Огненный снег. Проект «Фатум»

Лаборатория. 725 год от начала Колонизации. Время перестало иметь значение, смазалось в один бесконечно длинный день, занятый нескончаемой болезненной рутиной. Должно быть, прошло несколько месяцев после окончания базовых тестов, когда к Двенадцатому явился человек в штатском, представившийся его куратором. Впрочем, одежда не могла обмануть Кая — военная выправка выдавала нового знакомого с потрохами. Его имени Серый даже слушать не стал: очевидно было, что оно не настоящее. Они разговаривали, стоя по обе стороны бронированного стекла. Точнее, говорил куратор, Кай все так же молчал, со злостью глядя на своего собеседника исподлобья. Офицер, а в том что это был военный, Двенадцатый не сомневался, пытался вразумить несговорчивого синтета, живописуя возможную пользу от таких, как Кай, для организации, которую он представляет, но ничего нового синтет не услышал: он прекрасно знал, для чего именно его создавали. Кай произнес только короткое: «Марк меня заберет», но, по-видимому, его собеседник ждал этих слов, потому что сразу же после того, как они были произнесены, показал своему узнику видеозапись, сделанную тайно. Кай увидел, как поларский принц выговаривает Тайлеру Нэшу, своему лучшему другу, всю боль и обиду на сбежавшего возлюбленного. Боль, переросшую в злость. Маркус сказал Таю, что не намерен больше разыскивать беглеца и, размахивая руками, в красках живописал то, что он устроит, если только Кай посмеет вернуться. После Каю продемонстрировали и другие записи, просмотрев которые, можно было заметить, как день ото дня Марк, смирившись со своей потерей, становится все более холодным и отстраненным. — Сначала я хотел сказать, что твой жених в курсе происходящего, что Маркус знает, где ты находишься, и ничего не предпринимает, чтобы вызволить тебя. Но после подумал, что ты скорее всего раскусишь ложь, поэтому вот тебе правда. В глазах Его Высочества ты беглец и предатель, — куратор позволил себе едва-заметную ухмылку. И в этот момент Кай сломался. Он пятился назад, пока не уперся лопатками, и просто сполз по стене, обхватил руками колени и заплакал. С него сошла вся маскировка, явив пред очи не ожидавшего такой реакции вояки искалеченное, покрытое шрамами существо. Но в следующую секунду отчаяние сменилось гневом, и Двенадцатый бросился вперед. Удар за ударом… Он бился в стекло с самоубийственным остервенением. Но стекло выдержало. А вот крепления рамы — нет. В тот момент, когда вооруженные шокерами и транквилизаторами лаборанты влетели в комнату, они застали Кая над растерзанным телом куратора и с его трепыхающимся сердцем в зубах. Кай раскусил его и выплюнул. — Кто бы мог подумать, у него есть сердце. А у вас? — холодно проговорил метаморф, и это были его первые слова за много дней. Уже после Двенадцатый долго размышлял, глядя в потолок, прокручивая в голове воспоминания и внутренние диалоги, пытаясь попросту не сойти с ума в полной изоляции и отсутствии физически необходимого контакта. Он начал говорить вслух, но всегда только ночью и на том языке, который не могли расшифровать местные. Языке, который успел стать для него ближе родного. Кай говорил с образом Зейна в своей голове, и эти беседы ни о чем и обо всем поддерживали в нем присутствие духа. Он понял, почему Марк отчаялся и огрубел, ведь даже Зейн в свое время опустил руки, и когда Кай явился к нему, то попытался прогнать. Но с вором дела были иными — тот был одиночкой, не имеющим корней. Зейн отвечал только лишь за себя одного, а в случае с Марком дело обстояло совсем иначе. Буран сказал как-то: «Я и есть Полар», из чего можно было сделать вывод, что во многом он не принадлежит самому себе. Наверняка долг перед Поларом в какой-то момент перевесил потерю возлюбленного, и Марк оставил поиски, чтобы вернуться к своим служебным обязанностям. Все же Полар воевал с Этной, и Адлер наверняка большую часть времени проводил в небе, участвуя в боевых вылетах родной эскадрильи. Как же иначе? В тот день… В тот черный день Марка вызвали на службу, а разомлевшему от ласкового обращения синтету всадили в шею укол. Дальше были только темнота, белые стены и боль. А теперь… Что будет, если Буран узнает? Марк наверняка уже растерял свою чарующую невинность, на которую купил Двенадцатого в свое время. Наверняка перегорел. Он, должно быть, просто махнет рукой и признает, что те, кто решил за него, все сделали правильно. А что если нет? Что если Буран прилетит и вызволит? Что если?.. Сможет ли Маркус справиться с несколькими годами ненависти из-за предательства, которого не было? Время шло, Кай выполнял тесты с каким-то остервенением и не оставлял попыток побега, только теперь он стал намного осторожнее. Серый больше не громил помещение и не бил стекла, разве что при первой возможности уничтожал все камеры, какие только мог найти, при этом то там, то здесь персонал находил следы его присутствия: надписи, пропавшую еду, стертые данные, сбитые настройки оборудования… Это здорово их доставало и часто срывало эксперименты. Такие вот «шалости» синтета вызывали настоящую паранойю среди работников лаборатории, но секретный статус исследований пресекал текучку кадров. Кай стал считать время и ждать поисковую группу от своих работодателей. По идее, спустя месяц его отсутствия Серенити должна была подать сигнал и вызвать помощь, а в течение года, если считать по времени его родного мира, Кая должны были начать искать, но… Время вышло, а никто так и не пришел. Попыток сбежать синтет не оставлял, но пока не получалось найти ни единой лазейки, чтобы улизнуть. Впервые он столкнулся с настолько хорошо организованным врагом, который, к тому же, еще и быстро учился. Постепенно становилось все хуже. Серый впал в апатию и почти перестал реагировать на внешние раздражители. Хотя этому способствовали, по его собственным выводам, транквилизаторы, которыми его пичкали, и почти постоянное ношение подавляющего ошейника. Они сменили уже несколько моделей, нынешняя была с дистанционным управлением и на максимальном режиме стреноживала Кая почти до полной неподвижности. За каждую выходку его жестоко наказывали, внедряя в голову простые истины: ты не личность, ты даже не инструмент, ты — материал. Слушайся, и мы будем минимально жестоки. Возможно, ты даже получишь что-то приятное, или же мы не заберем у тебя то немногое, что ты смог получить ранее. И вообще — радуйся что пробы крови и органов достаточно небольшие, чтоб ты мог после функционировать. Кай все еще не разговаривал почти ни с кем, кроме пары лаборантов, которые втихую протащили в его камеру маленькую читалку с внушительным архивом литературы, но и с ними беседы были скупыми и редкими. Синтет много читал, это хотя бы чуть-чуть отвлекало, так же как и занятия ли-гои с медитацией, но в остальном… Казалось, что Кай вернулся в учебку, куда-то между выбраковками и объединением в кластеры, и этот маленький ад из прошлого превратился в зацикленный ужас настоящего. Все, что удалось сохранить, это кольцо, подаренное Марком. Серый все еще держал его в тайничке внутри своего тела. Эта маленькая драгоценность осталась напоминанием о том времени, когда Кай вновь поверил, что он настоящий, поверил в то, что его можно искренне полюбить. У него не было с собой ничего от Зейна, и со временем в этой тонкой полоске металла с камнем в виде сердца все смешалось в некой карусели смыслов. Кольцо стало вещью, напоминающей о том, что бывает иначе, нежели есть сейчас. Было и… Возможно, будет, если Каю, наконец, удастся выбраться. Чем ему не мешали заниматься, так это творчеством. Кай изрисовал сотни, а может и тысячи листов, причем ему не давали цифровой техники, только цветные хрупкие мелки и жидкие краски, но этого хватало. Он переносил на бумагу самые разные образы и завешивал рисунками стену своей ячейки. Периодически они исчезали, так же как это было в лаборатории корпорации, но синтету, в целом, было плевать. В какой-то момент ему удалось выцыганить гитару, и он практиковался на ней до тех пор, пока не разбил о голову слишком борзого лаборанта, которого достали не прекращающиеся сутками переборы. С тех пор Кай мог только петь а-капелла. Собственно, благодаря этому у него и появился друг: новенькая — по крайней мере Кай никогда не встречал ее ранее — сотрудница лаборатории. В этом клятом месте работники не носили бейджи, патчи или что-то подобное, где была бы указана должность или хотя бы имя. Так что Серый не знал, какие функции выполняет эта особа. Новенькую нельзя было назвать красивой — в том смысле, что черты лица ее были далеки от общепринятых канонов, к тому же у девушки обнаружилась гетерохромия, но именно этим она и привлекала: своей необычностью, инаковостью. Такое лицо запоминалось, стоило один раз его увидеть, вот только нельзя было сказать, насколько оно казалось привлекательным или наоборот, отталкивающим. Новая сотрудница — Кай всех их называл лаборантами, дабы не заморачиваться — приходила слушать его завывания. Поначалу она, как будто стесняясь или же из соображений тактичности старалась не отсвечивать и не пялиться на поющего Кая, стоя по ту сторону бронированного стекла. Со временем она перестала скрывать свой интерес и, усаживаясь в позу лотоса напротив камеры Кая, слушала того с явным интересом, периодически пробуя подпевать. Слов она, разумеется, не знала, зато попадала в ноты, и ее тихое «ла-ла-ла», наложенное на слова «Прекрасного далеко», звучало в дуэте с Каем весьма недурно. — О чем твоя песня? — спросила новенькая в один из дней. Кай услышал, что к нему обращаются, обернулся, поймав взгляд новенькой, и уже с середины короткой песни смотрел на нее неотрывно, словно пытался загипнотизировать, и медленно приближался, покачивая бедрами. Песня смолкла, а он все смотрел. Изучающе, с прямым и открытым хищным интересом. Он видел, что его не боятся, и уже одно это вызывало интерес. Обычно новенькие опасались подходить близко к камере: видимо, им показывали, на что способен подопытный. Эта девушка… Впрочем, возраст ее трудно было определить — современная косметология достигла существенных высот, и нужно было быть весьма ленивым, чтобы не поддерживать себя в форме. Так вот эта молодая женщина совсем не опасалась пленника, который мог — имей он желание — достать ее даже из-за прочного стекла. И только во вторую очередь Кай отметил ее необычную внешность: бледная кожа, легкая асимметрия плоского округлого лица, маленький нос, аккуратные тонкие губы, рыжие волосы, безжалостно стянутые в тугой узел на затылке, но главное — глаза: раскосые и… разные. Один голубой, второй карий. — Как тебя зовут, прекрасная химера? — нараспев произнес Кай, улыбаясь. Серый носил ту же оболочку, в которой его взяли — долговязый, поджарый парень с длинными черными волосами. Этот образ прилип накрепко, и метаморф не менял облик без острой необходимости. Сейчас он был одет в белую бесформенную робу — штаны и рубашка с коротким рукавом, что только оттеняло его бледность и темные круги под серыми глазами на худом лице, единственным акцентом которого были яркие губы. — Кто научил тебя отвечать вопросом на вопрос? — женщина склонила голову на бок и, достав из кармана просторного белого комбинезона спелое яблоко, надкусила румяный бок. — Само пришло, — Кай расширил ноздри, принюхиваясь. — Это песня о зове прекрасной недостижимой дали, куда стремится сердце, но попасть туда может только тот, кто достоин этого. Мне пела ее мама… Если у таких как я могли бы быть матери. — И как же понять, что ты достоин? — новенькая выудила еще одно яблоко из того же кармана — бездонные они в этой форме, что ли? — подошла к камере, где за стеклом держали Кая, открыла специальное окошечко, используемое для передачи, и положила внутрь яблоко, кивнув — угощайся, мол. — Тот, кто бескорыстно работает на светлое будущее и не преумножает боль, — синтет взял яблоко и поднес к лицу. Он втянул носом воздух, осязая свежий запах спелого фрукта. — Спасибо, — Кай улыбнулся, не показывая зубов: каппы тут у него не было, а видоизменять себе челюсть от откровенно ленился, в основном потому, что от этого потом подолгу ныли зубы и слишком легко возвращали свою естественную форму каждый раз, когда морф выходил из себя. — Тогда понятно, почему эта светлая даль недостижима, — пожала плечам так и не назвавшая свое имя девушка. — Я лично не знаю ни одного такого человека. А ты? — Я встречал, — Кай откусил кусочек, и сок потек по щеке; капля упала на белую форму, — даже не одного, на самом деле. Хотя, признаю: для того, чтобы такие мечтатели могли творить, нужны те, кто будет охранять их. Он повернулся спиной и отошел от стекла, продолжая жевать. Девушка… Или женщина? Сложно было определить ее возраст, где-то между двадцатью пятью и сорока годами, ухоженная, нежная — вместе с яблоком она передала свой запах, немного терпкий… Он прикрыл глаза и выдохнул, снова оборачиваясь: — Скоро снова испытания? — Значит, тебе повезло, — проигнорировала незнакомка последний вопрос Кая. — В отличие от меня. Когда синтет вновь повернулся, за стеклом уже никого не было. А через несколько минут появился один из сотрудников лаборатории — кто-то из нижних чинов, он в основном приносил Каю еду и мелки для рисования. Только на этот раз в руках его была гитара. — Аиша просила передать, — с этими словами лаборант отправил музыкальный инструмент в специальный отсек, чтобы синтет мог забрать его со своей стороны. — И еще сказала, чтобы ты не разбивал гитару о чужие головы. — Значит, Аиша… Новая знакомая периодически заглядывала, иногда приносила угощение, иногда они просто сидели по разные стороны стекла и разговаривали на отвлеченные темы, благо чтение способствовало — они, по крайней мере, могли обсуждать какие-то книги. Аиша никогда не говорила про испытания, работу лаборатории или о том, что происходит за пределами этих стен. Девушка отрезала или попросту игнорировала попытки вывести разговор в это русло. Не отвечала она и на прямые опросы Кая, если тот спрашивал о чем-то, что ей не хотелось обсуждать. Кай поймал себя на том, что начинает считать время до ее возвращения, также он заметил, что если Аиша подолгу не приходит, значит, скоро будет какой-то очередной тест, после которого она появится примерно через сутки. После очередного теста Аиши не было целую неделю. Кай уже начал думать, что его знакомую перевели куда-то на другое место работы, но не успел он соскучиться, как девушка появилась в блоке, где держали синтета, и, заговорщически подмигнув пленнику, набрала на дверной панели код, открывающий камеру. — Если обещаешь не есть мое сердце, мы можем прогуляться. Тут недалеко. Кай кивнул и молча вышел из камеры, недоумевая, почему их с Аишей не сопровождает охрана, вооруженная шокерами и готовыми к использованию шприцами с транквилизаторами. Они, действительно, шли недолго, пока Аиша не набрала код на двери — одной в череде точно таких же, расположенных по обе стороны коридора. — Это мой садик, — с толикой гордости в голосе сообщила лаборантка. Внутренний дворик — похоже, это был он, — действительно чем-то напоминал сад: невысокие кустарники, мягкая трава, две ярко цветущие клумбы. — Можем перекусить, если хочешь, — предложила девушка, усаживаясь прямо на траву и жестом приглашая Кая присоединиться. — Тут у нас… — ладонь ее нырнула в глубокий карман, — печенье… и… печенье. Она протянула Каю овсяную печенюшку. — Тебя не накажут? — Серый цапнул печеньку и сунул ее в рот, улыбнувшись спутнице одними только глазами. Он не удержался и ступил на траву, с удовольствием ощущая стебли под босыми стопами. Серый пару раз поджал пальцы и блаженно выдохнул, рухнув на землю и раскинув руки. Он так радовался траве разве что во время выездов на полигоны, еще до начала оперативной работы, когда его и других вывозили для испытаний, опасных для комплекса, и потому проводимых на открытой территории. Кай распахнул глаза в небо. Да, оно было закрыто укрепленным куполом, но это было небо, настоящее, с движущимися светлыми облаками, пусть и видел он их очертания очень приблизительно… — Если вырубишь меня и попытаешься сбежать — накажут, — Аиша хрумкнула печенюшкой. — Но я сказала им, что ты не такой дурак, чтобы пытаться удрать из лаборатории, охраняемой так, как ни один в мире банк не охраняют. Она помолчала, похлопывая себя по карманам в поисках еще чего-нибудь съестного, но не нашла и разочарованно сморщила носик. — Впрочем, ты можешь попытаться. Будет даже интересно — как много охранников ты убьешь, прежде чем тебя скрутят. С этими словами она доверчиво устроила голову на коленях Кая, глядя, как и он, в закрытое куполом небо. — Мне не нравится убивать людей, — синтет вздрогнул и замер, сердца заколотились где-то под горлом. От такого простого прикосновения он затаил дыхание. Сколько к нему никто не прикасался ласково? Уже несколько лет прошло… — Этим ты похож на людей, — Аиша оторвалась от разглядывания небесного свода, и глаза ее встретились с другими, серыми, задумчивыми. — Человеку… Я имею в виду нормальному человеку не должно нравится такое. Девушка протянул руку, чтобы коснуться пальцами гладкой щеки Кая, и тут же отдернула пальцы, словно боялась обжечься. — Я не буду кусаться, пока ты не сделаешь мне больно, — он приподнялся на локте, так же не отрывая взгляд. Морф взял ее запястье осторожно, словно боясь, что это все тут же закончится, и потянулся ближе. Кончики тонких пальцев коснулись его лица. Очертив красную кайму губ подушечкой указательного пальца, Аиша слегка надавила, вынуждая синтета приоткрыть рот. Палец скользнул внутрь и тут же вынырнул. Такая игра, видимо, заводила новую подружку синтета. Он услышал тихий чувственный стон и, повторяя движение Аиши, провел своим пальцем по девичьим губам, гладким, чуть влажным. Кай резко выдохнул, растягивая губы в улыбке, и поймал шаловливый пальчик, коснувшись его языком. Для Серого это был неожиданный переход, но отказываться он не собирался, намереваясь поймать каждую искорку тепла, которая ему достанется, тем более что к этой особе, несмотря на всю отрывочность их общения, он испытывал вполне осязаемую привязанность. Может, он ей просто понравился? А может, ее прислали, чтобы что-то проверить? Да что еще можно с него взять? Приручить? Да к черту… Главное — не спугнуть… Аиша томно потянулась, потираясь затылком о колени Кая и, еще раз мазнув пальцем по губам, завела руку за шею синета, вынуждая того наклониться. — Можешь даже укусить, — прошептала девушка, чувствуя совсем близко чужое дыхание. Он задышал чаще и сгреб ее в охапку, затаскивая на руки, и замкнул поцелуй, пробуя эти совершенно идеальные губы на вкус. Кай все еще держался осторожно, не распускал руки, не сдавливал, позволил себе только провалиться в поцелуй, исследуя языком нежный рот. Из горла его вырвался тихий низкий стон, по телу прошла тянущая, сковывающая, голодная дрожь. — А ты сильнее, чем кажешься на первый взгляд, — довольно улыбнулась Аиша, когда Кай позволил ей вдохнуть. Поцелуй — терпкий, крепкий, как выдержанное вино — увлек ее неожиданно для нее же самой: девушка совсем не собиралась растекаться медом от того, что ее поцеловал подопытный. Впрочем, этот экземпляр и впрямь был хорош, хоть и не совсем в ее вкусе. Аиша любила крепких, властных мужчин. Таким был ее бывший супруг. Этот же… Совсем мальчишка на вид, худой, угловатый… Глаза красивые… И целуется так, что не хочется отпускать… Хотя… Кто сказал, что ей надо отпустить? — Что еще умеют твои губы? — прошептала Аиша, еще раз обводя пальцем красную кайму. — Все, что ты пожелаешь… — он снова поймал ее пальчик, всосал и отпустил, закусив уголок губы. Он глядел на нее из-под темных ресниц, рассматривая лицо впервые так близко. Теперь Кай видел едва-заметные морщинки в уголках глаз и явно подкрашенные корни волос, но то были просто детали, которые не имели особого значения. Он поерзал, усевшись поудобнее, изящные ладони с длинными пальцами прошлись вдоль ее тела поверх одежды. — Я желаю увидеть, как будут блестеть твои губы, испачканные в моем секрете… Мха-ах… — гибкое тело изогнулось, принимая ласку, пальцы девушки деловито расстегнули едва заметную молнию, и Аиша прикрыла глаза, позволяя Каю стянуть с себя комбинезон. Он стащил с себя рубашку и уложил партнершу поверх, нетерпеливо стянув с нее одежду. Синтет позволил себе лишь короткий взгляд, чтобы скользнуть по обнаженному телу — Аишу нельзя было назвать худой, скорее, ей не помешало бы сбросить парочку лишних фунтов, впрочем, округлые формы не портили женщину, может быть, потому, что эти округлости не были рыхлыми, а напротив — упругими, и кожа, к которой прикасался Кай, на ощупь казалась гладкой и подтянутой. Он припал губами к шее, постепенно опускаясь вниз, от ямочки меж ключиц к самому нежному месту. Кай завел ее ноги к себе на плечи, жадно поглаживая упругие округлости бедер, и коснулся языком складочки половых губ. Синтет был почти уверен, что за ними наблюдают, возможно, даже записывают, но ему было все равно. Он дорвался до контакта, до нежного извивающегося в его руках тела, отзывающегося на каждое движение языка. Он почувствовал появившуюся смазку, когда тело партнерши вздрогнуло, принимая прикосновения, и тихо заурчал. Кай исследовал каждый сантиметр гладкой промежности, вылизывал, посасывал, слушая стоны и выискивая точку максимальной чувствительности, чтобы довести Аишу до ее пика. Его собственное тело откликалось тяжелой горячей истомой, совсем не так, как это бывало с мужчинами: с ними он испытывал острое, горячее удовольствие, а это сдавливало и наполняло. Аиша негромко вскрикнула, чувствуя приближение оргазма, когда первая — самая сладкая — судорога прошила позвоночник. И уже через секунду отпустила себя, позволив удовольствию магмой разлиться в венах. — А ты мастер, мммм… — промурлыкала Аиша когда горячая лава начала остывать, и она сама довольно потягивалась в посторгазменной неге. — О-о… Не говори так, я начинаю чувствовать себя героем бульварного романа, — Кай обнял ее за пояс и принялся целовать животик, давая партнерше немного остыть. — Лучше скажи, как далеко ты позволишь мне сегодня зайти? Он пощипывал губами кожу и едва-едва прикусывал, не оставляя следов; ладони его скользили вдоль поясницы, немного приподнимая гибкое тело. — Ты читал хотя бы один бульварный роман? — с легкой насмешкой спросила Аиша, уверенная, что Кай предпочитает литературу совсем иного сорта. Пережитое только что наслаждение еще давало о себе знать, и, если уж девушка хотела быть честной сама с собой, то должна была признать — она готова позволить этому черноволосому гораздо больше, нежели оральные ласки. Скосив глаза, Аиша заметила, что Кай возбужден, и то, что природа… то есть тот, кто создал эту модель 13… как там его… вечно она забывает цифры… Так вот тот, кто создавал Кая, оказался щедр в том, что касалось размеров. Но сейчас… Не лучше ли держать нашу зверушку слегка голодной? Она нежно погладила Кая по щеке, задержав ладонь чуть дольше, чем ей самой хотелось бы. Непонятно с чего вдруг захотелось подарить Каю немного теплоты. Желание иррациональное, вызванное пережитыми эмоциями, несомненно. Аиша убрала руку, стараясь чтобы этот жест не вышел слишком резким — синтет не должен заметить ее эмоциональных качелей. Впредь надо быть внимательнее с такими вещами. — Нас могут хватиться, — с сожалением произнесла лаборантка. — Мы же не хотим лишиться этих приятных прогулок? Кай облизнулся, пару раз коротко кивнул и прикрыл глаза, расстроенно вздыхая. — Да, ты права, теперь, раз уж такая прогулка случилась, следующей я буду ждать с особенным нетерпением, — Кай провел языком вокруг пупка и выпустил Аишу из объятий, позволяя одеться. — А что касается литературы… Я более чем неразборчив, особенно когда нечем заняться, я готов потреблять все: от дамского чтива до справочников. — По крайней мере то, как доставить партнеру удовольствие, ты изучал не только по книгам, — довольно улыбнулась Аиша, предвкушая следующую встречу. — Не важно как я учился, важно что ты теперь собираешь сливки, разве нет? — Серый явно смутился и отвел глаза. Аиша не ответила, размышляя совсем о другом. Прямо сейчас следовало бы позаботиться о том, чтобы полученное наслаждение не обернулось проблемой. Проводив Кая в его камеру, она поспешила в лабораторию, не задерживаясь в блоке, где держали пленника, даже для того, чтобы поцеловать того в благодарность за доставленное удовольствие и в качестве обещания следующей встречи. Нужно было сделать укол как можно скорее, прежде чем вещество, содержавшееся в организме синтета, начало свое сокрушительное действие. Игла вошла в бедро — за годы работы женщина научилась колоть практически безболезненно — и маленький автоматический шприц полетел в контейнер для утилизации. Аиша прикрыла глаза, раздумывая над тем, как ей вести себя со строптивым пленником дальше. Слишком нестабилен. Непокорен — даром что взгляд затравленный, а чуть что — норовит кому-то выгрызть сердце. И ласковый… Ласковый же, черт возьми. Такое сочетание — ярко выраженной опасности и мягкой, нежной привязанности… Это может быть гораздо интереснее, чем Аиша могла себе представить. Гораздо интереснее…

***

После того как рыженькая оставила его одного, Кай растянулся на узкой кушетке и положил ладонь на пах, тщетно пытаясь успокоиться, но мысли раз за разом возвращались к бледному извивающемуся стройному телу и тихим, полными наслаждения стонам. Эрекция стала до болезненного сильной, и Двенадцатый усилием воли втянул член в брюшину. Он, может, и занялся бы самоудовлетворением, но в его маленькой тюрьме не было возможности банально избавиться от отходов. В камере санузел не предусматривался в принципе, поскольку местные боялись, что синтет попросту смоется в самом прямом смысле. Он прикрыл глаза и постарался отключиться от этих мыслей, но остаточный привкус и запах тела Аиши не давали покоя. Однако, избавляться от этих ощущений не хотелось.