшаяся на главной площади. Потрясающий световой спектакль отражается от стен домов из полированного мрамора. Зрители, одетые в ослепительно яркие костюмы, пили коктейли, оживлённо переговариваясь, заполняя воздух возбуждённым гулом.       На сцену выходит распорядитель игр — мужчина с изысканными серебристыми волосами, в костюме, украшенном перьями хищных птиц. Его шаги сопровождаются музыкой — величественная увертюра, написанная прославлять подвиги детей Капитолия.       — Друзья! Сегодня особый день! — говорит он, раскинув руки, и толпа взрывается аплодисментами, — Мы здесь, чтобы выбрать того, кто принесёт нам честь и славу на арене!       Позади него огромный экран транслирует кадры с прошлых Игр — триумфы Чемпионов, сцены побед и ожесточенных боев. Толпа кричит от восторга, когда показывают одного из прошлых победителей.       Перед ним лишь один бокал: с мужским именем, написанным на сотне бумажек. Все знают, что это лишь для вида, но все равно ужасно возбуждены, когда мужская ладонь тянется к бокалу.       — Дамы и господа! Представляю вам нашего Чемпиона на 81-х Голодных Играх! Чон Уён!       В ту же секунду толпа разразилась громкими аплодисментами. Свет прожекторов выхватил Уёна из полумрака кулис. Он вышел на сцену с гордо поднятой головой. Каждый его шаг был отточенным, точно он репетировал этот момент сотню раз.       Громкий гул шелеста тканей и перешёптываний затихает, уступая место торжественному ожиданию. Свет прожекторов падает на него, освещая строгий, но такой элегантный и утонченный костюм, идеально уложенные волосы с россыпью блесток и уверенную осанку.       Он делает паузу, пробегает взглядом по залу, а на его лице пляшет лёгкая, почти неуловимая улыбка.       — Для меня большая честь быть выбранным представлять Капитолий на этих Играх, — Его голос твёрд, чист, звучит спокойно и без колебаний.       Толпа реагирует оживлённо, кто-то начинает аплодировать, но Уён жестом останавливает овации.       — Голодные Игры — больше, чем испытание силы или ловкости. Это символ нашей устойчивости. Нашей решимости. Нашего величия.       На экране позади него все так же показывают кадры предыдущих Чемпионов — их триумфы и победные улыбки. Уён кивает на экран, продолжая:       — Чемпионство — это не только победа на арене, но и доказательство нашей преданности идеалам, которые делают Капитолий тем, чем он является. Эти идеалы — единство, честь и жертва.       Его взгляд становится более серьёзным.       — Я осознаю ответственность, которая ложится на мои плечи. Но я не боюсь. Я горжусь быть частью великой традиции. Традиции, которая показывает всему Панему, что Капитолий — это сердце нашей нации. И я сделаю всё возможное, чтобы оправдать ваше доверие.       Толпа взрывается аплодисментами. Зал заполняют крики одобрения, а особенно расчувствовавшиеся даже принялись скандировать его имя.       За его спиной экран показывает его имя крупными золотыми буквами: «Наш Чемпион — Чон Уён!»       Уён покидает сцену под гром аплодисментов, спускается за кулисы, где его встречает команда наставников, стилистов и политических кураторов. Их лица сияют одобрением, каждый стремится пожать ему руку, похлопать по плечу.       — Это была блестящая речь, мистер Чон, — произносит его наставник с довольной улыбкой, — Каждое слово пробило глубину души.       Уён благодарит его кивком, но в глубине души он чувствует, что всё это не более чем часть спектакля. Игра только что началась, и первое её испытание — завоевать расположение тех, кто может стать союзником или покровителем.       Сколько из тех, кто аплодировал, действительно верят в то, что я говорил?       Уён был вырван из раздумий своим стилистом, который без предупреждений сковал его в объятиях.       — Ты был просто неотразим! — радостно хлопотал он, кажется забыв что за костюм он мнет.       Уён улыбнулся.       — Это все благодаря Вам, — аккуратно остранившись, парень схватил своими ладонями чужую руку и благодарно её пожал, — Я уверен, что эта причёска сможет выдержать и приём.       По обычаю после Распределения всем трибутам дают время попрощаться с близкими до того момента как они вынуждены будут навсегда с ними проститься. Но приём в доме Чемпиона был не просто прощаниемс близкими — это было шоу, которое можно было транслировать на весь Капитолий.       Дом, расположенный в самом сердце центрального района, сиял богатством и изысканностью. Высокие стеклянные двери, подсвеченные переливающимися огнями, делали здание похожим на драгоценный камень, а сад вокруг был засажен редкими растениями, привезёнными из дистриктов. Внутри царила атмосфера роскоши. Зал, в котором проходил приём, был украшен золотыми люстрами и мозаичными полами. Вдоль стен стояли длинные столы, уставленные самыми изысканными блюдами, начиная от миниатюрных пирожных с ягодами из 11-го Дистрикта до тончайших слайсов мяса, приготовленных в стиле шефов из 1-го. Напитки подавали в хрустальных бокалах, а обслуживающий персонал двигался бесшумно, будто тени.       Гости — представители Капитолия и влиятельные лица, щеголяли в одеждах, ослеплявших своим великолепием и вычурностью. Каждое платье или костюм были произведением искусства: светодиодные вставки, переливающиеся ткани, причудливые шляпы и маски. На их фоне наряд Уёна казался слишком обычным и строгим.       Уён двигался по залу с непринуждённостью, которую на самом деле оттачивал годами. Каждый его жест, каждое слово были просчитаны. Он знал, что в этом помещении находится немало людей, готовых помочь ему, но ещё больше тех, кто с радостью увидел бы его падение.       — Уён, — обращается к нему мужчина с проседью в волосах — министр коммуникаций, — Вы просто олицетворение молодости и силы. Расскажите, как вам удаётся сохранять такую уверенность перед Игрой?       Уён слегка наклоняет голову, улыбаясь ровно настолько, чтобы показать скромность:       — Уверенность приходит от подготовки, господин министр. Но самое важное — знать, ради чего ты выходишь на арену.       Ответ вызывает одобрительный смех. Мужчина кивает, но в его взгляде читается пристальный интерес. Уён понимает: он только что прошёл очередной тест.       Двигаясь дальше, Уён оказывается лицом к лицу с госпожой Дереван — главой строительной корпорации. Она славится своей требовательностью и редкой склонностью к патронажу только самых перспективных Чемпионов.       На первый взгляд, госпожа Дереван ничем не отличалась от прочих гостей вечера: элегантное платье глубокого синего цвета, изысканные украшения и осанка, напоминающая о её положении в обществе. Однако при ближайшем рассмотрении было видно, что её глаза холодны и проницательны, а голос — точен, как резец скульптора, отсекающий всё лишнее. Её имя было синонимом власти в строительной индустрии Капитолия, и её поддержка могла сделать Чемпиона не просто победителем, а легендой.       Уён прекрасно это понимал.       Подойдя к ней, он чуть наклонил голову, но не слишком низко — достаточно, чтобы проявить уважение, не показывая слабости:       — Госпожа Дереван, для меня большая честь встретить женщину, на чьих проектах держится наш дорогой Капитолий.       Она медленно обернулась к нему, её взгляд сначала скользнул по его лицу, а затем задержался на перстне, на котором красовалась эмблема его семьи.       — Чон Уён, — произнесла она, растягивая имя так, будто пробовала его на вкус, — Мне кажется, ваш отец однажды упоминал о вас.       Уён улыбнулся:       — Надеюсь, он говорил о моих сильных сторонах.       Её бровь чуть приподнялась, и в уголках её губ заиграла лёгкая усмешка:       — В основном о ваших амбициях, — сказала она, — Хотя амбиции — это хорошо. Без них здесь делать нечего.       Уён сел рядом с ней, и теперь между ними было всего несколько сантиметров. Её пронзительные серебряные глаза казались ледяными:       — Но одно дело — иметь амбиции, и совсем другое — оправдывать их. Что вы предложите, чтобы доказать, что именно вы достойны моей поддержки?       Её вопрос был резким, но не грубым. Это было испытание, и Уён знал, что от его ответа сейчас зависит многое.       Он выдержал её взгляд, не отводя глаз, не позволяя себе показать и толики каких-либо сомнений:       — Я предложу вам не слова, а результат, — спокойно ответил он, — Я знаю, что ваша поддержка имеет цену, и на арене я докажу, что способен заплатить её.       Её взгляд стал ещё более внимательным. Она молчала, словно оценивая его слова. Затем её губы растянулись в тонкую улыбку.       — Вы говорите правильно, юноша. Но результат на арене — это ещё не всё. Ваша победа должна принести мне выгоду.       Она провела рукой по краю бокала, затем подняла его к губам, отпила маленький глоток и добавила:       — Вам придётся выбрать: быть героем или выгодным Чемпионом. И это решение нужно принять задолго до выхода на арену.       — Госпожа Дереван, — начал он, голос его был чуть ниже, чем обычно, чтобы показать серьёзность намерений. Чтобы показаться старше и мудрее, — Я знаю, чего хочет Капитолий. Знаю, чего хотите вы. На арене я сделаю всё, чтобы наша общая победа была неизбежной.       Она наклонилась чуть ближе, словно хотела изучить парнишку поближе.       — Наша общая победа, — повторила она с оттенком насмешки, — Вы умеете выбирать слова, юноша. Возможно, мне стоит последить за вами.       Госпожа Дереван встала из-за стола, оставив Уёна перебирать пальцами ножку фужера. Её слова эхом звучали в его голове. Она не дала ему чёткого ответа, но он знал, что их разговор провальным не был.       Она заметила меня. Это первый шаг.       Вскоре он снова влился в шумный поток светских бесед, но его голова всё ещё была занята мыслями о том, что госпожа Дереван сказала о выборе. Герой или выгодный Чемпион? Вопрос оставался открытым, но Уён знал, что время, чтобы найти ответ у него есть.       Пока.