Солнце Треомара

      — «Голос из камня»? Она с ума сошла? Проклятая девка не будет здесь командовать до тех пор, пока не вылечит голову! Нам такие не нужны. «Голос из камня»! Чушь какая!.. И… И что же, интересно, камень из этих подземелий поведал нашей бедной Альказар?

      Наратзул бесцеремонно толкнул дверь комнатушки, впуская внутрь серый полуденный свет и порыв бестолкового холодного ветра. Ветер шаловливо взметнул пыль и защекотал уснувшего башкой на столе Константина — секундой позже тот подхватился и выматерился, невесть что себе вообразив. Вошедший в дом первым Мерзул лишь скривился. Наратзул же не преминул спросить:       — И как оно, Константин?       — Это вы… — хрипло вымолвил Огневспых, с трудом разлепляя глаза. — Ох, клянусь проклятыми богами… Как же я боялся, что вы подохли в Эрофине! Хотя… Буду с вами откровенен, я не вспоминал о вас со вчерашнего дня.       Он потянулся было к недопитой бутылке на столе, но Мерзул ловко выхватил ее из слабых пальцев явно похмельного Огневспыха. Тот зашипел, как рассерженный кот, и попытался забрать бутылку обратно, но лишь свалился со стула под ноги иронично усмехнувшегося Мерзула.       — И мы рады тебя видеть, пьяница, — произнес Мерзул, брезгливо побалтывая остатки пойла в бутылке. — Тоже будем с тобой откровенны: мы тебя не вспоминали вообще, потому что в Эрофине… мы пережили всякое, скажем так.       — Рад, что «всякое» не сломало вам хребты, — ядовито отозвался Константин и предпринял неудачную попытку встать. — О, боги… Во имя судьбы… Клянусь солнцем… Творец меня побери. Ох… Проклятая бездна. Как же мне плохо!       — Тебе не стоило так напиваться, — пожал плечами Мерзул. Воспользовавшись тем, что Огневспых валяется лицом в пол и не видит происходящего, он дошел до порога и выплеснул содержимое бутылки вон.       — Нет! — вяло запротестовал Константин, явно услышав всплеск. — Что ты наделал… зануда. Бля… Мне плохо не из-за похмелья, хотя и это тоже. Видишь ли, сегодня ночью я немного… подрался.       Наратзул лишь усмехнулся. Он был полностью поглощен пересчитыванием оставшихся кабаэтских монет, а также размышлениями о предстоящем разговоре о Дариусе, поэтому страдающий Константин не особенно тронул его. Да даже если бы они нашли его тут мертвым, даже если бы на кровати Наратзула спала какая-нибудь девка, все равно ему было бы плевать. Слишком много всего произошло. И происходило в данный момент.       — И кто этот святой человек, который по доброте душевной отделал тебя, как отбивную? — осведомился Мерзул, со вздохом заглядывая в пустую бочку для воды.       — О, это причина всех моих страданий! — затянул Константин и вновь попытался встать. На этот раз успешнее: ему даже удалось облокотиться об ножку стола. — Мужики… Я просто не понимаю, почему жизнь так устроена, мужики. Почему она так ко мне жестока?!       — Тебя потянуло на философские рассуждения? — усмехнулся Наратзул, ссыпая монеты в кошель. — Как жаль, что нас — нет. Нам бы поесть и поспать. Хотя, вижу, поесть нам не суждено, ведь кое-кто сожрал все запасы.       — Я подрался на местной арене, — перебил его Константин. — С женщиной неземной красоты. Она была восхитительна! Сильная, дерзкая, бесстрашная!       — Тебя отделала женщина? — ядовито усмехнулся Мерзул.       — Поверь, если бы ты ее увидел, зануда, то на коленях умолял бы отделать и тебя! — прорычал Константин. — Она прекрасна. Ее звали Альба. Этерна. Темные шелковые волосы. Разноцветные, как луны, глаза. Я победил, конечно, и после мы решили с ней…       Разноцветные глаза?..       — Хм… — Наратзул второй раз за это утро вспомнил Альказар. И если в первый раз выяснилось, что это не она напала на Треомар и ранила Оорана, то и сейчас, наверное, это просто совпадение.       Да, совпадение. Мало ли у кого разноцветные глаза.       — …поговорить у причала, чтобы узнать друг друга получше, — продолжал изливаться Константин. — И мы узнали. И я влюбился, как последний идиот. А она…       — А она-таки сказала тебе, что ты последний идиот? — предположил Мерзул. — Начинать знакомство с девушкой с мордобоя — идея так себе.       — А она, — горестно всхлипнул Константин, — прыгнула с причала и утопилась.       Несколько мучительно долгих секунд осознания закончились взрывом безудержного хохота Мерзула и Наратзула. Пока они самозабвенно ржали, что-то повторяя про «утопилась» и пересыпая это сдавленным «бля», Константин сумел подняться на ноги и теперь просто удивленно моргал в явном непонимании, что это двоих так развеселило.       — Она утопилась… — смеялся Наратзул. — Чтобы не общаться с тобой!       — Довел девицу! — хохотал Мерзул. — Только ты так умеешь, Огневспых!       — Предпочла помереть, — продолжал давиться смехом Наратзул, — лишь бы не слушать Константина.       — О боги, — вытер выступившие слезы Мерзул, — а ее действительно жаль!       — Чего вы ржете, леораны?! — взвыл Огневспых. — Она вправду умерла!       — Константин, — переводя дух, произнес Мерзул, — неужели ты думаешь, что можно помереть, просто спрыгнув с причала? Ну попробуй сам спрыгни. Помрешь? Сдается мне, под причалом морская вода, а не лава. Твоя девица, скорее всего, вот так топорно захотела уйти от разговора с тобой. Сама она проплыла чуть дальше и пошла искать себе более подходящую пару.       — Ты так думаешь? — с серьезностью спросил Константин.       — Конечно, дурень.       — Хотя мы ее всецело понимаем, — подытожил Наратзул, но, кажется, Огневспых не понял смысла сказанного.       Он лишь невидяще таращился на Мерзула, раскрыв рот.       Бродяге явилось какое-то откровение. Что ж. Бывает. После возлияний и драк ночь напролет и не такое бывает. Наратзул и сам не отказался бы от какого-нибудь путеводного откровения в тот момент.       И оно было дано ему.       Той ночью ему снился отец.       Теалор Арантеаль в свойственной ему безапелляционной манере манил Наратзула за собой, в тенета длинного, пропахшего гарью коридора. Он отчетливо помнил, что, последовав за отцом, коснулся стены — и она оказалась липкой, словно вымазанной в смоле. Шаги подкованных сапог Теалора неумолимо отдалялись от него, а тьма обступала Наратзула со всех сторон и будто бы впитывалась в кожу, норовя утопить его в себе.       «Слушай голос камня».       Какого камня?       «Древнего камня, что лежит у основания».       Что ты хотел показать мне?       Но отец вдруг принимал облик Альказар, что демонически усмехалась из густой, непрозрачной тени и указывала когтистым пальцем туда, где в тусклых отсветах поблескивала какая-то громоздкая стальная конструкция.       Я покажу тебе то, чем все кончится. Вот оно — воплощенное падение. Гордыня. Осколки порядка.       Альказар вещала низким, мужским голосом — или это слова демона прорывались сквозь ее уста. Кто-то коснулся его плеча, и Наратзул в ужасе оглянулся, не понимая, что ожидает увидеть. Но там был лишь отец. Он приложил палец к своим губам, призывая к тишине, а затем указал на конструкцию.       «Слушай камень, сын мой. Смотри внимательно».       На что? Куда мне смотреть?

***

      Серебряный, льдистый блеск холодного моря.       Череда пустых, неприметных дней медленно ползла вслед за солнцем. Ветер крепчал, небо все чаще роняло на землю дождь, а ночи, казалось, стали наступать намного раньше, чем должны были.       Наратзул все это время отчетливо видел смутное беспокойство Мерзула, который лишь изредка рисковал спросить, а что теперь делать. Действительно. Что теперь с «Генезисом»? С Солнцем? С их собственной дальнейшей судьбой? Наратзул и сам не знал.       Лишь — вновь и вновь брал в руки с таким трудом добытую книгу, и старые воспоминания о прошлой жизни, столь легкой, сколь ныне призрачной, сами вставали у него перед глазами. Строки переплетались, как ветви, — где-то дождь размыл чернила, где-то неосторожная рука порвала тонкий лист. У «Генезиса» был один секрет: если смотреть на свет через особо помеченные страницы, соединив их, то можно было увидеть иной, скрытый в совпадениях знаков текст. В этом тексте и содержались нужные знания — заклинания и принципы их действия, а еще — черная, пожирающая свет пустота слепых пятен, неразборчивых совпадений, будто слов на другом, давно забытом языке.       Языке мертвых. Оставленных. Обращенных в пепел.       Наратзул не говорил Мерзулу обо всем этом. Он в который раз отшучивался, брел на рынок, в сады перед библиотекой или в порт поглазеть на корабли — и побыть в одиночестве. Треомар жил и дышал как прежде, но время будто остановилось в томительном, смутном ожидании.       У озер в центре города вечерами было полно горожан: несмотря на прохладную погоду, все приходили любоваться опавшими красными листьями с растущих на летучих островах деревьев, и ставшие алыми светящиеся озерные воды действительно производили впечатление. Наратзул вот залюбовался, завидев впервые. Константин фыркал, что зрелище это самое обычное. Мерзулу же не понравилось — алые озера он сравнил с пролитой кровью, не ведая, что именно это сравнение и понравилось Наратзулу.       В один из таких вечеров на набережной — особенно зябкий и отвратительный — чья-то незнакомая ладонь мягко легла на его плечо и заставила Наратзула вздрогнуть от неожиданности. Позади стоял некий этерна, которого он припоминал рядом с Мерианом и еще со вторжения кучки остианцев во дворец. Константин, кажется, тоже его вспомнил, потому что мгновенно прервал свой вдохновенный рассказ о злачных местах Остиана и потупился. Мерзул лишь недоуменно вытаращился.       — Надеюсь, книга при вас, Наратзул Арантеаль, — без церемоний произнес этерна мягким, но не приемлющим возражений тоном.       — При мне, — согласился Наратзул. — Разве я оставил бы ее без присмотра.       — Правильное решение. Прошу за мной.       — Только я?       — Только вы, Наратзул.       — И куда мы пойдем?       — На ту сторону озер. Не переживайте. Это не далеко.       Наратзул пожал плечами и повиновался — лишь подмигнул удивленному Мерзулу, который вместе с Константином молча провожал его взглядом. Самое забавное, что он солгал: «Генезис» остался дома — разве он брал бы книгу с собой на прогулку! Как, впрочем, и амулет с синим камнем, который передала мертвая кабаэтская принцесса. Наверное, придется отшучиваться и прикидываться дурачком — ну да не впервой! Ооран поймет, Наратзул бы уверен в этом — ровно как и в том, что этерна ведет именно к нему.       Спутник Наратзула всю дорогу помалкивал. Лишь когда они преодолели первый воздушный мост, что вел на один из летучих островов, едва слышно буркнул: «Сюда». Остров тоже был усыпал красными листьями, в море которых кое-как были выметены каменные дорожки; сквозь шипастое переплетение обнаженных ветвей тут и там виднелись огоньки на сигнальных башнях и далекие тусклые фонари поселений. На высоте было ужасно холодно — ветер, казалось, проникал под одежду и злобно кусался, как бешеная псина, и Наратзул отчетливо чувствовал, что сильно дрожит. Однако на спуске по следующему воздушному мосту стало намного теплее: от светящейся ало-голубой озерной воды действительно исходило ласковое тепло, и если бы не подъем на остров, Наратзул никогда не понял бы этого.       Этерна кивком указал взять левее. Наратзул постарался придать своей мимолетной улыбке приветливости — а вдруг все-таки удастся разговорить этого молчуна и хоть что-то выведать?       — Мы уже почти пришли? — бодро спросил он.       Но этерна лишь покачал головой, не оборачиваясь.       — Дворец? Каскад? Связующая башня? Куда идем-то?       Молчание.       — А почему вечером? Кажется, время позднее.       Вздох.       — Это был тяжелый день, Наратзул Арантеаль, — последовал ответ.       — Да? — усмехнулся тот. — А мне он показался вполне приятным. Впрочем, могу ли я поинтересоваться…       — Рад за вас. Нет. Не можете.       Какое-то странное предчувствие. Возможно, дурачком прикидываться и не придется, потому что его и так считают дурачком.       На этом берегу тоже было довольно многолюдно: горожане прогуливались по набережной, то и дело указывая на озера и алые листья, фонарщики зажигали огни, по дороге сновали повозки и всадники, словно не вечер был, а разгар дня. На площади неподалеку играла нежная музыка. Здесь город был ярким, волшебным и жизнерадостным — не в пример унылым окраинам и предместьям. Засмотревшись в сторону площади — он не помнил ее название, только знал, что там есть огромная мозаика в виде солнца, — Наратзул запнулся об ступеньку и чуть не свалился кубарем. Пришлось схватиться за спутника, а затем глупо улыбаться, чувствуя себя ослом.       — Мы пришли, — процедил этерна, на чьем лице не отразилось никакой эмоции по этому поводу. — Перейдем дорогу — и мы на месте.       — Да? — не поверил Наратзул. На той стороне были густые сады, обрамляющие площадь с солнцем, да какие-то дома под сенью могучих кипарисов.       Он покорно последовал за спутником, пытаясь понять, что они тут делают. Спутник же уверенно свернул налево, прошел немного дальше по тротуару и слишком тихо, на взгляд Наратзула, постучал в высокие литые ворота.       — Пароль? — послышалось из-за приоткрытых ворот почти сразу же. Голос вопрошающего был таким же, как и у пришедшего, с той лишь разницей, что в нем искрились какие-то насмешливые нотки.       — Открывай, придурок, — процедил спутник Наратзула.       — Неправильно! — цокнули за воротами. — Правильно «Дракон притащил Арантеаля»!       — Дракон сейчас же откроет или получит в лоб воротиной. — Спутник недовольно сложил руки на груди.       — Что ж… дракон умеет убеждать!       За открывшейся створкой ворот дружелюбно улыбался брат-близнец спутника. Наратзулу показалось, что они не только похожи внешне как две капли воды, но еще и одеты одинаково. Пришедший с ним близнец мрачно запер ворота, а встретивший гостеприимно простер ладонь в сторону дома:       — Добро пожаловать, располагайся, Наратзул Арантеаль. Чувствуй себя как дома, в своих грязных эрофинских казармах. Но не забывай, пожалуйста, что мы с братом тут тоже есть и следим за каждым твоим шагом.       — Очень мило, — фальшиво улыбнулся Наратзул. — Рад знакомству.       — Мы не знакомились, — повел бровями дружелюбный близнец. — И не думаю, что будем.       — Мы все тут по делу, — буркнул мрачный, подтолкнув Наратзула вперед.       — Книга с ним? — спросил дружелюбный.       — Сказал, что да, — процедил мрачный, — но, как видишь, ее у него нет, братик.       — Подлец! — деланно ахнул дружелюбный. — Неужто светозарный папенька не научил вас, что обманывать нехорошо, Наратзул!       — А вам какое дело? — с вызовом ответил тот. — До моего «папеньки» — особенно.       — Непосредственное, друг наш, — приобнял его за плечи дружелюбный. — Мы ужасно расстроились бы, если бы отсутствие у тебя книги в данный момент не было бы сущей херней. Светлейший, мы притащили Арантеаля! Ой. То есть Иоррис притащил.       С этими словами он крайне аккуратно открыл дверь дома так, словно она была сделала из тончайшего стекла. Осторожно заглянул в комнату — и Наратзул через его плечо тоже, — а затем, получив согласный кивок читающего какой-то исписанный пергамент Оорана, бесцеремонно затащил Наратзула внутрь.       Как и во многих треомарских домах, в которые Наратзулу доводилось заглянуть, прихожая сразу переходила в столовую и кухню — с единственной разницей, что здесь кухня была отделена очагом. Это было довольно уютно, нельзя не признать, хотя, на вкус избалованного иноданской роскошью Наратзула, выглядело простовато. Посреди просторной комнаты был стол, накрытый на четверых, за ним был Ооран с чашкой в одной руке и с пергаментом в другой, а еще — Теола, которая иронично изрекла при виде Наратзула:       — Ну надо же, еще гости. Что за день! Извини, мальчик, я покормила бы тебя жарким или грибным супом, но драконы все сожрали. Могу предложить только десерт.       — А что на десерт, милейшая Теола? — с энтузиазмом спросил Наратзул.       — Прекраснейшая! — деланно ахнул дружелюбный. — Из ваших рук мы готовы съесть что угодно в любом количестве. Простите нас за жаркое и суп, но остановиться было невозможно.       — Н-да, — произнесла Теола. — «Милейшая», «прекраснейшая». Ах. Люблю гостей. Кое-кому поучиться бы говорить «спасибо». — Она выразительно глянула на Оорана, который так и не обратил на нее внимание. — Ладно, надо все-таки покормить этого несчастного ребенка с голодными глазами. На десерт грушевый пирог с карамелью, ребенок. Присаживайся, я сейчас все принесу.       Наратзул, которого не нужно было упрашивать дважды, поскорее расположился за столом.       — Любезнейшая Теола, — с виноватым видом произнес дружелюбный, — но мы с братом съели грушевый пирог. Или у вас завалялся второй?       Та опешила, остановившись на полпути на кухню.       — Вас в вашем поместье не кормят, драконы?! — всплеснула руками Теола. — Тоже мне, богатейшее семейство Треомара ходит по гостям и подчищает чужие харчи! Когда вы успели вообще? Как, во имя праведного пути?!       — Говорим же, из ваших рук что угодно в любом количестве, — натужно улыбнулся мрачный.       — Нет, вот таких гостей я не люблю! — указала на него Теола. — Комплиментами теперь не отделаетесь, драконы. Скидывайтесь!!!       Потупившись, близнецы покорно полезли в кошели, а Наратзул не сдержал ехидного смешка. Старушка явно умела осадить кого угодно.       — Вот еще, — не отвлекаясь, произнес Ооран, и близнецы замерли.       — Ну и ладно! — выплюнула Теола. — Я все равно с вас взыщу, проглоты! Что ж, дитя мое голодное. Скормлю тебе, пожалуй, мои незабудковые пирожные из личных запасов, потому что больше просто нечего. Если тебе такое нравится, конечно.       — Нравится! — под аккомпанемент бурчащего живота ответил Наратзул. Он понятия не имел, что это за десерт, но был согласен на все.       Когда Теола удалилась на кухню, шипя что-то про ненасытных драконов, Наратзул выжидающе уставился на Оорана, который вывел изящный росчерк на листе и взял следующий.       — Мериан хочет назначить Киранийца на Северный пост, — проговорил он, явно обращаясь к близнецам. — Что думаете?       — Солдаты не поймут, — поморщился мрачный. Он так и остался у дверей, словно бы ожидал появления кого-то еще. — Никто не любит, когда командуют приезжие. И я не доверял бы Киранийцу.       — А я доверял бы! — покачал головой рассевшийся за столом дружелюбный. — У него тут родители, жена-этерна, трое детей. Он будет границу защищать как никто другой, потому что побоится выдворения семейства.       — Иоррис прав, — кивнул Ооран, — солдаты будут против. Но и Рейнар прав в том, что Кираниец мотивирован. Мериан сказал, за двадцать лет у Киранийца ни одной промашки, он очень верен и его задвигали лишь потому, что он не этерна. Почему бы и нет… Пусть поработает на Северном три луны, а там посмотрим.       — Разумно, — одобрил Рейнар, следя голодным взглядом за принесшей угощение Теолой.       — Спасибо! — расцвел Наратзул. На серебряном блюдце перед ним красовались три небольшие тарталетки с розовым кремом, украшенные засахаренными цветами незабудок, листиками мяты и шоколадной крошкой. Рядом Теола поставила хрустальный стакан с лавандового цвета напитком, в котором желтели тонко нарезанные ломтики лимона. Отпив немного, Наратзул с удовольствием отметил, что напиток теплый и больше напоминает несладкий чай с каким-то цветочным привкусом. Впрочем, пирожное тоже было выше всяких похвал. — Это очень вкусно, благодарю вас!       — Себе-то оставила? — усмехнувшись, спросил Ооран.       — Себя я не обижу, — фыркнула Теола. — Как хорошо, что кладовая под замком и драконы не могут туда пролезть!       — Когда поужинаешь, Наратзул, — продолжил Ооран, — давай поговорим о результатах твоей поездки в Эрофин.       — Без проблем, — жуя, ответил тот. — Как ты себя чувствуешь? Я слышал о демонах.       — Только глухой о них не слышал, — заметила Теола, потягивая такой же цветочный чай и враждебно следя за близнецами. — Жуткая пакость. Нападение принесло много бед.       — Я уже в порядке, — поморщился Ооран. — Да, самочувствие могло быть лучше, но что есть, то есть. Я рад, что все не кончилось фатально.       — И мы, — тихо произнес названный Иоррисом.       — Арантеаль не принес сюда книгу, — встрял Рейнар. — Прикажешь сбегать за ней?       — Наратзул сходит сам. У меня… У меня есть к нему еще кое-какое дело — после того, как он расскажет, нашел ли он «Великий генезис».       — Да, — поспешил кивнуть Наратзул. — Нашел. Скажу так: это было непросто, потому что в Эрофине… ну, произошло много событий. Во-первых, в эрофинском банке мы чуть не попали в засаду решивших его ограбить зеробилонцев…       Нечто, мелькнувшее в тот момент во взгляде Оорана, крайне обнадежило его: да, наплести будет проще простого. Но сейчас… Сейчас, до момента, когда он начнет лгать о Дариусе, возможно, стоило бы остановиться?..       Нет.       Нужно довести дело до конца.       До конца, вероломный ублюдок.       Наратзул затих и отпил еще немного чая, чтобы скрыть собственное смятение.       — Снова зеробилонцы, — вздохнула Теола. — Боги, хоть одна катастрофа обходится без них? Выходит, они успели и на Треомар напасть, и в Эрофине шум поднять.       — И в Кабаэте, — напомнил Рейнар. — Если наши соглядатаи не лгут — а они никогда не лгут, хе-хе.       — Вас с Мерзулом ранили? — с беспокойством спросил Ооран.       — Нет, — помотал головой Наратзул, ощутив, как у него перехватило дыхание. — Нам удалось вырваться, однако перед этим мы подслушали, что…       …что их подослал некий Дариус для того, чтобы забрать из банковской ячейки какие-то вещи.       — …что они… ну, словом… Что они проездом в Эрофине и банк решили грабануть развлечения ради. — Наратзул поспешно отпил еще чая, чтобы сбить вставший в горле горький комок.       Острая, насмешливая боль вонзилась ему в глаз, и Наратзул в ужасе приложил к нему ладонь, ожидая, что глаз вот-вот вытечет, как содержимое куриного яйца. Однако этого не произошло. Боль стихла через несколько секунд. Близнецы глядели иронично. Теола — явно ожидая продолжение истории. Ооран — со спокойным вниманием, словно Наратзул произнес слово в слово то, что он ожидал услышать.       — После этого, — переведя дух, продолжил Наратзул, — мы чуть было не попались страже. Поскольку я в розыске, нам с Мерзулом пришлось скрываться в трущобах, а после того, как над городом поставили магическую блокаду, уходить через портал Ордена. Тот портал… Он привел нас в Кабаэт. И… короче… Я должен все рассказать. Если позволишь, я схожу домой за книгой и кое за чем еще. Мне удалось взять некоторые бумаги из орденской ставки в Башне Монарха.       — Давай, — отозвался Ооран, открывая портал у входной двери так, что теперь вместо прохода в сад там виднелась круглая арка около их с Мерзулом дома.       Ветер, смешанный со сладковатым печным дымом, немедленно ворвался в комнату. Иоррис со вздохом встал у портала со стороны комнаты, Рейнар — с другой стороны и нетерпеливо поманил за собой спешно жующего последний кусок Наратзула. Тот не без опаски шагнул за грань портала. Оглянулся — портал остался, и приглушенная синим свечением комната еще была видна. Решив не тянуть время, Наратзул как мог быстро вбежал в дом (как? Мерзул еще не вернулся?), схватил амулет и книгу, а еще, помедлив, сунул в сумку подложные письма, написанные девицей из монастыря на отцовских бланках — но только не те, которые были с печатью принцессы. На всякий случай.       Что, дурень? Не хватило силенок наплести про Дариуса? И пусть, все равно демону доверять не стоило. Зато теперь нужно обязательно сказать об Ордене, иначе все это будет впустую!       Впустую.       Как и вся прошедшая часть жизни.       Жизни вероломного ублюдка.       Помнишь, ведь именно так сказал Мерзул в монастыре. Так сказала бы Зелара. Так сказал бы Тир. Похоже, эта маска приросла к лицу, и как теперь снять ее, если не вместе с кожей?       Когда запыхавшийся Наратзул шагнул в портал и снова оказался в комнате, а Иоррис невидимой тенью скользнул вслед за ним, портал закрылся и преломленное пространство перестало светиться синим и напрочь сводить с ума. Комната вновь стала обычной. Световые кристаллы в канделябре едва заметно мигнули. Теола невозмутимо подлила себе еще чая. Ооран выжидающе молчал, глядя на предмет, который Наратзул держал в руках, и это было…       Он резко встал с места, заставив сжимающего в горсти амулет Наратзула отступить на шаг.       — Откуда у тебя эта вещь? — Приглядываясь, Ооран подошел поближе.       — Эмм… — замялся Наратзул. В какой-то момент ему показалось, что он позабыл все слова. — Я говорил, что мы оказались в Кабаэте, и там…       — Что?       Что, вероломный ублюдок?       Теола тоже встала и пригляделась. Наратзул лишь успел заметить, что комната на мгновение озарилась красным — явно от руны над проемом, которая только что зашипела, как раскаленное масло.       — Не вздумай! — повысила голос Теола, указав на Наратзула. — Индикация руны от демонов! Ребенок держит в руках вещь, на которую наложено проклятие!       — Сам вижу, — произнес Ооран, глядя лишь на изрядно струхнувшего Наратзула, который так и замер, как загнанная мышь перед котом. — Оно только что активировалось. Повторяю еще раз: откуда у тебя эта вещь?       — Мне… — Наратзул глубоко вдохнул, стараясь вернуть себе самообладание. — Мне его дала та, что представилась нам принцессой Кабаэта. Сказала, это нужно передать тебе. Я… я согласился, потому что она попросила помощи…       Ой, глупец! Сам-то слышишь, как это звучит?       — Помнишь, Мортрам рассказывал о юношах в повозке, которые утверждали, что видели принцессу живой, — припомнил Иоррис. — Наверное, это были Наратзул и его друг.       — Наверное, — согласился с ним Рейнар. — Наши люди считают, что Мортрам не сбрендил, и принцессу действительно убили зеробилонцы, а потом создали демоническую иллюзию вместо нее, чтобы перебить звездников. Вот и мальчишка подтверждает эту теорию, судя по всему.       — Зеробилонцы! — с негодованием прошипела Теола. — Эй, мальчишка! Хочешь сказать, тебе хватило ума взять из рук мертвой принцессы проклятую вещь? Как ты дожил до своих лет с таким интеллектом? В колодец не падал? Аконит на завтрак не жрал? Странно, если нет.       — Это ладно, — продолжил Иоррис. — Но что теперь с ним делать? Арантеаль заражен проклятием.       Сердце Наратзула екнуло.       В который раз мысленно отругал себя за то, что послушал тогда Ардану и остался в пиршественном зале Кабаэта вместо того, чтобы бежать оттуда без оглядки.       — Ну, — протянул Рейнар, придирчиво оглядывая Наратзула, — можем поступить гуманно. Светлейший, вызываюсь отрубить ему руку одним ударом.       — Че… чего?! — вымолвил Наратзул.       — Поможет ли? — усомнился Иоррис. — Возможно, проклятие уже впиталось в его кровь, и теперь паренек станет арорма. Надо бы его того…       Близнец выразительно щелкнул языком так, что Наратзул и без слов прекрасно понял, что с ним будет дальше.       Паника вскипела в груди и теперь неистово билась в висках вместе с подступающей головной болью. Что делать? Бежать? А вдруг и вправду проклятие? А если нет? Найти демона Альказар и заставить снять проклятие? А вдруг она не поможет?       — Что делать? — обратился к Оорану Рейнар, озвучивая единственный вопрос Наратзула.       — Меня сейчас не это волнует, — ответил тот, что-то напряженно обдумывая. — То есть волнует, но не переживай, Наратзул. Просто стой где стоишь, держи амулет и ничего не делай.       — А?! — еще больше охренел Наратзул.       — Ты уверен? — Иоррис придержал отошедшего в сторону лестницы Оорана. — Если мальчишка подохнет, то как же Солнце?       — Ничего с ним не будет, это не то проклятие, — ответил Ооран. — Темное проклятие арорма действует иначе, и индикация у него другая. А это… Скорее всего, это обычное смертельное проклятие. Наратзул умрет от сердечного приступа не ранее, чем через полчаса. Извини, Наратзул, я обязательно помогу тебе, но сейчас мне надо срочно кое-что выяснить.       Тот уже был не в силах что-либо произнести, лишь таращился в крайнем ужасе и непонимании.       — А, ну ладно, — нехотя согласился Иоррис. — Но что ты хочешь выяснять? Я к тому, что неужто это более срочно, чем умирающий Арантеаль?       — Понимаешь, — сказал Ооран, открывая следующий портал, на этот раз у лестницы, — этот амулет когда-то принадлежал моей матери. Потом он много лет хранился у меня, после чего я снова отдал его ей. И, насколько я помню, мою мать похоронили вместе с этим амулетом, а это значит…       — Зеробилонцы раскопали могилу твоей матери? — ужаснулся Рейнар. — Чтобы достать амулет и убить тебя проклятием?       — И это тоже. Но сейчас я больше переживаю за Альбрис. Вдруг ее убили? Она не присылала писем уже… кажется, почти луну.       За открывшимся порталом зияла бездонная тьма, лишь где-то в отдалении маячили тусклые огоньки фонарей, в отсветах которых виднелось нечто вроде конной статуи. Дохнуло промозглой сыростью, влажным деревом, дымом, а еще — свежим снегом.       — Но в Штайнфельде сейчас глубокая ночь, — напомнила Теола. — Они наверняка спят.       — Хоть бы так, — отозвался Ооран и шагнул за грань портала.       Под его шагами действительно заскрипел снег.       Теперь на треомарской стороне портала остался Иоррис, который взирал на потерявшего дар речи Наратзула не то с брезгливостью, не то с сочувствием, а Рейнар отправился на штайнфельдскую сторону вместе с Оораном. Тот, тем временем, стал стучать в ближайшую дверь, тускло озаренную синими портальными отсветами.       — Ну же, открой, пожалуйста, — тихо взмолился Ооран.       — Ооран, наши уже отрапортовали бы, если бы здесь произошло нечто странное, — примирительно произнес Рейнар. — Едва ли демоны пришли бы сюда.       — Твою соглядатаи ведь не заходят в дом, не видят всего.       — Не сходи с ума. Если бы с Альбрис что-то случилось, мы бы знали…       — Отстань, Рейнар. Забыл кабаэтскую принцессу и демонические иллюзии? Твои люди до последнего не замечали ничего подозрительного. Лучше бы…       — Что, Ооран?       — Знаешь. Наверное, сломай замок. Она бы уже проснулась…       — Не надо. — Рейнар перехватил его за запястье стучащей в дверь руки. — С ней все хорошо. Посмотри на меня. С ней. Все. Хорошо.       Как бы в подтверждение его слов за дверью зазвенела стальная щеколда, и уже через секунду в проеме показалась женщина-этерна в ночной сорочке, заспанная, растрепанная и с подсвечником в руке.       — Н-да, — вымолвила она, когда Ооран без лишних слов заключил ее в объятия. — Предвижу новый виток сплетен «К Альби ночами ходит какой-то маг». Спасибо, милый. Это как раз то, чего мне в жизни не хватало.       — У тебя все хорошо? — Чтобы осмотреть ее лицо, Ооран зажег магический огонек, от которого женщина поморщилась. — Как ты? Как Тарэнка? Ничего странного не происходило в последнее время?       Не дожидаясь ее ответа на этот ворох вопросов, он включил руну над дверным проемом, которая отозвалась на его заклинание неяркой белой вспышкой.       — Шучу, вот как раз подобных сплетен предостаточно! — поджала губы женщина. — И нет. Ничего странного, не считая твоего появления, у нас не происходило, Ооран. Погоди-ка… Или что-то стряслось у тебя? Эй. Все в порядке? Ты какой-то… испуганный.       Кое-как совладав с собой, решительно не понимающий происходящего Наратзул все-таки задал этот вопрос Теоле:       — Что это за женщина? Почему Штайнфельд? Почему, блядь, это все важнее, чем последние полчаса моей жизни?!       — Главное — выстроить правильную иерархию ценностей, — с усмешкой ответила старушка, спокойно отпивая чай. — Все верно, Альби и Тарэнка важнее. Ты — какой-то мальчик из Эрофина, которому не хватило мозгов не брать незнакомые предметы из рук мертвых принцесс. А вот Альби — его сводная сестра, в то время как Тарэнка — дочь другой, но не менее любимой сводной сестры. Выбор очевиден, дитя мое. Наслаждайся катарсисом.       — Зеробилонцы раскопали могилу нашей мамы, — ответил Ооран, с недоверием оглядывая изрядно удивленное лицо сестры. — Они забрали амулет, прокляли его, а затем…       — Ты чего? — вымолвила Альбрис, с опаской касаясь его щеки. — Какие зеробилонцы…       — Опять зеробилонцы, Альби! Амулет попал в руки вон тому юноше, видишь? Амулет проклял его. А знаешь, где юноша нашел наш амулет? Ему его вручила принцесса Кабаэта!       Альбрис разинула рот.       — Гхм, милый, постой, — осторожно начала она. — Ты заболел? Да, я писала тебе, помнишь? На штайнфельдском кладбище хозяйничали расхитители могил. Они за ночь раскопали буквально все, да еще и вынесли склеп Бодденбрууков. Да, могилы наших родных они тоже раскопали, и да, Ооран, я писала тебе об этом! И про мамин амулет, и про украшения Ирибет, и про серебряные монеты из гроба моего отца. Спасибо, я уже погоревала! Благодарю за участие, король, но мы уже скинулись всем Штайнфельдом, и охотники за головами поймали тех негодяев. Нет, это были не твои любимые зеробилонцы, а какие-то хмыри из Салена!       — Ты не писала мне об этом, — в ужасе проговорил Ооран.       — Ты просто забыл, — жестко ответила Альбрис. — Опять! Я писала, да видно, тебе не до нас! Ну ничего, я рада, что хоть амулет нашелся. Бьюсь об заклад, что нет на нем никакого проклятия. Просто ты снова видишь демонов, которых нет, там, где их быть не может!       — Альби, амулет вправду проклят. А демоны уже нападали на вас.       — Это были не демоны, Ооран, это были бандиты.       — Они убили Ирибет!       — С ума сошел! Сестра умерла от лихорадки. Мама умерла от старости. А жену твою никакое божество не похищало, она сама сбежала от тебя! Хватит нести всю эту чушь! В мире полно зла и несправедливости, и я первая засвидетельствую это. Но валить все на демонов и божеств — охренительно удобно, Ооран! Намного удобнее, чем выслушать близких или хотя бы, бездна тебя сожри, периодически читать письма от них!       Пока она говорила, свеча в ее руке погасла, и лишь магический огонек теперь высвечивал изломы сердитых морщинок на лбу и в уголках глаз женщины. Однако Наратзул не смотрел на нее — не выпуская амулет, что казался ему раскаленным, он пытался прощупать собственный пульс и готовился претворять исцеляющее заклятие на себе самом. Вот бы эта Альбрис оказалась права, и на амулете действительно не было проклятия!       Чувствовал он себя как обычно — если, конечно, не считать нахлынувшего панического страха.       — Хорошо, что ты в порядке, — тихо ответил Ооран, не глядя на сестру. — Прости, что разбудил. Я просто хотел удостовериться.       — Уйди, а? — поморщилась Альбрис. — У тебя, должно быть, много дел.       — Это так. Но не волнуйся, я… Я решил, что скоро покончу с Зеробилоном. Тебе больше ничего не будет угрожать.       — Покончишь? То есть перестанешь искать виноватых в своих бедах среди бандитов Салафинского побережья? Наконец-то разумная мысль, брат!       — Нет, Альби, — сквозь зубы ответил Ооран. — Я разрушу Зеробилон до основания и выжгу всех демонов из него. Я больше не хочу видеть, как демоны уничтожают все, чего касаются. Я больше не хочу никого терять из-за них.       — Ооран, — вздохнула Альбрис, — ну зачем?! Прекрати. Эти твои «демоны» — лишь способ оправдать зло. Нет, не демоны науськали бедных-несчастных расхитителей могил — они пришли в Штайнфельд потому, что они ублюдки. Это именно так, милый! В людях корень зла. Гоняясь за «демонами» и отрицая это, ты делаешь только хуже, потому что обеляешь негодяев и оправдываешь их поступки влиянием злых сил!       — Это был Зеробилон. Просто ты не видишь всего, Альби.       — Это были ублюдки, не имеющие отношения к Зеробилону. Я вижу, потому что я здесь живу, я искала охотников за головами, я заключала сделки, я писала коменданту в Эрофин, я лично закапывала могилы, потому что больше некому! Я видела их кости. — Альбрис всхлипнула. — Кости своих самых близких и любимых людей. Нам еще повезло, потому что нескольких трупов на кладбище и вовсе не досчитались. Но я закопала своих. Я так красиво устроила могилы, ты бы видел! Я принесла красные цветы и свечи, положила тяжелые камни, привела жреца, чтобы он помолился об упокоении душ. Я уговорила барона повесить пойманных ублюдков. Я была на казни и слышала, как ублюдки умоляли отпустить их, говоря о женушках и детишках! Я видела, как они дергаются с петлями на шеях, и испытывала самую настоящую радость от того, что наша мама, сестра, мой отец и еще множество невинных отомщены. Что сделал ты, о всевидящий? Пришел сюда луну спустя, чтобы обвинить во всем несуществующих демонов? Потрясающе! И ты еще удивляешься, почему мы с племянницей решили жить подальше от тебя?       — Думай как хочешь. Но с исчезновением Зеробилона станет лучше, поверь.       — Ну конечно, упадет какая-то башня — и мир сразу станет прекрасным, справедливым местом! — хохотнула Альбрис. — Знаешь, приходи-ка еще через годик и убедись, что нихрена не изменилось и мир лежит во зле, как свинья в грязи. Или лет через пять-десять, как ты любишь. И желательно — без свиты и всех этих порталов! — Она замерла на пороге. — Но если решишь заглянуть раньше, чем через десять лет, я буду только рада. Ты же знаешь.       — Да, — произнес Ооран, когда дверь закрылась.       Портал погас, и в комнате словно стало темнее. Наратзул отчаянно поморгал, надеясь, что не теряет сознание, и это правду было не так. Лишь злой холод кольнул его пальцы, до сих пор сжимающие амулет. Это смерть так приходит? Именно так она на пробу касается пальцев, чтобы затем взобраться вверх по руке к грудной клетке? Застящий ужас укрыл под собою и возникший полумрак, и легкую усмешку Теолы:       — Да уж, мне всегда было интересно, как ваша матушка умудрилась породить двоих самых упрямых этерна в Вине. Впрочем, не удивительно. Удивительно то, что после всего пережитого Альбрис не верит в демонов! И… хорошо, что с упрямицей все в порядке. На секунду я подумала, что они добрались и до нее.       — Почему я впервые слышу про разрытые в Штайнфельде могилы? — обратился к потупившимся близнецам Ооран.       — Кажется, потому, что нам пора менять соглядатаев, — после некоторой паузы изрек Рейнар. — Мы очень виноваты, светлейший.       — Думаешь, это действительно были простые расхитители из Салена? — спросил Иоррис.       — Думаю, они в любом случае были связаны с Зеробилоном, — ответил Ооран. — Тот факт, что Наратзул стоит здесь с проклятым амулетом в руке, отлично доказывает это. Ой. Наратзул же! Боги, я совсем забыл про него. Гхм… Наратзул, не мог бы ты выйти в сад? Теола терпеть не может отмывать со стен демонический пепел.       — И кровищу, — добавила старушка. — Вы очень учтивы сегодня, мессир.       — Стараюсь, — усмехнулся Ооран, следя за тем, как неловко Наратзул перешагивает через порог. — Впрочем, надеюсь, кровищи не будет. Как ты себя чувствуешь, Наратзул?       — А что, возможен ответ «хорошо»? — съязвил тот, отходя на несколько шагов от террасы.       — Вполне, — пожал плечами Ооран, следуя за ним. — Разные люди по-разному переносят проклятия. Ты вот отлично держишься.       — Что ты будешь делать? Я… Я не… Ты ведь не дашь мне умереть? — Эти вопросы встали в горле Наратзула сухим, жестким куском, и окончание фразы далось ему нелегко.       — Нет, ты не умрешь, — твердо ответил Ооран. — Мы изгоним демона, а затем снимем с тебя проклятие. От тебя требуется стоять на месте, не дергаться и не вопить. И не выпускать из рук амулет — это очень важно. Сможешь?       — Насчет «не вопить» не уверен, — через силу улыбнулся Наратзул. Несмотря на то, что холод уже подбирался к его ключице, легкость в голосе Оорана придала ему некоторую уверенность.       — Что ж, тогда вопи, — согласился Ооран, зажигая в ладонях ослепительно белое заклинание, от одного вида которого тонкое чувство магии Наратзула подняло предвкушающую волну дрожи по всему его телу. Что-то элементальное? Или… — Чего только не слышали на своем веку мои бедные соседи! И демонов, и убийц, и одержимых.       — Я, я знаю! — хохотнула Теола. — Они никогда не слышали «Извините, этого больше не повторится».       — Потому, что это повторится, — со всей серьезностью проговорил Рейнар, который, так же, как и брат, обнажил саблю. — Это всегда повторяется.       — Да.       Нестерпимая, обжигающая белизна в один момент вдруг застила собой целый мир, и Наратзул зажмурился против собственной воли. Сначала он даже не понял, что именно не так, потому что не таким показалось все: дрожь под его ногами, жгучее чувство в груди, резь под веками и вибрация… Это была вибрация амулета в его руке, который будто бы ожил и теперь собирался вырваться из плена удерживающих его пальцев. Нет, нужно держать! Наратзул твердо решил не выпендриваться, а прислушаться на этот раз, потому что об изгнании демонов он знал критически мало.       Да и демон ли это? Внутри амулета сидело нечто, цепляющееся за реальность, и Наратзул почти ощущал упрямую волю этого существа. Он точно знал, что существу сейчас больно, что он визжало бы, если бы имело рот, но покинуть клеть приютившего его амулета не желало — впрочем, он также знал, что у существа практически нет выбора, и скоро боль выгонит его наружу, как пожар вышвыривает на улицу жильцов обреченного дома. Однако сейчас существо еще тщилось — не только остаться, но и напоследок причинить побольше ущерба.       Вот колкая боль сжала когтями сердце Наратзула, вот некий высокий звук, как чей-то писк, вонзился в его уши, вот убаюкивающая слабость уже грозилась вот-вот оставить его тело без попечения сознания, вот кто-то       кто-то черный, как сажа на стенах коридора,       кто-то шел за ним и твердил:       — Голос из камня! Вот глупость-то какая! Глупость, глупость.       — Альказар! Просто скажи ЕМУ. Одно твое слово — и из этой потаскухи выйдет скелет, а потроха вместе с мясом и кожей упадут на землю мешком. Ха! Разве не прекрасно?       — Нет, не прекрасно, Геллер. Не лезь ко мне! Ты… Теперь ты посмотри на меня, принцесса. Ну что же ты плачешь… Не надо, дай я вытру твои слезы, девица. Не рыдай, ибо кончено.       — Геллер, ты не видишь, что это не Альказар? Демон сейчас говорит!       — И пусть, Арантос! Чего ты возишься с ней, а? Перережь ей горло, демоняра!       — Еще хоть слово, Геллер, и скелет выйдет из тебя! Молчи. Молчи, как надгробный камень! Владычица Севера, почему же ты дрожишь? От холода ли? Смотри на этот нож в моей руке как на дверь, ведущую прочь из юдоли печалей. Сегодня, дорогая, ты покинешь преисподнюю, в которой мы все к своему несчастью заперты. Возблагодари божество, слушающее твои молитвы, за то, что сегодня ты познаешь смерть. Тебе не придется дальше влачить эту жизнь, все эти сожаления о несбывшемся, все эти воспоминания, надежды на зыбкое будущее и на других людей. Старость никогда не коснется твоей кожи, а немощь никогда не иссушит твоих костей. Ты не познаешь упадок и увядание, так возрадуйся же, уходя в вечность! Разве не блага для тебя смерть? Посмотри в мои глаза, ну! Что ты видишь в них?       — Я… Вижу, что они… Они темны. Я… Отпустите меня, я дам вам сколько угодно золота и…       — В моих глазах застящая скорбь. Мне никуда не уйти от нее — мне вообще никуда не уйти! Вот твой дворец, славная крепость Кабаэта, и она могуча и прекрасна, как мой Ратшек. А вон там, на краю города, смрадная выгребная яма, над которой кружат жирные мухи, — и зовется она Вин. Я в этой яме много лет, моя дорогая. Никакой нож не оборвет мои страдания. Смерть не утолит мою скорбь! Так будь же благодарна, принцесса. Будь благодарна за то, что ты способна так легко уйти отсюда.       Нож мягко вошел в плоть, как в масло, и Наратзул вдруг почувствовал соленую кровь в своем горле. Он попытался сделать вдох, но ничего не получилось. Он хотел было схватиться за горло, но у него словно не стало рук. Прошла целая вечность до того, как осознание «это происходит не со мной» возникло перед внутренним взором Наратзула, и мгновение, вместившее в себе эту вечность, явило катарсис.       Не со мной.       Как далеки все мои печали, как незначительны мои заботы. Как пуста прошедшая жизнь. Хвататься за воспоминания о ней — то же самое, что попытаться сжать в горсти дым. Зло существует как ничто — и это настоящее зло. Добро же ирреально, как надежда. Почему? Почему столько времени потрачено впустую, где выход из этого бесконечного коридора, неужели это конец и, кроме обреченности, не будет иной участи…       Последний проблеск погас в его взоре, и он почувствовал удивительную легкость, почти блаженство. Мимолетное беспокойство вдруг шипяще растворилось в мягком, податливом ничто. Когда это произошло, наконец стало тихо. Время смолкло, как будто его никогда не существовало. Где-то открылась дверь. Теплая вода до краев наполнила глиняную чашу. Влага коснулась его губ, а затем их поцеловало нежное, утешающее тепло.       — Голос из камня!..       Нет, только не снова.       — Вот же, как странно.       — Чего странного?       — Мальчик выглядел… ну, более выносливым.       — Будет тебе, Фео. Кто угодно упал бы в обморок на его месте.       — Во имя праведного пути… Нет, кто угодно не упал бы, Ооран. И… Гляди, веки дрожат. Все, он проснулся. Давай-ка я…       — Не надо, Фео!       Но последнюю фразу заглушил плеск воды, которую Теола выплеснула из чаши прямо в лицо Наратзулу. Не сумев сделать ничего иного, Наратзул лишь схватил ртом воздух, тяжко закашлялся и распахнул глаза. В небе кристально розовела холодная луна. Запутавшийся в кипарисах ветер овевал отрезвляющей, колкой прохладой. Неподалеку, из зарослей, за действом наблюдали два светящихся кошачьих глаза. Амулет в руке казался невесомым, но очень горячим — в первый момент Наратзулу показалось, что побрякушка светится синим, как озерная вода под летучими островами.       — Вот, он уже пришел в себя, — указала на Наратзула Теола. — А ты «заклинания, заклинания»… Лучшее заклинание — это окатить водицей. Ну, или в морду прописать разок.       — Спасибо, что не второе, — слабо прохрипел Наратзул, силясь привстать. Амулет, присыпанный чем-то похожим на пепел, он брезгливо оставил лежать на траве.       — Пожалуйста, — фыркнула старушка.       — Лучше? — спросил Ооран. Он зажег огонек и осматривал в его свете Наратзула так же, как только что — сестру. Или… или же целая вечность прошла? В крайнем случае — час.       — Долго я?.. — вымолвил Наратзул.       — Неа, — ответила Теола. — Минуты две. Не переживай, ничего такого тут нет. Я даже благодарна тебе. Да-да.       — За что?       — За то, что тебя не стошнило. Молодец, Наратзул. Хвалю. Эй, драконы. Вы чего замерли? Прячьте сабли в ножны, все обошлось.       — А что могло быть? — переспросил Наратзул, слыша, как где-то неподалеку бряцнула сталь.       — Ты мог стать одним из одержимых, — ответил Ооран. — Хорошо, что не стал.       — Почему ты меня не предупредил о такой возможности?!       — Чтобы ты не паниковал. В любом случае, ты отлично справился.       — Клянусь башкой Эродана, — вымолвил один из близнецов, которого едва пришедший в себя Наратзул уже не мог отличить от другого. — Это было очень страшно.       Ооран укоризненно взглянул на него.       — Ой, то есть… — замялся близнец. — Это было совсем не страшно и абсолютно нормально. Самое тривиальное зрелище на свете! Подумаешь, пфф.       — И это был лишь один демон, — изрек второй близнец. — А сколько их будет в Зеро? Ооран, я прошу тебя, подумай еще. Тебе не стоит лезть в логово старого арорма и ворошить это осиное гнездо. Они много лет нападают на Треомар, зато мы научились обороняться. К чему что-то менять? К чему рисковать своей жизнью?       — Брат, — ответил первый близнец, — или ты не видишь, к чему все идет? В течение пары седмиц демоны напали на Кабаэт, на Эрофин, на Треомар — и чтоб мне провалиться на этом месте, если они остановятся! Наш долг — помочь Оорану, а не отговаривать!       — Чем мы поможем? — потупился второй.       — Пойдем с ним в Зеро!       — А вот этого точно не будет, драконы, — вмешался Ооран. Он помог Наратзулу подняться и теперь заключал воспаривший над землей амулет в светящуюся магическую сферу, состоящую из разноцветных треугольных сегментов. — Вы останетесь здесь, потому что нужны Мериану.       — Я тебя не брошу, — перебил его один из близнецов.       Но Ооран лишь иронично усмехнулся:       — Иоррис, на тебя накатывает паника каждый раз, когда ты слышишь слово «демон». Даже сейчас, когда мы снимали простенькое проклятие, ты едва в обморок не упал. Хочешь, чтобы я вместо сражения с демонами в Зеро только тем и занимался, что приводил тебя в чувство?       — Но… Я…       — Вы с братом останетесь с Мерианом как советники и защитники и будете выполнять свои обязанности как прежде. В этом ваша роль. А моя — покончить с Зеробилоном.       — Подожди-ка… — проговорил Наратзул. Он совершенно не верил своим ушам: как так получилось, что бартер, заключенный с Альказар, вдруг разрешился сам собой? — Почему ты вдруг решил идти на Зеробилон? А… а как же Солнце?       — Дело в нападениях, — ответила Теола за Оорана. — Во время недавней атаки демона он чуть не умер и не оставил Треомар без защиты. Чтобы этого не произошло, он хочет так сказать, выкорчевать проблему — хотя, если кто-то спросит меня, я скажу, что это безрассудство.       — Или дело в Дариусе? — Наратзул не вполне осознал, что он сейчас ляпнул, и его уста произнесли это почти самостоятельно.       — Откуда ты знаешь про Дариуса? — прищурился Ооран.       — Ну… Эмм… Зеробилонцы в эрофинском банке упоминали о треомарце по имени Дариус, который продал душу демонам, — поспешно наплел Наратзул.       — Демон говорил про Дариуса, — задумчиво произнес Ооран. — Вряд ли это совпадение. Надо бы нанести ему визит перед тем, как идти в Зеро. Вдруг прояснит нам что-нибудь. Что ж… — Он поднял заключенный в сферу амулет перед собой, и Наратзул непроизвольно отшатнулся. — Как я уже сказал, у меня есть еще одно важное дело к тебе, Наратзул, поэтому день еще не окончен. К тому же… Как бы ни было жаль, придется уничтожить амулет, чтобы он никому больше не навредил.       — Ой! — вдруг вскинулась Теола, оглянувшись на замаячивший на дальней садовой дорожке фонарь — Мессир Отримас, благословляю ваш путь! Какие-то проблемы?       Даже в полутьме было видно, что появившийся этерна был бледен и ужасно напуган — фонарь в его руке предательски дрожал в такт голосу:       — Прошу меня простить. Все ли у вас в порядке, светлейший? Сначала лошади в стойлах как с ума сошли, потом пес сорвался с цепи, а после… после я услышал жуткий вой и крики, как будто… как будто… сама бездна разверзлась…       — А, это всего лишь демоны, мессир Отримас, — отмахнулась Теола. — Обычное дело.       — Обычное, — эхом отозвался пришедший. Он хотел было вымолвить что-то еще, но поспешно откланялся и чуть не бегом отправился восвояси.       — Обычное! — крикнула ему вслед Теола и уже тише продолжила: — Я говорила тебе? Мессир сосед собирается переезжать.       — Вот опять, — вздохнул Ооран. — Теперь нужно искать конюха.       — Этот продержался меньше всех, — усмехнулась Теола. — Перемена от «ух ты, у нас будет общий с королем сад!» до «продам дом за любые деньги» у него произошла за полгода.       — Второй раз за этот вечер чувствую себя прокаженным, — процедил Ооран. — Наверное, из-за Альби. Ладно. Идем.       — Куда? — насторожился Наратзул.       — Ну, — протянул Ооран, открывая портал, из которого в сад выплеснулся невозможный, сковывающий холод, — скажем так, под Треомаром есть место, в котором можно постигнуть некоторые истины.       — Катакомбы? — переглянулись близнецы.       «Что?..»       Наратзул так и не смог вымолвить это слово перед тем, как сделал безрассудный шаг вслед за Оораном во тьму и холод. Хотя стоило бы. Стоило бы хотя бы оглянуться — и если бы он сделал это, то обнаружил бы за собой лишь пустоту.

***

      — Мы действительно полезем в канализацию?       Наратзул храбрился как мог, чтобы не выдать собственной растерянности. Вечер и так был крайне странным: внезапно пролетевшая мимо него смерть, порталы, исполнившийся бартер, Дариус, демоны… Он едва поспевал за происходящим, силясь придумать, что делать дальше, но каждый из вариантов являл собой исключительную херню.       Ооран без лишних слов открыл увитую кованой лозой решетку канализационного коллектора и кивнул. Здесь, у заводи почти под самой городской стеной, было довольно светло благодаря лунам, и из-за них же призрачный золотистый отсвет решетки, воды и камней представлялся дурным знамением. Вдалеке были видны огни на мосту, который Наратзул определил как южный; со стороны моря тянул холод, а от одиноких домишек на возвышенности перед стеной, что скрывались в зарослях, как пугливые совы, ощущался запах дыма и… дегтя?       — То есть именно здесь постигаются истины? — продолжил бессильно острить Наратзул, пригибаясь под низким влажным сводом и заглядывая во тьму.       — А где же еще, — ответил Ооран. — Давай, я первый, а ты — за мной.       Низкий тоннель очень скоро перешел в освещенный тусклыми кристаллами широкий коллектор. За одним коридором следовал другой, точно такой же — дрожащая рябь отсветов на стенах, отдаленный шум города, звучащий через решетки в потолке, движение воды в широких каналах и эхо шагов нарушали безжизненную тишину, в которой казалось, молчала даже магия. Где она, где натянутая до предела, буквально ощутимая струна треомарской аномалии, Наратзул не понимал. В момент, когда они спустились сюда, магия словно исчезла, оставив легкий холодок растерянности: нет, Море Вероятностей он видел точно так же, как всегда, но не чувствовал в себе привычной уверенности претворить что угодно.       — И что же, — пытаясь отвлечься от гнетущего чувства, произнес Наратзул, — ты действительно решил уничтожить Зеробилон?       — Сейчас у меня уже нет выбора, — было ему ответом.       — Это странно. Перед моим уходом в Эрофин ты рассуждал как-то иначе. Неужто дело именно в нападении того демона?       — В нем. И теперь, пожалуй, еще в том, что они почти добрались до моей сестры.       — И ты не думал, вдруг что-то пытается тебя туда заманить… — Наратзул осекся, когда после еще одного пустого коридора Ооран использовал сканирующее заклинание, хотя и без него было понятно, что этот и ближайший коллекторы тоже пусты. Внезапно отзвук этой магии шевельнулся где-то под ними. — Это аномалия?       — Не вполне, — ответил Ооран.       Тусклый свет магического огонька высветил очередную решетку с лозой, а за нею — лестницу, уходящую в непостижимую тьму, — буквально как в библиотеке, с той лишь разницей, что там Наратзул не ощущал опасности, несмотря на все странности старых книгохранилищ. Здесь же страх настойчиво убеждал его если не бежать со всех ног, то хотя бы порасспрашивать.       — Так что мы здесь делаем? — спросил Наратзул, осторожно ступая по лестнице. В полутьме он чуть было не споткнулся и схватился за стену, и каково же было его удивление, когда оказалось, что стена, как в том сне с отцом, была липкой, словно вымазанной в смоле и пепле. — Это с Зеробилоном связано?       — Во-первых, надо упокоить амулет, — отозвался Ооран. — Окончательно, так сказать, чтобы проклятие не распространилось дальше. Ну а во-вторых… Скажу тебе честно, я не хочу идти в Зеробилон один, потому что один я едва ли справлюсь. Там мне нужен человек, не подверженный проклятию арорма.       — Ты думаешь, я… — начал было Наратзул. — Но подожди, если, как ты говоришь, обычное смертельное проклятие чуть не убило меня, то с чего ты взял, что…       — У меня есть основания так думать из-за того, что я некогда услышал здесь. Это было запечатленной тайной, и кто-то, даже если бы знал о ней, не смог бы из-за печати раскрыть эту тайну, вот только я постиг ее случайно. Можно сказать, подслушал.       — И она связана с…       — Помнишь, я спрашивал тебя в библиотеке о том, где служил твой отец и кто твоя мать?       — Да.       — Хочу, чтобы ты услышал то же, что и я.       Наратзул резко остановился. Летящие вслед за спускающимся Оораном магические огоньки уже через пару секунд оставили его в глубокой тьме, он Наратзул так и не сумел пошевелиться.       — Но как? — вымолвил он. — Как я могу что-то услышать — здесь? Какие еще тайны? При чем тут…       Снова сон об отце сверкнул в его сознании мимолетной вспышкой.       — Иди за мной, — сказал Ооран. — Возможно, мы оба что-нибудь поймем.       Огни высветили покрытую серой плесенью влажную каменную кладку стены с проржавевшим пустым креплением для факела и парой свисающих, словно в пыточной, цепей с кандалами — или показалось? Наратзул обернулся посмотреть, правда ли это были кандалы, но стена уже утонула во тьме.       Резкий шорох впереди. Наратзул мгновенно метнул наугад шар света, озаривший бледной синевой своды длинного тоннеля. Свет скользнул перед ними, стремительно исчезая и не встречая препятствий. Никого и ничего. Магия по-прежнему не чувствовалась. И где аномалия?       — Не обращай внимание, — спокойно произнес Ооран. — Тут и не такое встретить можно. Помимо этого коридора, здесь есть еще несколько подземных уровней — самый дальний, до которого я доходил, был шестым. Скажу тебе честно, там уже всё не очень… хм… Не очень понятно. Надеюсь, сегодня с нас хватит и этого, первого.       — Это уже не канализация, верно? — озираясь и заглядывая в зияющую тьму ближайших тоннелей, уточнил Наратзул, хотя и сам прекрасно знал ответ.       — Одна из ее систем. Но ты думаешь в правильную сторону: этот и другие подземные этажи строили не этерна.       — Кто же тогда? Жители Пепельного города?       Ооран остановился и наконец-то обернулся. Магические огни, тускнеющие и загорающиеся, словно от нестабильной магии, изламывали тьму на серых стенах и низком потолке, и не понять было — это тени, тупик, провал, обрыв, продолжение коридора, удивление, презрение или же обычная злая насмешка.       — Не знаю, — наконец ответил он. — Но кто бы ни строил эти проклятые тоннели, намерения у них были не самые добрые. Раньше я думал, что эти пути проложили звездники, но потом… — Ооран наколдовал еще несколько магических огоньков взамен потухших и пошел дальше. — Потом оказалось, что сами звездники об этих путях не знают почти ничего. Да, некоторые из них проходили здесь, и если бы здесь был мой друг Азетер, то на правах хроникона он рассказал бы тебе, что звездники были первыми, кто осваивал эти земли с руинами древнего города, — еще до прибытия этерна из Мьяра. Но пути эти уже были. И простираются они отсюда и во все края Нерима, до Анку, Остиана, Салафинского побережья и даже Эрофина.       — И почему я о них ничего до сих пор не слышал? — рассеянно просил Наратзул, в непонимании оглядывая смоляной отблеск стен.       — Мне не известны люди, рискнувшие изучать их, — ответил Ооран. — Катакомбами никто не пользуется, кроме, пожалуй, зеробилонцев и меня, потому что здесь, на глубине, происходит сильное искажение времени и пространства. Такое, что вполне может являться первопричиной треомарской аномалии.       — Как это?       — Мы проведем здесь несколько часов, но когда выйдем на поверхность, окажется, что прошло примерно в тридцать раз меньше времени, чем казалось здесь. Кстати… — В руках Оорана что-то металлически щелкнуло, но идущий позади Наратзул не сумел разглядеть, что это. — Надо настроить хронометр, чтобы не потеряться. Все. Нормально. Иногда, правда, случается то, что я называю обратным искажением: это когда ты проводишь здесь час, а на поверхности проходит двенадцать часов. Но это случается довольно редко.       — Ясно, — проговорил Наратзул, хотя ясно ему не было. Во тьме где-то совсем рядом с ними послышался приглушенный, скрипучий шепот, но слов было не разобрать. Магия осветила свод ярким нестабильным отблеском, однако тоннель был пуст, словно… в стенах шептали камни.       — Однажды я нашел здесь комнату, — продолжал Ооран как ни в чем не бывало, — в которой было нечто вроде ниши в полу, наполненной черной водой. Под Анку я никогда подобного не видел, поэтому решил остановиться и немного изучить эту комнату, и оказалось…       Шум где-то впереди — будто скрежет гнилого, трухлявого дерева. Ооран, мгновенно среагировав, разбил непроглядную тьму молнией. Что-то зарычало, взвилось низким, глухим воем, а затем оттуда послышались удаляющиеся тяжелые шаги. Наратзул, дрожащий от этого неожиданного явления, добавил еще света, запустив ослепительный магический шар максимально высоко, под потолок. Свет белых туманных глаз, лишенный какой-либо плоти, мелькнул и исчез за поворотом, ведущим в другой тоннель. Шаги призрачных босых ног в какой-то момент заглушились тонким злым смехом, где-то расплескалась вода и застучало по камню что-то металлическое. Ооран снова ударил туда электричеством, и разряд, не найдя цели, заискрился по влажным стенам и в воде канала.       — Что это еще за… — выдохнул Наратзул.       — Мне всегда нравилось думать, что это отзвуки магии Треомара, — усмехнулся Ооран. — Потому, что мне так спокойнее.       — Что? То есть ты понятия не имеешь, что за хрень живет под Треомаром? Серьезно?       — Под Треомаром ничего не живет. По крайней мере, в классическом понимании жизни. Правда, не обращай на это внимание. Если что-то пойдет не так, то мы увидим нечто более достойное наших переживаний.       Тоннель окончился небольшим залом, из которого вели еще три хода, и Ооран остановился, словно выжидая, прислушиваясь, — Наратзул тоже напряг зрение и слух, но ни чувства, ни ощущение присутствия магии не давали четкого ответа. Камни — это ведь камни? — продолжали шептать. Или это эхо их шагов разнеслось по безмолвным подземельям настолько далеко, что превратилось теперь в этот разрозненный звук?       — Ты говорил что-то о комнате, — стараясь отвлечься от происходящего, напомнил Наратзул.       — Да, верно, — отозвался Ооран. — Я остался в этой комнате на несколько часов и стал всматриваться в гладь воды, но в ней так и была чернота. Однако чуть позже я услышал из нее голоса.       — И что это было? «Эй, перестань таращиться, этерна»?       — Хах, если бы, Наратзул. Я даже немного испугался, когда услышал из воды нечто вроде богослужебных песнопений, будто там, на другой стороне, был храм.       Ооран наконец избрал правый путь, и Наратзул безропотно последовал за ним. Скоро показался следующий изворот тоннеля, но он оказался завален и затоплен. Еще до того, как Наратзул успел не без облегчения констатировать это, Ооран уверенно шагнул в незаметный пролом слева, который, если не знать, что он там находится, можно было бы искать целую вечность.       — И все-таки, что это было? — спросил Наратзул. — Ну, в комнате-храме?       — Это было искажение пространства, как мне кажется, — ответил Ооран, уверенно шагая вперед, мимо очередного завала. — Я не сразу понял, что слышу, но после оказалось, что это — песнопения в честь Ирланды.       — Надо же. В таких местах скорее ожидаешь услышать нечто демоническое.       Пригнувшись, чтобы пройти под покосившейся серой колонной, Наратзул явственно услышал отчетливый шепот на неведомом языке, и это было чуть не издевкой в ответ на его предыдущую фразу.       — Это так, — согласился Ооран. — Но та ниша с водой была чем-то вроде окна. Или портала. Нет, скорее, нечто вроде приоткрытого зашторенного окна, потому что я мог только слышать происходящее, но не видеть что-либо, и уж точно не мог как-то пройти на ту сторону. Надо признаться, в тот раз я мало что понял и вернулся несколько позже — с совершенно другими целями, но комната с водой то и дело появлялась на моем пути там, где ее раньше не было, и это казалось очевидным намеком продолжить слушать.       — Ты так говоришь, словно здешние коридоры имеют собственный разум.       — Мне хочется надеяться, что нет. Но я верю в совпадения. Да, иногда можно оказаться в нужном месте в нужный момент чисто случайно. И — чисто случайно понять, что именно слышишь.       — И?       — С помощью Азетера я выяснил, что в нише звучат богослужебные песнопения, какие можно услышать лишь в храме Ксармонара, в обители Ирланды. Их поют только там и только ей специально отобранные жрецы, поэтому ошибки быть не могло.       — Это так, — кивнул Наратзул, стараясь протиснуться вслед за Оораном по узкому коридору и не коснуться маслянистых, смоляных стен. — Я видел этих жрецов всякий раз, когда посещал Ксармонар и доставлял видения Ирланды, услышанные ею от Элиас, в Инодан. Но… Как ты это себе объяснил?       — В тот момент — никак, — признался Ооран. — То есть нет, я знал, что в катакомбах можно увидеть и услышать несуществующее, однако я впервые слышал здесь часть настоящей реальности. Вскоре после песнопений из ниши стали доноситься голоса двух женщин. Одна говорила — вторая задавала уточняющие вопросы и иногда, чтобы лучше запомнить слова первой, пересказывала.       Наратзул остановился было от изумления, но давящая тьма и ужас позади заставили его поскорее прийти в себя и рвануть за уходящим Оораном.       — Хочешь сказать, — не выдержал он, — ты подслушал видения Элиас, которые та передавала Ирланде? Здесь?!       — Да, — ответил Ооран. Он приостановился, огляделся некоторое время, а после — стал спускаться по лестнице, которую Наратзул до последнего не замечал. — И не пытай меня, я не знаю, как так вышло. Возможно, та ниша — нечто вроде портала. А может, это умысел Элиас. В любом случае, я и сам не поверил в происходящее, пока не стал соотносить услышанное со случившимся. Элиас говорила Ирланде об определенных событиях в Вине — мне оставалось лишь собрать недостающие сведения от своих дипломатов или соглядатаев для того, чтобы составить полную картину чего угодно.       — Какой затейливый вид шпионажа, — через силу улыбнулся Наратзул. — Хотя… Тир всегда говорил, что Элиас непостижима. Она — суть магии, сплетающей нити судьбы, и ее решения… Ну, они не всегда походят на человеческие, потому что у них своя логика. Могу предположить, что так Элиас хотела даровать Треомару свои откровения, ведь она знала, что светорожденные ни за что не передадут их треомарцам добровольно. Вот и посылала их так… исподволь. Зная, что ты все равно услышишь.       — Даже если это так, — пожал плечами Ооран, — это не объясняет всего. Я всегда был осторожен с этими сведениями, потому что, как ты правильно заметил, Элиас непостижима и мотивы у нее могут быть любыми: от помощи Треомару до нашего уничтожения. Мало ли, что ей там нити судьбы показали.       — Благоразумно, — кивнул Наратзул.       Теперь они шли по широкому коридору. С одной и с другой стороны иногда возникали комнаты. Почудилось ли — в одной из комнат стояли темные силуэты людей, что не могли ни смотреть, ни бежать, ни дышать. Они лишь дрожали, словно сотрясаемые электрическим разрядом — тише, тише, и камень дышит, и вторят ему другие, и слышен гром утробного рыка в одном из пустых тел — нет, надо быстрее проходить мимо, не смотреть туда, не внимать, не останавливаться!       Наратзул ускорил шаг, но не стал двигаться быстрее. Комнаты по сторонам коридора проплывали мимо его взора с той же скоростью. Шепот на его спиной, шепот по бокам и впереди казался все более громким и беспокойным. Ужас перехватывал дыхание. Ощущение присутствия чего-то незримого и страшного заставило Наратзула вжать голову в плечи и смиренно следовать за Оораном и его огнями, как за светочем, без остановки, без выбора и без возражений.       — Напрасно я надеялся, что это бездна…       — Что?..       Наратзул вдруг остановился перед сплошной, черной, смоляной стеной. В изумлении он провел по ней ладонью, пачкаясь вязким, дегтярно смрадным, потусторонне страшным и ледяным, как старая гнилая кровь. Оглядел свою руку. Отшатнулся. Стал искать глазами свет и Оорана, но не обнаружил ничего, кроме ослепшей тьмы.       — Ну что я тебе могу сказать… — послышалось за его спиной, и Наратзул, оглянувшись обнаружил позади себя двоих людей.       Один из них точно был Оораном — только когда он успел переодеться? Он только что отдернул руку от черной глади воды в нише, отозвавшейся на его заклинание злой розовой искрой. Второй же… Хм, это определенно был Азетер Абилин, которого, насколько Наратзул мог судить, еще минуту назад рядом не было. Откуда он здесь взялся?       — И что же? — спросил Ооран, подняв на Азетера глаза. Он словно не замечал шагнувшего к нему Наратзула.       — Ну, ксармонарский храм, — выразительно развел руками Азетер, — песнопения Ирланде… Тут. Ты не спрашивал звездников?       — Чего?       — Во имя всех святых, Ооран, я, в отличие от тебя, академий не заканчивал, но почему-то я понимаю — а ты нет.       — Я всегда признавал, что ты умнее меня, — улыбнулся Ооран, начисто игнорируя попытку Наратзула заговорить с ним.       — Ага, как же, — скривился Азетер. — Ты скорее удавишься. Или это катакомбы на тебя так влияют?       — Азетер, ты же понимаешь, что каждый день мне приходится запоминать массу информации, и на все это в моей памяти просто не хватает места. Не мог бы ты…       — Тебе лекцию прочесть, Ооран? Я могу. Но только потом не жалуйся.       — Если бы ты был так любезен.       Азетер тоже улыбнулся. Он, как и Ооран, словно не видел размахивающего руками перед ним Наратзула.       — Только ради тебя, — изрек Абилин. — Короче. Помнишь, ты притащил меня в Анку, чтобы я помог звездному королю с архивами…       — …и посмотрел, что еще у них там в архивах есть интересного, — кивнул Ооран.       — Да, проныра. И, как я тебе уже рассказывал, у них там масса всего, касающегося местности, на которой ныне в славе процветает святой город Треомар, — пропел Азетер и тут же, прокашлявшись, продолжил тоном заправского лектора: — Начнем сначала: звездники Анку считают, что так называемая звезда Воран была искусственного происхождения. Строго говоря, это не звезда, а некий управляемый объект, созданный в мире, откуда прибыл старый звездный народ Ялам-Рашей, то есть Рожденные звездами. Есть свидетельства того, что это было далеко не первое их прибытие на Вин, но трудно сказать что-нибудь об их деятельности здесь в настолько далеком прошлом…       — Оу. Ты решил начать с аж с Ворана, — усмехнулся Ооран. — А почему не с сотворения Ирдора? Ну, чтобы уж точно ничего не пропустить.       — Где это мы? — так громко, насколько мог, прокричал Наратзул, но голос его не отозвался эхом и явно был неслышим для этих двоих.       — Это важно, Ооран, не сбивай меня, — сурово сдвинул брови Азетер, даже не глядя в сторону Наратзула. — Смотри. Во время войны с Азатороном Воран в качестве последнего аргумента звездного народа был приведен к миру, известному как единый континент Пангора. Согласно тем же звездным хроникам, записанным со слов потомков первых ирдорских колонистов из рядов войск Саранты, Ирдор погиб вместе со смертью своего светила, которое несколько тысячелетий медленно угасало. Этот промежуток времени дал возможность Азаторону и его предшественникам построить флот для покорения других миров, в которых цивилизация этерна могла бы продолжить свое существование. Конец Ирдора у них описывается примерно так: погасло солнце, обратившись в огненный провал, затмив собою твердь и гладь морскую, а небо, опустившись до земли, свернулось, словно свиток.       — Вот только я видел Ирдор, — заметил Ооран. — Ничего с ним не случилось на самом деле. Он почти пуст.       — Мы сейчас говорим об интерпретации звездников, а не какого-то самодовольного этерна с межмировыми порталами. Кстати, ты так и не сводил меня в Ирдор, хотя обещал!       — Эмм… Азетер… Я говорил тебе, что ирдорцы не делали записей на бумаге — они хранили информацию на световых табличках и…       — Да-да, — устало вздохнул Азетер, — таблички работают от солнечного света, а солнце в Ирдоре — вещь непостоянная. Помню. А насчет того, что ты видел… Скорее всего, это растянувшаяся во времени предсмертная агония Ирдора. Там ведь время течет намного медленнее, чем в Вине! Подумать только… Азаторон давно исчез, его воины обратились в прах, а Ирдор, из которого они в такой панике бежали, умирает до сих пор… Гхм…       — Интересно, что было бы, если бы они остались, — мрачно произнес Ооран.       — Скорее всего, тогда пангорцы ненавидели бы не этерна, а звездников, которые сюда шастали как к себе домой, — отмахнулся Азетер. — Так вот! Воран, управляемый звездниками, был переправлен к Пангоре с помощью некой межзвездной портальной системы вместе с сопровождающим флотом в несколько тысяч кораблей. Трагедия была в том, что уже на подлете их к Пангоре портальная система дала сбой, одно из колец взорвалось, уничтожило часть звездного флота и мощнейшая ударная волна исказила пространство так, что свет солнца рассеялся, и всю Пангору на некоторое время объяла тьма. Далее, как мы знаем, Воран ударил в Пангору, предварительно развалившись в атмосфере на множество пылающих обломков. Было это так и задумано или же все это произошло из-за того же сбоя, сказать сложно, но результат нам известен: в кромешной тьме огненные осколки раскололи землю на существующие ныне континенты, а некоторые части и вовсе ушли на дно океана, убив бóльшую часть армии Азаторона. Но только не армию предавшей его Саранты, укрывшуюся где-то на территориях старого Араната, Мьяра, «скрытых земель».       — Это звездники так называют Мьяр? — уточнил Ооран. — Мне всегда казалось, что «скрытые земли» — это бездна, руины миров.       — А как тогда объяснить то, что Мьяр стал считаться родиной этерна? — вспылил Азетер. — Причина именно в том, что там спряталась Саранта. Как Мьяр уцелел, сказать не могу. Возможно, были какие-то способы, известные звездникам, с которыми Саранта заключила договор, но они не описываются.       — Ладно, это все известно. Ближе к делу, Азетер.       — Далее — звезднинская теория происхождения Моря. Она тебе известна, не так ли? Магия барьеров, ударная волна от осколков Ворана, пространственное искажение на орбите из-за разбитого портала привели к катастрофическим изменениям в нитях нашего мира и даже в самом Море Вероятностей. Произошло смещение, и некоторые из возможностей, шедшие до этого параллельно, пересеклись во множестве точек, одновременно исчезнув и продолжая существовать. Естественно, это породило взаимопроникновение вероятностей, создав магию Вина в том виде, в котором она существует сейчас, ведь именно благодаря этому взаимопроникновению маги имеют возможность видеть их, пребывая одновременно везде и нигде.       — А киранийцы говорят, что Море произошло от нулевого события… — начал было Ооран.       — И как это, по-твоему, противоречит теории звездников?!       — Ну, у звездников Море уже существовало на от момент, и…       — Так, замолчи, Ооран, и вообще хватит меня перебивать! Конечно, катастрофа не прошла бесследно и для самой Пангоры. Те звездники, кто наблюдал с небес без возможности вернуться домой из-за разрушенного портала, повествуют об облаке пепла, висевшем над миром много лет, а когда оно рассеялось, то вид небес явил собою странное явление: пространственное искажение полускрыло солнце до вида серпа, а небо свернулось как свиток.       — И… что это значит?       — Ооран!       — Ладно, не перебиваю. Все еще не могу понять, зачем ты мне рассказываешь историю Пангоры вместо ответа на вопрос «Что это?». — Он выразительно указал на воду.       — Твою мать! — Азетер глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. — Ладно, умник, я просто сделаю вид, что не оскорблен. Неужто ты считаешь, что я просто рассказывал бы тебе это все, если бы рассказ не имел смысла?! Так… О чем это я? Да. Оказавшиеся запертыми здесь звездники решили во что бы то ни стало восстановить портал, чтобы вернуться домой. Для этого им был необходим мощный источник энергии и некий особый материал, который существовал в их мире, но, как позже оказалось, не имел аналогов в Вине. Первые сотни лет после Звездопада они занимались только этими поисками, а затем, поняв, что их усилия тщетны, сосредоточились на том, чтобы как можно дальше отойти от проклятой земли бывшей Пангоры — в небеса. Я не нашел свидетельств о том, что именно тогда был заложен Звездный город, но…       — Звездники любят говорить, что их город в небе существовал еще задолго до Звездопада, — вновь перебил зашипевшего Азетера Ооран, а Наратзул беззучно ухмыльнулся.       — А еще они любят хвалиться, что построили его из остатков сопровождавшего Воран флота с помощью каменного молотка, пригоршни железных орехов и мотка веревки, — с расстановкой проговорил Азетер. — Эти россказни, я полагаю, тоже нужно учитывать? Да… Словом, материал для обратного портала найти они в итоге так и не смогли. Однако смогли найти некие источники энергии.       — Мы говорим о связующих кристаллах?       — Нет! Звездникам были нужны источники намного более мощные, и ими оказались места, рассеянные по всем новообразованным континентам. Звездники описывают по крайней мере одно на территории нынешнего Эндерала, под Арком, одно в пустынях Киры, одно на островах Тирматраля и целых два в землях Нерима: одно слабое, на севере, в горах, а другое — такой силы, что искажало время и пространство, здесь, на месте Треомара.       — «На севере, в горах» — это начало катакомб, — задумчиво проговорил Ооран. — Анку… Так выходит, и у нас…       — Поначалу звездники считали, что соваться на наш полуостров попросту опасно, — холодно продолжил Азетер, — поэтому решили сначала исследовать источник в горах. Да, мой проницательный друг, этот момент стал началом строительства города Анку, полное название которого можно перевести примерно как «мы не знаем, что это, но хотим это». Очень по-звезднински, да? Вот тогда-то и были найдены первые тоннели системы Пепельного города.       — Пепельный город? Древний город-храм, что ранее стоял на месте Треомара? Хочешь сказать, и у звездников есть такая легенда? Но подожди, Азетер, катакомбы под Анку построены во времена звездного короля Даромиса, я видел там записи, и они…       — Я хочу сказать, что Даромис и его компашка могли занять уже существовавшие до них тоннели, Ооран. Звездники четко связывают тоннели под Анку и наши, называя их одной и той же системой — Пепельным городом.       — Нет, это совершенно разные системы. Ты не видел теневых путей, Азетер, а я…       — Спорь со звездниками, а не со мной! — в ярости выпалил тот. — Я всего лишь пересказываю их документы! Так… Как я уже сказал, звезднинские исследования тоннелей под нынешним Анку показали, что искомый источник энергии находится вовсе не в них, а дальше, на территории нынешнего Треомара. Судя по древнейшим документам, звездники были первыми, кто проводил исследования здесь, — то есть примерно за пару тысяч лет до прибытия этерна из Мьяра и до того, как наши хрониконы начали вести собственные записи. Звездниками описаны некие вещи, входящие в противоречие с нашим «Этерна этресс», например в том, что «башня с темным шпилем» находилась на поверхности, среди озер, или в том, что повсюду находились обгорелые и окаменевшие трупы людей. Звездники пишут о руинах, наполовину занесенных землей, и о двух глубоких провалах, уходящих под землю в северной и южной частях города. Да, первые звезднинские укрепления, возведенные для исследований этих провалов, — это то, что потом стало Треомарской библиотекой и глубинными лабораториями под Связующей башней.       — Звездники обожают напоминать мне о том, что эти ямы — звезднинская работа, — усмехнулся Ооран.       — Ага. Звездники моментально обнаружили проявления магической аномалии, которая присутствовала здесь испокон веков, и даже описали ее проявления. Один из членов экспедиции, хроникон звездников, записывавший все этапы работ по укреплению провалов, однажды обнаружил исчезновение собственных записей за предшествующие дни, а на следующий день появились не только они, но и записи событий, еще не произошедших, сделанных рукой того же недоумевающего хроникона. Были свидетельства тех, кто встречал в лагере собственных двойников, и даже тех, кто видел недавно умерших товарищей. Также в записях существуют рассказы увидевших собственную скорую гибель. Кроме этого, стали оживать мертвые, ведь смерть наступала сразу в нескольких днях: в первом, дне настоящей смерти, в третьем, в пятом, седьмом — а вот во второй, четвертый и шестой тот человек еще был жив.       — Искажение времени, как в катакомбах, существовало… на поверхности?       — Именно, Ооран. В своих трудах о теневых путях ты писал о том, что искажения времени наблюдаются лишь на разных уровнях подземных систем, но звездники пишут об искажении всего: и поверхности, и глубины. Собственно, первый компенсатор магической аномалии — это их мысль. Заметив, что укрепления провалов по мере увеличения площади снижают разброс временнóй аномалии до одного дня, они построили укрепления по периметру своего лагеря, обозначив тем самым круг треомарских стен, который впоследствии уточнит наш славный первый архитектор Астарис Белль. Это помогло. Но ровно до того момента, пока звездники не нашли в провалах то, что искали.       — И что же?       Наратзул тоже навострил уши.       — Артефакт, который они нашли, хроники описывают смутно, — пожевав губами, ответил Азетер. — Даже слишком. Это похоже на стихи с набором слов, звездный алфавит вперемешку с неизвестными символами. Переводчики говорят о неких ключевых элементах, повторяющихся из текста в текст, и это — слова «цикл» и «очищение». Помнишь, в Анку был такой чудной хранитель архивов, который вечно носил одежду наизнанку? Я спросил у него, что бы это значило, а он ответил, что это некая цифровая закономерность, злой рок и неотвратимость, единственное спасение от которой — Звездный город. Кстати, он хвалился тем, что находил аналогичные символы в Железных залах, но я их там не нашел. Либо хранитель сумасшедший, либо существуют тайны, в которые звездники не посвятят даже тебя.       — Кажется, тот хранитель был из тех, кто всю жизнь искал координаты Звездного города, — припомнил Ооран. — Думаешь, под Треомаром звездники обнаружили то, что приведет их туда? Но это вряд ли, Азетер, ведь тогда это будет противоречить их собственной…       — Нет, умник. Думаю, в катакомбах они нашли то, от чего имеет смысл спасаться. Угрозу себе и миру, в котором оказались заперты. К моменту прибытия этерна звездники оканчивали исследования, и здесь оставалась лишь малая группа их ученых. Записывали они очень мало, и можно понять лишь то, что в основном они переписывали символы из катакомб и чертежи некой машины, «маяка», если перевод, конечно, верен. Не знаю, была ли она найдена — хранитель архивов многозначительно молчал на этот счет, — но в других текстах машина уже не упоминается. А теперь подумай: «башня в темным шпилем» из наших писаний, машина-маяк из звезднинских, магическое искажение, искривление времени и пространства! Я думаю, звездники опасались именно этого, — Азетер указал на молчаливую черную воду, — и это именно то, от чего они пытались сбежать!       Ооран лишь изобразил усмешку, в растерянности не зная, что ответить.       Наратзул лишь ядовито фыркнул — благо, беззвучно.       — Это не похоже на машину, — осторожно произнес Ооран. — Это… это лишь какое-то искажение, и я просто…       — «Лишь»?! — не выдержал Азетер, который явно рассчитывал на какую-то более бурную реакцию на свой рассказ. — Из этой лужи ты слышишь Элиас, верно? Да что там, мы сегодня оба ее слышали! Где бы ни был этот «маяк», в искажении он по-прежнему присутствует в катакомбах. И провалиться мне на этом месте, если это — не его магия!       — Я запутался, — признался Ооран, и невидимый Наратзул кивнул в знак согласия. — Хочешь сказать, во времена Пепельного города здесь находилась машина неизвестного назначения, которую нашли звездники, испугались ее и от которой решили скорее сбежать, так? При этом машина пропала из катакомб, но ее отзвук вызывает аномалию, искажение пространства…       — …и времени, — вставил Азетер.       — И времени. Поэтому мы можем слышать то, что происходит далеко отсюда и задолго до сегодняшнего дня? Но почему тогда именно Ксармонар?       — Вопрос не в Ксармонаре, Ооран! Вопрос в машине и почему ее воздействие такое сильное! — Азетер вновь указал на воду. — Думаешь, если бы это было окно не в храм Ирланды, а в опочивальню Грандмастера, это выглядело бы менее опасным?!       — Хотя бы забавным… Но вряд ли я хотел бы слушать, что происходит в комнате старины Лореуса.       — Ты все еще считаешь, что это смешно, да? Машина! Ооран, машина — это то, о чем надо беспокоиться! И не надо сейчас прикидываться дурачком, я прекрасно помню, что после теневых путей ты рассказал мне о чертежах, найденных тобой в глубинах и приведших звездников в восторг. Ты не знал, что это, верно?       — Считаешь, это именно машина? — съязвил Ооран так же, как съязвил бы на его месте Наратзул.       — Да! — сквозь зубы произнес Азетер. — Что-то такое, что недоставало звездникам в древних чертежах. Иначе как объяснить их потрясающее дружелюбие к тебе? Твоей отвагой? Не смеши меня! Звездники пообещали тебе золотые горы за них, беспрекословно побежали в Треомар строить нам шахты и корабли в обмен на возможность заглянуть в чертежи — а ты сдуру отдал их, не разобравшись, что даешь звездникам гребаное оружие! И теперь…       — У звездников и так было оружие, — заметил Ооран, — много ужасного оружия большого калибра, которое даже Эродана заставило нервничать. Звездникам не нужно еще больше, они не такие! Но если бы ты сказал, что они интересовались какой-то технологией, я бы больше поверил.       — Даже если так… — Азетер вдруг осекся, и взгляд его пронзительно фиолетовых глаз заскользил по стене, у которой обретался Наратзул. — Ты… ты слышишь это?       — Ну наконец-то, — хихикнул Наратзул. — Я рад, что вы обратили на меня внимание. Не скажете, какого хре…       — Это оно, — прищурился Ооран, словно по-прежнему не видел Наратзула. — Вторая вспышка? Странно, почему так часто…       — Надо бежать, — нахмурился Азетер.       Наратзул лишь бессильно взвыл. Он не сразу услышал, как из глубин смоляных коридоров донесся звук: сначала тихий, но нарастающий с каждой секундой, цикличный гул, который можно было бы сравнить и с рыком зверя, и с воем генератора.       — Ооран, я готов биться об заклад, что это именно машина! — выпалил Азетер. — Та самая машина! Это от нее звук и белый свет. Это от нее скачут время и пространство!       — Может быть. — Ооран поскорее схватил его за руку и потащил в противоположный коридор. — Но одно знаю точно: нам пора.       Наратзул было последовал за ними, но уже за следующим поворотом тоннеля потерял их из виду. Звук становился все громче и невыносимее, он словно пробрался до самого сердца и заставлял все тело дрожать в такт этому цикличному гулу. Он вдруг остановился, почувствовав чье-то присутствие за своей спиной, и долго торговался с собой — секунд десять, — чуть не силой заставляя себя оглянуться.       Там было белым бело, словно заснеженное поле под Эрофином укрыл густой туман. Воздух был столь же холодным и будто бы непомерно густым, как ледяная взвесь. Наратзул судорожно вдохнул и захлебнулся им — его тяжелый кашель был ирреально глухим, словно звук не распространялся и не множил эхо.       — Эй! — через силу позвал Наратзул пустоту. — Есть кто?       Ответом ему были тихие шаги.       Как в том сне.       Во сне с отцом и Альказар.       Это кто-то из них. Отец или демон?       — Эй! — Он протянул руку почти умоляюще. — Я здесь!       — Не бойся, — послышалось тихое и нежное, — я ведь не боюсь.       На этот раз звук доносился словно с нескольких сторон, и Наратзул не сразу понял, в какой край слепящей белизны следует смотреть, чтобы увидеть говорившего.       — Ты кто? — Он по-прежнему не видел, хоть в отчаянии потер глаза, надеясь, что не слеп.       — С тобой все в порядке, — было ему ответом. Голос явно принадлежал юноше. — Просто ты, к своему и моему сожалению, попал в момент вспышки. Так бывает. Ничего. Прости, что не могу тебе явиться — в момент вспышки у меня обычно нет глаз и видок еще тот! Видишь ли, я пытался Пожирателем уничтожить черные камни в маяке, а каждый камень всегда стоит мне глáза.       — Чего? Пожирателем? Пожирателем… душ?       — Угу. Я так рад, что в эту вспышку ты здесь, хоть я и не вижу тебя! Я…       Но свет вдруг в один момент стал тьмой. Гул стих. Непроглядная, дегтярная чернота вновь объяла Наратзула, и он, в отчаянии вскрикнув и сам того не осознавая, опустился на колени. Его ноги промокли, словно он сел в воду. Ужас колотился в его грудной клетке вместе с обезумевшим сердцем. Он не знал, что и думать.              Свет сначала показался лишь иллюзией и игрой воображения. Наратзулу понадобилось несколько минут на то, чтобы осознать реальность: вот отсвет на смоляных стенах становился ярче, чьи-то быстрые шаги приближались к нему, чья-то рука коснулась его лба и скользнула по волосам.       — Угу. В принципе, я не удивлен, Наратзул.       — Ооран? — не глядя на него, отозвался тот.       — И что же ты видел? — Ооран опустился на пол рядом с ним, и, поискав в сумке нужный эликсир, вручил его кивнувшему Наратзулу.       — Тебя, Азетера и то, как он рассказывал тебе о Воране. — Первый же глоток эликсира ясности изрядно смирил подступающую чародейскую лихорадку. — Познавательно.       — А, — с пониманием кивнул Ооран. — Как мило, теперь мне не нужно все объяснять сначала.       — Как давно это было?       — Лет… двадцать назад. Может, больше.       — Ты не особенно изменился.       — Льстишь. А что насчет воды? — Ооран нарочно осветил магическими огнями большую прямоугольную нишу в полу, у края которой и рухнул Наратзул. — Ты слышал что-нибудь из нее?       — Нет. Я слышал… Слышал только машину.       — Машину… Да, та теория Азетера. Нет, Наратзул, не думаю, что это была машина. Я искал ее много лет на разных уровнях катакомб, видел много всякого, но ничего такого, что походило бы на нее. И если бы машину нашли зеробилонцы, нас бы уже давно попытались с ее помощью убить. Машины не существует, я почти уверен в этом.       — А во время вспышки… — Наратзул запнулся. — В момент, когда все становится белым… Слышал ли ты чей-то голос сквозь свет? Голос какого-то юноши?       — Когда надвигается вспышка, я стараюсь выйти в определенные коридоры, которые не подвержены изменениям, — ответил Ооран, — потому что все остальное после вспышки меняется и выход придется искать неделями. Сама вспышка длится несколько секунд, и нет, я ни разу не успевал что-либо услышать в ней.       — Она длилась дольше, — начал было Наратзул, но тут же затих, когда вдруг услышал то, чего здесь, в этой темной комнате со смоляными стенами и прямоугольной нишей с водой, просто не могло быть.       Это был знакомый женский голос, что изрек приглушенное словно бы толстой стеной:       — Внемли мне, хозяйка судеб.       — Отлично, — прошептал Ооран, — мы как раз вовремя.       — Я не знаю, как остановить энтропию, — продолжала вещать женщина, чей голос то затихал почти до неслышимого, то уверенно звучал вновь. — Я подписала приговор, который принес мне посланник Эродана, но рука моя дрожала, о мать судеб. Перо выскользнуло из моих рук, а чернила наотрез отказывались пропитывать бумагу. Неужто это знак, что я ошиблась, госпожа?       — Ирланда? — завороженно проговорил Наратзул. — Но… Как интересно. Я помню, у нее был артефакт, который она называла звездным шаром, и он действительно выглядел как шар из обсидиана. Я знал, что она шепчет в него, чтобы получить ответ от Элиас, и…       — Этот приговор опустошил меня, — вновь послышался прерывающийся голос Ирланды. — Мне принесли его потому, что он касался моего серафима, однако одной лишь тебе известно, что я испытала, когда увидела его.       — О каком приговоре речь? — громко спросил черную воду Наратзул.       — Она тебя не услышит, — покачал головой Ооран. — Скорее всего, ты слышишь то, что было сказано уже давным давно.       — Ну уж нет! Ее серафим — мой отец, Теалор Арантеаль! Как узнать, что это был за приговор?       — Просто слушай, Наратзул. Если повезет, ты все поймешь.       Но вода молчала. Наратзул со злостью стиснул зубы.       — Ты уже слышал этот разговор, Ооран? — спросил он.       — Некоторую его часть, — уклончиво ответил тот.       — Так кого приговорила эта стерва? Отца?!       — Я понимала, что женщина не способна на такое заклинание, — послышалось вновь, и Наратзул приник поближе к воде. — Я знала, что обвинения в ее адрес — всего лишь фикция, ее признания наверняка выбиты силой. Более того, я точно знала, кто настоящий убийца. Знала — и ничего не смогла бы с этим поделать. Смерть Мириам — это наименьшее зло, и я как могла оправдывала себя этим.       — Мириам… — Это имя встало в горле Наратзула колючим комом. — Ах ты мразь! Вот кто повинен в смерти моей приемной матери! Вот кто подписал приговор! Тварь… Вероломная кровавая стерва!       Ооран попытался было жестом прекратить тираду, но Наратзула было уже не остановить.       — Я знал, что кто-то из богов издал приговор, но думал, что это навозный жук Эродан! Оказалось — нет! Надо же, но если честно, я не удивлен. Эту скотину не от любви людской прозвали кровавой богиней, но ничего… Ничего, Ирланда еще ответит. Она ответит лично передо мной!       — Молчи, — тихо, но предельно доходчиво произнес Ооран, и Наратзул заткнулся, видя сильную рябь на поверхности черной воды.       — Ты приняла решение, продиктованное любовью. — Другой, властный, обволакивающий своей густотой голос зазвучал так, будто его носительница была прямо рядом с Наратзулом. — Крепка ли твоя любовь, владычица Аразеаля?       — Более, чем что-либо иное в мире, — всхлипнув, ответила богиня. — Ты знаешь, что я люблю тебя, мать судеб, и приму любое твое суждение.       Тихий и грустный смешок.       — Сердце твое чисто, Ирланда, ибо ты всегда стремилась к благу всех людей, — изрекла Элиас.       — Как бы не так!!! — выкрикнул в воду Наратзул.       — Я прощаю тебя, — вещала Элиас, — поскольку знаю, почему ты сделала это. Пусть будет свободен от скорби твой серафим. Пусть не останется сомнений в твоей душе, Ирланда.       — Да, не сомневайся, — прорычал Наратзул, — не сомневайся, стерва, что обвинила невиновную Мириам и обрекла ее на мучительную смерть в огне. Сердце твое чисто, да, мерзавка?! Я заставлю тебя его сожрать, клянусь небесами!!!       — Теалор поймет меня, — сквозь слезы проговорила богиня, — я знаю, он поймет. Но… поймет ли Наратзул? Мириам ему как…       — Как мать! — крикнул он.       — …как добрый друг, какого не было в его жизни и никогда не будет.       — Они заставили меня поджечь ее костер, слышишь, стерва?! Раскрой ты уже глаза, жалкое ничтожество, никакая ты не богиня, ты обычная вероломная дрянь!       — Я хотела заботиться о нем. — Сквозь рыдания слов Ирланды было почти не разобрать. — Но оставила одного. Я хотела быть сильной, но стала слабой и нерешительной. Я хотела быть счастливой, хотела дарить любовь всем живым существам Вина, но вместо этого…       — Убийца! — бесновался Наратзул. — Ты — обыкновенная убийца! Скольких вольных аразеальцев ты перерезала в день перед этой исповедью, а?       — Тель’Имальтат, бог тьмы, — произнесла Элиас, и Наратзул испуганно замолк, — один останется. Это лишь часть Предопределения — его финальная часть. Передай Тиру.       — Да, госпожа, — шмыгнув носом, отозвалась богиня. — Должна ли я обсудить с ним…       — Тель’Имальтат — это я! — крикнул Наратзул. — Обсуди с Тиром, в каком платье примешь гибель, стерва, потому что иное уже решено!       — Наратзул, — одернул его Ооран. — Может, все-таки дослушаешь?       — Я услышал достаточно! — Он поспешно встал и отошел подальше от воды, где Ирланда теперь по-козьи блеяла о каких-то последствиях и о неком ребенке, потому что не хотел слушать голос этой мрази ни секундой дольше.       — Нет, не доста…       — Ооран, я все понял. Если это — именно то, что хотела показать мне Элиас, то я все понял. Я теперь знаю, что должен делать. Я знаю, что все это время был прав!       — Тель’Имальтат слышит каждое твое слово, — громко проговорила Элиас. — В его руках — Пожиратель душ. Три камня разбиты, две глазницы пусты, но неупокоенный дух, заключенный в мече, в последний раз сразится с духом черных камней именно там — на поле боя пред оком богов. Он не победит. Никто не позволит ему победить. Но Предопределение, что разрушено только будет, уже нарушило порядок вещей, позволив темному стать богом. Твое дитя, Ирланда, — лишь ставка в большой игре. Но ради этой ставки игра и затеяна, конечно.       Наратзул закрыл себе уши. Она не разжалобит его своими детьми — хотя откуда у этой стервы могут быть дети, ведь ни один идиот не согласится возлежать с кровавой богиней, кроме какой-нибудь беспринципной мрази вроде Эродана! Она подписала приговор не только Мириам, но и себе самой, и никто, ничто на свете уже не изменит его решения!       Ты помнишь меня, ты знаешь меня. Ты пойдешь хоть через океан, до самого Ксармонара, чтобы найти меня, вслед за зовом, что уже сроднился с твоим духом. А я помню тебя, твои руки, твою магию и сомнения — тогда, когда Ирланда безуспешно задавала свои пустые вопросы и целовала безмолвный обсидиан, словно свое дитя. Помню и твои черные мысли, твое смятение, твою самонадеянность — глупый мальчик, который не увидел единственно важного за временным.       Он оглянулся, вновь видя лишь тьму.       Иди же.       Возьми факел — и иди к матери.       Занеси клинок — и встреть возлюбленную.       — Что? — выпалил Наратзул.       Ты думаешь, сможешь все сделать сам? Противостоять реальности и отчуждению? Я не виню твою слепоту. Ты был рожден слепым. Самым счастливым и самым несчастным под светом злых старых звезд. Но время восставило тебя, как белый город, из пепла и крови, на новом месте, среди камней, молчащих много лет.       С чего ты взял, что новое Солнце взойдет? С чего ты решил, что твоя война будет выиграна? Почему ты думаешь, что сам увидишь свою победу?       Лучше уж просто закрыть глаза и заснуть.       — Я не хочу тебя слышать, Элиас! Заговаривай кого-нибудь другого, но меня тебе не напугать!       Что ж.       Тогда открой наконец глаза. Сон окончен.       Ты видишь?       За краем жизни нет бессмертия — лишь пустота, и смерть неизбежна, только вот без меня, мое черное солнце,       получится больней.

***

      Ночь увядала, как орхидея, опадая серыми полупрозрачными лепестками облаков у горизонта. Со стороны моря все так же тянуло дегтем — оказалось, там были лодочные мастерские. Странно. Может, и смоляные стены были лишь наваждением?       Какая разница, были или нет? Важно лишь то, что Наратзул сегодня понял.       Он знал, что делать. То сомнение, что коснулось его души прошлым вечером в доме Оорана, рассеивалось, как ночной мрак: нет, ты не вероломный ублюдок, Наратзул Арантеаль, ведь ты вершишь дела свои ради высшего блага! Отмщение во имя всех людей. Во имя всех живых. Во имя мертвых, что уже не имеют голосов. Во имя себя самого.       Нет. Вся жизнь его вдруг открылась Наратзулу с новой стороны. Он не был свят, он иногда был трусом, ему не были чужды сомнения и соблазны, однако это не имело никакого значения теперь, когда он узнал, для чего все это было.       — Я надеялся, ты услышишь кое-что другое, — изрек Ооран. Они сидели здесь же, неподалеку от выхода из канализации, на большом камне, и Наратзул только что закончил рассказывать о письмах, якобы найденных в кабинете отца, хотя на самом деле написанных киранийкой в Горном монастыре. — Хотя ты услышал бы, если бы слушал. Возможно, это помогло бы тебе намного больше, чем эти домыслы.       — Называешь это домыслами? — криво улыбнулся Наратзул. — По-моему, я наконец-то вижу себя ясно.       — Мне ли не знать, насколько ложны бывают наши представления о себе, — ответил Ооран, не глядя на него. — Что ж. Скажи еще раз, где ты нашел эти письма.       — В кабинете моего отца, командующего Теалора Арантеаля, перед тем, как сбежать через орденский портал, — отчеканил Наратзул заготовленное. — В ордене только и говорят, что о смерти Лореуса и…       — И о новом Грандмастере Тораме Даль’Капосе, — кивнул Ооран. — Знаю. Жаль Лореуса. Это был единственный из орденцев, о котором ничего плохого не скажешь.       — Ты знал моего деда?       — Виделись.       — Но ты, возможно, не знаешь того, как фанатичен Торам. Он лопается от самодовольства, веря, что боги избрали его. — Наратзул с отвращением сплюнул. — И потому вылезет из кожи вон, лишь бы услужить им. Лучшее, что он может предложить Мальфасу и Тиру, — это головы еретиков. Понимаю, в этих письмах упоминают лишь орденские штабы. Треомарцев принудят построить их на свои деньги, кормить прорву хранителей и убирать за ними дерьмо, а все для чего? Чтобы орденцы погнали этерна на войну с южанами и проследили за тем, чтобы ненавистные еретики перебили друг друга. Богам плевать на Треомар так же, как на Остиан. Они видят угрозу и в вас, и в них, потому и хотят прихлопнуть одним махом.       — Что-то здесь не то. — Ооран устало потер глаза. — Не ты ли говорил, что Тир нас не тронет?       — Они не будут спрашивать у Тира, — твердо ответил Наратзул.       — Ну и ну.       Поверил ли? Какая, в сущности, разница. Наратзул, прикинувшийся лишь вестником, в любом случае был бы не при делах, и цель его, ради которой он старался, была исполнена: он заронил зерно сомнений.       — Я разузнаю, — продолжил Ооран. — Даже если это просто болтовня, надо проверить. Ну а пока… Пока надо решить другие проблемы.       — Я помогу тебе с Зеробилоном, — сказал Наратзул. — Возьмет меня проклятие или нет, я не знаю. Но, думаю, для всех будет лучше, если это закончится поскорее.       — Верная мысль. Единственное… я пока не знаю, кого еще попросить пойти с нами. Нам нужен кто-то, кто хорош в бою и умеет претворять сильные заклинания. И при этом — не струсит.       — У меня есть такой человек на примете.       Ооран вопросительно посмотрел на торжествующе улыбающегося Наратзула.       — И кто это?       — Константин Огневспых, конечно!       — Боец арены? Хммм…       — Не «Хммм», а «Отличная идея, Наратзул», так?       — Но достаточно ли он отважен? В Зеробилоне все будет очень не просто, и сомнениям там места нет.       — Он справится, — отмахнулся Наратзул. — Мало кто из нас ненавидит демоническую жестокость так же, как он.       — Ненависть не всегда хороший помощник, ты же знаешь, — возразил Ооран.       — Напротив, — перебил он. — Лишь ненависть никогда не даст нам умереть.