Солнце Треомара

      Как было бы лучше и проще?       Свет тусклых звезд мерцал в прорехах решетки. Откуда-то сверху, из чьего-то распахнутого окна, густо тянуло ладаном. В отдалении надрывалась собака, ей вторила вторая — визгливая, явно мелкая, тщедушная шавка. Ветер исчез, уступив удушливой немоте вечера: вечер был тягучим и липким, как запекшаяся кровь, растягивая каждую минуту томительного, горького ожидания.       Дрожащая рука не совладала с пробкой на склянке, поэтому Альказар сначала сорвала зубами этикетку с ажурной, золотящейся надписью «Обезболивающее», а затем выгрызла пробку. Сплюнула. Склянка блеснула прозрачно-синим и звонко стукнулась об зубы. Сладковатое зелье, как обычно, обожгло горло, после чего наполнило желудок раскаленной, горячей болью, но еще через минуту и она утихла так же, как боль в проклятом обрубке руки.       Альказар с облегчением вдохнула полной грудью. Теперь из окон пахло не ладаном, а жареными грибами — вот странно, может, изначально это были именно грибы, а не ладан? Ведь откуда ему взяться здесь, в дровяном сарае бедняцкого квартала Треомара, что назывался Котловым, вонял, как старая нищенка и издевался буйным сплетением улочек над каждым идиотом, который по своей воле пришел бы сюда.       Боль — это то, что определяет тебя.       Между прутьями оконной решетки привиделось бледное насмехающееся лицо.       — Замолчи, — проскулила Альказар, сморгнув с глаз загустевшую пелену.       Каково это — жить с неутолимой жаждой унять боль? Ты пьешь настойки, растворяешь какие-то магические порошки, раскусываешь пилюли, которые должны бы обезболить твое жалкое существование, носительница. Но боль неизлечима. Боль — вечна! Она была бы еще хуже, если бы ты знала, сколько раз твои «лекарства» вызывали у тебя то отравление, то внутреннее кровотечение и сколько раз я излечивал тебя, дуреха.       — Так излечи же это! — крикнула Альказар куда-то вверх, где — теперь она была уверена — отчетливо пахло ладаном, и указала на обрубок руки.       О, если по-настоящему удовлетворить твою жажду, это уничтожит тебя. Вот вечная жизнь: вечная боль, вечные вопросы, вечная надежда, вечное отвержение своей собственной сути и своего я. Вечная смерть есть противоположность, ведь в смерти ты не чувствуешь боль, в смерти ты не надеешься и принимаешь свою сущность как застывшую в статике, чуждую изменений, сомнений и страха. Боль дает тебе больше, чем ты заслуживаешь. Боль отнимает твои сомнения. Боль придает тебе силы и надежду, ведь вы, люди, хоть хлеб едите да пьете воду, не насыщаетесь: вы живы лишь надеждами удовлетворить жажду. Вы надеетесь на то, что придет будущее. Можно подумать, в нем все будет прекрасно! Будто в нем наконец-то исполнится все то, ради чего вы гробите свой сегодняшний день!       Нет.       Не исполнится.       Вы обречены жаждать недостижимого.       Открою тебе секрет, дочь моя: будущее, уготованное Вину, не понравится тебе. В нем нет надежды. В нем не будет даже боли. Лишь — белый разрывающий свет.       Там, носительница, не будет уже ничего.       — ТЫ лжешь мне. — Альказар утерла рукавом пот со лба и тяжело опустилась на холодный земляной пол сарая. — Ты можешь только лгать, такова твоя суть!       Разве ты не видела моих воспоминаний?       — Разве ТЫ можешь помнить будущее? — ЕГО же ироничным тоном переспросила Альказар.       Разве ты не чувствуешь того же самого? Я знаю, чувствуешь. Ты живешь с ощущением конца времен уже много лет. Ты ищешь того, кто тебя пожалеет, кто освободит от боли, кто признает в тебе человека, а не опасную демоническую сущность, — того, кто спасет тебя. Но оглянись вокруг, дочь моя: кому ты нужна, кроме меня? Лишь я, я один люблю тебя бесконечной, самой искренней любовью, лишь для меня ты означаешь все, и ради тебя я сделаю что угодно.       — Любишь ты меня, как же! — со злобой прошипела Альказар. — Уйми мою боль!       Люблю. И потому не буду делать то, что причинит тебе вред.       — Я лишь твой кусок мяса, — одними губами проговорила она. — Псина. Сожрешь меня так же просто, как сейчас лжешь мне.       Мне жаль тебя. Ты отвергаешь единственного, кому ты дорога, из-за слепой жажды. Но я… Я никогда тебя не отвергну.       Душный ладан проник, казалось, в легкие и заполнил их вязким дымом — золотистым с проблесками, с искрящимися в темноте пылинками, мелкими звездами, плавно оседающими на дно немого пруда, черного, как пустая глазница, как старая, сгнившая кровь, как загноившаяся рана, кишащая копошащимися личинками.       Альказар вздрогнула и попыталась поскорее прийти в себя. Сознание уплывало, как пойманная медуза утекала бы из пальцев. Память сплетала в тугие жгуты непонятые, путанные образы — воспоминания чужих жизней, чьи-то скупые радости и бесконечные горькие страдания. На языке возник вкус крепкого алкоголя, горло загорелось так, словно в него опять влили обезболивающее, а в несуществующих пальцах обрубка поселилась яростная боль — Альказар хотела было стряхнуть ее, как гнойного жука, да не смогла пошевелиться —       …ночь, сизый дым стелился по узкому переулку, камни мостовой отзывались под ее шагами каждый своей нотой, словно были струнами сантура. Музыка вела ее все дальше, разливая в теле ее легкость и рождая ритм: шаг, шаг другой, через забор перемахнуть, вскочить и пригнуться, протиснуться между сломанных прутьев ограды, повернуть, побежать, оглянуться, руки развести —       — Пьяна ты, девица?       …пой, сердце мое! Я птица, давно мертвая птица. Вот смерть моя, вот радость звонкой стать —       куда, скажи, теперь бежать? —       …стать мертвой, безразличной к боли.       — А ну остановись, скотина, ты куда?!       Быть может, побегу и демон не догонит?       — Глаза мои, глаза! слепа, прости, почтенный страж.       — Ты именем закона сейчас идешь со мной!       — С тобою? Никогда! Я не люблю тебя, почтенный, отъебись.       — Я повторять не буду!       — В бога веришь? Помолись. Проси его, чтоб сдохла я в твоих руках. Чтоб птичий крик прервался, словно нить…       Вот обещала же себе: не пить! Не пить, чтоб в бездне утонуть мне…       Сюда иди…       Чего сказал? Позвал тогда меня? Бегу, я здесь, собака несет кость, станцует и полает звонко-звонко…       Вот смерть моя.       Воды холодной свет. Хлебнула бы озерных стылых вод, да озеро исчезло из-под ног как не бывало. На месте глаз его лишь два провала. И кровь гнилая по щекам бежит. Собака мертвая не сторожит. Я умерла бы, смерть моя, но не отпустит демон…       Лишь боль.       Лишь жажда неизменна.       Я здесь.       — никто не отозвался на стук, поэтому Альказар рывком проникла за тонкую дверь комнатушки. Охуевший на вид Наратзул Арантеаль подскочил первым и заклинанием так рванул пламя на всех свечах в помещении, что свечи рассыпались в пыль. Мерзул вскочил несколькими секундами позже и догадался-таки завести магический огонек. Бледный голубоватый свет преломил тень Альказар на стене зловещими шипастыми изломами. Палец ее здоровой руки выразительно чиркнул по ее горлу и указал на Наратзула:       — Лучше будь завтра вечером в Котловом квартале. Дровяной сарай рядом с колодцем. Или тебе пиздец.       Наратзул лишь часто моргал, но так и не подобрал слов для ответа, поэтому уже в следующее мгновение она рывками летела сквозь ночь, перемахивая с крыши на крышу —       …сердце птицы остановилось в полете, и последним, что она осознала, была густота поджидающей внизу тьмы, разверстая пасть смерти, испепеляющее чувство вины и — злость на саму себя.       — НЕТ! — Альказар закричала так, что показалось, будто кровь сейчас хлынет из горла. Крик помог собрать в кулак всю волю, воля помогла изгнать морок и сломать ледяные пальцы демона, что подбирались к ее сознанию и уже хотели было забрать ее тело. Боль в спине, на которую она рухнула, помогла поскорее прийти в себя, подорваться и похромать в какой-то проулок, змеино петляющий между высокими белыми зданиями незнакомого квартала.       Здесь душно разливался дым, пахло опостылевшим ладаном, в покосившейся грязной харчевне кто-то гортанно ржал, пел и надрывался визгом, как свинья. Альказар прошла дальше, хватаясь за стены, за колючие деревья, за чье-то отдернувшееся плечо, споткнулась, рухнула лицом в воду.       — Ты умрешь в своем последнем бастионе… от руки человека… полуэтерна родом из Ледура… Он звал себя темным богом, да не совладал с темнотой. Он будет бродить по Нериму, ища себе крови взамен пролитой, и забудет твою смерть уже к утру. Божеством ему не стать. Как и тебе не остаться в живых…       Голос женщины был низким, густым и текучим, как горячий мед. Она осторожно вела кончиками пальцев по ладони Альказар, и эти прикосновения отзывались острой, словно от иголки, болью. Альказар было дернула руку, но женщина не отпустила. В глазах ее, что удостоили Альказар скользким, мимолетным презрением, под поволокой томилась опаска.       — Не дергайся, я еще не закончила, — произнесла женщина.       — Где я? — простонала Альказар, оглядывая комнату, низкий дощатый потолок которой был весь в выжженных рисунках.       — Ты пришла узнать, когда умрешь, — вкрадчиво проговорила женщина. Альказар хотела было второй рукой протереть глаза, чтобы получше разглядеть ее, но куда там! Второй руки-то не было.       — Я? Умру? — вместо этого усмехнулась она.       — Умрешь, — кивнула женщина. — Ты… — Она снова обратила взор на ладонь Альказар и вдруг замерла в изумлении. — Ты… Нет, верно, не та вероятность. Верно. Не та. Ты будешь погребена в бездне.       — Чего?       Заклинание на кончиках пальцев гадалки дрогнуло.       — Ты… — с испугом продолжила она, — попадешь в странную башню… В какой-то зал, где пустой пиршественный стол, где чьи-то трупы, где отзвук чего-то вроде старого сражения. Это место… Оно находится за гранью понимания, за гранью жизни и смерти. Ты будешь поймана человеком, что не человек, он сломает тебе пальцы, чтобы добыть предмет, который ты сжимаешь в горсти. Он сломает тебе руку, чтобы причинить боль. Он поймает кого-то еще, и вместе с тем, вторым, вы слепо побежите прочь, в бездну, но заплутаете без проводника…       — Чего? — У Альказар перехватило дыхание.       — И ты умрешь. — Гадалка опять подняла кошачьи зеленые глаза. — Ты больше не выйдешь из бездны. Второй — тоже. Выйдет лишь человек, что не человек.       — Ты говоришь об Аркте? — Альказар сжала ладонь, поймав тонкую руку гадалки. — Об Аркте, да? Это он ломал мне пальцы, пальцы той самой руки, которой уже нет. Это был он! Но если это он… Если это все уже было… Означает ли это, что я УЖЕ мертва и это — бездна?       Позволь я разметаю эти кости, носительница.       Гадалка рванулась было, но Альказар держала крепко.       — Это не бездна, — наконец произнесла женщина. — А теперь — уходи. Я вижу, кто ты. Ты, который внутри… ты знаешь, каким будет твой конец. Ты знаешь и потому злишься на меня. Я не хочу стоять на твоем пути. Уходи.       Позволь я разолью эту кровь, носительница!       Альказар сильно стиснула зубы.       — …и я не хочу иметь с тобой дел, — подытожила гадалка, стремительно бледнея. — В бездне тебе самое место.       Позволь.       Мне.       Сожрать.       Ее плоть.       Альказар задрожала и страшно закричала в лицо чуть не потерявшей сознание гадалке. Крик помог обрести контроль, зажегшаяся боль в культе помогла отбросить от себя опутывающую волю демона. Ужас, бескрайний, как море, помог убежать отсюда —       …дальше и дальше. Неведомый прежде, разрушительный, слепой страх. Кто убьет МЕНЯ в бездне, кто растопчет МОЕ сердце? Ты ли? Сам ли Я?       Ближе. Кровь застыла и будто стала в жилах ледяной колкой водицей. Резко дернувшись, как пробудившийся заблудший, Альказар оглянулась на дрожь голубоватого света. Вошедший под кров дровяного сарая Наратзул зачем-то приблизил магический огонек к лицу Альказар, и та отмахнулась от него, как от комара.       — Тебе нужна помощь, — изрек Наратзул. — Нет, я серьезно. В прошлую нашу встречу ты еще не выглядела как ходячий труп. А сейчас… — Он потупился, а затем отвел глаза. — Впрочем, не думаю, что я могу что-то для тебя сделать. Совсем.       — Ты… — Альказар протянула к нему руку, которая в полутьме показалась костлявой лапой старухи. — ОН хочет взыскать за разорванную сделку, но не бойся. Я не дам ЕМУ причинить тебе вред.       — Не обижайся, — фыркнул Наратзул, все еще разглядывая серую дощатую стену сарая, — но ты и себя защитить едва ли сможешь, Альказар. Полагаю, это ты натворила бед в Треомаре и именно ты чуть не убила Оорана. Или я не прав? В принципе, я мог бы просто сказать ему, где ты, — и этого было бы довольно.       — Да, — закивала она, — скажи! Скажи, молю, ведь я хочу только одного: прекратить свои мучения!       Ты хочешь жалости, носительница. Но вот целый мешок презрительной жалости стоит прямо напротив тебя и грызет себя сомнениями. Он знает, что загнал себя в ловушку. Чувствует, что там, в катакомбах, он упустил нечто критически значимое для себя. Знает, что ты представляешь для него угрозу.       — Зачем звала меня? — наконец взглянул на нее Наратзул.       Альказар поднялась с пола и, оступившись, приблизилась к нему, отпрянувшему, на несколько шагов.       — То, что я буду тебе сейчас говорить, не понравится существу внутри меня. — Каждое слово давалось ей с огромным трудом, словно она пыталась говорить со сшитыми губами. — Но постарайся понять. Я. Хочу. Чтобы ты. Отговорил Оорана. От. Зеробилона.       Сердце яростно толкнулось в ребра, и Альказар застонала от боли.       — Давай-ка проясним, — нахмурился Наратзул. — Там, в Эрофине, ты упрашивала меня заманить Оорана в Зеробилон, рассказав про Дариуса, так? Потом ты сама рассказала ему про Дариуса, умножив на ноль всю нашу сделку, — чтобы, очевидно, не выполнять свою часть и не убивать Эродана, которого, как тебе, несомненно, было известно изначально, ты не способна убить! Теперь же ты просишь меня о противоположном, не предлагая ничего взамен, а лишь угрожая тем, что взыщешь за побег из Эрофина. Такую бесчестную тварь еще поискать!       — Нет…       — И вопрос у меня лишь один, Альказар: какого хуя? Думаешь, безнаказанно обманула меня?       — Есть разница между мной и ИМ… — попыталась было пояснить она.       — Ой, давай без этих представлений! — грубо оборвал ее Наратзул. — Ну да, конечно, демон во всем виноват! А кто же еще! Не ты ведь лжешь, убиваешь, рушишь — это демон! Демон хочет противоположного, ясное дело! Но только вот какая штука, Альказар: он говорит твоими устами. А ты сама начала это, я тебя за язык не тянул. Теперь же… пусть будет так, как будет, я вмешиваться в твои игры не хочу. Напиздела про Эродана — и про остальное напиздишь. Больше никаких сделок.       «Пожалуйста, ты должен понять, я хочу помешать демону свершить задуманное!» — должна была сказать она.       — Я убью тебя, — вместо этого произнесла Альказар своим голосом.       — Попробуй, — сверкнул глазами Наратзул. — Я и не таких обламывал.       — О, если я попробую, от тебя и горстки костей не останется.       — Очень сомневаюсь!       — Не сомневайся. Более того — ты храбришься, потому что скрываешь ужас. Ужас, приведший тебя сюда по моей просьбе.       — А говоришь, нет разницы между тобой и демоном, — усмехнулся Наратзул, смело и нагло глядя ей прямо в глаза. — Вы одно, просто признай это.       Сердце рвануло сильней, заставив Альказар вскрикнуть.       — Нет, — выдохнула она, схватившись за грудь.       — Вы хотите одного и того же, — неумолимо продолжал Наратзул. — Вы одинаково лжете. Вас бесит одно и то же. Вас привлекает одно. Вы оба жестоки. Вы оба злы. В чем разница между тобой и «демоном»? А вот никакой, Альказар. Ты и есть твой демон.       — Нет!!!       Скажи ему, кто Я. Или Я сам скажу.       Заметалась, как в лихорадочном вязком сне, хватая ртом воздух в боязни задохнуться. Ледяная ночь, как пролитые чернила, укрыла собою город, стерла его и превратила в единое месиво камней и арок.       Я — не ТЫ!       Скажи ему, ну же!       — НЕТ!!!       — Тебе нужна помощь, — повторил Наратзул. Он развеял заклинание огонька, впустив под раскаленные веки Альказар слепящую густую тьму. — Я не тот, кто может тебе помочь. Но хочешь — скажи ему сама…       — Что?       Сверкнуло вне поля зрения, и нечто потянуло надоедливой, тягучей болью в руке.       — Хочешь все прояснить и отговорить его от Зеробилона и затеи с Дариусом, — продолжил Наратзул, — поговори с Оораном сама. Я помогу тебе с этим. Расскажи все предельно честно, не будь как вероломный ублюдок. Просто — объясни, что да, ты одержима, да, это твой демон, и да, ты хочешь помочь. Но никаких сделок, никаких обменов, никаких лишних слов. Сорвешься и начнешь буянить — он тебя убьет, а я с удовольствием помогу. Но скажешь правду — и будет по-твоему.       — А твой интерес, — прохрипела Альказар, не веря своим ушам, — в чем?       — Погибший в Зеробилоне Ооран не поможет мне в моем замысле. Все просто. Согласно моим планам, воевать сейчас с демонами — несвоевременно. Поэтому ты отговоришь его. А я выиграю время.       Что-то в голосе этого Наратзула было не то.       Затопившая сарай тьма не давала Альказар разглядеть его лицо, но она вполне четко представляла это ледяное равнодушие игрока, поставившего на кон обреченную фишку анклава лишь для того, чтобы в следующем ходу эта жертва принесла ему победу. Что с того, что фишка будет потеряна? Главное — план!       — Хочешь втянуть меня в игру? — произнесла она, услышав едкий смешок Наратзула. — А я и так… и так словно марионетка. Да, мне иногда удается запутывать веревки, но мой кукловод не дремлет. Он тебя перехитрит в любом случае, и нет, я не за тебя переживаю, Наратзул. Считаю, твои планы для существа во мне — лишь прах и пепел.       — Посмотрим. — Судя по голосу, Наратзул ехидно осклабился. — На каждого мертвеца найдется могила, как говорят в Эрофине.       — Тогда… — Она помедлила. — Не говори потом, что я не предупреждала. Но я согласна… Я согласна принять твою помощь. Отведи меня к нему, и…       Как бы не так, носительница.       Неистовая круговерть яростных алых искр пронеслась перед ее глазами, и Альказар вскрикнула. ЕГО ледяные пальцы все-таки добрались до ее горла, сердце загорелось неистовой болью, а то, что когда-то было ее рукой, вдруг стало острым когтем.       — Обойдешься, — откуда-то издалека послышался угасающий голос Наратзула. — Сказал же, я и не таких обламывал, демон.       ОН обезумевше зарычал.       И свет погас.

***

      Мерзул пил уже третью чашку чая, сидя в круглой каменной арке неподалеку от дома, закутавшись в плед и читая пронизанные светом магического огонька страницы «Великого генезиса».       Константин все время кружил где-то рядом, отпуская разной степени отвратительности комментарии по поводу того, где все это время носит Наратзула.       «А вдруг, а вдруг, — противно тараторил он, — он нашел себе нового Мерзула, а? А?! Как тебе такое?»       Плевать, подумал бы Мерзул. Совершенно наплевать на все эти проклятущие исчезновения, на недомолвки, на это загадочное «Ну, раз Альказар хочет потолковать, то почему бы и не потолковать», высказанное вопреки решительным протестам Мерзула. Наратзул наплевал на его мнение и увещания о том, что проклятую демоницу лучше просто игнорировать? Вот и отлично. Мерзулу плевать тоже!       — Не грусти, зануда, — не унимался Константин. — Если что, у тебя еще есть я.       — Да отстань ты от меня! — огрызнулся Мерзул. — Дай почитать спокойно!       — Спокойно ты читал бы дома под одеялком. А здесь ты читаешь потому, что не можешь сидеть дома, где тебя кроет от неизвестности. Я понимаю тебя. Нет, я правда понимаю. А я и сам в какой-то мере беспокоюсь…       — Беспокоишься, — фыркнул Мерзул, — как же.       — Еще как! — Константин затянулся трубкой и неспешно выдохнул одно за другим отсвечивающие в огоньках дымные кольца, а затем с помощью магии сложил из них неприличное слово. — Слушай, у меня есть одно предложеньице. Моя душенька требует навалять кому-нибудь, поэтому если вдруг захочешь пойти в разнос, предлагаю портовый кабак. У меня там, помимо милой моему сердечку арены, есть одно дело…       — Я. Читаю. Книгу.       — А мог бы. Цеплять. Девчонок. Серьезно, зануда, идем. Ты успокоишь нервы, а я разобью парочку рож. Потом можем поменяться.       Мерзул нахмурился и шумно вздохнул, но, если честно, был склонен согласиться. В конце концов, он и сам не понимал, почему не может просто так пойти и лечь спать, а вместо этого сидит здесь, вскидывая голову на малейший шорох у дома. «Генезис» он читал во второй раз. Интересующее их место — в четвертый или даже в пятый.       — Ладно, — процедил он, закрывая книгу, — идем.       — Ого, ты согласен? — воскликнул Константин. — Неожиданно, неожиданно, зануда. Еще пара таких эпизодов — и придумаю тебе новое прозвище.       — Лучше бы имя запомнил.       — У меня с этим трудности, ты же знаешь.       — Наратзула зовешь по имени.       — Тоже мне, сравнил. То ж столица Каллидара, а Мерзул — это что вообще за город? Не с чем ассоциировать.       — А Константин — это что вообще? Запомнить невозможно, но я постарался, хотя бы даже из уважения.       — Вот и молодец! Ты у нас образчик чуткости и такта. Дамочкам такие нравятся, так что не теряйся, поменьше говори и побольше делай.       У портового кабака «Тихая гавань», узкого трехэтажного здания, втиснутого между складами и подсвеченного огнями красных фонарей, толпилась разнообразная веселая публика. Среди загорелых алеманнских физиономий матросов и портовых рабочих то и дело мелькали благородно бледные этернийские лица достопочтенных граждан, пришедших сюда в поисках особых, запретных развлечений.       «Почему «Гавань» до сих пор не закрыли? — подслушал Мерзул в таверне еще до их эрофинских злоключений. — Это же гадюшник! Для чего власти развели такую помойку в порту?»       «Чтобы все отребье собиралось в одном месте. И чтобы всю дрянь было легче прихлопнуть одним махом».       Тогда Мерзул не особенно задумывался об услышанном, но теперь, оказавшись прямо перед возвышающимся «гадюшником», что весело щерился множеством светящихся окон, надрывался возгласами и вонял, как свинарник, в котором свиньи жарили родичей, подумал, что в этом явно был смысл.       Внутри ставший привычным треомарский высокопарный лоск и вовсе исчез: среди гомона, суетливой беготни, звона стекла и ярких платьев проституток первым, что приметил Мерзул, стал обнесенный толстыми цепями ринг, вокруг которого бесновалась разномастная толпа. В просветах между чьими-то спинами Мерзул разглядел, как один мужик на ринге месит кулаками лицо второго, и немедленно отвел глаза. Зрелище звериной, бессмысленной жестокости совершенно не нравилось ему — хотя было довольно трудно сказать, что Мерзулу здесь вообще нравилось. Он был определенно лишним в этом безумном месте.       В отличие от Константина.       — Эй, малышка! — Огневспых подтащил его к стойке и указал молодой тавернщице на Мерзула. — Налей-ка нам чего-нибудь не шибко веселого.       — Ч-что? — приподняла брови девушка. — Я тут недавно работаю… Я еще не понимаю, чего вы хотите.       — Пи-во, — по слогам произнес Константин, улыбаясь снисходительно и мерзко, словно обращался к ребенку. — А что с предыдущим стало, малышка? Когда я был тут в последний раз, старина Щелбан работал за стойкой и не унывал!       — Он… отравился. — Тонкие пальчики девушки едва совладали с пробкой и протянули Константину бутылку из темного стекла.       — Чем? — изумился Константин.       — Не знаю, — фальшиво усмехнулась девушка. — Недавно сюда нагрянул… эммм… Дозорный. И тут был полный хаос!       — Кто?       — Треомарский Дозорный. Неважно. Что-то еще?       — Да, — сделав могучий глоток и вытерев рот рукавом, ответил Константин. — Держи, вот деньги. Это за выпивку и… за ответ на мой вопрос.       Мерзул с недоумением воззрел сначала на россыпь серебра, которую девушка схватила с алчностью голодного коршуна, а затем — на посерьезневшего Огневспыха.       — В прошлый раз я повстречал здесь девушку, — проговорил Константин, испепеляя тавернщицу взглядом. — Мы на арене сражались. Этерна. Глаза разноцветные. Темные волосы. Звать Аль…       — …Альказар, — пробормотал про себя Мерзул, проклиная небеса и думая о том, что ничто не могло обойтись бы без этой демонической гадины.       — …Альба, — закончил Константин.       — Но ты же сказал, что она утопилась! — не сдержал усмешку Мерзул.       — Тсссс! — зашипел Огневспых и снова взглянул на тавернщицу. — Что скажешь о ней?       — Всех подробностей не знаю, — придвинувшись к нему, ответила та, — но поговорите с ее спутником. Его зовут Арантос — тоже этерна, светлые волосы до плеч, высокий и крепкий, с прищуром, носит кожаную куртку и попахивает порохом. Они с той девицей вместе жили в угловой комнате на втором этаже. От девочек он всегда отказывался, но был весьма мил, разговорчив и учтив, как благородный мессир! Выпивку нам покупал, сорил деньгами. И симпатичный он, в отличие от…       Мерзул лишь нахмурился. Теперь, припомнив Арантоса в эрофинском банке, он окончательно уверился в том, что утопленница Альба и Альказар — один и тот же человек.       — Не, — протянул Константин, явно расстроившись, — мужик мне без надобности, я ищу именно Альбу. А что, говоришь, они вместе?       — А как еще объяснить то, что он не покупал девочек? — зашептала тавернщица.       — Брезгливостью, — фыркнул Мерзул.       — Бля, — сокрушенно выдохнул Константин. — Ну почему… почему, во имя неба, у всех прекрасных девушек всегда есть кто-то, кроме меня! Так… А скажи-ка, милая, давно ли здесь видели мою Альбу?       Тавернщица выразительно опустила глаза на стойку, а затем вновь уставилась на Константина.       — А? — нахмурился тот. — Хочешь еще денег? Но я отвалил тебе намного больше, чем…       — Ты хотел «ответ на вопрос» — невозмутимо ответила девушка, — а сейчас хочешь за те же деньги задать уже третий!       — Шлюхи, — буркнул Константин и яростно прихлопнул ладонью еще несколько серебряных монет. — Ну?       — Ее здесь не видели с тех пор, как мессир Щелбан изволил отравиться. — Тавернщица ловко сцапала деньги. — Но говоря между нами, именно ее сюда пригнал Дозорный. Такое впечатление, что она — беглая преступница, ведь, как известно, Дозорный абы за кем не гоняется. Лишь — за самыми отъявленными мразями этого прекрасного города.       Девушка смолкла и с милой улыбкой наполнила стакан подошедшему посетителю.       — И? — пытливо протянул Константин.       Она лишь опустила глаза на стойку и усмехнулась.       — Ой, да пошла ты! — отмахнулся Огневспых. — И без тебя узнаю. Пошли, зануда, разыщем этого Арантоса.       — Константин… — произнес было Мерзул, желая рассказать грубияну об эрофинском банке и о своих подозрениях относительно «Альбы» с двойным именем, но тут что-то ярко-алое на краю его взора заставило его отвлечься.       — Ай! — вспыхнуло среди месива голосов. — Папа!       Мерзул поискал глазами источник вскрика. Чья-то отчаянная магия нежно поцеловала его в затылок, заставив замереть, а прикосновение холодной тонкой руки, напротив, резко привело его в чувство.       — Ты чего, мальчик? — Ярко очерченные углем черные глаза заглянули прямо в его душу. Проститутка приобняла Мерзула за плечи и заискивающе заулыбалась, но он отчетливо чувствовал лишь опасность и — волнительную, жгучую магию где-то среди толпы. — Эй, не стоит бояться, здесь рады всем. Особенно — таким милашкам, как ты.       — Простите. — Не зная, за что извиняется, Мерзул поскорее вырвался из хватки проститутки и протиснулся между здоровенными моряцкими спинами. Куда подевался Константин, сожри его бездна?!       Снова эта магия.       — Папа! — еще неистовее вскрикнули неподалеку, и Мерзул ринулся на этот звук.       Откуда-то справа на него обрушился отброшенный в пылу драки мужик: громадная туша не удержалась на ногах и смела собою успевшего лишь ахнуть Мерзула. Он и сам не понял, как оказался на полу, придавленный, словно жук ботинком, но это непонимание уже скоро сменилось болью в ребрах, а та — яростью, которая и высвободила его из-под туши. Конечно, помогла еще чья-то протянутая ладонь, но злость это лишь подхлестнуло:       — Ты! — взвыл Мерзул куда-то в безликую пустоту кипящей толпы, криков и гвалта. — Сейчас получишь у меня!       — Папа!!! — тонко завопила девушка совсем рядом.       — Пошел ты! — Огромный черноволосый бородач угостил могучим ударом некоего тщедушного парнишку, и тот отлетел грязной кучей ветоши. — Деваху не тронь, говнюк!       — Заткнитесь! — кричал какой-то старикан в разорванной, пропитанной кровью рубахе. — Вы сейчас же все заткнетесь или я гвардейцев зову!       — Крыса! — утробно гаркнуло над ухом Мерзула.       Он протиснулся еще вперед. Его взору открылся лежащий в луже крови мужчина с разбитым лицом, а еще — девушка, что завывала над ним.       — Папа! — рыдала она и одновременно тормошила мужчину. — Вставай! Вставай же, ну!       — Ты мне все отдашь, гадюка аразеальская! — указал на нее дубиной какой-то паскудного вида тип. — И за себя, и за папашу! Мы тебе не банкиры и не фонд защиты сироток, бля!       — Заткнись! — вновь завизжал старикан, утирая кровь с подбородка. — Выясняй это на улице!       — Слышала меня, змея? — не унимался тип с дубиной.       Девушка взглянула на него, и в ее изумительно синих глазах стояла невозможная, всепоглощающая, звериная и почти демоническая ярость.       — Нет, — прошипела она, и в следующий миг Мерзул уже чувствовал, как беснуется магия, хотя заклинания еще не было видно — лишь секунды через две лицо типа вдруг стало краснеть и покрываться пузырями многочисленных ожогов, а истошный вопль его, кажется, заглушил остальные звуки.       — Магичка! — заверещали проститутки. — Ведьма!       — Гвардия! — закричал старикан. — Зовите стражу!       «Вот это заклинание», — против собственной воли восхитился Мерзул.       Второго типа с дубиной он заметил не сразу — его, Мерзула, безрассудный порыв поскорее схватить девушку за руку и увести от нарастающего гнева толпы был прерван грубым ударом в спину. Он вскрикнул, падая прямо перед девушкой рядом с ее бездыханным отцом — и в последнюю секунду угасающий взор его встретился с ее, и это было так же обжигающе, как встреча его виска с дощатым полом.       — А ты еще кто? — завизжали рядом.       Красивая.       Девушка просто мистически красива. Вот ее синие глаза блестят под непонимающе вскинутыми бровями, вот ее тонкая рука взметается перед замахом дубины и заклятием ломает дубину, как щепку; вот чей-то кулак влетает в ее миловидное личико; вот вскрик раненой птицы вырывается из ее груди, и девушка грузно падает без чувств.       Тяжелый подкованный сапог с силой опустился на протянутую было к девушке руку Мерзула, и боль чуть не заставила его потерять сознание.       Или заставила все-таки?       — Эй, слушай сюда, уебок! — Голос звучал будто из-под воды и явно принадлежал Константину. — Я тебе один раз скажу, повторять не буду…       Кто-то рухнул рядом, придавив лежащего перед девушкой мужчину. Мерзул протянул к мужчине руку и легким заклинанием прощупал пульс.       Жив!       — Деваху-то за что бьешь?! — прозвучал смутно знакомый грубый рык. — Нельзя девок бить, ублюдок, даже одержимых!       — Ты чего, Арантос! — завизжало неподалеку. — Какая она девка? Так, говно аразеальское, которое к берегу прибило. Они с папашкой нам столько золота задолжали, что…       — Я тебе сейчас покажу золото! — Судя по звуку, Арантос врезал тому под дых. — Вот! Еще сейчас покажу! На тебе золото! На, падла! Еще?! Так я еще тебе отсыплю, жри!       Пользуясь тем, что на него никто не обращает внимание, Мерзул привстал, сильнее зажигая исцеляющее заклинание, и не смог не порадоваться тому, как розовеют щеки мужчины.       — Куда пошел, сука! — закричал Константин, и Мерзул заметил, как Огневспых бьет ровнехонько в нос подкравшемуся сзади к Арантосу головорезу.       — Спасибо! — бросил зеробилонец, выписывая следующий удар крепкому громиле с подбитым глазом.       — Обращайся, — кроваво ощерился Константин, отбиваясь локтем от следующего.       — Вон того ухерачь! — указал Арантос куда-то за Мерзула.       — Бля, зануда! — Константин прокричал это за мгновение до того, как Мерзул увернулся от пинка еще одного бородатого головореза. — Да, братишка, я сейчас!       Исцеляющее заклинание прервалось. Веки мужчины многообещающе дрогнули, но тут же замерли вновь. Над ухом Мерзула свистнуло, и когда он понял, что это явно был клинок, внутри у него все сжалось — но заклинать он не прекратил.       — Ага, как же! — Константин отбил чей-то удар, и клинок зазвенел по полу. — Не тронь зануду, сука!       Подоспевший Арантос ловко перемахнул через лежащего мужчину и с разгону врезал кому-то за спиной Мерзула кулаком.       — Давай же, — шептал Мерзул. — Оживай!       Чье-то тело тяжко рухнуло позади него. Победный вопль Огневспыха на какое-то время оглушил его, но вскоре и он затих в неистовом шторме одобрительных голосов «Гавани». Мужчина резко вдохнул и распахнул глаза. Мерзул восторженно разинул рот, все еще не прерывая заклинание на всякий случай.       — Да!!! — вопил Константин. — Мы уделали их!!! Уделали!       — Съебывать надо, — послышался хриплый голос Арантоса. — Ты этого своего бери, а я — девку.       — Они нас обожают! — еще пуще закричал Константин, купаясь во всеобщем восхищении. — Прямо как на арене Остиана, мать ее!       — Они обожают любого, кто проливает кровь. Сейчас следующие собиратели долгов явятся — и обожать будут уже их. Сваливаем, мужик. Нехрен.       Мерзула подхватили под плечи и с силой потянули в сторону, но он уцепился в очнувшегося, как в якорь.       — Вставайте скорее, — взмолился он, глядя на непонимающе озирающегося мужчину.       — Пошли, зануда, — выл Константин.       — Помоги ему! — Мерзул указал на мужчину.       — Тьфу ты, пакость! — прошипел Огневспых, но просьбу выполнил.       «Гавань» нехотя выблевала их из своего смрадного, удушливого, вопящего чрева, и свежий морской ветер подействовал на Мерзула так же, как смог бы только прилетевший в темя обух топора. Мир качнулся, завертелся, мостовая стала мягкой и податливой, как пуховая перина, а звездная россыпь в оказавшихся под ногами небесах затянула его в себя без остатка.       — …и вот уже почти две седмицы. Хер ее знает, на самом деле. Что угодно могло быть — от наемников до банальной болезни. Хотя… хотя эту поганую сволочь даже проказа не возьмет.       — Нехрен так выражаться! Она же девушка!       — Хуевушка, Константин. Поверь, не надо оно тебе. Альба — мерзкая дрянь, каких поискать. Она вероломная, отвратительная тварь, от которой даже заблудшего стошнит.       — Ты так говоришь потому, что сам имеешь на нее виды, старина. И не отрицай! Не отрицай, Арантос, я вижу все по твоим глазам!       — Не неси херни.       — Ты спишь с ней?       — Да кто с ней только не спит!       — Я, Арантос! Я с ней не сплю, хотя был бы не против!       — Лучше в слив канализации залезь да водицы той попей — чище будешь.       — Вы не могли бы…       — А? Чего тебе, девица?       — Вы не могли бы прекратить нести эту чушь? Моему отцу все еще плохо. А этот… этот юноша… Он и вовсе еще в себя не пришел. Мне надо сконцентрироваться на лечебном заклинании!       — Прости, прости. Концентрируйся. Арантос, ты, может, тоже поконцентрируешься?       — Нахуй оно мне надо. Я тебе и так помог.       — МНЕ?! Я тебя не просил лезть в драку и выручать моего Мерзула!       — Не просил, это верно. Не люблю я, когда девок бьют, да еще таких мелких. Но ее я отбил, а на мужика и мальчишку я как-то не подписывался!       — Ну и что! Тебе за это добрые боги на том свете отсыплют, Арантос.       — Ага, как же. Только если пиздюлей. Ты меня, Константин, в святые не записывай. Мне до этого так же далеко, как и до божеского прощения.       — Ха! Тогда за твою грешную душонку впору молиться кровавым богам Остиана! Те отсыплют тебе даже на этом свете.       Они одновременно гортанно заржали, а Мерзул подумал, что должно быть, по-прежнему спит. Ну не могли эти двое так спеться! Да и почему бы…       — О, проснулся. — Прекрасное лицо девушки в обрамлении темных кудрей нависло над ним, и Мерзул не сдержал блаженной улыбки. — Наконец-то! Ты Мерзул, да? Константин сказал, ты Мерзул. Я очень благодарна тебе, Мерзул! Ты спас моего папу!       — И я крайне благодарен, — послышался слабый мужской голос, преломленный рычащим аразеальским акцентом. — Не столько за себя… сколько за спасение моей дорогой Ванмирии.       Мерзул с трудом сел, так и не прекращая смотреть на нее и блаженно улыбаться. Нет, она определенно восхитительна. Должно быть, все богини, вместе взятые, и вполовину не так хороши, как она!       Либо его сильно ударили по голове.       — Ну вот, — пробурчал Арантос, под глазом которого зрел внушительный синяк, — все почести ему, а тумаки — нам.       — Несправедливо! — нахмурился Константин, лицо которого пострадало намного меньше.       — Я рад, что вы невредимы, Ванмирия, — проговорил Мерзул, окончательно утопая в ее очаровательной легкой усмешке. — И…       Он огляделся, надеясь, что они находятся далеко от «Гавани», но тщетно: «Гавань» голосила, как псарня, совсем неподалеку от эллинга и маленького причала, на котором они все и сидели. Здесь надрывно шумел ветер, подгоняя пенистые волны и оставляя на губах сухой соленый вкус. В голубоватом отсвете магического огонька лицо девушки казалось влажным — не то от капель морской воды, не то от слез.       — Это мой отец Кохран. — Ванмирия с улыбкой указала на кивнувшего аразеальца. — Очень рада с вами познакомиться. Мы обязаны вам.       — Тоже очень рад, — кивнул Мерзул. — Вы… Как так вышло, что на вас напали головорезы?       — Эти были собиратели долгов, — встрял Арантос, а Мерзул задал себе логичный вопрос: помнит ли зеробилонец его по эрофинскому банку? — Они перекупают долги у разных ростовщиков и прочих негодяев, а затем выбивают должников, как старые пыльные ковры. У кого вы заняли, девица? И сколько?       — У Щелбана, который за стойкой торговал, — потупилась Ванмирия. — Мы… мы прибыли из Аразеаля с небольшой суммой денег. Рассчитывали, что будем работать, сможем обустроиться, но… Но нас не впустили в город. Поэтому мы остались в порту. Отец нанимался на рыболовную шхуну, но ему отказали, мол, нет мест.       — Мы купили лодку, снасти, — хмуро произнес Кохран. — Думали, расплатимся разом, но улова не хватало, и…       — И вы заняли у Щелбана, — вздохнул Арантос, зажигая заклинанием самокрутку. — У этого хера такие проценты, что лучше бы вы на тех снастях повесились — менее мучительно было бы.       — Проценты? — растерянно переспросил аразеалец.       — Боги… Только не говори, что ты надеялся отдать ту же сумму, что и занимал!       — Ну… Я…       — Ясно, — фыркнул Арантос. — Вы по шею в дерьме, иноземцы. Я понимаю, вам казалось, что Треомар — край золотой мечты, где все богаты, едят досыта и не знают печалей, но поверьте: это срабатывает лишь в том случае, если вы этерна и граждане Треомара. Для остальных тут паршиво.       — Ничего мы такого не думали, — жестко ответила Ванмирия. — Работать надо везде, и мы согласны были работать…       — Только желающих укусить золотую мечту за жопу намного больше, чем рабочих мест, — усмехнулся зеробилонец. — Вот вы никому и не нужны. Возвращайтесь в Аразеаль под крылышко Ирланды, пока не сдохли. Иного варианта сбежать от собирателей долгов у вас нет.       — Ирланды?! — выпалила девушка, и Мерзул вздрогнул. — Мы с отцом едва сбежали от гребаной кровавой богини — а ты посылаешь нас назад?! Нашу деревню сожгли дотла, мы скитались больше четырех лун, пересекли Великое плато, жили в скальных разломах, ели корешки и спали под звездами! Нас преследовали охотники из Ксармонара, и многие мои соплеменники остались навсегда лежать в ковыле! Но мы…       Она осеклась. Кохран ободряюще приобнял ее.       — Вы из вольных, — догадался Мерзул. — Тех, которых Ирланда преследует как язычников, верно?       — Да, — ответил Кохран. — Мы не отреклись от веры наших предков и поплатились за это. Дочь права, мы ни о чем не думали, просто бежали куда глаза глядят, потому что стражи Ирланды загоняли нас в степях, как кроликов. Многих загнали. Многих… убили на наших глазах. С большим трудом мы добрались до порта Терн, где обратились к первому же капитану иноземного судна. Предкам было угодно, чтобы это был треомарский корабль, — поэтому мы здесь.       — Если бы это был остианский корабль, мало вам не показалось бы, — задумчиво проговорил Константин.       — Поверь, после пережитого в степи, — ответила Ванмирия, — что угодно представлялось нам лучшей долей.       — Хотя бы капитану вы не задолжали? — зачем-то спросил Арантос.       — Нет, — ответил Кохран. — Я расплатился с ним нашей семейной реликвией — ожерельем моей тетушки. Она… она давно сбежала из Аразеаля в Нерим, когда сожгли нашу первую деревню, и правильно сделала. Если предкам будет угодно, мы встретимся с ней здесь и я попрошу прощения.       — Думаю, она мертва, папа, — покачала головой Ванмирия. — Я видела во сне, что она мертва…       Но тут девушка резко осеклась и замолкла, словно испугавшись собственных слов.       — Так сколько вы должны? — надавил Арантос, и Мерзул вновь почувствовал неладное.       — Мы брали у Щелбана две сотни серебром, — ответил Кохран.       — Пфф… Ха! С процентами Щелбана вы не расплатитесь до конца своих дней, аразеальцы.       — И что нам делать? — растерянно спросила Ванмирия.       — Ну, — протянул Арантос, — я мог бы предложить вам вариант. Тут есть одна, скажем, организация, которая никогда не против нанять новых работников — и платит щедро.       — Нет… — попытался было перебить его Мерзул.       — Если вам такое интересно, я скажу своим, — продолжал Арантос, — и уже завтра вы будете жевать перепелок в лучшей таверне Треомара, свободные от долгов и прочих обязательств.       — Нам интересно, — прищурилась Ванмирия. — А что за организация-то такая?       — О, это общество благородных авантюристов, честных дельцов и…       — Зеробилон! — выпалил Мерзул, обращая на себя возмущенный взгляд Арантоса. — Это называется Зеробилон! Общество демонопоклонников, убийц, контрабандистов и проходимцев, которые объявлены в Треомаре вне закона! Не смотри на меня так, Арантос. Какой бесчестной тварью нужно быть, чтобы заманивать туда неискушенных иноземцев! Я помню тебя и твоего дружка в эрофинском банке, да-да! Помню, сколько крови вы пролили! Ванмирия, не слушай его, это безумие! Арантос — обманщик!       — То-то твоя рожа мне очень знакомой показалась, — прищурился Арантос. — Ты друг того полуэтерна, который заключил сделку с демоном Альказар. Итот мудила, которого я видел с ним у Нарадоса. И…       — Альказар? — недоуменно переспросил Константин.       — Альказар — это твоя Альба, подружка Арантоса! — продолжал выкладывать Мерзул. — Она одержима демоном, с которым Наратзул заключил сделку в Эрофине. Она жива и невредима, вчера даже явилась к нам домой и потребовала встречи — вот Наратзул и ушел с ней.       — Охуеть, — на вдохе проговорил Огневспых. — И ты… ничего не сказал мне, зануда?       — Я понял, что это один и тот же человек, только когда увидел Арантоса. Ванмирия! — взмолился Мерзул. — Ты должна мне поверить: связаться с Зеробилоном будет худшей идеей в твоей жизни! Если с Щелбаном еще можно расплатиться деньгами, то эти потребуют твою душу. Пожалуйста…       — Но что мне тогда делать? — развела руками девушка. — Собиратели убьют моего отца и продадут меня в бордель — так сказали мне сегодня! Я буду гнить в числе шлюх до конца своей жизни, выплачивая бесконечные долги. Нет уж! Если Арантос может решить мои проблемы, то я согласна на все.       — Я тоже могу решить твои проблемы! — не обдумав как следует эту мысль, воскликнул Мерзул. — Доверься лучше мне!       Ванмирия нахмурилась. На ее лице мелькнуло нечто вроде надежды, но этот проблеск тут же скрыл под собой явный скептицизм.       — Сдается мне, ты нищий, как крыса, — невозмутимо произнес Арантос, — и на лик благородного, зажиточного треомарца рожа твоя алеманнская ну никак не тянет. Ты не сможешь освободить от долгов девушку и ее отца. У тебя и угла-то своего наверняка нет.       — Есть! — не сдавался Мерзул, глядя лишь на Ванмирию. — У нас есть маленький домик, есть разрешение жить здесь сколько угодно, есть работа, в конце концов. Пожалуйста, подумай об этом. Я не спрошу с тебя ни единой монеты, Ванмирия, только умоляю, не соглашайся на Зеробилон!       — Зачем тебе это? — вымолвила она.       — Я… — Мерзул нервно сглотнул. — Просто я… ну… ты здорово колдуешь, а нам с Наратзулом нужны… маги. Мы… Словом, для работы нужны.       — С Наратзулом? — уточнил Кохран.       — Это мой друг, — отмахнулся Мерзул, — он почти нормальный. Я уверен, он согласится вас приютить.       — Собиратели все равно настигнут аразеальцев, — пожал плечами Арантос, гася окурок об причал. — Ты не защитишь их, а братство Этронар — сможет.       — Защищу! — ответил Мерзул, понятия не имея, как будет это делать. — Я… Я тоже маг… И Наратзул маг!       — Собирателям похуй, — свистнув, произнес Арантос.       — Я знаком с генералом Лотерином, он поможет нам с охраной! — сморозил полный бред Мерзул. — И с королем знаком! И…       — …и сиську Ирланды сосал, — фыркнул Арантос. — Не обижайся, но ты несешь херню.       — Он правда знаком, — вступил Константин, на чьем лице четко читалось мучительное обдумывание какой-то тревожной мысли. — Они с Наратзулом… ну и я тоже — мы делаем одну магическую работенку для короля, и…       Тут уже наступила очередь Арантоса поразмыслить.       — Правда? — пролепетал он, испытывающе прищурившись.       — Да! — ответил Мерзул скорее Ванмирии, чем ему.       — Я склонен поверить юноше, — прокашлялся Кохран. — Ванмирия, девочка моя, связываться с «организацией» демонопоклонников явно чревато неприятностями.       — Как тебя найти, если он обманет? — прямо спросила Арантоса Ванмирия.       — Поспрашивай в «Гавани», — пожал плечами тот. — Но смотри: я не в Зеро тебя тянул, а на благое дело. Этот же… Этот сегодня в милости, а завтра — в опале. Ты правда хочешь с ним?       — Не знаю, — замялась девушка. — Но… ладно.       — Ты вот что мне скажи, Арантос, — перебил ее Константин, который, судя по всему, по-прежнему не мог справиться с собственными размышлениями, — она все-таки Альба или Альказар? И… и какого хера, а?       — Она Альказар, — ответил Арантос. — И верно, она одержима.       — Без вариантов?       — Без вариантов, Константин, как я и сказал сразу. Она сука. Жестокая, расчетливая мразь, у которой, к тому же, поехала крыша. Носится по Нериму, плетет заговоры, ловит мальчонок и заключает с ними бартеры, убивает людей, спит с кем попало, а еще влюблена в мужика на сорок лет старше себя, который о ней и не знает вовсе! Тайно вламывается к нему домой, следит за ним, потом приходит ко мне и… — Арантос со злостью стиснул зубы и шумно втянул воздух, только чтобы не продолжать фразу.       — Что за мужик? — ошарашенно пролепетал Константин.       — А то, что она людей убивает, тебе, значит, не интересно? — встрял Мерзул.       Арантос лишь скривился и сплюнул.       — Не делай этого, Константин, — заключил он. — Поверь. Однажды в твоей жизни наступит момент, когда ты захочешь переосмыслить пройденный путь. Ты вспомнишь пережитое, оценишь сам себя и задашь себе вопрос: нахуя я все это сделал? почему вместо того, чтобы обходить огромные кучи дерьма, я вляпывался в них? Ох… Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо за то, что я разбил твои надежды. Альказар — самое страшное, что могло бы случиться с тобой. Она — самое страшное, что когда-либо со мной случалось, и да, я был бы рад, если бы ты забрал ее у меня. Но в этом случае я не смогу ответить себе на тот вопрос. И тебе столь подлого зла не желаю, бродяга Константин.

***

      С резким, болезненным вдохом Альказар очнулась в темной комнате. Горло резала беспощадная боль — такая же боль гудела в висках, вгрызалась в затылок, стекала по груди и собиралась раскаленным комком в обрубке. Привстала было. Взвыла от боли, поняв, что горло, должно быть, болит от долгого говорения, что длилось без ее воли.       Что ТЫ говорил?       Кому?!       — Ложись. — Голос Наратзула вспыхнул в этой тьме вместе с его исцеляющим заклинанием, окончательно ослепив Альказар. — Сейчас тебе будет легче.       — Где я? — простонала она. — Что ОН тебе сказал?       — Ты у меня дома. Занимаешь мою кровать. Выхлебала всю воду и выжгла дрова в очаге. Ладно, шучу. Демон… Он сказал мне многое. Я не все понял, но принял решение.       — Что именно ОН сказал тебе?!       Наратзул промолчал. В сгустившемся, душном воздухе отчетливо пахло электричеством, как во время грозы. Творил какие-то еще заклинания?       — Но почему, — предприняла Альказар еще одну попытку, с силой выковыривая из задубевшей памяти хоть что-то из разговора демона и Наратзула, — почему ты так схватился за идею уничтожить богов?!       — Потому, что она естественна, — последовал спокойный ответ. — Нет ничего более враждебного человеку, чем боги. Боги-предатели, не отвечающие на молитвы. Боги-слепцы, не видящие зла и жестокости мира. Лживые боги, требующие от человека все, не давая ничего взамен, кроме пустых обещаний когда-нибудь отплатить за мучения покоем. Но я не хочу покоя, демон. Я хочу свободы.       — Так может, лишь боги защищают тебя от меня. — Она зло щелкнула зубами, мысленно перебирая в голове горошины скудных воспоминаний демона. — Может, боги привели тебя в Треомар. Может, только боги в силах спасти тебя.       — Я видел, каково их спасение, демон. Мою мать «спасли», сжигая на костре. Моего отца «спасают», навешивая на него все больше бремен. Меня «спасали», заставляя убивать неугодных. Что же до тебя… От тебя меня спасаешь ты сам.       — Зря ты так думаешь!       — Успокойся, девица. — Его рука мягко подтолкнула Альказар в грудь, и она послушно легла на влажную от ее пота подушку. — Вот так. Постарайся заснуть.       — Что… что ты делаешь?       — То же, что и всегда: ищу свою выгоду. Тихо. Я сейчас тебя мягко усыплю псионикой, но ты не переживай. Ты в надежных руках — я лучший маг на этом свете.       — Но…       В горле ее снова завозилась острая боль, словно вовнутрь заползла сколопендра.       — Тебе больно, — шептал Наратзул. — Оно и понятно. Я не смог бы так, как ты. Если бы ТАКОЕ поселилось во мне, я убил бы себя любым способом.       — Я пробовала, — простонала Альказар, чувствуя, что сознание ее растворяется в черном озере, до краев наполненном вязкой смолой. — Я убивала себя сотни раз, но ОН вытаскивал меня. Гасил пламя…       пламя и чадящий дым ладана       — …выплескивал из моих легких воду. Останавливал мне кровь.       кровь, что станет пеплом       — Спи, — ласково проговорил Наратзул ей на ухо. — Раз. Два.       Три.       О чем они сговаривались, Джиаль-Су?       Жрица повернула голову, откликаясь на ее голос, и пламя в жаровне перед ней беспокойно вздрогнуло. Альказар шагнула было вперед, но и Джиаль, и жаровня, казалось, отдалились от нее.       — Тебе не нужно этого знать, дитя, — ответила Джиаль, и вновь ее губы остались неподвижны, в отличие от губ мертвой головы у нее на коленях.       — Отлично, — буркнула Альказар. — ОН пользуется моим телом, но отвечать на вопросы не считает нужным! Говори давай, шлюха лорда-демона, или я за себя не отвечаю!       — Ты и так за себя не отвечаешь, — расплылись в улыбке губы мертвеца. — Скажу тебе одно: ты хотела пить и выхлебала всю воду, но жажду твою это не уняло. Когда-нибудь ты задашь себе вопрос: а могла ли я избежать этого? О, ты спросишь себя, обязательно спросишь! Знаешь, каким будет ответ? «Да, могла». Демон не входит без стука. Демон овладевает лишь по воле принявшего его.       — Хочешь сказать, я во всем виновата сама?! — захлебнулась собственным негодованием Альказар. — Тогда и ты виновата!       — Да, — просто ответила Джиаль. — ОН очень силен, детка. ОН очень зол. И светорожденному ЕГО тоже не победить, поверь. Потому что единственными, кто победит ЕГО, станем мы с тобой.       — Какому светорожденному? — замешкалась Альказар.       Мертвая голова вновь безжизненно улыбнулась.       — Это великая тайна, — отозвалась Джиаль. — Тайна чисел: где два, там и три, где Семеро, там и восемь.       — Что?..       — Или ты думаешь, небеса наградили его такой магией случайно? Тогда почему поля по случайности не родят сладкую сдобу, а золото не прибивает морскими волнами к берегу?       — О чем ты говоришь, Джиаль?       — Случайностей нет. Как демон не входит без стука, так и свет не снисходит просто так. ОН не хочет, чтобы твои страдания окончились, потому что мнит себя Унимающим боль, — но боль твоя исчезнет от его заклинаний, а свет прогрызет себе путь во тьме.       — Я не…       Не понимаю…       Неужто правда? Легче погасить свет в себе самом, чем одержать верх над всею тьмою мира?       Тогда почему бы не погасить в себе тьму?..

***

      — Этот твой Наратзул… — Ванмирия прикусила губу и отвела глаза.       — Что? — спросил Мерзул, пропуская ее и Кохрана вперед по лестнице.       Она замолчала.       До дома оставалось совсем чуть-чуть. Нежный розовый рассвет забрезжил над восточными хребтами, и город белел в полутьме все отчетливей с каждой минутой. Фонари печально гасли один за другим. Холод въедался в кожу, заставляя Мерзула дрожать, — он отдал Ванмирии свой плащ, чтобы девушка не замерзла, а еще взял ее мешок с нехитрыми пожитками, чтобы ей было легче подниматься.       — Нам направо или налево? — спросил Кохран.       — После лестницы — налево, — отозвался Мерзул. — Там будет круглая арка, она рядом с нашим домом.       — Этот твой Наратзул, — решилась наконец Ванмирия, — точно будет не против? Константин сказал, он вредный, поэтому ему самому приходится жить с пилигримами.       — Константин вредный? — усмехнулся Мерзул. — Это да. Но с пилигримами он живет по собственной воле. А Наратзул… Ну, он вполне приветливый тип. Тебе не нужно беспокоиться о нем, Ванмирия.       — Приветливый тип… — повторила девушка.       Уже через несколько минут вошедший представить своих гостей Мерзул имел возможность убедиться в том, что «приветливый тип» окончательно двинулся. На кровати Наратзула дрыхла никто иная, как проклятущая Альказар, а сам «приветливый» держал над ней искрящееся исцеляющее заклинание, то и дело чуть не засыпая и роняя голову. Впрочем, когда Мерзул многозначительно прокашлялся, а затем пнул «приветливого», тот, вздрогнув, пришел в себя, но заклинание удержал.       — Это еще что такое?! — вспыхнул Мерзул.       Наратзул лишь повел бровями.       — Ты охренел? Зачем нам здесь эта… женщина? — продолжил Мерзул. — Я… У меня гости, слышишь? Они некоторое время поживут у нас. А ты…       Наратзул вопросительно нахмурился и стер вытекающую из носа каплю крови.       — У тебя чародейская лихорадка, ты знаешь об этом? — присмотрелся Мерзул. — И ради чего? Ради этой падали? Она выглядит абсолютно здоровой!       Наратзул оглядел Альказар и лишь покачал головой.       — Я серьезно, заканчивай с этим! Судя по концентрации магии в этой комнате, ты несколько часов сидишь! Наратзул, нельзя столько претворять исцеление, так и умереть можно! Ты…       В приоткрытую дверь решительно постучали.       — Я сейчас, Ванмирия! — отозвался Мерзул.       Наратзул в непонимании скривился, как от горечи.       — Ванмирия — это девушка, которая будет жить со мной, — пояснил Мерзул, с удовольствием отмечая, как в глазах Наратзула разгорается какое-то охуевшее чувство. — А еще там ее отец…       — Это не Ванмирия, — произнесла женщина за дверью. — Мне нужен Наратзул Арантеаль.       — Ох бля… — Мерзул снова взглянул на спящую Альказар. — Если кто-то увидит у нас это… если кто-то скажет Оорану… Ох! Чтоб тебя!       Наратзул с кривой усмешкой указал на дверь.       — Ага, — вздохнул Мерзул, — сейчас выпровожу.       На улице ожидала высокая белокурая этерна, впечатляюще красивая для своего немалого возраста, который отчетливо просматривался во властном, холодном взгляде. Ее шелковое платье и меховая накидка резко контрастировали с бедняцкой ветошью разглядывающей ее Ванмирии. В длинные волосы были вплетены золотые цепочки, золото сверкало перстнями на ее пальцах, золото искрилось на ее груди увесистым магическим амулетом, золото проблескивало в полутени сопровождающего ее призрака. Мерзул не сразу заметил его — призрак внешне был этернийским мужчиной средних лет, слегка согбенным и смиренно опустившим голову.       «Фасмалистка», — не без восхищения подумал Мерзул.       — Архимагистра Олиэнн Электис, — слегка кивнула женщина. — Полагаю, вы не Наратзул. Где он?       — А по какому вопросу… — начал было Мерзул, отчаянно стараясь не выказать растерянности и страха оказаться соучастником чудачеств Наратзула с Альказар.       — Вам вчера присылали письмо от меня. — Олиэнн обиженно сложила руки на груди. — Я извещала, что мне и группе моих подчиненных поручено высчитать суммарную поправку имеющихся компенсаторов с учетом Солнца. А поскольку параметры будущего Солнца известны лишь Наратзулу Арантеалю, то я должна провести эту работу совместно с ним. Итак, где он?       — О, — понимающе закивал Мерзул, отчаянно выдумывая отговорку. — Видите ли, архимагистра… Наратзул… Он…       Приметил, с каким недоумением Ванмирия и Кохран разглядывают пришедшую и как недоверчиво сверлит его глазами сама Олиэнн.       — Да? — надавила архимагистра.       — Он болен, — выдохнул Мерзул. — У него ужасные проблемы с… желудком. Просто ужасные. Настолько ужасные, что…       — Я знаю заклинание, способное вылечить его за считанные секунды, — поджала губы Олиэнн. — Думается, его знаете и вы. Здесь ощущается сильная аура исцеляющих заклятий.       — Да, — закивал Мерзул, — знаю, конечно. И это именно так! Но то, что сейчас происходит с Наратзулом, не поддается ни описанию, ни магии… Кажется, ему просто нужно… это пережить. Давайте договоримся о встрече в другое время, архимагистра. Очень, очень вас прошу.       — Лестер, — обратилась женщина к качнувшемуся призраку, — дай расписание.       Тот протянул ей невесть откуда взявшийся свиток, и Олиэнн занялась многочисленными исписанными мелким почерком столбцами.       — Мамочки, — пролепетала Ванмирия, — неужели это призрак! Мадам, как вы заставили духа предка служить вам?       — С помощью сети душ, создания амулета и спектрализации, конечно, — ответила Олиэнн, не отвлекаясь от свитка. — И это не «предок», милейшая, а мой покойный муж.       — Это фасмализм, — пояснил Мерзул, и Ванмирия кивнула, делая вид, что все поняла.       — Придется подвинуть несколько лекций в Академии, — вздохнула архимагистра. — Передайте Арантеалю, что завтра в полдень он обязан быть в библиотеке — иного времени у меня не будет. Если мы это не подсчитаем сейчас, то не подсчитаем уже никогда. А если мы это не подсчитаем вовсе, но не будет никакого Солнца. А если не будет никакого Солнца…       — Ясно, — кивнул Мерзул.       — …то господин Арантеаль не нужен, — тем не менее, закончила Олиэнн. — Надеюсь, он выздоровеет. Для его же блага надеюсь.       — Ух ты, — произнесла Ванмирия, завидев бледного, как мел, Наратзула, тщетно размазывающего кровь у себя под носом, но не перестающего лечить Альказар. — Может, тебе того… салфетку?       Тот кивнул.       — Мы не хотим вас стеснять. — Замерший в дверях Кохран с ужасом разглядывал и комнату, и Наратзула, и разбросанную посуду, и ледяной очаг. — Вам самим места мало.       — Что поделать! — Мерзул суетливо убирал свои вещи. — Я уступлю вам свою кровать.       — Нет, после той пещеры с рыжей глиной, в которой мы ночевали две недели, тут прямо дворец! — сказала Ванмирия, забирая у Наратзула алую салфетку и протягивая ему чистую. — Но, кажется, вы сами не будете рады нашему присутствию. Извини… а что с этой девушкой?       — Если честно, — прокашлялся Мерзул, — это та Альказар, о которой толковал Арантос.       — Хммм…       — А зачем она Наратзулу — боги знают!       Мерзул хотел было добавить что-то еще, но тут золотистое свечение исцеляющего заклинания резко оборвалось. Сначала он даже испугался, что Наратзул сейчас упадет замертво, но, к счастью, это было не так.       — Все, — прохрипел он, нагло улыбаясь, — я закончил с ней.       — Она больше не одержима демоном? — иронично поднял брови Мерзул.       — Если бы. Но зато у нее снова две руки!       С этими словами Наратзул тяжело опустился на свою кровать рядом с Альказар и, уже засыпая, проговорил:       — Теперь можно идти к Оорану.       — Чего? — переспросил Мерзул, с некоторой ревностью замечая, как заботливо Ванмирия отирает кровь Наратзула. — Зачем? Я думал, мы, напротив, должны спрятать от него это, а не…       — Мы так решили, — ответствовал Наратзул. Он закрыл глаза и тяжело рухнул рядом со спящей демоницей.

***

      — Для привратников ты — сводная сестра Ванмирии, ясно? Они разыскивают однорукую женщину, но поскольку у тебя две руки… Альказар, ты слушаешь?       Она слушала, но все еще не могла оторвать взгляд от собственных пальцев — это были именно они, вот шрамик на безымянном, оставшийся на память от умершего давным давно кота.       Как хитрый Арантеаль вообще смог проделать подобное? Мало того, что времени прошло много, так еще и вероятности разрослись, как ветви терновника, скрывая от глаз наблюдателя ту самую, где Дозорный не отрезал Альказар руку, а просто поранил — и ни один маг в мире не смог бы отыскать ее!       Однако этот мальчишка смог.       Это было странное ощущение.       Альказар вновь уставилась на Наратзула:       — Да.       — Хорошо, — кивнул он, указывая на арку, за которой уже начинался Каскад. — Нам налево.       — Я знаю, где дворец, — мрачно ответила Альказар.       Позади нее семенили аразеальцы, на лицах которых читалась смесь страха и скрытого презрения — к ней, к кому же еще! Мерзул же откровенно презирал ее. Он шел последним, зачем-то оглядываясь, как заговорщик, и тем привлекая к себе внимание стражи, однако никто к ним так и не подошел.       Она опять смотрела на свою руку против собственной воли.       — Ты бы знала, насколько далеко мне пришлось залезть в вероятности, чтобы сделать это, — усмехнулся Наратзул. — Да, если бы знала… твоя голова взорвалась бы тотчас же.       — Угу, — неопределенно отозвалась Альказар, боясь даже представлять себе это.       — Я видел в тех вероятностях очень многое, — продолжил Арантеаль, испытывающе глянув на нее через плечо. — И очень многое узнал о тебе.       — ОН рассказал тебе о… — спросила она, боясь худшего.       — О себе самом? Да, рассказал, — решительно кивнул Наратзул.       — И… — Альказар замялась, решаясь спросить. — Что ты думаешь об этом?       — Думаю, если ты сейчас не расскажешь Оорану об этом милом маленьком нюансе, то нас ждет пиздец, — без обиняков ответил Наратзул.       — Нет, я не могу… — Она остановилась было, но сзади на нее налетел аразеалец, и пришлось снова шагать за Наратзулом. — Это слишком. ОН не даст мне этого сделать.       — Даст, — отмахнулся Наратзул. — Я договорился.       — Чего?! — опешила Альказар. — С НИМ?       — А с кем еще? Демон понял, с кем имеет дело, а еще — что я отлично вижу его суть. Море Вероятностей ведь неподвластно ему!       — Ложь, Наратзул. Этого не видно в Море!       — И что с того, что ложь, — хихикнул тот. — Главное — правда станет явной, и от этого выиграем мы все. В том числе — демон.       Привратник, конечно, спросил, что за людей притащил Наратзул Арантеаль во дворец, но полуэтерна искусно отбрехался. Альказар плотнее закуталась в одолженный у Мерзула плащ, будто кусок ткани спас бы ее от снедающего ужаса, который заставлял демоническое сердце бешено биться, а непослушные, вмиг ослабевшие ноги — непрерывно дрожать. В горле пересохло настолько, что если бы Альказар пришлось говорить, ее голос был бы похож на крик подбитой вороны.       — Не бойся, — тихо и ласково произнес Мерзул, и оглянувшаяся было Альказар тут же тихо выругалась на себя. Конечно, он обращался к аразеальке, которая, задрав голову, тихо восторгалась дворцом.       — Какие красивые окна, — шептала она. — Папа, смотри они разноцветные, и солнце так красиво переливается сквозь них!       — Это витражи, — тоном опытного проводника ответил Мерзул. — Думаю, в Аразеале вы такого не видели.       Альказар тоже задрала голову и немедленно увидела над проемами руны против демонов.       О, только молчи, мерзкая дрянь!       Сердце обиженно толкнулось.       — Не видели, это правда! — пискнула деваха. — И потолки… Такие высокие, что здесь поместился бы целый корабль! О, предки… Такое ощущение, что мы тут ужасно лишние!       — И мне так кажется, — явно струхнув, пробасил аразеалец.       — И мне, — тихо выдохнула Альказар.       — Бросьте, вы не лишние, — блистал оптимизмом Мерзул. — Вот добудем вам разрешение — и все будет хорошо!       — Не подведи меня, — шепнул Наратзул. — Не вздумай совершить какую-нибудь глупость — или я снова ТЕБЯ осажу.       Альказар понимала, к кому он обращается на самом деле, поэтому виду не подала. Дрянь внутри шевельнулась обвившей сердце змеей, но осталась безмолвна.       Каково же было ее облегчение, когда оказалось, что зал полон людей. Затеряться в толпе ничего не стоило! Но Наратзул, кажется, не ожидал такого множества каких-то переругивающихся магов, стражников, шуршащих бумагами секретарей, шныряющих помощников, слушателей, советников и еще боги знают кого.       — Таким образом, — стараясь перекричать толпу, надрывался напыщенный маг в алой мантии, — на синтез каждого кристалла уйдет от луны до двух. Мы не располагаем средствами для ускорения процесса.       — Силовые кристаллы — продукт катализа! — возражал ему другой. — Нужно лишь сконструировать соответствующий катализатор!       — Сами и конструируйте, — визжал третий. — Вы представляете себе вообще, уважаемый архимаг Райдор, сколько времени уйдет на постройку?       — У нас есть такой катализатор на Юге!       — На Юге правят храмовники, поэтому считайте, что того катализатора у нас нет!       — Что вы уцепились за силовые кристаллы, архимаги! — возвысила голос увешанная золотом белокурая бабенка, по левую руку которой маячил призрачный слуга, а по правую, нахмурившись, молчал Ооран. — Возможны и иные способы стабилизации Солнца: есть печати, руны, есть различные конструкты…       Увидев его, Альказар на всякий случай попятилась, но была удержана решительной рукой Наратзула.       — Лучше кристаллов ничего не будет, Олиэнн, — указал на бабенку, очевидно, слепой архимаг с глазной повязкой, как у Джиаль-Су. — Они работают автономно, в отличие от бесплотных конструктов. Это как с вашим призраком: стоит вам умереть — и тень вашего мужа развеется навеки.       — Кристаллы — и только кристаллы! — провозгласил алый. — Не существует иного способа, Олиэнн.       — Достаточно лишь внимательно следить за этим, — возразила бабенка. — И не допускать прерываний, Аехурус! Весь вопрос, на мой взгляд, в другом: необходимо вычислить конфигурацию и правильный порядок установки стабилизаторов, однако это всецело зависит от расчетов, касающихся самого Солнца… — Она осеклась и прищурилась, разглядывая пришедших. — О, а вот кстати и болящий Наратзул Арантеаль осенил нас своим присутствием. Как вы себя чувствуете?       Наратзул лишь ухмыльнулся под многочисленными взглядами магов. Альказар, нервно сглотнув, почувствовала, что сейчас свалится в обморок. Мерзул ободряюще взял за руку свою вожделенную аразеальку. Раззолоченная бабенка что-то мерзко зашептала Оорану, и его губы тронула улыбка.       — Хорошо, что тебе уже лучше, — обратился он к Наратзулу. — У нас как раз обсуждение твоего вопроса.       — Я понял, — ощерился Арантеаль. — Мы тут тоже с обсуждением парочки насущных проблем, если ты не против.       Наратзул кивнул на спутников, и у Альказар внутри вновь все сжалось. Она — какая-то там насущная проблема?! Замечательно! Да что там эта гребаная золотая бабенка опять ему шепчет?!       — Хорошо, я отдам тебе Арантеаля после того, как он выскажется, — ответил ей Ооран. — Маги, совет. К вечеру этого дня потрудитесь прийти к единому мнению и передать мне его через архимагистру Олиэнн. Откуда берем кристаллы, в каких количествах, с какими конфигурациями — ответы должны быть через несколько часов. Маги уходят.       Уже скоро в зале стало более пусто: остались стражи, несколько секретарей, один из близнецов-советников, раззолоченная бабенка и Азетер Абилин, которого Альказар ни за что не заметила бы сразу за горой каких-то свитков на столе.       — Ты уже что-то решил, да? — поджала губы бабенка.       — Конечно, — садясь на свое место, ответил Ооран, скользнув по аразеальцам настороженным взглядом, но при этом словно бы не заметив Альказар. Она даже была слегка рада этому, поймав себя на том, что старается спрятаться за спиной Наратзула.       — И что же? — продолжила бабенка, словно не замечая пришедших. — Все-таки кристаллы?       — Да, — кивнул Ооран. На этот раз Альказар могла бы поклясться, что он на нее посмотрел с еще большим недоверием, чем на аразеальцев.       В висках у нее уже грохотало сердце, застив остальные звуки и напрочь сбивая ей дыхание.       — Пойми, — будто издалека послышался голос бабенки, — Наридус и Аехурус против затеи с Солнцем — настолько, что готовы устроить саботаж, лишь бы Солнца не было. Мало того, они откровенно ненавидят меня.       — Ты язва с самых юных лет, Олиэнн, — заметил Азетер Абилин, — я тебя другой просто не помню. Будь снисходительней к бедолагам.       — Язва у нас только ты, Айзи, — указала на него бабенка. — Ооран, я серьезно, эти двое подбивают магов — притом ничего конструктивнее, чем «давайте достроим еще несколько пролетов Связующей башни», они не предлагают, только поливают грязью любое мое начинание. Если прямо сейчас спрашивать, то большинство магов Кругов будут против Солнца!       — У тех, кто ничего не предлагает взамен, мы не спрашиваем, — пожал плечами Ооран. — Может, я и хотел бы найти более простой способ, чем Солнце, но иных вариантов нет, а значит, Аехурус и Наридус проглотят этот.       — А насчет кристаллов? — не унималась бабенка.       Альказар прошиб ледяной пот в момент, когда Ооран встретился с ней взглядом, и она в панике схватилась за руку Наратзула, впилась в его локоть ногтями, но тот виду не подал. Невозмутимости Арантеаля она могла лишь позавидовать.       — Насчет кристаллов, — наконец ответил Ооран, вновь глядя на бабенку, — я тебе потом расскажу точнее. Есть на свете кристаллы, которые нам идеально подходят, но, к сожалению, их очень трудно достать.       — Подходят? Точно?       — Азетер как раз раскопал в старых письмах их конфигурацию.       — Письма-то со звезднинскими вензелями, — приглядевшись, изрекла бабенка. — Выходит, это связующие кристаллы звездников, так? Ох, Ооран, смотри… Мы и так задолжали коротышкам хуже некуда, а каждый кристалл, насколько мне известно, стоит как целый Треомар.       — Всего лишь как целый Эрофин, Оли, — процедил Азетер. — Можем себе позволить.       — У меня есть план, — отмахнулся Ооран. — Да, он не простой, но на мысль меня навели нападения зеробилонских демонов, все эти амулеты и однорукие женщины…       Альказар от неожиданности чуть не взвизгнула, как прибитая мышеловкой мышь. Несчастная рука Наратзула вновь была безжалостно сжата, и Арантеаль терпел явно из последних сил.       — Помилуй, Алтиссими, — суеверно взмолилась бабенка. — Хватит с нас, пожалуй демонов. Или… Или ты не отказался от той безумной мысли насчет нападения на Зеробилон?       Вместо многозначительно промолчавшего Оорана ответил Азетер:       — Нет, он не отказался, Оли. Да, его проще убить, чем переубедить. Но как с этим связаны кристаллы и звездники — не спрашивай, я не знаю.       — Клянусь душами всех святых, включая тебя, Ооран! — вздохнула бабенка. — Звездники, демоны, Солнце… Это все выглядит как одно большое безумие. А ведь я рассчитывала на спокойную старость!       — Что ты хотел сказать мне, Наратзул? — произнес Ооран, давая понять бабенке, что дальнейшие причитания про Зеробилон не нужны.       Точнее, Альказар очень желала бы, чтобы тему сменили, — но тут же вспомнила, что самый тяжкий разговор впереди, и снова вцепилась было в Арантеаля, который, однако, успел отдернуть руку.       — Для начала, — помедлил Наратзул, — со мной аразеальские беженцы, которые нам… ну, приглянулись.       Он выразительно глянул на раскрасневшегося Мерзула, а Альказар с раздражением подумала, что ничего тупее сегодня уже не услышит.       — И что же? — спросил Ооран.       — Пусть они поживут у нас, — дернул плечом Наратзул, — если ты не против, конечно. И еще было бы неплохо, если бы им выдали какие-либо разрешения.       — Нет уж! — подал голос Азетер Абилин. — Не надо делать из моего дома приют для бездомных! В городе есть пристанище для пилигримов — думаю, аразеальцам там не откажут!       — С разрешением им помогут, — ответил Ооран, — но я согласен с Азетером: пусть живут в Пристанище. Они смогут жить в безопасности, работать, получать деньги. Регар расскажет им, как обустроиться.       — За нами гонятся собиратели долгов! — вдруг выпалила деваха, а Альказар подумалось, что положение аразеальцев хуже, чем она думала вначале. — Меня пригрозили отправить в бордель, а моего отца — убить! Мы спаслись лишь благодаря Мерзулу и его друзьям!       — У кого вы заняли? — нахмурился Ооран. — У зеробилонцев?       Альказар вздрогнула и опустила глаза.       — Что? Нет… — замялась деваха. — У прощелыги из «Тихой гавани». Мы не знали, что у него какие-то там «презенты». Думали сколько берем, столько и отдадим, но… не тут-то было. Прошу, я не хочу в бордель! Я не хочу потерять отца!       Все было хорошо в этой слезливой тираде, кроме одного: теперь за сестру аразеальки Альказар было не сойти. Задрожав, как осенний листок, она вовсе скрылась за спиной Наратзула и пожелала исчезнуть.       — Они часто так делают в «Гавани», — тихо ответил Ооран. — Загоняют людей в долги, а через долги — в рабство. Ты бы знала, скольких работорговцев я уже запер в темницах, изгнал из Треомара или вовсе… Но они постоянно откуда-то появляются вновь. Вот бы пламя спалило эту проклятую «Гавань»!       — Не надо, — запротестовал один из близнецов, на которого Альказар подумала, что он — Иоррис. — Светлейший, в «Гавани» удобно ловить преступников, сам знаешь.       — И что, за это удобство мы должны расплачиваться вот такими случаями, Рейнар?       А, ну да. Это близнец по имени Рейнар, не Иоррис. Альказар знала, что братьев-драконов почти никто в Треомаре не различает по внешности, и исключением не была. Но Рейнар, помнится, был злым и резким, а Иоррис — осторожным и тихим; Рейнар был счастливо женат и являлся отцом женушки Солана, а Иоррис всегда был один; Рейнар предпочитал саблю, клевец и цеп, а Иоррис уважал отравленные стрелы — в чем братья сходились, так это в том, что оба были искусными бойцами и не знали пощады, когда речь заходила о демонопоклонниках.       Альказар отчетливо вообразила, как после ее жалостливых признаний в одержимости Рейнар врежет ей по лицу эфесом, заставляя пошатнуться и упасть на стол, а затем в мгновение ока рассечет ей горло — и Ооран не станет его останавливать. По-другому не будет. Она почему-то была уверена в этом. Такие, как она, не заслуживают вторых шансов, ведь стоит ей только заикнуться о демоне внутри, как…       — Да, Ооран, — твердо ответил дракон, так и держа руку на эфесе своей сабли, от которой зачарованная собственными ужасными мыслями Альказар не могла оторвать взгляд. — Плесени нельзя давать расползаться, иначе прижигать время от времени придется не одну только «Гавань», а целый город. Пусть они все сидят в одной выгребной яме — нам же лучше.       — Мне и своей истории с «Гаванью» на всю жизнь хватило, — ответил Ооран, и очнувшаяся Альказар начала мучительно припоминать, что это за история, но ничего не приходило в голову. — И всякий раз, когда я слышу подобное, мне хочется там все испепелить.       — Зря, — фыркнул советник.       — Скажи Альме, пусть хоть наизнанку вывернет хозяйку «Гавани», но найдет работорговца.       — А если работорговца нет?       — А если есть, Рейнар? Даже если девушку просто припугнули продажей в бордель — все равно надо разыскать этого лицедея, и пусть ему уже будет не до шуток. Так, что касается вас… — Ооран вновь обратился к аразеальцам, которые все это время слушали, раскрыв рты. — Что ж. Я попрошу Регара в Пристанище, он придумает для вас с отцом подходящую работу с подходящим жалованием, чтобы вы смогли распрощаться с долгами.       — Но собиратели все равно найдут ее! Они уже вчера нашли ее и избили! — встрял Мерзул.       — Рейнар перекупит их долг у собирателей, — ответил Ооран. — Иноземцы будут должны мне и отдадут когда смогут, хоть через сто лет.       Вот так легко взял и все исправил. Альказар не видела Оорана из-за спины Наратзула, но зато отлично видела восторг на физиономиях аразеальки и ее папаши, а также просиявшего Мерзула — и скривилась от гадливости: ее-то саму никто так не пожалеет.       Никогда.       Даже сейчас, через несколько минут, когда ей придется раскрыться, — эта милость к иноземцам сменится на ледяное презрение к ней, проклятому сосуду для демона, никчемному отребью, вероломной дряни, что не так давно всадила в него клинок. Гореть ее костям в белом огне его заклинаний. Гореть ее душе в вечном черном пламени бездны.       Может, убежать, пока не поздно?       — Как ваши имена? — спросил Ооран.       Блядь! А ведь и Альказар тоже придется назвать свое.       — Кохран и Ванмирия, — поспешно выпалила аразеалька. — Наше семейное имя Мар-Анг.       В зале повисла странная гнетущая тишина. Альказар даже пришлось вновь выглянуть, чтобы понять в чем дело, но это ей все равно не удалось. Ооран почему-то смотрел на Азетера, а тот еле слышно — но все-таки слышно — пробормотал:       — Почему ему опять не лежится в могиле, Ооран?       — Как занятно. — Лишь у бабенки хватило выдержки как-то прокомментировать все это и спросить у растерявшихся аразеальцев: — Полагаю, у вас есть родич, некоторое время назад покинувший родные берега и ушедший в Нерим?       Мужик-аразеалец открыл было рот, но Азетер перебил его:       — Во имя всех святых, Оли, ну конечно есть! Сыграю в прорицателя: это женщина.       — Моя тетя, сестра отца, — вымолвил аразеалец. — Это было много лет назад, и мы не знаем, что с ней случилось. Но как…       — Ваша тетя мертва, — ответил ему Ооран. — Как и ваш… гхм… получается, кузен.       — И нам не жаль, — прошипел Азетер. — Плохо лишь то, что Геррет Мар-Анг даже спустя столько лет напоминает нам о себе из огненной бездны.       — Ваше имя знают в Треомаре, — пояснила бабенка. — Ваш «получается, кузен» являлся расхитителем могил и был связан с Зеробилоном. Он сотворил много зла в Нериме, и особенно — у нас. Вот добрый совет: вам не стоит щеголять семейным именем, даже если вас о нем спросят. Поверьте, даже отдаленного родства с этой мразью вам не простят.       — Но мы не знаем никакого Геррета! — с возмущением проговорила деваха.       — Повезло, — просто ответил Ооран. — Я не встречал вашу тетю, Кохран, она умерла в битве с разбойниками, будучи целительницей Святого Ордена, примерно… хм… Какой это год, Азетер?       — Что-то около 8145 года, — процедил тот. — По моим подсчетам.       — Да, — кивнул Ооран. — Уже после собственной смерти, в 8153 году она убила своего сына Геррета…       — Это как? — опешила аразеалька.       — …а в следующий раз, — продолжил Ооран, — в том же году его убил я. Вряд ли вас порадует такая семейная история, но, думаю, вы имеете право знать.       — Он был, — хрипло проговорил аразеалец, — настолько плохим человеком?       — Даже хуже, чем вы думаете, Кохран.       — Что ж… — Мужик затих и потупился. — Да простят его предки. Я не держу зла.       — И все-таки, — вновь завела свое аразеалька, — как кого-то можно убить дважды?       — Вообще-то это была его третья смерть, — заметил Азетер. — На редкость упрямый тип!       — Долго рассказывать, — уклончиво ответил Ооран. — Но поверьте, то, что случилось в тот год, стало для меня тяжелым испытанием, и, видит небо, я не горжусь произошедшим. Однако бывают моменты, когда иного выбора просто не остается. — Он смолк, а Альказар грустно подумала, что да, именно так и бывает, то есть именно так и будет, когда одной из крайностей такого выбора станет одержимая. — Что ж… А что насчет третьей? Вы этерна. И вы не из Аразеаля, верно?       Зубы Альказар дробно застучали. Она в который раз высунулась из-за отступившего Наратзула, как крыса из норы, и стараясь не смотреть на Оорана, пробормотала:       — Что вы, я из Треомара.       — Это совсем другая история, — прокашлявшись, изрек Наратзул тоном уличного комедианта. — Такая забавная! Она сейчас сама расскажет…       — Боги, только не это, — тяжко вздохнул Азетер Абилин в момент, когда Альказар уже собиралась пробулькать что-то в ответ. — А я говорил, Ооран. Сейчас они в моем доме заведут себе подружек, наплодят детишек — и больше никогда не съедут!       — Неужто тебе жалко? — усмехнулся Ооран.       — Да, жалко! — подбоченился Азетер. — Это какое-никакое, а все-таки имущество! Как я оставлю его в наследство Дьердре, если там будет жить целая семейка Арантеалей? Или прикажешь Арантеалей ей тоже завещать?       — Я тебе другой дом куплю, — поразмыслив, ответил Ооран.       — Нет уж, спасибо! Сам плати свои взвинченные налоги за дома! Двух мне вполне достаточно.       — Я и плачу, между прочим: за свой, за поместье Редонов, за твой вот этот…       — Да что ты! — вспыхнул Азетер. — А может, еще жалования наши сравним? Пусть семейка Арантеалей, Мерзул и аразеальцы сами себе на угол заработают честным трудом в поте лица — и тогда поговорим! А то все очень удобно устроились, как я погляжу.       — Айзи, — хихикнула бабенка, — меня ты обвинил в дурном характере, а сам бурчишь, как вредный старикан, которому все молодые поперек горла!       — Но Азетер, свой дом ты получил в наследство от жены, — прищурился Ооран, — а этот вот, где Наратзул живет, — выиграл.       — Знаешь, что!.. — не глядя на откровенно смеющуюся бабенку, указал на него Азетер, но мысль не закончил.       Выслушивая перепалку, Альказар ни жива ни мертва старалась унять дрожь. То, что ее приняли за подружку Наратзула, в ином случае звучало бы даже весело, но не теперь. Теперь она могла лишь зачарованно смотреть на Оорана и думать о том, зачем она все это сделала.       Зачем прожила свою жизнь именно так.       Зачем пыталась прыгнуть выше лун, зачем искала несуществующее. Зачем огнем тщилась утолить свою жажду.       — Я… — Она повысила голос, приковав к себе взгляды, и тут же, испугавшись, продолжила тише: — Я кое-что хотела сказать о… прошедших и грядущих событиях… и о том… что все не так… как кажется… и вот.       Он свел брови, внимательно прислушиваясь. Видно, что-то понял. Альказар надеялась, что понял.       — О каких? — спросил Ооран.       «О Зеробилоне».       Но это слово застряло в ее глотке, как сухой хлебный мякиш.       — Прошу меня простить, — нерешительно произнесли где-то позади Альказар, и она вздрогнула. — Большие проблемы порту, светлейший. Точнее, в море.       Его пронзительный взгляд теперь был направлен не на нее. Мимо Альказар поспешно прошагал второй из близнецов, волоча за собой насмерть перепуганного мужика в морской униформе. Мужик вонял прогоревшим порохом, солью и металлом, кровь густо залила ему шею из уже исцеленной раны на виске и запеклась багровой коркой. В глазах его под наливающиися кровоподтеками стоял неизбывный ужас.       Ооран встал со своего места и поскорее подошел к моряку.       — Ты ранен, капитан? — спросил он, осматривая мужика.       — Уже нет, — прохрипел он. — Мне помогли.       — «Небесный пилигрим» стоял сторожевым у северного мыса, — пояснил приведший капитана Иоррис. — Они пропустили «Королевского ловчего» без проблем — на борту флагмана была адмирал Альме Хейне. А затем…       Альказар не могла не заметить, как это обеспокоило не только Оорана, но и Наратзула.       — Что случилось? — спросил у капитана Ооран.       — Пираты появились ниоткуда, — хрипло ответил тот. — Я сразу повел «Пилигрима» к Альме. Вдруг не отобьется, подумал.       — Они были уже далеко?       — Около трех миль. Я шел так быстро, как мог. Канониры стояли на пушках, все было готово к бою. Мы слышали стрельбу, затем что-то яркое, как солнце, полыхнуло на «Ловчем». Судя по всему, это магия, какое-то разрушительное заклятие. Ходу было не прибавить. И когда мы подошли ближе… пираты развернулись по ветру… Нас начали обстреливать какими-то дальнобойными снарядами, которые разлетались красными искрами и превращались в дробь. Поэтому они нас достали, а мы их не смогли.       — Что с твоей командой?       — На «Пилигриме» все живые, хоть и много раненых. Нам расстреляли обшивку, поломали фок-мачту и реи на грот-мачте, паруса стали как решето. Сторожевой очень пострадал, светлейший. Мы чудом остались на плаву. Пираты погнали «Ловчего» дальше на север, и что с Альме и ее командой, я не знаю. Насилу добрались до порта, чтобы попросить помощи.       — За каким хером Альме вышла сегодня в море? — нахмурился Рейнар.       — За очередным, — буркнул Азетер. — Набитая дура.       — Она мне не говорила ничего, — покачал головой Ооран. — Так, надо спасать ее, команду и флагман. Немедленно.       — Я уже взбодрил начальника порта, — ухмыльнулся Иоррис. — Он готов и ждет распоряжений.       — Хорошо.       Ооран открыл портал совсем недалеко от Альказар, и она, взвизгнув, прянула за Наратзула. Из портала дохнуло свежим морским ветерком, что потревожил свитки перед Азетером и взметнул золотистые волосы бабенки.       — Ниаран, — позвал Ооран. — У тебя все готово?       «Взбодренный» начальник порта прошел через портал и начал было сбивчиво пересказывать историю капитана, но Ооран жестом остановил его:       — Мне нужно три хорошо вооруженных корабля. «Алтея» готова?       — Конечно! — поспешно закивал начальник. — Второй флагман всегда…       — «Нара-Торн»? «Ваалрис»?       — Все они готовы. Желаете именно их?       — Да, передай их капитанам и морскому дозору. Выдвигаемся самое большее через час.       — Выдвигаемся?! — подскочил Азетер. — У тебя что, моряков в порту мало?! Нахера там ты, Ооран?       — Их атаковали маги, — пояснил тот, не удостоив Абилина взглядом, — а значит, на каждом корабле нужен маг. А поскольку большинство сегодня занято, иду я. Начальник, передай капитану Эвлору, что я иду с ним на «Алтее».       — Само собой, — поклонился начальник порта и исчез в портале.       — Наратзул, — обратился к нему Ооран, а Альказар еще пуще сжалась за спиной Арантеаля, — давай потом. И с расчетами тоже.       — Понимаю, — упавшим голосом отозвался тот.       — Олиэнн? — спросил Ооран, и бабенка заметно побледнела. — Идешь? Мне очень нужен толковый маг.       — Помилуй, Алтиссими! — запротестовала та. — Ты же знаешь, я не терплю качку! И взрывы… Но если приказываешь…       — Я могу, — вызвался Наратзул. — Едва ли ты найдешь более толкового мага, чем я.       — Хорошо, — ответил Ооран. — Но нужно трое.       — Мерзул тоже может, — осклабился Арантеаль, указывая на взметнувшего брови товарища.       — Навигационные заклинания умеете претворять? — спросил Ооран.       — Еще как! — похвалился Наратзул, в котором Альказар не сомневалась, вы отличие от Мерзула, который лишь разинул рот.       — Тогда…       — Я не умею! — выпалил Мерзул. — Я… Это… Я не готов!       — Тогда Олиэнн. И без разговоров. — заключил Ооран, и это заставило бабенку жалобно скривиться. Он открыл следующий портал, и за мгновение до того, как исчезнуть в нем с этими двумя, скользнул по Альказар полным недоверия взглядом.       Она осталась в опустевшем зале с опустевшим сердцем, которое, казалось, вовсе перестало биться. Вязкая, как текучий мед, реальность в виде нежно положившей ей руку на плечо аразеальки, шаркающего капитана, возмущающегося Абилина и словно бы оправдывающегося Мерзула текла где-то вне, не оставляя ни единого следа в ее душе.       Лишь призрак ушедшей фасмалистки глядел на нее упреждающе и строго, будто вновь обрел свою волю.       Альказар ответила ему кивком. И поспешно покинула зал.       Как было бы лучше и проще?       Полуденные тени растворились в пришедшей полутьме, что застила небеса и над ослепительно белым Треомаром, и над свинцово чернеющей гаванью. Альказар разрывалась между желанием немедленно побежать туда, рвануть на один из кораблей, защитить его — и между горькой, свернувшейся в подреберье болью, которая ехидно твердила о том, что это не просто так.       Ты бессильна что-либо сделать.       Он все равно пойдет в Зеро — так надо уменьшить ущерб.       Завидев ее возле «Гавани», явно поддатый Арантос лишь недовольно закатил глаза.       — Мы возвращаемся. — Не дав сказать ему ни слова, Альказар потянула Арантоса за собой. — Бросаем все и бежим в Зеробилон.       — Зачем? А мальчишка? А бартер? И где ты была, вообще, ско… Скотина!       — Все изменилось, — ответила Альказар, оставляя зарубку в памяти на случай, когда надо будет ответить пьяному мудаку за это оскорбление. — Мне… Я должна что-то с этим сделать, Арантос. Помоги мне. Созывай Этронар, пиши Лартане, готовься.       — К чему? — одернул он ее.       — К смерти темного владыки, — произнесла Альказар. — Мы должны победить его, и иного варианта теперь просто нет.