Солнце Треомара

8200 г п. Зв., Зеро       Когда Альказар, Арантос и Тельдразул оказались на берегу шумящего Эрофинского залива, время близилось к полуночи. Морские волны с плеском разбивались о прибрежные валуны и о находящийся неподалеку от зеробилонских башен маленький причал, неистово раскачивая одинокую лодку, что рвалась прочь от берега, в темнеющую пучину безлунной летней ночи.       Ветер трепал волосы и сушил едкой солью губы, заглушая скрип врат башни Разделения, что сомкнулись за спинами троих пришедших. Путь был не из легких — катакомбы всегда таили в себе опасность и не имели строго определенного пути, потому что под землей не существовало ни времени, ни пространства, однако в этот раз проклятые подземные пути просто превзошли себя. Троим путникам пришлось прибегнуть к позабытому трюку с кристаллами: они оставляли на пути маленькие светящиеся метки, чтобы не ходить кругами, однако именно кругами и пришлось ходить. Альказар не на шутку испугалась, увидев их метку в шестой раз на той же лестнице над непроглядной бездной, где они ее оставили, казалось, вечность назад. Тельдразул шипел какие-то ругательства, перемежая инал с древним этернийским и приправляя бурлящим огнем забытого языка Ратшека, а Арантос только молчал, зачем-то вновь и вновь доставал свой медальон с портретами жены и сына и задумчиво вглядывался в него.       Однако в конце концов катакомбы отпустили их. Длинный путь от Треомара до Зеробилона, который на поверхности занял бы не меньше двух седмиц, под землей продлился всего один день. Но и это было непростительно долго: владыка Лустарий в видении на площади Лилиэн четко приказал явиться на закате, но, тем временем, уже подступала полночь. Впрочем, они успели. Едва-едва.       В густой предгрозовой тьме Альказар напрягла зрение, стараясь угадать, что за люди с факелами толпились у второй башни Зеробилона — двое распрягали лошадей, а неподалеку у какого-то ящика неподвижно стояли еще трое, которых можно было бы издалека принять за каменные изваяния. Судя по всему, отряд Воскресших возвращался с вылазки.       — О, поленья сами себя принесли, — присвистнул Арантос, который, очевидно, сумел разглядеть командира. — То-то ночка холодная, как постель моей жены. Эй, Геллер! Геллер! Слышишь, Альказар, это наш мельничий сынок Гелли. Эй, как жизнь у безликих? Веселее, чем у тебя, признайся.       — Охуенно, — выплюнул невысокий алеманн, натягивая на нижнюю половину лица черную маску, всем видом показывая, в каком он в восторге от встречи с соратниками, и тут же обратился безжизненно уставившейся на него женщине: — Манарта! Сука, ну мать твою! Какого хера груз опять без присмотра?       — Кого поймали? — бесцеремонно поинтересовался Арантос, вглядываясь в медлительные фигуры Манарты и других безликих, окружившие стоящий чуть поодаль ящик, едва подсвеченный привратными огнями башни и факелами братьев.       — Женушку твою, — огрызнулся Геллер и, завидев Альказар, издевательски поклонился. — Эй, ваше сиятельство! Как охота в Треомаре? Тебя, кстати, спрашивали в Штайнфельде. Сказали, третьего дня у фермера сбежала пестрая корова! С разноцветными глазами!       Геллер расхохотался, а вместе с ним — второй брат, а вот безликие, естественно, не отреагировали на «остроумную» штуку, сгрудившись возле ящика, словно нищие у костра.       — В Треомаре нормально, — ощерилась Альказар. — А вот в Курячьих Лозах нашли козла с оборванной привязью да с именем Геллер! Вкусный был, падла.       — Какая ты смешная сегодня, сиятельство, — ответил тот без тени улыбки, а затем свистнул, давая знак безликим тащить ящик. — В Штайнфельде, у загонов, тебя заждались, небось. Эй, Манарта, чучело безголовое, я тебе сейчас ноги оторву, чтобы ты на руках ползала, скотина! Придерживай, придерживай, только урони его мне тут! Сссука. — Геллер вновь окинул взглядом показавшего ему неприличный жест Арантоса: — Неси свою любовницу разноглазую к владыке срочно. Буквально бегом, понял? Тут слушок прошел, что вам двоим и даже брату Тельдразулу — пиздец. И не потому, что вы опять обосрались на охоте в Треомаре, а… По другой какой-то причине…       — И что? — с вызовом спросила Альказар.       — А то, что вас ждут в башне с распростертыми объятиями. Так что на ужин, — Геллер зло ощерился, — будет говядина.       — Так что же в ящике, Геллер? — небрежно сложив руки на груди, спросила Альказар, мимо которой шестеро безликих как раз проносили нечто смахивающее на старый гроб, вонючее, сырое и поросшее бурой плесенью.       Разящее смутным ощущением знакомой магии.       — Ах не берите в голову, принцесса, — с прежней издевкой поклонился Геллер. — Владыка не только расскажет, но и покажет вам. Если будет добр уничтожить вас после — а не до.       Железный щелчок — Тельдразул снял свою маску и сбросил капюшон, растрепав на ветру седые волосы и сверкнув красными глазами, что светились в темноте, словно угли гаснущего костра.       — Люди говорят, говорят и ничего не делают, — произнес он, уставившись на притихшего Геллера. — Мир застыл, словно попавший в мед скорпион, — не сразить врага жалом, ведь врага не существует, кроме нас самих. Так ведь нас учили, брат Геллер?       — Так, — кивнул тот и с колебанием добавил: — Брат мой.       — Они принесли труп женщины, сестра, — продолжил Тельдразул, переведя взгляд алых глаз на Альказар, — это этерна. Она мертва уже очень давно. Около двадцати лет. Для чего им этот труп?       — Еще пока не знаю, — улыбнулась она, торжествующе глядя на посерьезневшего Геллера, который всегда испытывал пред ставшими арорма братьями и сестрами священный трепет.       И правильно делал.       Альказар кивнула спутникам, и они, пропустив вперед медленный караван безликих, вошли во врата второй башни, за которыми царили лишь полумрак и шум магического стабилизирующего камня в середине первой залы.

***

8195 г п. Зв., Трео       — Что будем делать? — спросил Арантос, медленно-медленно ведя камнем по кромке клинка своего старого кинжала. — Вроде приказали вытаскивать дуру, а вроде и… Вроде и оставить не грех.       — Надо исполнить приказ, — прошипел Тельдразул. — Сестра Ишааль в опасности.       — Этот кусок свиньи нам не сестра, — возразил Арантос, еще более замедляя движение камня. Зачем, во имя бездны, он же так ничего не заточит. — Она теперь подставила Лартану под гнев владыки, а старуха, между прочим, ее наставница и знает змею намного дольше и лучше, чем мы.       — Не говори так о сестрах, Арантос!       — А ты не будь наивной клушей, серый ублюдок. Лартана с подопечными никогда не была с Зеробилоном, они такие же наемники, как и иные проходимцы. Разница только в том, что снежная ведьма могущественна и могла бы, наверное, даже поспорить с владыкой. Но… Дур она воспитывает. Набитых дур. А нам теперь их вызволять.       — Не наше дело — вникать в причины, — зло проскрежетал арорма, щеря желтые зубы и нарочно распаляя красные глаза, чтобы напугать Арантоса, но тот лишь фыркнул. — Надо вытаскивать девушку. И поручено это нам.       — Что думаешь, командир? — спросил Арантос, с некоторым сочувствием взглянув на молчащую Альказар.       Он всегда так смотрел на нее.       Ей было двадцать четыре года, а ему — на двенадцать лет больше, да и срок службы владыке у него был несравнимо более долгим. Поэтому Арантос почти не скрывал презрения к малолетней выскочке, которую по личному приказу Лустария возвысили абсолютно над всеми без исключения Воскресшими Зеробилона, хоть и имитировал жалость. «Бедная девочка, ну и свалилось же на тебя ответственности!». «Как бы тебе не поскользнуться, девочка. Но не думай, что это лед. Это говно, девочка». «Зеробилон не прощает ошибок. Тебе не нужно бояться, потому что есть нечто похуже страха. Девочка».       Она перевела взгляд на брата. Тельдразул все еще скрипел зубами от злости, но в очередной раз почему-то проглотил оскорбление. Альказар обычно думала, что демон, который ныне жил в его теле, просто копит злобу, чтобы однажды прорвать последний предел терпения и разорвать наглого Арантоса в клочья, но… Хоть это и было странной надеждой, в такие моменты ей казалось, что ее маленький братик, чья душа еще робко жила внутри арорма, иногда пересиливал демона и не давал злобе захватить его. Ей было знакомо это чувство. Со своим демоном она тоже боролась почти неустанно.       Но он не исчезал.       Он бешено бился в ее груди до острой боли, до перехвата дыхания, до лихорадки и вязких, бессмысленных снов. Он смотрел на нее, когда она спала, и она знала: демон рядом. Он ходил по ее следам, он дышал ей в ухо, он копошился в ее животе и лез в рот костлявыми пальцами, оставляя привкус могильной земли. Он забирал ее волю в моменты, когда нужно было совершить убийство. Он душил и ласкал, он ненавидел, боялся и нес, как испуганный конь. Темное проклятие, которое должно было превратить Альказар в арорма, как Тельдразула, не сработало на ней, и даже Лустарий не знал, что произошло. Она осталась человеком внешне. Внутренне, казалось, тоже, и только длинный шрам на ее груди, появившийся после недельного забытья в лихорадке, напоминал ей об этих изменениях, однако чувство вечного преследования демоном и ощущение того, что она смотрит на себя со стороны, уже ни на минуту не покидали ее.       Вот и теперь.       Она как бы смотрела на себя из-за спины Тельдразула.       — Вытащим Ишааль, — тихо ответила Альказар, заприметив, как Арантос закатил глаза, а Тельдразул согласно кивнул. — Я не вижу других вариантов.       — Ну да, — фыркнул Арантос. — Умереть или сдохнуть — вот наши варианты. И ради чего? Ради неблагодарного выкормыша Лартаны? Это даже не Воскресшая!       — Тебя поставили помогать мне, — непроницаемо ответила ему Альказар. — Так помогай. Хамить будешь в другом месте.       В соседней комнате кровать вновь забилась в стену — но как-то вяло и нерешительно. Проститутка явно переигрывала, силясь изобразить стонами невероятную огненную страсть, но ее скука была слышна даже здесь, в тесной каморке на втором этаже «Тихой гавани», треомарского портового борделя, единственного места, где демоница, проклятый арорма и вредный Арантос могли скрыться от стражей.       — Опять, — выдохнул Арантос, скользнув камнем мимо клинка. — Нет, девочка, я ни словом не хамил. Я всего-то хотел бы еще пожить на белом свете, потому что я не хуй какой-нибудь с большой дороги, а муж и отец. У меня ответственность, знаешь ли. Ответственность не перед тобой и не перед сраным владыкой, а перед моей семьей. Да-да. Я делаю это ради них. И сдохнуть совершенно не входит в мои планы!       — Ты знал, на что идешь, продав душу демонам, — возразила Альказар. — В отличие от меня и Тельдразула, ты пришел в Зеробилон добровольно. Был бы порядочным мужем и отцом — стал бы торговать брюквой. Ну или как там еще порядочные люди зарабатывают.       — Еще — вот так. — Арантос кивнул в сторону стены, в которую по-прежнему вяло билась кровать. — Когда владыка наконец наиграется тобой, то обязательно вспомни.       — Чего?       — Про брюкву. Я даже могу подсказать тебе неплохого фермера. А если серьезно, то у меня были свои причины. Я люблю свою семью. Я сделаю ради них что угодно, потому что они нуждаются во мне.       — Ты убиваешь людей. Твоей семье нормально живется с этой мыслью?       — Им нормально живется с мыслью, что я торгую кузнечным инструментом, — фыркнул Арантос. — Я обустраиваю кузницы, которые, как известно, сами в Эрофин приехать не могут, поэтому мне приходится вечно быть в отъезде.       — Прелесть. И каково это — обманывать жену? — с нескрываемым презрением спросила Альказар.       — Ради ее блага — легко. Впрочем, — пожал плечами Арантос, вновь протяжно ведя по клинку камень, — мы отдалились от темы. Если будем вызволять дуру, то нелишним будет разведать обстановку. Наш серомордый друг Тельдразул будет слишком привлекать внимание красными светящимися глазами, так что остаемся либо я, либо ты, девочка.       — Я сама все сделаю, — заключила Альказар, желая только, чтобы вялый клиент проститутки в соседней комнате прекратил свои неловкие трепыхания, а она — ненатуральные вздохи. Это было более чем отвратительно. Альказар вообще очень плохо относилась к проявлениям физической близости, потому что ей в жизни довелось познать лишь их насильственную сторону. Да и то… довольно специфическую. Ей было трудно представить, что бывает по-другому, но она и не хотела этого представлять, потому что не видела в сексе ничего приятного, а только гребаную, бесконечную боль, стыд, унижение и — злость.       — Меня это тоже злит, сестра, — подал голос Тельдразул, словно прочитав ее мысли. — Я подумываю сгустить мглу в той комнате, чтобы они замолчали.       — Не вздумай, серость, — оборвал его Арантос. — Мужик небось долго копил с жалования, чтобы отдохнуть немножко, а тут ты со своей мглой. Нельзя быть таким черствым!       — Хрен с ним, — решила Альказар. — Но если он не закончит в ближайшие пять минут, давай мглу, Тельдразул. Сил моих больше нет это слушать. Так вот, вызволять Ишааль я иду сама, но ты, «устроитель кузниц», для начала проведешь разведку, расспросишь об обстоятельствах ареста Ишааль. Мне все равно, кого ты будешь дергать, хоть к генералу в портки залезь, но результат должен быть.       — На кой тебе обстоятельства, девочка? — удивленно поднял брови Арантос. — Погорела она на покушении на лиса, как обычно. Лис убил бы ее архонта, будь она Воскресшей, забрал бы монету, а так… Поскольку она ведьминская дочурка — наверняка бросил ее в темницу, где она будет ждать суд, который приговорит ее к смерти. Это логично, тут и выдумывать не надо. Так было на моей памяти десятки раз!       — Нет. Мне надо знать, что именно она попыталась сделать в тот вечер. Какие заклинания использовала, что он с ней сделал, что она выболтала ему. Это важно, как ты понимаешь.       — А, ну это в портки надо залазить не к генералу, — присвистнул Арантос, протирая кинжал мягкой тканью. — Откуда я возьму такие сведения? Пойду к лису и расспрошу за бокальчиком красного полусладкого? «Приветствую, светлейший Ооран, я — зеробилонский головорез, пришел поговорить о девке, которая недавно пыталась вас убить, потому что Зеробилон хочет вернуть ее снежной ведьме». Так, да? Через сколько секунд от меня останется обугленный скелет?!       — Не мои проблемы.       — Да брось ты, девочка, это всё не…       — И по результатам я буду решать, что делать дальше. Так что это твой шанс сохранить жизнь и, — усмехнулась Альказар, — даже верность своей дражайшей женушке.       За стеной послышался душераздирающий вопль, смешавшийся с демоническим хохотом, хрустом не то проломленной кровати, не то чьей-то кости и — топотом убегающих ног.       — Спасибо, братик, — улыбнулась Альказар. — А ты, Арантос, не обижайся за мужичка. Говорят же, обидел женщину — порадуй демона. Чего и тебе желаю.       — Бедняга, — вздохнул тот, убирая кинжал в ножны. — Впрочем, ему еще повезло, что женщина и демон для него — не одно и то же. Ладно. Я тогда… пошел?       — Иди. Я же пока подумаю, как вытащить девку из тюрьмы. И… У тебя остались концы в восточной башне?       — Ага. — Арантос потуже затянул ремень и проверил по карманам черную монету, мешочек с серебряной пылью и склянки лечебных зелий. — Гайдор, капитанчик гвардии, милейший человечек. Все еще должен мне жизнь своей сестренки. Думаешь, использовать его?       — Ты его расспроси, не в восточной ли темнице сидит Ишааль, — кивнула Альказар, слыша, как отчаянные вопли «демоны! демоны! демоны!!!» перетекли на улицу. Эх, завтра или даже к рассвету в «Тихую гавань» сунутся стражи, чтобы проверить, действительно ли это были демоны или просто кто-то из клиентов борделя нажрался заморских дрога. Впрочем, стоило того.       — Понятное дело, — отозвался Арантос, укрывая голову капюшоном. — Вы тут с серым «братиком» не обосритесь, а то эту вашу выходку с мглой и проституткой вам не спустят. Если придет стража…       — Плевать, — пожала плечами Альказар.       — Как знаешь, девочка, — вздохнул Арантос, нехотя двинувшись к двери. — Надеюсь, когда вернусь, вы будете живы. Оба.       Низенький, коренастый матрос по имени Альдур, во внешности которого от этерна были только название да острые уши, был признанным знатоком треомарских тюрем — и он никогда не упускал шанса похвастаться этим. Альказар не составило труда разболтать бедолагу с помощью нескольких стаканов крепкой остианской кактусовой дряни, и когда Альдур уже был достаточно красен лицом и весел духом, выяснились некоторые подробности.       Любой знал, что в Треомаре было две тюрьмы, находившихся в подземельях под восточной и западной дозорными башнями, а также темница для допросов в Гвардейском квартале и — некоторые залы под Связующей башней. О последних Альдуру ничего известно не было, туда попадали лишь опасные маги или те, чье сознание было замутнено псионикой или демоническим влиянием, а вот в трех других матросишка побывал неоднократно и был способен подробно описать устройство, распорядок дня и способы обхода режима.       — Когда я подбросил дохлого кошака в постель начальнику порта, — подозрительно трезво после третьего стакана вещал Альдур, — меня посадили как раз в восточные… ам… ам… апмартоменты. Там кормят лучше, чем в допросной! В допросной давали пригоршню вареных овощей или грубую кашу, а если плохо себя вел — то кукурузные листья. Ты ела? Это пиздец!       — Не ела, — покачала головой Альказар, побалтывая бутылку с темным кабаэтским и лениво разглядывая однотипных посетителей «Гавани».       — Повезло тебе, — сдавленно отозвался матросишка. — В допросной в последний раз я сидел за то, что блеванул в храмовом дворе прямо на иэриуса… Знаешь, хер такой у них там есть, верховный жрец, похож на грифа, Как его там? Ке… Кетцаль, вот! Ох, и обильно я на него блеванул! Томатным супом, помнится. На вид было как кровища.       — Это офигенные сведения, Альдур, но не мог бы ты рассказать о распорядке?       — В допросной?       — Да.       — Тебя ведут, сажают в камеру, иногда дают пизды. Мне не давали, ни в тот раз, с грифом, ни раньше, когда я женушку главного казначея из-за угла окатил помоями из ведра. Но дали в первый раз, когда я там оказался. За то, что разбил морду капитану Понт-Бандару. Меня тогда посчитали буйным, но что поделать, я был слишком молод и действовал плохими методами. Словом, после пиздюлей ты сидишь как миленький, пока тебя не зовут на разговор.       — Много там охраны?       — Не особо. Примерно по пять или по шесть человек на этаж, один всегда на входе в допросную. На выходе в казармы еще двое.       — Смены?       — Каждые три часа. Эти губошлепы не любят сидеть в допросной и не особо спешат. Иногда, если повезет, на выходе в казармы никого нет.       — Сколько камер на этаже?       — Три-четыре. Хер знает, я особо не считал, потому что они на приличном расстоянии друг от друга. Замки там нормальные, очень дюжие, ты не откроешь. Когда меня упрятали за то, что я привел свинью в дом архимага Орелдрус и нарядил в ее платье с перьями, я сделал отмычку из крысиной кости, ну так, смеху ради. Я не смог отпереть эту дрянь, там какой-то механизм, который блокирует пружины. А еще стоят волшебные жужжалки и не дают магам выпендриваться. Но мне было побоку, я же не маг.       — Ясно.       — Ты можешь перехватить своего бедолагу по пути на разговор. Нас обычно заковывают в кандалищи и сопровождают с конвоирами, но если ты подгадаешь под смену и представишься их сменщицей…       — Это не сработает. Там есть какие-либо дополнительные проходы? Трубы в канализацию? Старые подкопы? Разломы в стенах?       — О, канализация, конечно, есть. Можно просочиться через нужник, но только если твой подопытный очень худой и не боится хлебнуть говна.       — Ты так сбегал?       — Серьезно спрашиваешь, девушка?       — Да.       — Нет, я так не сбегал. Я вообще не люблю сбегать из тюрьмы, мне и там хорошо. Я делал это только один раз, когда рожала моя женушка. И убегал я из западных угодий. Там сложнее, чем в допросной, с замками и трубами, но проще с губошлепами — стражники слишком беспечно надеются на решетки и плевать хотели на распорядок смен. Бывало, по полдня на этаже не было ни одной живой души. Бывало даже, в столовой сидел всего один губошлеп и шлепал губами, покуда я тянул ложку, которую потом разломал и подложил под ригели. Хочешь знать, как?       — Нет. А потом как ты вышел, после ложки с ригелями?       — Перебежками. Там, в коридоре, по правой стороне есть ниши, можно затаиться и обождать, пока пройдет патрульный.       — И… Чисто из интереса, — ухмыльнулась Альказар, глотнув немного горьковатого пива. — За что тебя посадили в тот раз?       — Ну как же, — хохотнул Альдур, лихо опрокидывая последний стаканчик. — Я побрил налысо купчиху, секретаря гильдии, покуда она спала. И знаешь, зачем я все это делаю?       — Честно? Это забавно, но на причины мне насрать.       — А я все равно скажу, девушка. Потому что верю в справедливость! В то, что богатым и знатным нужно хоть иногда вспоминать о том, что в мире существуют боль и страдания!       — Хм, справедливость, — фыркнула Альказар. — Расплывчатая вещь, не находишь? Кстати… На святейшего Оорана ты тоже покушался?       — А как же, — потупился Альдур. — Я для него приготовил ведро с рыбьими потрохами, ну и вещички в тюрягу как раз собрал. Знаю я, чем это все кончается.       — И чем кончилось?       — Ну, хоть к нему трудно подобраться, я подобрался — и плеснул в него из ведерка. Но он, падла, чуткий, как пес: моментально зажег какую-то синюю магическую хрень, и все рыбьи потроха посыпались на меня. Мне даже показалось, он… ну, знал это наперед. И мало ли, может, правду говорят о нем люди, и он того… святой…       — Это был портал, — прикусила губу Альказар, едва сдержавшись не то от насмешливой тирады о треомарских суевериях, не то от возмущения по поводу «святости» мудака, который перебил больше Воскресших, чем она в своей жизни повидала. — Что ж, полагаю, после такого ты одними пиздюлями в допросной не отделался?       — Куда там, — грустно усмехнулся матрос. — Он сказал мне, чтобы я шел кормить котов, — и я пошел от греха подальше. Вместе с вещичками, которые так и не пригодились, потому что никто меня не ловил.       — Ого, — отозвалась Альказар, силясь понять, лжет ли матросишка. По всему выходило, что не лжет, ведь тот не преминул бы похвастаться таким достижением, рядом с которым меркнут все обблеванные томатным супом иэриусы и лысые купчихи. Однако это было какой-то совершенно идиотской мыслью — пусть и за шуточное, но все-таки покушение морячка так просто отпустили?       — Странный он мужик, — продолжал, тем временем, Альдур, мерзко катая по столу пустой стакан. — Но, как тебе сказать… Я решил, что трогать его больше не буду и надо других кошмарить. Мало ли в этом городе говноедов! Каждый должен получить по заслугам, каждого рано или поздно догонит справедливость — и выдаст им все причитающееся! Так Треомарский Дозорный делает. Говорят же, он наказывает негодяев, ну вот я и подумал: а чем я хуже Дозорного?       — Дозорного не бывает, — вздохнула Альказар. — Это городская легенда.       — Еще как бывает! Кто, по-твоему, стреляет в разных мудаков и спасает город от произвола и насилия?       — Наемник какой-нибудь. Будь Дозорный демоном, как его называют, он вел бы себя совсем иначе. Поверь.       — Ой, да что ты понимаешь, — отмахнулся матрос. — Он очень впечатляет. В детстве я обожал истории про Дозорного и всегда мечтал им быть. Вот вырос — и стал. И тебе желаю исполнения мечтаний, девица. Кстати. Не хочешь, как закончишь с тюрьмами, покататься на рыболовной шхуне?       — Серьезно?       — Ага.       — На шхуне?       — Именно.       — На рыболовной?       — Еще какой! Она у меня огромная, как…       — Слушай, всю жизнь мечтала. Грезила, что покатаюсь на грязной, провонявшей рыбой посудине с каким-то некрасивым мужиком. Давай. Уже жду нашей встречи. Прибегу, роняя по пути белье.       — Вот это уже другой разговор! — обрадовался явно не понявший сарказма Альдур. — Ты мне сразу глянулась, если честно, и я был уверен, что мы с тобой поладим!       — Ты ей монетку должен, — прокашлялся Арантос за спиной Альказар. — Выкупить шутку.       В гомоне «Гавани» она и не расслышала его приближающихся шагов. Матросишка ощерился беззубой улыбкой и, нащупав пустой стакан, поспешно ретировался, явно расценив мрачную мину Арантоса как угрозу быть битым за приставания к чужим барышням. Но тому, естественно, было плевать — все же его нанимали не в гувернантки для благородной девицы. Арантос только устало фыркнул и рухнул на стул Альдура, стягивая капюшон и вопросительно указав на бутылку в руках Альказар.       — Кабаэтский стаут, — ответила она, протягивая ему недопитое пиво. — Уже теплый.       — Нормально. — Арантос сделал несколько алчных глотков и с удовлетворением выдохнул, утирая рот рукавом куртки. — Ну что я тебе могу сказать, девочка. Есть две новости. Одна — эм… Ну, будем считать, что хорошая. А вторая — чистый, незамутненный пиздец. С какой начать?       — Давай без кокетства. Начни сначала.       — Капиташка Гайдор переведен надзирателем в западную тюрьму, но в восточной помог мне с друзьями, так что его перевод нам даже на руку. Я сначала обрадовался, денег им пообещал. А они…       — Обманули?       — Нет. Гвардейцы — честные ребята, просто образец святости. Они помогли мне выяснить, что Ишааль нет на в западной, ни в восточной. И в допросную ее не приводили.       — Что? Выходит, остается или подземелье Связующей башни, — задумчиво прикусила губу Альказар, — или… Или проклятый Ооран ее убил.       — А, ты подумала, что на этом закончилась «хорошая» новость? — флегматично спросил Арантос, отхлебывая еще стаута. — Нет, не обольщайся. Друзья Гайдора помогли мне выйти на ребят, которые патрулировали Алтею тем вечером. Мизансцена была такова: Ишааль дождалась, пока лис придет домой и поднимется к себе. Там она напала на него с помощью амулета Лартаны.       — Дура.       — Нет, на самом деле, хороший план. Побрякушки снежной ведьмы не слышны магам, и их почти невозможно засечь обычными средствами. А поскольку Ишааль не повязана с демонами, на нее не среагировали охранные руны в доме лиса. Словом, у этой свистелки были все шансы, но что-то не сработало. Гвардейцы, само собой, не знают причины — они прибежали, когда их вызвонила его старушенция-домохозяйка, Теола или как-то так, ну и увидели, как Ишааль сидит на первом этаже и… И, блядь, рыдает.       — Чего? Лис ее… ранил?       — Нет, она была целая и невредимая. Просто рыдала, как истеричка. И тут начинается вторая новость.       — Ну ладно, рассказывай уж свой «незамутненный пиздец».       — Ты готова?       — Да.       — Просто хочу предупредить, что я не лгу, девочка. Чтобы не было этих обвинений в халтуре, в хреновой разведке и в тупорылости.       — Это мы еще посмотрим. Валяй, Арантос.       — Короче, лисяра приказал гвардейцам вернуться на патрулирование, а Ишааль оставил у себя.       — Что, блядь?       — Она не находится ни в одной из тюрем, девочка. Она в его доме. Живая. И, похоже, здоровая.       — Эммм… — Альказар не глядя забрала бутылку у Арантоса и допила оставшиеся полглотка, но этого не хватило для того, чтобы осознать реальность. — Зачем?       — А я почем знаю. — Арантос с горечью вздохнул, оставшись без бутылки, и поискал глазами, с чьего стола можно было бы что-нибудь утянуть. — Может, соблазнился этой рябой лягушкой, а может — что более вероятно — решил ее допросить.       — Но она ничего не знает. Она не энестериа.       — Ну так энестериа он и не стал бы слушать, верно?       Пока Арантос пытался стащить неполную бутыль крепленого вина со стола ближайшего рдеющего юнца, несмело мацающего за окорок пеструю проститутку, Альказар все пыталась как-то сопоставить факты. Когда она только начинала, в Зеробилоне уже вовсю говорили о том, что если попадешься во время охоты на лиса — тебе конец. Ходили слухи, что с демонами он не церемонился никогда, а Воскресших обычно убивал не глядя, но иногда, если очень не везло, отдавал на растерзание элементалям под Связующей башней. В любом случае, попавшиеся уже не возвращались, а их напарники рассказывали в Зеробилоне леденящие кровь истории о жестокости проклятого лиса. Когда Альказар год назад получила от Лустария приказ присоединиться к охоте, она сразу же призналась себе: ей жутко. Ей было просто до одури страшно даже просто подойти на расстояние брошенного камня к Оорану, которому, если верить Воскресшим, нужно было не более секунды на то, чтобы призвать белого элементаля, и еще одна — для уничтожения демона. Оставшийся без архонта Воскресший становился беззащитным либо сразу умирал от разрыва с опутавшим его духом, а вот Альказар, которую когда-то тронуло темное проклятие, явно ждала иная участь: она моментально сгорела бы, как архонт.       Конечно, Ишааль была в гораздо более выгодном положении, потому что она была скорее из разряда наемных убийц, чем из числа опутанных демонами зеробилонцев. Но все равно это было очень странно, ведь в этом случае Оорану тем более ничего не мешало ее убить. Что он задумал? И почему она рыдала? И почему он не отдал ее гвардии, хотя она обычная преступница?       Как, собственно, и матросишка Альдур, только что получивший пощечину от шлюхи и теперь грустно глядевший в сторону призадумавшейся Альказар.       — Фу, черт возьми, — отплевался Арантос, глотнув вина из украденной бутылки. — Какая дрянь! Помнишь, мы ночевали на винодельне в Белом ручье? Вот там было вино — всем винам вино! Ммм, ароматное, в меру терпкое, привкус гранатовый — сплошное наслаждение. А это, конечно, блевотина. Ну да ладно, сойдет.       — Помню, — рассеянно кивнула Альказар. — Ну и напились мы тогда… Славный был вечер.       — Ага. Так что делать со свистелкой? Продолжим заниматься этими глупостями или наконец прислушаемся к здравому смыслу?       — Что?       — Бросим Ишааль лису на съедение или героически сдохнем в попытках ее вытащить?       — Героически сдохнем.       — Ну бля!       — Арантос, у меня приказ владыки. Я не могу им поступиться. Ишааль нужно доставить в Зеробилон. Либо — необходимо выяснить, что она выболтала, а затем убить.       — Ты раньше могла это как-нибудь поточнее обозначить, командир?       — Сейчас уже неважно. Оба варианта трудны в исполнении. Ладно. Попробуем ее все-таки вытащить — владыка намекнул, что хочет поговорить с ней сам.       — Пусть владыка ее и вытаскивает, раз такой умный, — вспыхнул Арантос, бесцеремонно сплюнув на пол провонявшее уксусом вино. — Как по мне, яйца Эродана из его божественных штанов проще вытащить, чем лягушку из лисьего логова.       — Вижу, у тебя большой опыт, — горько хохотнула Альказар. — Но нет. Надо постараться довести дело до конца. Идем, расскажем Тельдразулу. Может быть, вместе придумаем что-нибудь дельное.       Но они не придумали. Только долго сидели втроем и молча слушали грустные стоны очередной проститутки за тонкой стеной.       — Как будто ее режут перед ритуалом, — первым прервал молчание Тельдразул. — Тонкие надрезы на запястьях, на бедрах, на шее — но осторожно, чтобы не умерла слишком быстро. Окурить ее пьянящим дымом серой смолы, залепить ей уши воском, чтобы язык мертвых не свел ее с ума раньше времени. Вырезать на ее коже знаки. Украсить ее цветами и золотом. Он берет ее плоть так же, как демоны берут их души. И эти стоны… Сестра, это ведь почти что ритуал, да?       — Без понятия. Спроси Арантоса. Он у нас муж и отец.       — Арантос?       Тот встрепенулся, отвлекшись от затянувших мыслей на звук своего имени.       — Что, серый?       — Женщины всегда так кричат, когда… Когда такое с ними происходит?       — Какое? Ты про секс?       — Да.       — Нет, обычно они звучат не так. Просто эта очень ждет, когда все закончится, вот и подбадривает мужика этими звуками. Не обращай внимание, серость. И не забивай себе голову подобной чепухой. Давайте лучше еще раз пройдемся по нашим вариантам вызволения Ишааль. О чем мы еще не подумали?       — Пока что лучший вариант — слежка, — отстраненно ответил Тельдразул, прислушиваясь к действу за стеной.       — Хуежка, серая плесень. Сидеть и смотреть? — фыркнул Арантос. — Не забывай, что к дому близко не подойти из-за охранных рун, а испытывать их диапазон на собственной шкуре я совершенно не хочу.       — Ладно, — заключила Альказар, понимая, что еще одной гребаной ночи в борделе со всеми этими звуками она просто не выдержит. — Возвращаясь к первоначальному плану… Я, кажется, обещалась сделать все сама — и сделаю. От разведки мы уже ничего нового не узнаем, слежка бессмысленна, и тут я согласна с Арантосом, братик. Я просто пойду и буду действовать по обстановке.       — Гениально! — издевательски воздел руки к грязному потолку Арантос. — Как мы, блядь, не догадались, принцесса? Ты — гений тактики и стратегии масштабов столь невъебенных, что сам Святой Орден рыдает от зависти и кусает локти, ведь ты до сих пор не водишь их войска на южан.       — Очень смешно.       — Нет, а чего ты ожидала? Что я буду с восторгом рапортовать владыке о том, насколько ярко горели твои кости в белом огне? Он мне голову оторвет за бесценную Альказар. А потом — моей семье!       — Слушай, Арантос, — вздохнула Альказар. — У нас две перспективы, на самом деле: умереть от рук лиса либо от рук Лустария. И в данный момент, не обессудь, я вижу вариативность только в первом случае, потому что владыка всегда судит однозначно, а лис…       — Он тоже! Вспомни эти ебучие истории выживших!       — А лис… Зачем-то же он пожалел Ишааль. Значит, шанс все-таки есть. Да, ты сейчас скажешь, что я и Ишааль слишком различны и где повезло ей, сгорю я. Но… Как тебе сказать-то? Я, может, понять хочу, почему все так. Хочу понять, почему он ее не убил. И, возможно, именно это поможет нам выполнить приказ.       Арантос хотел было возразить, но тут же, спохватившись, предупреждающе ударил Тельдразула по протянутой к стонущей стене ладони: заклинание на кончиках пальцев арорма мгновенно погасло и Тельдразул с яростью уставился на нахмурившегося Арантоса.       — Никакой! Больше! Мглы! — выпалил Арантос прямо в лицо арорма. — Хватит с нас облав! Когда они второй раз за седмицу придут сюда искать демона, нам придется спать в канализации! Ты этого хочешь, красноглазый?       — Это не мгла, — прошелестел Тельдразул, — это лишь всевидящий ветер…       — Да хоть пердеж леорана! Твои заклинания, чем бы они ни были, чует стража. И похер, что здесь море рядом. Похер, что мы за городской стеной. Они все равно чуют нас, понимаешь?!       — Трусость — ужасный порок, — ощерился арорма.       — А тупость — еще худший! Кстати о тупости. Куда ты собралась, девочка?       Альказар уже успела застегнуть все пуговицы куртки и открыть дверь в коридор, за которым раздавались жеманный женский хохот и вусмерть пьяный мужской бас. Она лишь глянула на Арантоса через плечо и издевательски показала язык.       — Ты же сдохнешь там! — только и успела услышать она за мгновение до того, как переместилась к причалам.       Ветер молчал. Сильный, всевидящий, темный ветер. Причалы ласкало шумное море, но тихо, почти нежно, едва касаясь и шипя от этих прикосновений. Альказар неслышно прошла до портовой арки, стараясь выбросить из головы дурацкие сомнения и еще более дурацкий, никчемный страх. В нем уже не было смысла, как и в этом сгустившемся синеющими сумерками летнем вечере, во вчерашнем дне и в завтрашних перспективах — Море Вероятностей как будто стало крохотным ручьем, что пробивал себе единственно верную дорогу средь убийственно острых валунов.       Альказар увидела Море только после темного ритуала — в возрасте шестнадцати лет. То, что было более чем нормально для восьми- или девятилетнего одаренного магией ребенка, для нее стало настоящим испытанием на прочность. Ее психика ломалась и трещала по швам, Альказар долго не могла различать реальность и иные вероятности, а о претворении и вовсе речи не шло, но… То, существо что жило внутри нее. Та сила, что билась в ее груди вместе с чужим, болезненно-сильным сердцем. Тот голос, что звучал в ее голове злым, низким рокотом… Демон знал, как различать. Демон помнил о претворении, видел пути и знал заклятия, поражающие даже бывалых магов из Воскресших своей простотой, силой и упрямой эффективностью.       Демон вел ее во тьме. Она могла закрыть глаза и полностью довериться ему — а он бы с легкостью привел ее из Унил-Яра в Арк. Могла, но боялась потерять себя — ту крохотную песчинку, оставшуюся от души маленькой девочки и напоминающую ей о том, что Альказар — все еще человек. Человек, который победил темное проклятие, убившее маму и превратившее Тельдразула в арорма. Сильный в своей слабости, настоящий человек.       «Вот он — дух нашей родины, — шептал Лустарий, обжигая дыханием зеркальную поверхность под пальцами Альказар. — Ты видишь ее во снах, Ночная гроза? Мы видим каждую ночь. Разливы черных вод, кристальные скалы блестят миллионами бликов под серым солнцем Ратшека… Тени зовут и рыщут в темноте, кричат и плачут: дом МОЙ, дом утраченный и погибший, дверь, раскрытая в пустоту, в мир, состоящий из проклятых циклов! Берег МОЙ, остывший, холодный, плачущий каменными слезами, стеклянно-зеленой водой, рассеченное молниями небо разит разрядами опустевшую землю. Сон МОЙ, ты познание истины, окно в никуда, разрешенье оков, сила многих и слабость одного. Армол Наар Тару, где ты, где бесплотный свет, где окончание страданий, где этот дух, где МОЯ душа, где сердце МОЕ…».       И сердце отзывалось в ее груди острой, щемящей болью, и слезы неведомой тоски по чужому берегу обжигали ей щеки, и зеркальное стекло вдруг становилось податливой гладью воды. Он хватал ее за запястье и уносил в глубины зазеркалья, а она задерживала дыхание и закрывала глаза, ощущая его раскаленные прикосновения к своей коже, его поцелуи, укусы и боль — только боль была сокрыта в этой кричащей, бездонной глубине.       «Ты наша».       «Я твоя. Владыка».       «Нет меня, но есть мы, Ночная гроза, ибо мы — лишь отзвук, ибо мы — предвестие. Ибо мы — молния, что озаряет горизонт перед бурей. Истинный хозяин — свобода. Жизнь. Возвращение к изначальному порядку. Вот владыки, которым мы служим, ибо эта боль, наша темная скробь в один тревожный час станет вечной…».       Она и была, и была вечной и бездонной, как пучина самой страшной бездны.       Все молчали и смотрели. Сверкали белыми глазами бесчисленных мертвецов над поверхностью зеркального стекла. Тянули руки. Безмолвно кричали, раскрывая стекающие густой мглой рты.       Да будет свершен этот ритуал, да будет кончено все это, да иссякнет время, да исчезнет боль. Она так и не открывала глаза, терпя из последних сил и смиренно ожидая, когда он прекратит. Так хотелось заорать в пустоту «Спаси МЕНЯ!», но там, с другой стороны стекла, ее не услышал бы никто.       Как и теперь. Здесь.       В сплетении треомарских улиц, казавшихся такими знакомыми, добрыми друзьями далекого детства, но забывшими ее, свою блудную дочь. Тени растекались и уступали ей дорогу, прохожие не замечали ее, и только горячий ветер рыскал среди переулков — и молчал. Сильный, всевидящий, темный, подгоняемый ее волей, звучащий в ритме ее черного сердца, разбивающий мглу и сплетающий время.       Очи Элиас глядели вверх, в бездоную звездную пустоту, рассеченную лунами систазиса, и были не в силах отвести взор — от красоты и безконечно сменяющихся дней. Сердце шепнуло, издевательски кольнув Альказар между ребер: и эти глаза будут закрыты в конце, но она лишь приостановилась и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы хоть как-то унять боль и успокоить нарастающее буйство демона, что ожидал ее решений. Конечно, это не особенно помогло. Но уже было хоть чем-то.       Каждый Воскресший Зеробилона знал, где находится лисье логово — да не каждый находил в себе столько смелости, чтобы вот так стоять в тенях гранатовых деревьев на углу Вересковой набережной и большой площади Хару-Эйрис и пытливо разглядывать раскидистые ветви старого каштана за высокой кованой оградой. Вдалеке, на площади, звучала хитроумная мелодия сантура и слышалось пестрое многоголосье горожан, а здесь, в саду, в густых тенях кипарисов, гортензий и многочисленных роз, было невозможно тихо. Даже настораживающе тихо.       Как будто ограда была еще и магическим барьером.       Альказар завороженно наблюдала за движением листьев нависающей над оградой ветви каштана — и светлая мысль мало-помалу начинала преобразовываться в неплохую идею. Что если на высоте, на дереве, охранные руны не почувствуют ее присутствия? Нет, это, конечно, было довольно тривиально и наверняка кто-то из Воскресших уже пользовался подобной лазейкой, так что лис наверняка это предусмотрел… Впрочем, обойдя дом несколько раз, другого способа Альказар не увидела. Подумав, она сбила заклинанием с ближайшего граната один неспелый плод и, размахнувшись, с разбегу, забросила его за ограду. Прислушалась к магии.       Ничего не произошло.       Значит, руны реагируют не на движение. А на что?       Задумчиво потерев подбородок, она сбила еще один гранат, подождала за листвой, покуда пройдет ленивый гвардейский патруль, совлекла гранат искрящимся заклинанием и закинула за ограду вновь.       Ничего.       Интересно.       — Что за нахер, — пробурчала Альказар и сбила еще один плод.       На этот раз она сделала метательным ножом небольшой разрез на собственной ладони и нанесла немного темно-вишневой крови на гранат. Закинула.       Тишина.       — Значит, руны не на Воскресших? — растерянно произнесла она. — Тогда что за блядство!       Либо кто-то в Зеробилоне безбожно напиздел по поводу охранных рун, либо руны были гораздо более хитровыдуманными. В любом случае, стоило проверить это эмпирически. Альказар оглядела улицу в поисках гвардейцев, встретилась взглядом со смущенной парочкой держащихся за руки подростков, ощерилась и, поплевав на ладони, по-кошачьи взобралась по колонне ограды на ветвь каштана.       — Ого, — послышались внизу удивленные голоса.       — Вам все равно никто не поверит, — хихикнула Альказар и взобралась повыше.       Теперь, когда она оказалсь за оградой, в саду отлично слышались цикады, шум воды и — приглушенные голоса со стороны террасы. Там горели огни и блуждали крохотные искры светлячков, высвечивая лепестки чайных роз, серую шерсть прошмыгнувшего кота, темно-красную скатерть на столе и — отблеск хрустального бокала на серебряной ножке. Дальше ветвь каштана не дотягивалась, и Альказар замерла и прислушалась, стараясь немного сориентироваться.       — Но это не имеет никакого смысла, — вещала старуха Теола, за которой Альказар частенько наблюдала на рынке. Любой Воскресший считал своим священным долгом следить за ней, потому что она была не только ближе всех к лису, но и его самым верным подручным, хотя в разы доступнее как цель и бессмысленнее в том же качестве.       — Почему же? — тихо отозвалась девушка, и Альказар совсем не узнала бы смиренного голоса Ишааль, если бы точно не знала, что это она.       — Ну потому что это же Зеробилон! Не кучка вредного мудачья типа наших аристократишек и обиженных дворянских сыночков, а самые настоящие демонопоклонники. Они достанут тебя где угодно. И убьют.       — Но я должна это сделать. Кто если не я.       — И как твой труп будет это делать?       Где-то звякнуло стекло, и Альказар максимально придвинулась к краю ветки, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Ветка угрожающе скрипнула и немного снизилась, открывая обзор. Ох, не сорваться бы! Вот это было бы крайне неудобно, потому что на террасе, за столом, где омерзительно мирно ужинали Ишааль и Теола, сидел еще и лис, которого Альказар очень побаивалась здесь встретить и до последнего надеялась, что он будет сегодня в своей башне — но конечно, худшие опасения сбылись. Ооран, казалось, не обращал никакого внимания на беседу, сосредоточенно и аккуратно закатывал рукава рубашки и всячески делал вид, что его тут нет. Альказар видела его несколько раз издалека, боясь, что хитрый лис почует демона на расстоянии, и теперь впервые смогла разглядеть его поближе, да еще и в непринужденной обстановке. Его длинные серебристые волосы были распущены и мягко отражали свет, словно были зеркальной поверхностью, руки его были тонки и изящны, да и сам он весь был словно высечен из горного хрусталя и казался безумно красивым.       Альказар одернула себя: казался бы, если бы не был таким мудаком!       Сердце в ее груди дернулось так, что скрипнула ветка, и Альказар в последний момент успела стиснуть пальцы и колени, чтобы не свалиться вниз.       — Красиво, — нерешительно улыбнулась Ишааль, указав на правое предплечье лиса, на котором было что-то вроде татуировки, но Альказар не смогла разглядеть, что именно.       — Ничего красивого, — ответил тот.       — А что это?       — А на что похоже, — он протянул руку, чтобы Ишааль увидела получше, и Альказар тоже как могла напрягла зрение. — Это компас. Точнее, компáс.       — Чтобы… узнавать стороны света?       — Нет. Он же нарисованный. Мне говорили, что в нужный момент он укажет самое верное направление к тому, чего я не знаю, но очень хочу. Однако, — он на время затих и грустно усмехнулся своим мыслям, — однако оказался бесполезной ерундой.       — Не все на свете можно оправдать ошибками юности, — едко заметила Теола, и Альказар разглядела, как старуха с нескрываемым удовольствием доливает бокалы себе и Ишааль. — Да и сами ошибки с нами остаются на всю жизнь, да, Ооран?       — Это не ошибка, а одна из плохих попыток.       — Пффф… Я обожаю твою невозмутимость. Итак, друзья мои, пришло время обсудить наиболее прикладной вопрос: готовить ли мне ужин на завтра?       — Имеешь в виду, остается ли Ишааль еще на день? — уточнил Ооран. — Думаю, да. Это так быстро не решается.       — Я никуда не поеду, — с напускной решительностью произнесла Ишааль, но Альказар прекрасно видела, как дрожали ее пальцы, когда она нервным движением заправила за ухо выбившийся локон. — Я обещала довести дело до конца, и я доведу его. Этронар рассчитывает на меня.       Этронар?!       Альказар вздрогнула. Вот она, причина, по которой Лустарий так переполошился, что последние пару лун говорил только о Лартане и ее тайном мятеже — конечно, не настолько тайном, как хотелось бы снежной ведьме, однако если бы старуха видела, как это пугает владыку, то не преминула бы посмеяться над ним. Благо, видела это только Альказар. Видела — и не понимала, что именно так беспокоит Лустария, которого нельзя было убить ни мечом, ни заклинанием, но только лишь светом белого элементаля.       Впрочем, теперь все становилось на свои места.       — Кажется, Этронаром называли себя отступники, — начал Ооран, не глядя на явно смутившуюся Ишааль. — Точнее, после первого изгнания Воскресших из Треомара тысячу лет назад они все осели в Зеробилоне, а затем начали враждовать между собой. И те, кто был против старых порядков, установленных до изгнания, объявили себя Этронаром — «вечной чистотой» — и попытались изменить уклад энестериа в сторону отказа от архонтов и псионики. Но… Остальным это не понравилось, и они перебили этронарцев. Насколько я знаю, всех до одного. Тебя не смущает такая судьба ваших предшественников?       — Нет, — тихо ответила Ишааль, настолько тихо, что Альказар даже не была уверена, что услышала все правильно. — Лартана считает, что в этот раз у нас получится. Потому что с нами она.       — Снежная ведьма? Та, что дала тебе тот амулет? Хм, смешно. И что вы сделаете со старым арорма, закидаете его снегом?       — Она говорит, у нас хватит сил победить его. Особенно если ты… Если вы поможете нам.       — Я не буду это делать, — вздохнул Ооран. — «Помогать» какой-то Лартане, о которой я знаю только то, что она привыкла прикрываться маленькими девочками? Нет уж. Старый Этронар перебит, а новый так и не возникнет — с таким-то подходом.       — У нее есть план, — уныло попыталась возразить Ишааль.       — План? Как по трупам таких, как ты, влезть на вершину зеробилонской башни? Отличный план, нечего сказать. Если бы она была кем-то достойным моего внимания, то пришла бы сама, а не посылала бы ребенка. И если бы ее план был достоин, я бы даже посмотрел, как у нее получится. Но сдается мне, она хочет лишь властвовать над Воскресшими, а тебе и твоим сверстницам в головы вбила необходимость жертвенности. Хотя сама и не подумает пожертвовать собой.       — Это не так…       — Это так. И ты знаешь, мне в Треомаре совершенно не важно, старый арорма у них там главный или снежная ведьма. Я не вижу в них разницы, только угрозу — и больше ничего.       — Лартана очень могущественная, но добрая ведьма, — еще тише произнесла Ишааль, отпив немного вина, и Альказар хотела бы придушить эту клушу, чьи слова сверху были еле-еле слышны. — У нее благие намерения, и мы верим в ее успех.       — О, я знал одну ведьму. Я ее очень любил, они с мужем заменили мне родителей. Она научила меня некоторым вещам. Показала, какой может быть магия на самом деле. Она была очень храброй, сильной и верной, и на ее фоне твоя Лартана — обычная уличная фокусница с дешевыми светящимися амулетами. Но даже настоящая ведьма не победила бы демона. Никогда. Поэтому, Ишааль…       — Ооран, нет, пожалуйста, я не…       — Поэтому, Ишааль. Как только адмирал получит для тебя разрешение, ты уплывешь в Унил-Яр, к родным, а о Лартане с ее Этронаром забудешь навеки, ясно? Еще пара дней — и ты будешь свободна. От Лартаны, от Зеробилона, от демонов. Начнешь жизнь сначала. Как по мне, это лучше, чем умереть от клинка Воскресшего или от клыков архонта.       Альказар на какое-то время буквально забыла обо всем. О ненадежности ветки, о шаткости своего положения, о метательном ноже, который сладко разорвал бы гортань Ишааль, о демонах, Лустарии и Зеробилоне. Даже о сердце, которое грохотало в ее груди так, будто было колоколом на эрофинской Башне Монарха.       Проклятый, жестокий, вероломный лис, о котором она столько слышала, — это точно он? Может, она дома перепутала? Если нет, то тогда какого черта, во имя всей тьмы мира, он сидит тут с ведьминской дочуркой и вместо темницы прочит ей… свободу? За то, что она попыталась втянуть его в мятеж Этронара? Или…       Какое же странное чувство.       В саду что-то глухо стукнулось о землю, и Ооран вздрогнул.       — Что это там? — проворчала Теола. — Опять какие-то придурки кидаются неспелыми гранатами? Говорила же, давай вернем барьер! А ты такой, не, не надо, а вдруг снова, а вдруг кого-нибудь заденет! Сами будут виноваты, если «заденет»!       — Это дети шалят, — отмахнулся Ооран. — Что теперь, жечь их электричеством за это? Обойдемся без барьера, ну его нахрен, у нас и так демонические руны работают. Не готов я к такому.       — К какому, во имя бездны? Хороший был барьер! А то, что тупой уличный кот решил, что тут у нас приют для животных…       — Давай без этого. Я так решил.       — Пффф… Вот придет какой-нибудь демон по наши души…       — И сгорит.       Ледяная дрожь прошла по телу Альказар, и сердце стукнуло так, что у нее потемнело в глазах. Проклятая ветка чуть не вырвалась из ее рук, но Альказар вцепилась в нее как в последнюю надежду, как в крайнюю ступень перед огненной бездной. Не падать, нельзя. Только не это. Для нее точно второго шанса не будет, ведь она — не Ишааль. Не чертова, вонючая Ишааль, курносая, рябая полуэтерна-полукилейка, на которую совершенно ни за что обрушилась СВОБОДА. И она еще что-то там свистела про Этронар?! Дура, хватай и беги, такой шанс один на миллион! Альказар отдала бы все на свете, включая даже жизнь Тельдразула, за то, чтобы вот так сидеть на месте этой клуши!       — Спасибо, — еле-еле промямлила Ишааль. — Ты… Вы очень добры ко мне. Но я чувствую свой долг перед Лартаной — вы должны понимать, эта женщина мне заменила маму. Она растила меня, заботилась, учила, наставляла…       — И бросила тебя на убой, — закончила Теола. — Думаю, это уже должно было развеять твои иллюзии.       — Ну хочешь, подожди еще несколько дней, — предложил Ооран. — Не уплывай и посмотри в лицо тому энестериа, который придет убить тебя, когда выяснится, с какой именно целью тебя сюда прислали. Возможно, поймешь, что твоя «мама» не особенно волновалась о тебе.       — Я люблю ее.       — Не называй зависимость любовью, это ни к чему хорошему не приводит, поверь.       — Но тогда, — Ишааль нервно прикусила губу и попыталась снова заправить за ухо уже заправленный локон. — Тогда, вероятно, я буду что-то должна вам?       Теола недобро всхохотнула, а Альказар навострила уши.       — Ага, — кивнул лис, — миллион тонн золота и подпись кровью на договоре по продаже души. А, ну и открытку из Киле.       — Ой, и специй килейских тоже пришли, — нашлась Теола. — Пару кораблей.       — Зачем нам столько специй, Фео?       — Продавать же, Ооран!       — А, ну да, ну да.       — Вы серьезно? — разочарованно приподняла брови Ишааль, и от этой мерзкой фальши Альказар чуть не стошнило.       — Если серьезно, то ты не должна ничего, — ответил Ооран. — Вообще ничего. Как ты понимаешь, я делаю это далеко не в первый раз, так что можешь считать, у меня в этом тоже свой интерес.       — Это — отправляете кого-то за море?       — Ну да. Или — делаю так, чтобы Зеробилон своих несчастных изгоев уже не нашел. Думаю, в башнях бытует мнение, что они все мертвы, и это хорошо. Намного лучше, чем если бы их преследовали за предательство.       «ЧТО?!» — едва не выпалила Альказар, чуть не поперхнувшись собственным вдохом.       — Выходит, — продолжила Ишааль, — вы так поступаете со всеми, кто… кто приходит вас убить?       — Ну нет, не со всеми. Только с теми, кто еще имеет собственную волю и не связан с демоном настолько, что остался человеком лишь на вид. Иногда уговорить, конечно, не получается. Но скажу по секрету, большинство попадает в Зеро не по своей воле и хватается за любую возможность хоть как-то вырваться. Поэтому с ними, как и с тобой, договориться можно.       — Странно, — прошелестела Ишааль. — А мне говорили, попался — погиб.       — Хорошая ложь и для потенциальных убийц, и для скрывающихся, верно?       — Пфф, девочка, — фыркнула Теола, — у него тут уличный кот в электрический барьер угодил, и это стало Оорану поводом для страданий. А ты хочешь, чтобы он массово выкашивал Воскресших? Нет, в принципе, можно, но зачем? Чтобы бедной Теоле все время отмывать пепел со стен и с пола? Ты когда-нибудь вообще пробовала отмывать демонический пепел?!       — Но разве так… не безопаснее?       — Нет, — ответил Ооран. — Понимаешь, в этом вопросе мною руководит чистый эгоизм. Я перекрыл Воскресшим возможность проводить темные ритуалы в Трео и вызывать здесь архонтов — и старый арорма решил сломить меня довольно изощренным способом. Настолько, что я поначалу даже этого не понял. Он подсылал ко мне убийц, и я, защищая себя и своих близких, убивал их — это было настолько легко, что я стал задаваться вопросом, а почему арорма занимается этой бессмысленной глупостью, даром переводит Воскресших, бесценных для него архонтов, теряет время.       — Потому что у него мозги высохли за тысячелетия в Каллидаре, — вставила Теола, и Альказар пришлось до скрипа сжать зубы, чтобы не выматериться. — Он же ходячий труп!       — Нет, Фео. Если бы так, ему не удалось бы провернуть все, что он делал последние сорок лет. А он, надо отдать ему должное, усилил Зеробилон как никогда прежде. Насколько мне известно, даже потеряв из-за меня все свои прежние источники дохода, они все равно процветают, и к ним приходят добровольцы, и они без труда вербуют новых энестериа. Старый арорма — не дурак. Было бы большой глупостью с моей стороны недооценивать его ум. У него… скажем, есть опыт переубеждения людей гораздо более достойных, чем я. Но со мной он поступил иначе: он знает, что у меня почти неограниченная власть в Трео, знает о моей магии, о способности к навигации между мирами и, чего уж там, знает, что я могу совершить любой мерзкий поступок — и мне за это ничего не будет. Поэтому он подталкивает меня к одному очень мерзкому поступку. Поэтому продолжать убивать кого-то вроде Ишааль — значит проиграть ему.       — Думаете, он смог бы перетянуть вас на свою сторону? — глупо усмехнулась Ишааль.       — Если бы ты знала, что именно подтолкнуло Зораса вызвать в Вин лорда-демона Армонаарта, — серьезно ответил Ооран, — ты многое поняла бы о Зеробилоне. И обо мне.       Армол Наар Тару, берег МОЙ.       Альказар услышала этот голос откуда-то из глубин своей больной, искалеченной поздней магией памяти. Она частенько не могла различить, что происходило с ней на самом деле, а что — лишь отзвук иных вероятностей, но голос,       голос низкий, гулкий, густой и властный, гудел, как гул гигантских горнов, гремел и грел воздух, раскаляя его, расплавляя любой камень, забирая глубже, в горящую и гремящую бездну, откуда не вернуться, откуда не уйти —       берег МОЙ, пустой, зовущий, черный, припорошенный пеплом, опустошенный войной, тьмой окутанный, вечной зимой — берег МОЙ, укрытый туманом, под солнцем серым, безжизненный, забытый, ледяной — берег МОЙ, одиночество, бегство и жажда вернуться домой —       берег.       Сердце стучало — как в дверь, било Альказар изнутри, как будто демон просился на свет, и что-то неистово кричало бы ее голосом, если бы она со всей силы не зажала себе рот и не прикусила язык.       Вот она, другая реальность.       Вторая, желанная, окутанная серым светом укрытого затмением солнца.       — Что есть навигация между мирами? — спрашивала она Лустария, покуда он своими когтистыми, горячими пальцами нежно ворошил ее волосы, стекающие по его коленям.       — Она есть то, чем кажется, — отвечал он. — До нас был Тирна. До Тирны — Азаторон. До Азаторона — Ялам-Рашей. Они видели время и расстояние как грани кристалла, они научились открывать двери там, где их не могло бы быть. Тирна пришел из Ратшека. Ялам-Рашей — из Воран, а Азаторон…       — Из Ирдора, — тихо продолжила Альказар, перехватывая его горячую руку и нежно целуя каждый палец, сухой, жесткий, серый, горячий, любимый.       — Да. Мир, где умерло солнце, — прозвучал Лустарий. — Именно там этерна познали конец своей вечности — то, как она стекает за край горизонта и иссякает, обнажая ощеренное дно. Им ничего не оставалось, кроме как строить корабли и бежать хоть куда-нибудь, хоть сюда, в безжалостный мир, что раньше звался Пангорой. Их вели навигаторы — открывая порталы в иные миры, пролагая пути и ища спасение. Азаторон тоже так умел. Говорят, так умела Саранта. Мы не знаем про Саранту почти ничего — она ускользнула из нашего взора, но те, чьих душ мы коснулись в Каллидаре, помнили вот что: Саранта спряталась от Звездопада в Скрытых землях, перетянув на свою сторону лучших из навигаторов и забрав всех тех, кто вместе с нею предал Азаторона.       — В Скрытых землях, — зачарованно повторила Альказар. — Это Мьяр Аранат?       — Это разверстая тьма. — Лустарий осторожно провел пальцами по уху Альказар, и что-то в ее голове зазвучало тысячеголосым воплем, перемежающимся со звоном мечей, с топотом копыт и завыванием ветра среди остовов обугленных стен. — Это место существует везде и нигде одновременно. Мы не бывали в нем и не видели своими глазами, хоть адептусы искали его в Ратшеке. Да, Ночная гроза, мы искали его и здесь, в Вине, в проклятом мире бесконечных циклов, но… Скрытые земли недаром так зовутся. Проще поступить как Азаторон.       — Использовать навигаторов? — она попыталась взглянуть на него, но серое солнце ослепило ее, и Альказар пришлось зажмуриться.       Лустарий, видя это, закрыл ей глаза своей горячей ладонью.       — Когда Пангора разбилась и огонь погас, — продолжил он, понизив голос до едва слышного шепота, — тот кусок земли, который избрала Саранта, стал домом этерна, а править им она начала сама, но… Как мы уже сказали, королева исчезла. После ее ухода не воцарился хаос, а напротив, вести народ остались те, кого когда-то избрала она сама. Все первые короли Каллидара были ирдорскими навигаторами, и тело наше, что ныне вмещает наш дух, кровно связано с ними, хоть и утратило бесценный дар.       — Так пришел Тирна?       — Тирна пришел по своей дороге.       — Так пришел Армонаарт?       — Зов Зораса привел нас. Он не был навигатором, как и не был частью королевской семьи, однако желал и того, и другого. Он обманул нас, но прежде — обманул себя. Его ложь стала нашей тюрьмою, его глупость стала нашими оковами, его тщеславие чуть не погубило нас. Этот проклятый Вин несется к концу очередного цикла, и мы должны успеть спастись, уйти домой от Очищения, как когда-то Азаторон убегал от своего солнца. И либо мы повторим ритуал Зораса и уйдем, потеряв часть себя, как тогда потеряли плоть, либо… Найдем навигатора.       — И где же, любимый?       — Каллидарские короли не исчезли, а просто поменяли королевство. Те три, сбежавшие от нас в Наратзуле, уплыли в укрывший их магией Треомар, и их дети иногда рождались с искрой умения навигаторов. Наше сердце, любимая Джиаль-Су, увлекла аж двоих из них, но обоих потеряла, ибо смотрела на каждого навигатора — и видела берег МОЙ… Пустой, зовущий, черный, сверкающий под серым солнцем Ратшека…       Лустарий тяжело вдохнул воздух, прерывисто и глухо хрипя, словно бы зайдясь в рыдании, и Альказар, не открывая глаз, приподняла голову с его коленей и слепо коснулась его груди, затем — шеи, горячего лица, губ, и припала к его губам своими, заглушая поцелуем его всхлипы, заключая в обьятия — но так и не решаясь взглянуть, кого она целует.       Его раскаленный выдох опалил ей рот.       — Джиаль-Су смотрела на них — и видела дом, — тихо продолжил Лустарий. — Она была влюблена, в глазах их она видела Ратшек, который звал ее, и не понимала, что любит берег МОЙ, в который они могут проложить ей путь, а не самих этих людей. Это стало причиной ее гибели. Ошибкой, на которой нам пришлось учиться, когда мы пришли в Треомар, чтобы занять ее место. Этой своей глупой любовью Джиаль во многом помешала нам, но… Слышишь это, Ночная гроза?       — Если хочешь победить зло, нужно делать добро. Как ни крути, а Зеробилон — это такая же система управления, как и королевство Треомар, а сопротивление системе является одной из составляющих идеи системы, уж я-то знаю, как это работает. Поэтому единственный способ остановить зло — не делать зло. В том числе не мстить. Стараться обойтись без крови везде, где это можно. И на попытки моего убийства отвечать попытками спасти очередную заблудшую душу.       — Наивный взгляд на мир, — констатировала Теола.       — Вовсе нет, Фео, — ответил Ооран. — Это прагматизм. Просто это специфически звучит в моих устах.       — Нет, я думаю, что… — проговорила Ишааль и тут же добавила что-то еще — Альказар не расслышала этих слов, но после них улыбка тронула губы Оорана.       — Святоши, что с них взять, — фыркнула Теола. — Что ж, дорогая гостья, прикладной вопрос мы выяснили, теперь будет чисто теоретический. Когда отплытие в страну шикарных пряностей?       — Я рассчитываю, что послезавтра, на рассвете, — ответил лис. — Но это больше зависит от адмирала Хейне. Возможно, и послезавтра к вечеру.       «Как бы не так», — подумала Альказар, и жгучее, яростное чувство сжало ее сердце до такой степени, что она чуть не зарычала. Ишааль должна была… Нет, просто обязана сдохнуть именно сегодня ночью! Желательно — в муках, почувствовав на себе всю злость демона, что шумел приливами раскаленной крови в висках Альказар. Вонзить ей в глаз клинок. Потом — в другой. Отрезать ей пальцы, по одному, медленно, выпытывая про Этронар и заговор, про ее жизнь у Лартаны и про то, как рябая курица вообще могла заслужить подобное отношение к себе.       Победить зло добром он собрался. Говнюк. Выблядок обычный, наглая мразь и лжец! Тоже мне, святой король, от чьей святости мухи дохнут. Ну ничего, ничего, и его клинок настигнет. А нет — так Альказар зубами ему в горло вцепится, только подобраться бы поближе, только бы выдержала ветка, только бы…       Луны ушли за громаду Котловых гор, и стало темнее. Крона каштана перестала быть прозрачной на просвет, и Альказар смогла незамеченной подняться по ветвям повыше, к балкону, в комнате за которым слабо дрожала свеча. Лис сидел на кровати спиной к окну и светил исцеляющим заклинанием над своим левым плечом, а возле дверей топталась рябая, и Альказар — вместе с демоном — от злости полоснула когтями по ветке, чуть не выдав себя.       — Да, моя ошибка, — признал Ооран, не видя, как над окном сверкнула руна, среагировав на когти демона. — Двери надо запирать, особенно когда дома посторонние. Иди к себе. Я тебе сказал все, что мог сказать.       — А я — еще нет, — нерешительно начала Ишааль. — Я хотела лишь… Словом, я… Я чувствую себя… Обязанной.       — Если ты вдруг плохо услышала, — ответил лис, — то еще раз скажу: ты ничего не должна. Кроме как благополучно добраться до Киле. — Он погасил заклинание и, тяжело держась за плечо, направился к столу, с которого взял небольшой флакон с зельем. — Хорошо, что поплывешь послезавтра, потому что завтра будет шторм. Это мне мои кости сказали.       Он отпил немного того, что Альказар сочла исцеляющим эликсиром, и снова вернулся на кровать, скользнув взглядом по погасшей руне над окном и по темной листве, за которой сидел демон.       — Я… Я все-таки… Я хотела сказать…       Альказар мысленно начала обратный отсчет от десяти, зажимая между пальцами рукоять метательного ножа.       — Ты хотела идти к себе, ребенок, — вздохнул Ооран. — И либо ты уйдешь сама, либо против своей воли через десять секунд.       Мысль Альказар остановилась на «восемь». Она давно привыкла к тому, что в Зеробилоне владыка легко читает ее мысли, но здесь она такого не ожидала… Точнее, это было лишь совпадением! Правда, странным совпадением.       — Я хотела сказать спасибо, — выдала Ишааль, заливаясь краской и отводя взгляд, и это еще сильнее взбесило Альказар. — И то, что никогда вас не забуду.       — Не сомневаюсь, — равнодушно ответил лис. — Осталось пять.       Девчонка охнула и, запутавшись в собственных ногах, поспешила скрыться за дверью, и рукоять ножа еще сильней впилась в сжатую ладонь Альказар, вот-вот грозя переломиться пополам. Лис, тем временем, неспешно заколдовал дверь и зачем-то уставился за окно, словно видя сквозь тьму и занавесь листьев — а Альказар затаила дыхание, совершенно не понимая, не зная и не помня, но осознавая только одно: она не хотела, чтобы это мгновение когда-либо кончалось. Ведь оно уйдет — и придется делать выбор. Ведь оно закончится — и демон останется демоном. Ведь оно исчезнет — и реальность затопит ее память, как всегда и делала, и скроет под собой что-то настоящее, важное и значимое. Что-то… Вечное, как приливы черных вод у незнакомого берега под серым солнцем.       Нет.       «Да», — кольнуло злое сердце демона в ее груди.       Ооран с подозрением прищурился и зажег руну, которая отозвалась алой вспышкой.       — Черт, — прошипел он, и сердце в груди Альказар, казалось, исполнило пируэт. — Сентинель, сюда.       Он полоснул заклинанием слепоты, и тьма сгустилась прямо перед лицом Альказар, полностью скрывая ей обзор, так что она не стала ждать, пока появится какой-то там «сентинель», и просто наугад рванула по веткам обратно, за ограду. Когда она свалилась на землю, сильно приложившись плечом, единственным упованием ее было то, что это уже улица, угол между Вересковой набережной и площадью Хару-Эйрис, и когда тьма рассеялась — это действительно оказался он. Альказар поскорее вскочила, и, еще не до конца прозревшая и обуреваеммая ужасом, переместилась на другой конец набережной, а оттуда — к портовой арке, а от нее — к спасительным причалам, которые все еще ласкало море, но голос его, как и голос сильного, всевидящего, темного ветра, казалось, стал сильнее.       Далеко-далеко, у края ледяного горизонта, полыхнуло лиловое зарево.       С запада шел шторм.       — Девочка? — сонный Арантос, прикорнувший у подоконника, словно все это время ждал ее у окна, встрепенулся, как перепуганная птица. — Это ты? Ты жива!       — Закрой окно! — выпалила она и, не дожидаясь, пока он сориентируется, переместилась к нему сама, со всей силы захлопывая ставень. — Вот так. Монета с тобой? Хорошо. Если что, готовься перемещаться!       — Что?! За нами погоня?!       — Братик! Где ты, братик?       Только что проснувшийся Тельдразул стремительно принимал обратно черты арорма, и его налившиеся алым огнем глаза смотрели не то со смутным ужасом, не то с ненавистью.       — Всё, тихо! — Альказар притянула Тельдразула к себе и обняла его, словно баюкая, но унимая собственную дрожь. — Тихо. Арантос, иди сюда.       — Может, объяснишь, что за…       — Сюда, мать твою. Иди, я должна тебя обнять. Быстрее!       Арантос растерянно приобнял их обоих, явно чувствуя себя максимально некомфортно и даже глупо, а Альказар все пыталась отдышаться и успокоиться. От Тельразула пахло целебными травами, из которых состояла его мазь от ожогов, причиненных треомарским солнцем, а от Арантоса тянуло дешевым вином и прогорклым табачным дымом, но эти запахи почему-то успокаивали Альказар, вселяя уверенность, что она не одна, что она не будет брошена и что опасность миновала…       Если она вообще была.       Демон внутри был абсолютно спокоен и даже послушен, давая понять, что за ними никто не гонится через ночные улицы и не ищет в прогнивших стенах «Тихой гавани». Но… Ужас холодил ее изнутри, превращая грозную демоницу в маленького перепуганного ребенка, однако вместе с этим что-то еще мучило, буквально сжигая и словно раздирая на части. Смутное чувство, столь похожее на… боль и стыд?       Когда ее немного отпустило, Альказар рассказала спутникам о том, что произошло в доме лиса и почему она не смогла убить Ишааль. Точнее, сначала она лгала о заранее сработавшей руне, но Арантос почувствовал подвох и стал расспрашивать, поэтому Альказар пришлось во всем признаться. В конце концов, если она хотела его помощи, то нужно было начать с чистого листа. Или, по крайней мере, с правды.       — Выходит, Этронар, — заключил Арантос и задумчиво потер свою шершавую от щетины щеку. — И… Как же должна была отчаяться Лартана, если бросила лису подопечную ради своего сраного Этронара! Но с другой стороны… Если Лустарий приказал тебе доставить свистелку в Зеробилон, то ему все известно. Лартане конец. И тем, кто соблазнился Этронаром, — тоже.       — Наверняка ему известно, — согласился Тельдразул, на лице которого отразилась вспышка молнии из просвета приоткрытых ставень.       За ночь ничего так и не случилось. Никто не пришел по следу демона, но Альказар по-прежнему было невероятно страшно высовываться из вонючей комнатушки борделя, да еще когда на улице бушевала непогода. Странное спокойствие, пришедшее на смену прежнему беснованию демонического сердца, теснило ей грудь, и оно не было связано с пониманием или со страхом за собственную жизнь, а с чем-то, напротив, более… катарсичным.       Наверное, дело в Этронаре.       — Кажется, миссия провалена, — заключила Альказар, беря за руку Тельдразула и чувствуя, как горяча его кожа. — Я не знаю, что с этим делать. Лустарий узнает, что мы упустили Ишааль, да еще и вот так…       — Тогда тебя ждет миссия на Киле, — усмехнулся Арантос. — Привези мне оттуда что-нибудь вкусное. Я слышал о прекрасных килейских сладостях.       — Если я не решу с девкой, меня ждет «миссия» под склепом в Драгморе, в саване и заколоченном гробу. Черт… — Альказар нежно коснулась губами руки Тельдразула, как всегда делала, чтобы успокоиться, и тем вызвала недоумение на лице Арантоса. — Сколько же проблем из-за одной рябой дуры!       — Ну а если, — произнес Арантос, явно превозмогая брезгливость, — если тебе повторить трюк и прийти к лису не по веткам, а, так сказать, лично? Я имею в виду, если он и вправду не такой мудак, как у нас толкуют, то есть же шанс, что он тебя выслушает, как рябую?       — Нет, — горько вымолвила Альказар. — Это не вариант.       — Почему?       — Что я скажу ему? Мне нужна рябая жаба Ишааль, чтобы убить ее? Или — я хочу отвести ее к арорма в Зеробилон? Или — да мы тут за угол сходим, съедим по медовой коврижке и вернемся через полчаса?       — Я не совсем про это, девочка. Что если нам прикинуться участниками заговора Этронара?       — Чего?       — Этронара, говорю.       — Арантос, ты заболел? Этронар — это фантазии Лартаны и не более того. Тем более, лис отверг эту идею. Он не хочет ей помогать.       — Ну а если нет? Подумай, девочка, это ли не шанс вырваться из лап владыки? Как там сказал лис… Если бы снежная ведьма пришла сама, он бы ее выслушал. Так приди к нему ты! Заинтересуй его. Замани в Зеробилон, и…       — Я что-то не понял, — подал голос Тельдразул. — На чьей мы стороне в данный момент? Мы все еще служим владыке? Мы хотим его предать? Мы собирается убить лиса?       — Все вместе, — ощерился Арантос. — По-моему, это решает все наши проблемы!       — Ни за что, — выпалила Альказар до того, как обдумала эту мысль.       — И что нам мешает?       — Я… Ну я вроде как…       — Что, девочка?       — Я, короче, не хочу его убивать.       — Кого?.. Лиса? Но почему? А, постой, — понимающе закивал Арантос, — ты решила, что раз он не мудак, то ему можно по-настоящему довериться? Хочешь на корабле о золотых парусах поплыть к небесным брегам Инодана, где добрые боги в цветущих садах уже наливают тебе хрустальный кубок ебучего самогона? Звучит как план, конечно, но я крупно сомневаюсь, что такие, как ты…       — Дело не в этом. Я… Я просто что-то почувствовала. Только и всего.       — Ты меня сведешь в могилу, девочка, — выдохнул Арантос. — Честно, я уже прямо слышу скрип разверстых врат склепа в Драгморе. Ты объясни мне по пунктам, командир, что нам теперь делать — ну или хотя бы чего мы добиваемся?       — Пункт первый, — произнесла Альказар, стараясь хотя бы самой себе объянить все это. — Я украду Ишааль сегодня ночью. Пункт второй. Я допрошу ее и попробую привести в Зеробилон, а если не выйдет, то зарежу. Пункт третий…       — Ну?       — Но если я украду Ишааль, я не поговорю с лисом, а если поговорю, то не украду. Блядь.       — Ладно, девочка, я понял, что с планом действий у нас дерьмово. Давай лучше про наши намерения.       — Я все еще ничего не понимаю, — вмешался Тельдразул.       — Не переживай, плесень, я тоже. Итак, девочка?       — Я хочу, чтобы Ишааль все рассказала и сдохла, — осторожно начала Альказар, следя за реакцией Арантоса, и после этой фразы он согласно кивнул. — Хочу, чтобы мы трое остались в живых. И еще… Я, пожалуй, хочу лиса.       — Хочешь — что?       — Просто хочу. Без уточнений.       Арантос дернул губами так, словно отведал горечи.       — Ты, девочка, того… Рехнулась.       — Возможно.       — Нет, я серьезно. Пропади пропадом тот день, когда я продался Зеробилону! Лучше бы строил кузницы, как папаша мой. Альказар, блядь, ты сейчас о чем вообще? Я тут начинаю думать в меру своей замутненности, а замутнен я похлеще окон в коптильне. Объясни мне, что ты собираешься де… Хотя нет, ты собираешься делать хрень. Просто — объясни мне последний пункт. Мы с серой плесенью все-таки хотим уточнений!       — Ооран убьет для нас владыку, — решительно ответила Альказар, с некоторым удовлетворением наблюдая, как ошарашенно вытаращился Арантос и как Тельдразул раскрыл рот, чтобы как-то это прокомментировать, но явно не смог. — Лустарий давно напрашивается, так почему бы и нет. Он ответит за все, что сделал со мной. За тебя, Тельдразул. За нашу бедную маму, которую он замучил до смерти. За сотни погубленных им душ. И, раздери меня бездна, если не лучший способ победить зло — это добро!       — Ого, — вымолвил Арантос. — Когда преисполнишься святостью и начнешь восхвалять богов, я, пожалуй, сбегаю за арбалетом. Альказар, ты в своем уме?! Убить владыку — ладно, хуй с ним, пусть в бездну летит. Но… ТЫ собралась побеждать зло? Ты же… демон!       — Да, — решительно кивнула она. — А все потому, что… Ну как тебе сказать? Мною в этом вопросе руководит чистый эгоизм. Когда владыка отправил меня на охоту год назад, я еще тогда подумала, зачем ему даром тратить мои умения, и, вероятно, это изощренный способ сломить меня. Поэтому если я поддамся, то проиграю ему. Вот.       Арантос и Тельдразул переглянулись — Альказар готова была поспорить, что в их головы пришла одна и та же мысль: сестра свихнулась.       — Лис точно ничего не сделал тебе? — спросил арорма, подозрительно сощурив красные глаза. — Может, заклинание какое-то? Псионика?       — Нет, — покачала головой Альказар. — Он и не видел меня. Только… Только руны отозвались на мое присутствие. Думаю, он решил, за Ишааль пришел убийца.       — Но так и есть, — натянуто улыбнулся Арантос.       — Да. Так и есть. Только вот…       Только вот говорить им об этом не стоило. Арантос начнет гоготать, как перепуганный гусь, Тельдразул… Тот просто испугается, наверное. Да и вообще никто на этом гребаном свете ни за что не поддержал бы ее сумасбродную идею, которой, в сущности, и не было. Было лишь ощущение. Воспоминание о том, чего никогда не существовало. Берег. Серое солнце. Сердце четко отмеряло время, словно было хронометром.       Нужно было снова идти туда.       Удостовериться, что это правда.       И что она не обманулась в себе.       — Только вот сегодня крайний срок перед отплытием Ишааль, — наконец продолжила Альказар, стараясь звучать уверенно. — Поэтому мне нужно собраться и… сделать это. Ночью я попробую выкрасть лягушку, а если не получится, то убью ее и сбегу. Как-то так.       — Ладно, — настороженно кивнул Арантос. — Но зачем ждать ночи, если можно сделать это сейчас, когда лис не дома?       — Ночью не видно теней, дурень, — вздохнула Альказар.       — Это ты набитая дура, если не видишь, что совершаешь ошибку.       — И вот еще что. Вы будете ждать меня здесь и не высунетесь до момента, пока я не разберусь с Ишааль, — она сделала вид, что не заметила, как недовольно цокнул вредный Арантос и как губы Тельдразула зло сжались. — Если повезет, я приду сюда с ней, а если нет… Вы должны будете готовы бежать. Это приказ.       Этим вечером в Алтее было столько гребаных гвардейских патрулей, что Альказар, кажется, перебрала весь свой арсенал ругательств, прячась в тенях гранатов и влажного после дождя густого остролиста. К тому же, она крупно пожалела, что не попросила помощи Тельдразула, который мог бы устроить невинный демонический всплеск в квартале и исчезнуть, что дало бы ей несколько драгоценных минут. Но брата было жаль подставлять — все-таки у гвардейцев были все шансы поймать его на улицах Трео, ровно как и у арорма не было бы шанса после такого сбежать.       — …нечего делать, — послышалось со стороны очередных приближающихся патрульных, чье бряцанье доспехов Альказар заслышала еще издалека. — Давайте уж тогда Треомар нахрен переименуем!       — А чем тебе не нравится Алтея? — прокашлялся другой стражник, небрежно осматривая арку у прохода на площадь. — Нормальное название. Намного короче стало, чем было. Пока выговоришь «Магический квартал», постареть можно.       — Да ясное дело, — пробурчал первый, который не глядел по сторонам вообще, а только возмущался. — Просто это странно. Вот флагман — тоже «Алтея». То есть квартал в честь корабля?       — Скорее, корабль в честь квартала.       «Да проходите уже, суки», — хотела прошипеть Альказар, но не позволила себе шелохнуться, чтобы не качнуть ни единой ветки аккуратно подстриженного остролиста, за которым пряталась.       — Но что это за хрень вообще, — гнул свое первый, — и какая связь?       Молчавший до этого третий стражник, который подошел к патрулированию гораздо более ответственно, вдруг остановился и вгляделся в переливающиеся блики амулета-усмирителя для обнаружения демонической магии:       — Стоять.       — Что? — двое болтунов встали как вкопанные, а Альказар почувствовала, как у нее похолодела спина.       — Смотри, индикация.       — И?       — Демоны, чтоб их.       Один из стражников присвистнул, а второй, который возмущался новым названием квартала, лишь отмахнулся:       — Джулиус, ну включи ты мозги. Вон на углу дом светлейшего, а у него вчера был демон. Это, должно быть, остаточный след.       Альказар мысленно возблагодарила бездну за этого дурня.       — Н-да. Что-то ему не везет на этой неделе. То какая-то заезжая асассинка, то демоны, будь они неладны. Тьфу-тьфу, изыди. — Стражник с амулетом выразительно поплевал себе через левое плечо и указал остальным идти дальше, а Альказар чуть не подавилась собственным смешком. — Я бы не выдержал так жить.       — Зато весело! — Другой скользнул взглядом по гранатовым деревьям, но, к счастью, подходить не стал. — Я бы тоже хотел, чтобы на меня вот так сыпались красивые женщины.       — И демоны?       — И демоны. Если они в виде красивых женщин.       — Думай что говоришь, — прошипел суеверный Джулиус. — Тьфу-тьфу, изыди.       Как только стражники зашли за угол, Альказар поспешно оглядела давешнюю ветку каштана — вдалеке уже громыхал следующий патруль, и нужно было поторапливаться.       — Вам тут что, золото раздают? — пробурчала Альказар, поскорее вскарабкиваясь так же, как это сделала вчера, но как только она оказалась наверху, под каштаном засверкали яркие электрические искры.       Это явно несколько листьев или тонких веточек упало вниз, на активированный электрический барьер, о котором они вчера толковали.       — Бля, — неслышно вымолвила Альказар, замерев на ветке в понимании, что один неверный шаг — и она изжарится к чертям собачьим. — Ну почему, во имя бездны, почему так не везет!       «Потому что надо было делать это вчера, а не дожидаться, пока тебя обнаружит руна», — твердил голос разума.       «Стоило того», — шепнул демон, и Альказар вздрогнула.       — Хоть один раз, — проговорила она сама себе, подтягиваясь на ветку выше. — Всего один.       Перед тем, как перейти на крышу, Альказар на пробу швырнула туда увесистое соцветие каштана — и ничего не произошло. Видимо, на крыше барьера не было, и хорошо, и слава тьме. Она прошла до балкона, неслышно спрыгнула на него, пригнулась, оглядывая пустую темную комнату, затем — невидимую руну над проемом, которая вчера ее выдала. Протянула руку, внимательно следя за индикацией, и не увидела какой-либо реакции руны вообще. Подошла ближе. Ничего. Пересекла проем. Ничего.       — Сука, — испытывающе произнесла она.       Руна молчала.       «Отключил? — подумала Альказар. — Или… Она реагирует только когда приходит демон, но не реагирует на… меня?».       Альказар осторожно прошла в комнату, осматривая обстановку на предмет каких-нибудь ловушек, но нет, это вроде бы была самая обычная спальня: кровать, пара шкафов, книжная полка, письменный стол, пара склянок с эликсирами, небольшое зеркало на стене, переливающиеся, словно кристаллы, розы в вазе. Если не знать наверняка, кому принадлежит эта комната, ни за что не угадаешь — Альказар видала таверны, в которых обстановочка была побогаче. Зачем-то подошла к столу и наугад вытащила одно письмо из аккуратной стопки: это был какой-то цифровой шифр.       Тихо открыла дверь и вышла к лестнице. На пару пролетов ниже был виден свет и слышались голоса, так что Альказар поскорее оглядела возможные пути отхода — но таковых не было. Еще выше вела небольшая лестница, очевидно, на чердак, а ниже… Кажется, несколько дверей в комнаты. Сделав пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться, Альказар спустилась второй этаж и осмотрела двери: в просвете поблескивали ригели, а значит, двери были заперты. С улицы в них не было видно света — вероятно, Ишааль не там.       — Ладно, — шепнула себе под нос Альказар и подошла к окну в конце коридора. Под окном как раз находился козырек террасы — как удобно!       Она по-кошачьи ловко спрыгнула на него, но ее нога чуть не съехала по одной плохо закрепленной черепице — Альказар вовремя ухватилась за ближайшую ветку и тем спасла себя от падения в электрический барьер.       — Что там опять?! — вскрикнула Теола где-то внизу. — Снова демоны?! Иша, сюда. Сюда, мать твою.       — Теола?       — Подойди ближе ко мне! У меня амулет. Если эта тварь приблизится к тебе…       — Но двери заперты… Как он войдет?       — О, поверь мне, Иша, они очень изобретательны! Ооран предупреждал, что сегодня может явиться какой-то зеробилонский мудозвон, так что ничего удивительного.       Лиса нет дома, и эти две курицы на первом этаже совсем одни! Альказар и не знала, радоваться ей этому факту или нет. Но скорее, радоваться. Ведь можно было закончить дело с наименьшими потерями.       — Ничего, Иша, — продолжала старуха, — он вернется через пару часов, главное — переждать.       — Я не боюсь Зеробилона, — промямлила Ишааль, на что Альказар лишь плотоядно ощерилась, осторожно спускаясь по водосточной трубе чуть ниже.       Пиздец тебе, ох пиздец, за все, что ты сделала, рябая лягушка! Не боится она. Сейчас будешь бояться, я тебе это гарантирую.       — А зря, — ответила Теола, чей голос ощутимо дрогнул. — Я их повидала довольно много, и скажу тебе…       Тишина.       Тьма.       Слепота.       Боль.       Не спеши, не спеши, торжествующе поющее сердце!       Руна над окном засияла алым, и белая, с радужными бликами вспышка обожгла затылок влетевшей в комнату Альказар. Она первым делом отшвыршула Теолу к стене, а затем — отбросила в сгустившуюся тьму амулет, надеясь, что он разобьется. Ишааль завизжала так, как будто к ней в купальню завалилась толпа мужиков — Альказар же, зарычав, обрушила на нее мглу и налетела, сходу засветив лягушке кулаком в челюсть. Что-то хрустнуло под ее ударом, и Альказар нанесла еще один.       Сердце толкнулось отчетливой болью: продолжай, разбей ей рыло, она заслужила, заслужила быть изуродованной, заслужила твой гнев!       Но Альказар знала: не стоит, скоро ее кожа начнет покрываться ожогами от белого света, и времени у нее — несколько секунд. Она лишь встряхнула Ишааль за плечи и врезала ей в висок. Девушка свалилась к ее ногам безжизненной кучей ветоши. Тьма грохотала вокруг них, когда Альказар закидывала лягушку себе на плечо — тьма пела, торжествующе расползаясь бездонными трещинами в полу, а руны вдруг вспыхнули, как красные солнца, ослепляя Альказар и прожигая ей кожу, словно были факелами.       Теперь бежать.       Но куда?       Слепота застила ей взор почти полностью. Горит красным — руна над окном, а значит, туда, но больно, больно приближаться! Еще пара шагов — и Альказар заорала от боли, которая уже не опаляла ей лицо, а разъедала, словно кислота.       «Убей, убей, убей!» — верещало сердце.       Заткнись. Заткнись. Пока демон молчал, руны не реагировали, а значит, есть шанс выбраться.       «Больно, больно, больно!».       Заткнись. Тебя нет, гребаный демон, тебя нет!!!       Отчаянная, больная, горящая реальность уплывала куда-то вдаль, открывая Море Вероятностей, к которому обратился взор Альказар. О, сколько вариантов умереть! О, сколько, сколько боли!       Она рухнула бы на колени, но сделала еще шаг в пустоту.       Вот иная реальность.       Вот не руны, но алые глаза Лустария, что смотрели на нее из темноты. Вот они сощурились, вот дрожь прошла по позвоночнику Альказар, вот она почувствовала жжение в лишенных воздуха легких.       — Сейчас ты увидишь синий свет, Ночная гроза, — прогремел голос Лустария. — И это будет конец, потому что ты попалась. Синий свет, свет портала навигатора — он вернется, увидит тебя, уничтожит секундой позже.       Берег…       — Не будь дурой, не слушай нашу скорбь. Сейчас это — смерть. Портал ведет не на берег, а в Связующую башню, из которой он вернется домой. У тебя будет буквально мгновение, чтобы шагнуть в портал. Мгновение до того, как навигатор все поймет, и закроет его за собой. Если не успеешь — тебе конец, Гроза. Нам не хотелось бы тебя терять, мы не переживем потери бесценного сердца, так что… Успей. Мы молим тебя об этом.       Берег, берег МОЙ.       Альказар завыла, и тьма сотрясла комнату так, что, казалось, покосились стены. Сквозь слепоту она разглядела синий сполох и, не раздумывая, бросилась вперед — что-то из груди тянуло ее, как крюком, и ей только и оставалось, что бежать да крепко держать полумертвую лягушку.       Слишком ярко.       Синий полоснул белым с радужными сполохами, и кожу жгла уже не кислота, но ебаный огонь преисподней.       Это белый элементаль!       Не успела…       «Смерть!..».       Не успела.       Время, стой.       Мне тебя не хватило.       Какого-то мгновения не хватило до порога.       Реальность прозвучала в груди Альказар тяжело зашедшимся сердцем, что со скрежетом поднимаемого якоря тяжело смещала вероятность.       Стой.       Вот так. Стой на месте, проклятущее время, стой и не шевелись. Мир, остановись, забудь о смерти. Помни только о том, что сейчас застыло последней угасающей мыслью в твоих опустошенных глазах. Стой же. Я должна успеть.       Она дрожала всем телом, и зубы стучали, отбивая дурацкий ритм. Время замерло, окрасившись бело-синими сполохами, которые светили, разливаясь искристыми многоцветными бликами на одежде, лице и серебристых волосах Оорана, что застыл, протянув вперед ладонь, где горело слепящее, как солнце, заклинание.       Альказар выдохнула нервный, перепуганный стон, вспомнила, что на плече у нее еще болтается Ишааль, глянула на портал, что должен будет погаснуть в следующий за этой остановившейся секундой миг. Потом снова посмотрела на него. Этот взгляд, в котором ни страха, ни сомнений. Морщинка меж яростно сведенных бровей. Эти тонкие губы. Во имя всей тьмы всех миров, какой же он красивый! Длинный шрам на шее — интересно, кто его так? Кто-то из Воскресших?       Подошла поближе не в силах отвести взгляд.       Протянула руку, чтобы коснуться его шрама.       — Не стой, гроза, — громыхнуло где-то в поднебесье голосом Лустария. — Даже остановившееся время истекает. Наших сил недостаточно, чтобы удержать его надолго.       — Черт, — шепнула она и в который раз тихо взвыла.       Зажмурилась, пару раз вдохнула, в последний раз взглянула и бросилась в портал, который словно бы ударил ее по голове разлившейся болью, ужасом, головокружением, потерей ориентации в пространстве и — щемящей, беспредельной тоской.       Ее вышвырнуло в полутемной зале, о которой она не знала ничего.       Тело Ишааль глухо стукнулось о каменный пол, а саму Альказар отбросило в какую-то колонну — она только и успела разглядеть, что синий сполох погас в тот же миг. Боль стихла. Жар белого элементаля, что плавил ее плоть, погас.       — Это что за блядство, — послышался испуганный мужской голос откуда-то со стороны, и Альказар, не раздумывая, поскорее вскочила и бросилась к лягушке, чтобы снова схватить ее и поскорее переместиться. — Это же… Как ты прошла через его портал?! Кто ты?       Альказар не стала смотреть на вопрошающего — только, покрепче схватив девку, рывком переместилась в другой зал. Черт. Где она вообще?       Здесь было светло, низко гудели какие-то генераторы и вдали журчала вода. Под лампами росли крупные цветы, фиолетовые и красные. Куда бежать? Надо сосредоточиться и попробовать переместиться к портовой арке. Да, расстояние может быть большим, может не получиться, но…       Спиной почувствовала всплеск магии.       Не стала оборачиваться, переместилась наугад вновь. Упала, оступившись на какой-то ступени, завалившись на податливое тело девки, чуть не стукнувшись зубами об лестницу. Вцепившись в талию Ишааль, переместилась еще. Воздух. Кажется, улица?       Темно. В золотистых отсветах уличных фонарей белели арки Каскада. Квартал Башни! Черт, до порта рукой подать! Альказар поспешно закинула жабу на плечо и рванулась еще. Арка порта. Еще. Пустые причалы. Краны. Разбивающиеся с оглушительным плеском волны. Еще. Сумасшедший, безудержный восторг рвался из груди, и Альказар не сдержала безумный хохот, эхом разнесшийся среди стен портовых складов. Еще переход. Она победила! Засранный двор «Тихой гавани», кто-то кому-то усиленно бьет морду, где-то звенят бутылки и раздается пьяный женский смех. Еще. Лестница. Вниз спускается разукрашенная шлюха, вмиг бледнеющая при виде заходящейся в хохоте Альказар. Длинный коридор. Дверь. Комната. Сбежала!       Сбежала, живая! От лиса сбежала живая! С лягушкой!       Во имя тьмы!       Зеробилон охуеет!       Тельдразул охуеет! Арантос…       В комнате беспокойно дрожала маленькая свеча.       На лице Арантоса отпечатался немыслимый ужас. Его светлые волосы растрепаны, как у бродячей собаки. Дрых, падла. Дрых, не ждал ее, а она вернулась! Швырнула лягушку на пол. Жива ли? Хуй с ней.       — Девочка?.. Ты… Ты в виде демона… Что случилось?.. За тобой гонятся?       Хохот ее перешел в рык, а восторг — в алчущую ярость.       — Заткнись! — Не глядя на спящего темноволосого мальчика-этерна, которым был Тельдразул во сне, Альказар рванулась к Арантосу. Вот он, конец побега, вот она, цель. Впилась в его губы отчаянным поцелуем, сдирая с себя куртку, не обращая внимания на его слабую попытку отстраниться, прикусив кожу на его шее и представляя, что на ней шрам, стала стягивать с него рубашку, потом — с себя, быстрее, черт, не пропадай, я хочу тебя, до смерти хочу!       — Ты чего? — пролепетал опешивший Арантос.       — Заткнись, — снова прорычала она, заваливая его на кровать, алчно целуя так, как никого не целовала, борясь с подступающими удушливыми всхлипами и — с неистово бьющимся сердцем, молчащим, предвкушающим, почти что человеческим сердцем.       — Я не… Отстань ты… Я… Послушай, Альказар, мы не должны… Остановись… Зачем ты…       — Я люблю тебя, я хочу тебя, я сейчас умру нахер! Заткнись! — выпалила она и закрыла ему рот поцелуем.       И сама не поняла, как ей удалось стянуть с себя брюки, только помнила, что уже ласкала рукой его член и, усевшись сверху, направляла в себя, ощущая наконец не боль, а что-то сродни блаженству. Одним рывком бедер ввела его поглубже, затем рванулась еще, приникнув поцелуем к его лицу, чувствуя горячее, тяжелое дыхание, которое обжигало       как заклятие       стиснула зубами его губы, смакуя вкус его крови и продолжая двигаться резкими рывками, в такт которым скрипом отзывалась мерзкая, хлипкая кровать. Почувствовала, как он со временем обхватил ее руками, как перестал сопротивляться ее поцелуям и как нежное блаженство разливалось по ее телу, подстегивая двигаться еще и еще.       — С ума сошла, — сдавленно проговорил Арантос, упиваясь ее поцелуем, а затем, улучив момент, когда она приостановилась, перевернул ее на спину и снова вошел, припав губами к ее шее.       — Молчи, — рыкнула она, потому что не желала слышать его голос, закрывая глаза, потому что не желала видеть, обхватывая его ногами, растворяясь в его ритме, в его жаре и ласке, и реальность, что стучала ей в виски вместе с притихшим сердцем, постепенно заливала пространство, как вода.       Нет, нет, еще немного, не уходи! Не надо реальности, не надо всего этого, я хочу помнить только тебя!       — Только тебя, — выдохнула она ему в плечо, — только тебя, я тебя одного люблю.       Он приостановился, перехватив дыхание, а она еще сильнее прижала ногами его бедра к себе. По его телу прошла дрожь, и он окончательно остановился, целуя ее, обнимая и прижимая собою, а она…       Вдруг почувствовала пустоту. Щеки были мокрыми от слез, а обожженные губы саднили так, будто с них накануне скусали всю кожу.       В углу притворялся спящим принявший вид арорма Тельдразул. Свеча дрожала все отчаяннее, грозя затухнуть. Притерпевшийся спертый воздух тесной каморки показался душным и тяжелым.       Ушло.       Черт, только не это. Только не гребаная реальность. Опять.       Арантос приподнялся и заглянул ей в глаза, и она отчетливо увидела: да, блядь, это все-таки был Арантос.       Он казался еще более потерянным и растрепанным, чем был — в его блеклых глазах стоял ужас, но он все-таки попытался улыбнуться, тяжело дыша и осилив приподнять лишь один уголок рта:       — Нет, ну ты мне тоже, в общем, нравишься. И эмм… Чего скрывать, да, я пялился на твою грудь, я же мужик, но… Я как-то был не готов, Альказар. И… И я типа как… Женат.       — Поздно. — Она поспешно отерла от слез свои щеки, привстала и поискала одежду. — Все уже свершилось. На самом деле, я видела, что ты пялишься…       — Слушай… — Арантос, судя по округлившимся глазам, тоже заметил, что Тельдразул принял вид арорма, а значит, уже не спит. — Ты, конечно, очень красивая и все такое, но…       — Что?       — Ты мой командир. И ты… Ты была в виде демона, когда ворвалась сюда. Я не трус, конечно, но… разве я сумел бы тебе воспротивиться? К тому же… я как-то не ожидал услышать от тебя, что ты меня любишь… И если откровенно, то я тебя — нет.       — Я не тебе это говорила, — иронично изогнула бровь Альказар, с удовлетворением увидев, как Арантос удивленно разинул рот. — Просто я пережила… катарсис. Да, именно катарсис. И мне нужно было что-то с этим сделать, а на пути оказался ты. Прости.       — А?! — истерично выдохнул Арантос, вдруг осознав нечто. — Владыка убьет меня. Он мне голову оторвет. Или… что-нибудь еще. Ты ведь… Принадлежишь ему!       — Пусть покатится в бездну. Я не ему хочу принадлежать, — равнодушно ответила Альказар, поспешно одеваясь и не сводя глаз с Тельдразула, который явно собирался притворяться спящим до последнего, не зная, как отреагировать на происходящее. — Я сегодня все поняла предельно ясно. Впервые за двадцать четыре гребаных года.       — Что… Что именно?       — Я зря боялась смерти, Арантос. Даже если я умру, что с того. — Она со злостью затянула пояс на своих брюках и взглянула на лежащую в неестественной позе лягушку. — Я вдруг… Поняла, что мне нужно. Знаешь, так четко увидела свой путь, что мне теперь все абсолютно понятно.       — Зря мы трахнулись, — кусал губы Арантос, — мне конец, мне просто, блядь, конец.       — Нет, — отмахнулась Альказар, — у этого действия был великий смысл. Ты просто сейчас не понимаешь этого.       — Ты… ты чокнутая, девочка. Какой нахрен великий смысл? Я трахнул невесту владыки Зеробилона, мне теперь проще сдохнуть!       Альказар присела возле Ишааль и прощупала ее пульс: девка на удивление была жива, только рябая рожа напрочь разбита. И похоже, Альказар ненароком сломала ей челюсть.       — Сожри тебя бездна и поколоти Дозорный, — сплюнула она и потянулась к сумке с запасными исцеляющими зельями. — Хотя как она будет это пить? Эй, Арантос. Срасти ей кость заклинанием, а то лягушка говорить не сможет.       — Зря, ой зря, — все еще бормотал тот, схватившись за голову.       — Да не зря, мать твою, — огрызнулась Альказар. — Говорю же, это теперь часть моего плана. Мы все правильно сделали. А теперь тащи сюда свою тощую задницу и излечи Ишааль!       — Какого в бездну плана, — проныл Арантос. — Плана как погубить меня?       — Успокойся. Во-первых, владыке насрать, с кем я сплю, — иначе он не отдал бы меня в свое время насиловать целой толпе, — оскалилась Альказар, стараясь унять гребаную ярость, которая удушливой волной поднялась от этих воспоминаний. — А во-вторых, он непременно влезет мне в голову, когда мы вернемся в Зеробилон, и начнет читать мои воспоминания, потому что не верит словам. И вот некоторые… мысли я хотела бы от него утаить. А чтобы их утаить, мне нужны фальшивые чувства — которые состоят в том, что я влюбилась в тебя. Ты выкручивался, я тебя напоила и совратила. Ясно?       — Нет, — пролепетал Арантос. — Я не понимаю, зачем… Зачем ты меня так подставляешь?       — Надо так. Поверь, то, что я скрываю, ему понравится еще меньше. Мне долго ждать исцеления Ишааль? И Тельдразул… Братик. Я вижу, ты проснулся, не притворяйся. Прости меня, любимый. Прости, что смутила. Но… мне пришлось.       Через полчаса Ишааль беспомощно всхлипывала и что-то неразборчиво бормотала своим мерзким овечьим голосом. Альказар постаралась на славу, связав ей руки за спиной и зацепив веревку за неведомый крюк на потолке, который раньше наверняка был частью канделябра, а теперь стал отличным подспорьем для пыток: веревочку стоило потянуть, и руки за спиной Ишааль поднимались выше, выламывая ей суставы, причиняя боль и вынуждая говорить правду.       — С добрым килейским утром, принцесса моя. — Альказар приподняла ей голову за подбородок и взглянула в наполненные слезами глаза Ишааль. — Как погодка в Унил-Яре? Ветрено, да? Братик, приоткрой ставни, дышать нечем.       — Крики услышат на улице, — ответствовал арорма.       — Это же бордель, — пожала плечами Альказар. — Тут все время крики. Открывай, открывай. Ага, спасибо. Хорошее утро будет, да, Иша? Слышишь, море еще бушует. Хорошо, что ты не поплыла сегодня, а то угодила бы в бурю. Поблагодари меня за это.       Девчонка лишь дрожала и не вымолвила ни слова.       — Не слышу, — настояла Альказар, стиснув ей плохо исцеленную челюсть, и Ишааль вскрикнула. — Поблагодари же.       — Спасибо, — пролепетала лягушка.       — Хорошо. Значит так, овца, дела наши такие: владыка Зеробилона послал меня узнать, почему же ты, расхваленная Лартаной пизда с амулетами, вдруг так глупо попалась, и попросил вытащить тебя из лисьих когтей. И каково же было мое удивление, когда я узнала, что вы со снежной ведьмой придумали интересный ход, намереваясь убить владыку с помощью лиса, да еще используя для этого ресурсы Воскресших. Вы назвали свою лихорадку «Этронаром» и точите зубы, хотя это единственное, на что хватило ваших скорбных мозгов. Внимание, сука, я задаю вопрос: сколько людей втянуто в заговор и кто они?       — Он найдет тебя, — проблеяла Ишааль с тающей храбростью глянув в разноцветные глаза Альказар. — Это его город, так что где бы ты ни пряталась, он сожжет тебя, демоница.       — Кто же? — издевательски ощерилась Альказар, вновь легонько сжимая девке челюсть, и та взвыла.       — Тянуть? — скучающе спросил Арантос, держа конец веревки.       — Обожди, наша овечка еще не готова к таким нежностям. Сначала прелюдия! Итак, Ишааль. Кто же меня, по-твоему, найдет?       — А то ты не знаешь, — продолжила артачиться девка. — Ты знаешь и дрожишь от ужаса при этой мысли.       — Неа. Хотя постой. Не тот ли это старый идиот, из дома которого я тебя с такой легкостью выдрала? Неужто ты про святейшего и светлейшего Оорана Мираля, которому ты, мразь, и нахрен не нужна?!       На кой-то черт Альказар сильнее сжала девке челюсть, слишком выдавая свои истинные чувства, — и та заорала так громко, что Тельдразул поспешно захлопнул ставни. Как будто это помогло бы.       — Второй раз я ей так ровно не заживлю, — подал голос Арантос. — И тогда она не скажет ни слова. Ломай аккуратно.       — Дальше будут зубы, один за другим, — прошипела Альказар. — Не разочаруй меня, овечка.       — Именно он, — наконец проговорила Ишааль, с ненавистью глядя на свою мучительницу. — Он обещал, что не бросит меня.       — Какая прелесть, и с чего это вдруг? — Ярость вновь вспыхнула в груди Альказар, и она намеревалась хотя бы врезать курице под дых, но ее остановил голос Арантоса:       — Слушайте, давайте уже выяснять про Этронар. А спорить насчет этого будете попозже.       — Нет, это важно, Арантос! — громыхнула Альказар, видя по его реакции, что у нее зажглись красным глаза. — Еще раз влезешь в допрос, подвешу рядом! Так… На чем мы остановились, курочка? А, я же хотела выяснить, за какие заслуги он с тобой так носится. А ты хотела быстро и честно ответить.       — Когда я ехала в Треомар в этот раз, — ответила Ишааль, явно давя из себя последнюю храбрость, — я была готова к смерти. Тебе нечем меня пугать, демоница. Хочешь пытать — пытай. Но этим ты только дашь Оорану время на твои поиски.       Альказар только щелкнула пальцами — и сгусток тьмы совлек рот Ишааль, и через секунду мерзко хрустнули зубы, а еще через одну тяжелое бульканье крови в горле девчонки сменилось исступленным воплем.       — Знаешь, что будет потом? — вкрадчиво спросила Альказар. — Глаза, моя девочка. И когда твой, хах, ненаглядный тебя найдет, от тебя останется не так уж много. Возможно, только тельце, без рук, ног, глаз, зубов, носа и ушей. — Она нежно отерла темную кровь с губ Ишааль, которую уже трясло от ужаса, словно при лихорадке. — Ты была готова к смерти? Ой, милая моя. Вот как раз смерти ты от меня не дождешься. Давай уже поговорим, птичка. Я специально оставила тебе передние зубки, чтобы ты могла поведать ответы на все мои вопросы. Повторить их, лапонька?       Ишааль только помотала головой, не сводя глаз с Альказар.       — Тогда говори. Тельдразул, приоткрой окно. Спасибо.       Девчонка слабо сплюнула кровь, еще больше перепачкав себе подбородок, и на пробу начала:       — Лартана. Это ее мысль.       — Это я знаю, — непроницаемо ответила Альказар. — Дальше.       — Подбивает Воскресших. Говорит, несправедливо, что старый арорма подчиняет их псионикой, похищает подростков. Развращает.       — Это я тоже знаю. Каковы масштабы бедствия?       — Ковен Лартаны всегда был связан с Зеро. Еще… еще до моего рождения арорма отпускал в ковен девушек из Воскресших и наоборот. Но когда было наоборот… Лартана страдала. Видела, что он делает с ее дочерьми.       — Поэтому ведьма решила восстать?       — Да. Она хочет, чтобы арорма умер. Но… не может сделать это сама. Она провела ритуал загадывания, чтобы открыть его сердце, чтобы узнать, кто он и почему его так просто нельзя убить, и… У арорма нет сердца. В прямом смысле.       Что-то отозвалось в груди Альказар гулом далекого грома. Или это бушующий за окном шторм?       — Он одновременно существует, — продолжала вещать Ишааль, — и одновременно его нет нигде, на всем свете. Лартана не смогла разгадать, почему. Она видела арорма лишь в отражении, в зеркале или в глади воды, но…       — Он не показывает себя так просто, — тихо произнесла Альказар, угрожающе уставившись на Ишааль. — Я знаю о нем все и даже больше, можешь не рассказывать об этом, а переходить к Этронару.       — Ты знаешь о нем все? — Девчонка попыталась было ощериться, но не смогла из-за боли. — Тогда ты должна понимать, что он не Лустарий. Как и Джиаль-Су не была Джиаль-Су. Как Игнис не была Игнис. Как Альказар — не Альказар.       — А кто? — тихо-тихо, одними губами произнесла она, но курица явно этого не услышала. Или не захотела услышать.       — Но Лартана решила, что выход есть, — продолжила Ишааль. — Сердце Джиаль-Су было в Игнис, когда Ооран убил ее в подземельях дворца в Треомаре еще сорок лет назад. А значит, он может убить и Лустария. Я должна была разведать, узнать, как Ооран отнесется к этому. Но он отказался помогать Лартане.       — Почему?       — Не верит ей. Думаю, теперь она придет к нему сама. Если…       — Если владыка не настигнет снежную ведьму первым, — заключил Арантос, и Альказар, забывшая о его существовании, вздрогнула. — Командир, я все понимаю, и ты имеешь полное право подвесить меня на крюк, но… План Лартаны не кажется мне таким уж дерьмом. Я знаю ребят из Зеробилона, которые прислушиваются к ней. Тех, из кого псионикой собираются лепить безликих. Тех, кого пинают, как меня, кидают на самые опасные задания, не дают архонта… Короче, арорма всех заебал, Альказар, и я говорю это смело. Ты ведь и сама это видишь. Ты ведь тоже его жертва!       — И что? — тихо спросила она, не глядя на Арантоса. — Поддержать Лартану? Я ненавижу ведьм, они поголовно сучки — ты только на Ишааль посмотри. Возможно, лис прав, и они просто хотят властвовать над Воскресшими.       — Нет, девочка. Поддержать Этронар. Возглавь их и веди! Ведь ты знаешь владыку достаточно хорошо, чтобы суметь его победить. А учитывая твои внезапно проснувшиеся чувства к единственному человеку, который может его убить…       — Заткнись!       — … это становится даже интересно. Подумай, девочка, это судьба! Это тебе не снегом кидаться и не амулетами трясти. Все вместе мы размажем арорма по земле, спляшем на его костях и будем наконец свободными!       — И чем ты будешь зарабатывать? — прищурилась Альказар. — Пойдешь строить кузницы? Безликие умрут, архонты вырвутся, Зеробилон развалится. У владыки намного больше функций, чем вам всем тут кажется, детишки. Убьете его — кто-то должен будет занять его место.       — Будем вольными бандитами, — пожал плечами Арантос. — Как тот же Зильдонар. Заниматься будем тем же, чем и раньше, только без этого серого мудилы с его псионикой, жертвоприношениями, бредом про Очищение и «великим благом» всеобщего путешествия в ебаный Ратшек! Я вот в Ратшек не хочу, мне и на Вине нормально. Я хочу жить и растить сына, блядь! Альказар, нам надо подумать над этим, а не так просто отвергать шанс покончить с Лустарием раз и навсегда!       Альказар вновь перевела взгляд на лягушку. Та смотрела с явным недоумением, нервно ведя измазанными кровью губами, словно проверяя оставшиеся зубы.       — Что? — спросила Альказар.       — Ты тоже…       — Сестра, — подал голос стоящий у окна Тельдразул, — стража в порту. Гвардия, человек двадцать.       Альказар нервно сглотнула и мысленно досчитала до пяти, чтобы сосредоточиться. За это краткое время Арантос успел подорваться, набросить на себя куртку, схватить сумку и пошарить по собственным карманам, а Тельдразул достал свою железную маску и теперь пытался совладать с застежками.       — Я же говорила, — омерзительно приподняв бровки, констатировала лягушка. — Он меня не бросит.       Впрочем, она резко изменилась в лице, когда Альказар извлекла звякнувший об стальную накладку ножен кинжал.       — И все-таки почему? — сквозь зубы спросила она. — Что ты такого ему наговорила, лягушка? Что сделала?       — Надо валить! — встрял Арантос.       — Момент. Ну, Ишааль?       — Ничего, — пролепетала та. — Я бы и рада была как-то отблагодарить его, но… Он ничего не захотел.       — Ты спала с ним?       — Что?.. Я же говорю, он не захотел. И у тебя никаких шансов, — через силу ощерилась Ишааль, — демоница.       — Пора, девочка, — подтолкнул ее Арантос. — Решай скорее с курицей — и бежим. Укроемся к катакомбах. Моя монета готова.       Альказар в последний раз взглянула в бесцветные курячьи глаза, изукрашенные темными синяками, но выражающие полнейшее превосходство.       Если ее оставить в живых, это усложнит буквально всё. Неизвестно, сколько она уже выболтала, и еще более непонятно, что будет делать, вырвавшись из-под влияния Лартаны. Гораздо яснее была участь Альказар в случае, если курица останется жива и начнет действовать: обычной смертью Альказар не отделается.       Демоны не умирают.       Они страдают вечно.       Кинжал сам потянулся к горлу Ишааль, сам скользнул по ее коже, резко и решительно, сам обагрился хлынувшей горячей кровью, сам сладострастно вошел ей под ребра и ласково толкнулся несколько раз. А Альказар отстраненно просто смотрела в глаза Ишааль, словно навсегда стараясь запомнить ее облик, ее разинутый и судорожно пытающийся поймать воздух рот, ее гаснущий взор, ее белую кожу, испачканную алым.       Время как будто снова замедлилось, покуда клинок плавно перерезал веревку и девка неестественно медленно оседала на пол. Где-то верещал Арантос, где-то воздух вздрогнул от руны перемещения, а где-то — пол, от топота множества подкованных сапог спешно поднимающихся по лестнице солдат.       — Теперь я — Ишааль, — прошептала Альказар, и из груди ее вырвался рык, и тьма застила каморку, и алый отсвет ее горящих глаз на мгновение остановил в нерешительности остолбеневшего гвардейца, который шел первым, и Арантос что есть сил потянул ее за руку, и белый, обжигающий, смертельный, неистовый, беспощадный и абсолютно любимый свет застил весь мир.