Солнце Треомара

      — Мне нечего есть, помогите, добрый человек! Хоть монетку, хоть корочку хлеба! О… О, благодетель! О, благословенный! Что… Что это такое? Это что?! Десятка?! Ты обезумел, благодетель? Почему так мало? Ты нищий, да? Нищий, подлец?!       Мерзул, не ожидавший такой хреновни от завернутой в грязное тряпье женщины, совершенно растерялся и не смог произнести ни слова. Минуту назад она жалилась, рассказывая, как угробила собственное здоровье в угольной шахте и больше не может работать, а теперь ее елейный голосок окреп и грубо выговаривал «благодетелю» за скупердяйство.       По правде сказать, этой десяткой были предпоследние деньги Мерзула. Последние он хранил во внутреннем кармане куртки, но там тоже было негусто: тридцать монет и, пожалуй, нить жемчуга, заработанная в Кабаэте со время выступления бродячих этернийских менестрелей, с которыми он путешествовал уже две луны.       «Бери себе, — сказала Каэра, пересчитывая в тот вечер золотишко норманнской знати, во дворце которой она пела и танцевала под аккомпанемент своих спутников и только учившегося держать в руках лютню Мерзула. — Тебе пригодится. Да и если отдам Керану, он потеряет! Как пить дать — потеряет!».       Именно что «пить дать». Пропьет. Проест. Подарит какой-нибудь нищенке.       — Скотина! — бывшая шахтерка спрятала десятку в карман, сплюнула под ноги Мерзулу и тут же елейно пропела при виде богато одетых путников-этерна: — О, благодетели, не найдется ли монетки для несчастной женщины?       — И где тут несчастная женщина, — пробурчал Мерзул.       — Не ведись на эти уловки, — меланхолично ответил Керан. — Опять влипнешь же. Несчастные, обездоленные, жаждущие справедливости будут всегда, а деньги еще заработать надо! И вообще… Пусть им боги подают.       — Как там ось? — Мерзул поспешил прервать поток очередных рассуждений о бренности мира и перевести внимание Керана на сломанную телегу, едва доковылявшую до пологой поляны по крутому подъему большака, петляющего среди Треомарского леса.       — Хреново, — не покривил душой Керан. — Я это чинить не умею. Вот если бы тут магией…       — Я уже пробовал, — оборвал его Мерзул.       — Давай еще, а?       — Хорошо, но… Ничего не обещаю, я все-таки… Не то чтобы маг.       — Магией владеешь?       — Да…       — Вероятности видишь?       — Вижу.       — Все, ты маг! Тащи сюда вероятность, где эта проклятая ось цела, и поехали уже, а то Каэра…       Рыжеволосая этерна нежно перебирала струны, сидя на камне неподалеку, и небольшая толпа зевак обступила ее, очевидно любуясь ее красивым лицом, тонкими, ловкими пальцами и блеском звенящих монеток, пришитых к ее подолу и рукавам.       — Хм… — протянул Керан. — А ведь ее посетила неплохая мысль. Сейчас споет, подзаработает денег. Наймем плотника. Поедем дальше.       — И где мы среди леса наймем плотника? — иронично спросил Мерзул.       — Ну видишь, сколько здесь путников? Наверняка из Треомара или в Треомар едет какой-то плотник. Тут-то мы его и поймаем. Поставим, так сказать, перед выбором.       — Как ты узнаешь, кто из них плотник, а, Керан?       — Ну… Спрошу?       — Керан, — вздохнул Мерзул, — смотри сколько здесь путников. Наверняка из Треомара или в Треомар идут не меньше сотни самых разных людей — мы каждого спрашивать будем? Эй, друг, почини нам телегу! О, простите, я каменщик. О, а ты? Нет-нет, я торговец пряностями. Может, вы? А я танцовщица, возьмите меня в труппу!       — Ага. Так и будет. Но знаешь, — Керан отрешенно любовался Каэрой и, казалось, его мысли были где-то не здесь, — жемчуг находит тот, кто глубоко ныряет, а не сидит на берегу. Потянем жребий.       — Нет, только не снова жребий!       — Снова. Но можешь, конечно, поколдовать над осью, Мерзул, великий маг из Эрофина. Это будет намного проще!       Немой брат Каэры Кирут прошел по кругу слушающих ее выступление путников с шапкой, ожидая подаяния, или, как говорили менестрели, плату за честный труд, но со всей толпы удалось собрать едва ли с десяток. Путники, остановившиеся на тенистой поляне на полпути в Треомар, не горели желанием кормить артистов и быстро расходились по своим делам, старательно игнорируя немого, улыбающегося мальчика, умоляюще протягивающего шапку: кто-нибудь, ну кто-нибудь.       Будь Мерзул одним из этих путников, его сердце обливалось бы кровью от жалости и желания помочь несчастному ребенку, но, увы, он уже давно был по другую сторону кулис и не смог погасить в себе чувство глубокого презрения ко всеобщему равнодушию.       — Плохо, — цокнул языком Керан. — Не хватит на плотника. Чини давай, маг, а то мы тут застрянем навечно.       Их лошади, старая серая Чайка и пегая Крима, вновь заволновались, когда Мерзул в который раз обратил заклинание на упрямую ось. Магия показывала лишь реальности, где всё было очень плохо, и перед Мерзулом во всех вариациях представала окончательная гибель несчастной телеги, то упавшей с обрыва, то словившей шальную молнию, то беспричинно развалившейся от старости — всё, что угодно, кроме нужного момента, когда ось еще была цела!       В своих книгах, по которым он украдкой от отца-фермера и многочисленных братьев изучал магию, Мерзул читал, что в море вероятностей преобладают смерть и распад, поэтому талант мага измеряется его способностью видеть конструктивные варианты, как бы далеко от настоящей реальности они ни находились. Чем дальше, тем лучше для результата, но хуже для разума мага, который от такого мог сломаться в прямом смысле: заигравшегося во всемогущество ждала чародейская лихорадка или нечто похуже.       Хруст костей под перевернувшейся в одной из реальностей телегой — и Мерзул отдернул руку от оси, словно от раскаленного чайника.       — Нет, — прошептал он. — Не могу, черт побери.       — Зря мы тебя с собой взяли, — со столь же противным хрустом откусив от яблока, констатировал Керан. — Сидел бы себе в Эрофине. Учился бы магии. Не позорился бы. Эх… Чую, бежать мне до Треомара за плотником. Как пить дать — бежать. Кстати, и попить тоже можно было бы… Эй! Кирут! Братец, сгоняй к роднику за водичкой! Да вон он, видишь? Левее, бестолочь! Да! Там еще людей полно. Давай, набери. И лошадок наших напоить надо тоже!       — Если бы я сидел себе в Эрофине, — процедил Мерзул, — вы, все трое, были бы мертвы!       — Неа, — беспечно бросил менестрель.       — Да-да. В Эрофине не очень-то жалуют этерна, и, я думаю, вы вполне ощутили на себе их «радушие».       — Ну кинули в нас пару помидоров — и что? Такое бывает. Не все любят баллады о любви, такое случается. Некоторым надо исключительно про войну!       — Не обманывай себя, — покачал головой Мерзул. — Впрочем, я и не ждал благодарности.       Там, в Эрофине, дело не ограничилось «парой помидоров». У менестрелей были все шансы окончить свои дни под сапогами суеверных граждан, которые боялись «насылающих проклятья» этерна, или же в городской темнице, по чистой случайности и против воли сведя счеты с жизнью. Мерзул знал, как это бывает, благо вырос в Эрофине и насмотрелся на всякое.       И в тот день, идя домой через предместья и увидев этернийских менестрелей в окружении выкрикивающих оскорбления горожан, быстро понял, что дело идет к «справедливому» народному суду. Да, ему пришлось нарушить кучу законов, магически приняв вид хранителя Святого Ордена, якобы пришедшего на шум, чтобы навести порядок и разогнать звереющую толпу. Но ее взгляд… Ее слова благодарности, бледные руки, нервно сжимающие лютню, наполненные страхом глаза немого мальчика…       «Я не знаю, как и благодарить вас».       «Не стоит. Я… Всего лишь сделал то, что посчитал правильным».       «На вашем месте мало кто счел бы это таковым. Благодарю вас. Я Каэра. Это мой братик Кирут, а это — Керан. Мы… Мы менестрели. Странствуем по Нериму, но наш дом — Треомар. И мы как раз…».       Зная, что выходку с орденцем-оборотнем ему явно не простят, Мерзул принял самое глупое и самое верное решение в своей жизни: отправиться в путь с менестрелями, прекрасно понимая, что это ни к чему хорошему его не приведет. Он быстро собрал дома самые необходимые, как он думал, вещи, пригоршню монет из своего тайника, и, ничего не объясняя заставшей его за сборами сестре Сельне, просто сбежал. Его успокаивала мысль, что мать наверняка одобрила бы этот поступок: до самой своей смерти она поддерживала его в казавшихся безрассудными начинаниях, лелеяла его любознательность и жажду знаний, помогала смириться с участью единственного мага в огромной фермерской семье — и ни разу не упрекнула. В отличие от отца.       Собравшись, Мерзул бежал от дома так быстро, как только мог, ведь если бы он встретил отца, который наверняка сдал бы сына Ордену за нарушение закона, все было бы кончено.       Но кончено было и так.       Путешествие с менестрелями, поначалу казавшееся легкой романтической сказкой, таковым не являлось. Песни повторялись, люди были злы, в шапку Кируту кидали сущие гроши, старая Чайка на подъемах хрипела и еле вывозила телегу с нехитрым скарбом, ночи в лесах и на обочинах большаков были длинны и холодны, а Каэра… Каэра, отрешившись от повседневных дел, играла прекрасную музыку, смеялась и говорила, что все наладится — жить станет лучше, как только они вернутся домой.       «Треомар, — мечтательно говорила она, словно обращаясь к звездам над верхушками сосен на окраине Мортрама. — О, в Треомаре все наладится. Этот город… Самый красивый город на всем свете! Наверняка самый красивый. Кварталы, арки… Берега, сады, мосты! Все белое, весной и летом улицы утопают в зелени и цветах, ветер с моря теплый-теплый, а небо… Ах, как же хорошо дома! Ты, конечно, не бывал в Треомаре, Мерзул?».       «Не бывал. Я никогда особо не выходил за пределы Эрофина, и это путешествие с вами — самое большое в моей жизни».       «Хм… Сколько тебе?».       «Девятнадцать».       «Еще будут путешествия, поверь, Мерзул. Не знаю, получится ли у тебя остаться с нами в Треомаре, но…».       «Почему?».       «В Эрофине не жалуют этерна. А в Треомаре очень косо смотрят на приезжих алеманнов. Говорят, это потому, что с ними одни проблемы, что вся преступность от них. Да, на улице не убьют, но, например, завысят цены в таверне. Не пустят в некоторые кварталы. И никогда-никогда не дадут вид на жительство — максимум разрешат жить с пилигримами, которые оканчивают свое паломничество в треомарском храме, да и то недолго. А жаль. Мне нравится, когда ты со мной».       «И… И мне».       Мерзул быстро признался сам себе, что причиной побега из Эрофина был не столько страх перед Орденом, сколько эта девушка. Он и не помнил, в какой момент влюбился в нее окончательно и бесповоротно, но ему казалось, что он любил ее всегда — словно и это путешествие было всегда, будто всю жизнь он ехал в этой телеге по дороге в Кабаэт, а оттуда — на юг, рука об руку с этими людьми. Старая жизнь напоминала о себе лишь мимолетным сожалением: почему так много времени я потратил не на то? Почему не изучал магию как следует? Почему не был достаточно смел для Поступка?       «Не обольщайся, — равнодушно говорил Керан, — ты для нее — очередной попутчик. Я серьезно. У нее есть… Хм, друг в Треомаре. С которым я бы на твоем месте особо не конфликтовал».       «Друг?».       «Любовник. Не знаю, жених. Муж ее будущий. Я не конфликтовал, хотя да, у нас с ней кое-что было, и… Что ты на меня так уставился? Да, мы в дороге много времени, и да, мы с ней… Короче. Я… Я побаиваюсь ее мужика, он из высоких военных чинов и может… всякое сделать со мной. Да. Но Каэра обещала молчать. Вот тебе бесплатный совет, Мерзул: не влипни как я. И думать забудь про то, чтобы сблизиться с ней. Оно того не стоит».       Проще сказать, чем сделать.       Черт.       — Тьфу! — Керан с отвращением отшвырнул от себя пригревшуюся на его плече крупную сколопендру. — Ты там долго еще, маг из Эрофина?       Сломанная ось явно издевалась над Мерзулом и самым бесстыдным образом оставалась сломанной.       — Почти, — грустно отозвался он.       Солнце уже поднялось высоко в зенит, воздух прогрелся, и влажный лес задышал испариной. Путники то прибывали на поляну, то уезжали, постоянно сменяясь, мелькая разнообразием одежд, телег и лошадей, звуча гомоном голосов и ругательств, смеха и тревожных окриков. Каэра все играла поодаль, на том же камне. Кирут с шапкой уже не ходил и только сидел с книжкой на сломанной телеге. Мерзул краем глаза приметил тиснение на потрепанной обложке: «Мистериум Тирматраля. Пересказ». Странно, книга была очень редкой.       — Не верю, — вздохнул Керан. — Короче, пошел я в Треомар за плотником, а ты, дурень из Эрофина, сторожи телегу. Кирута тоже сторожи, а он — присмотрит за нашими вещичками, да, братец? Вот. Каэра! Каэра!       Девушка обратила на него взор, но играть не прекратила.       — Каэра, ты пойдешь со мной в Треомар? Этот наш, маг-то, нихрена не смог! Плотник всяко вернее будет!       Несколько путников на поляне оглянулись на этот крик и поискали глазами мага, который «нихрена не смог», и Мерзул со стыдом приметил несколько ироничных улыбок, надеясь, что его самого как мага ничто не выдавало.       Каэра покачала головой.       — Да ладно тебе, — продолжал надрываться Керан, — идем домой, а наш ложный маг посторожит вещи. Все равно толку от него нет.       «Ложный маг» тебе жизнь спас, скотина неблагодарная!» — хотел было вспылить Мерзул, но вовремя остановился, поймав взгляды праздных зрителей, которым злословие Керана показалось намного любопытнее музыки Каэры.       Девушка пожала плечами и отвернулась. Это явно означало отказ, и Керан недовольно сплюнул.       — Да ну вас всех, — пробурчал он, похлопывая свою кобылку Криму. — Поехали, моя хорошая. Может быть, к завтрашнему утру вернемся.       — Осторожнее на большаке, — со всем возможным для себя ехидством сказал Мерзул.       — Ага. А ты тут огненным шаром не обожгись, маг из Эрофина, — Керан повысил голос так, чтобы все зеваки услышали: — Если, конечно, сможешь его наколдовать! И — верни жемчуг. Плотник по-любому потребует плату.       К вечеру стало холоднее.       Путников на поляне осталось совсем мало: пожилая пара расположилась у своей телеги под сенью раскидистого вяза, а неподалеку от родника запалили костер какие-то этернийские парнишки.       Мерзул тоже разжег костер — подальше от телеги, чтобы не сбылась одна из деструктивных вероятностей, — и на этот раз магия сработала как надо.       — Вот черт, — тяжелый вздох Мерзула вместе с рыжими искрами огня растворился в прохладном сумраке.       Надо же было так облажаться.       Он решительно не понимал, как ему жить дальше, куда идти и для чего, ведь, судя по всему, в Треомаре и окончится это путешествие. Каэра уйдет со своим «другом», Керан пойдет пить и хрипло горланить под звуки расстроенной лютни в какую-нибудь таверну, а он сам… Наверняка где-то к воротам Треомара прибита табличка «Алеманны, идите нахрен», и Мерзулу придется возвращаться восвояси. Но куда? Домой в Эрофин? Нет. В Кабаэт? Возможно. Там их встретили довольно приветливо, не в пример неримской столице. Или в горный монастырь, где они останавливались на ночлег несколько дней назад, а добрый настоятель Реладо вынес путешественникам по тарелке супа и пожелал безопасной дороги.       Нет.       Монастырь — не то.       Хорошо, что сломалась ось. Еще пара дней неопределенности. Пара дней, чтобы побыть с ней.       Каэра в задумчивости соскребала золу с печеной картошины, а Кирут захлопнул «Мистериум», с предвкушением облизнул губы и потянулся к своей порции.       — Помой руки, братик, — произнесла Каэра, не глядя, как мальчик продемонстрировал ей свои якобы чистые ладони. — Нет. Они грязнее, чем тебе кажется. Пойди, благо родник недалеко.       Кирут беззвучно воззвал к небесной справедливости и нехотя поплелся к воде.       — Почему ты не пошла в город с Кераном? — когда они наконец остались одни, поинтересовался Мерзул.       — Ты знаешь ответ.       — Пожалуйста, скажи. Я не хочу догадываться.       — Мы расстанемся навсегда, когда прибудем в Треомар. Хотела… Еще немного побыть с тобой. Здесь. И да, — нежно улыбнулась она, — я тоже рада, что ось сломалась и с магией ничего не получилось.       — А я не рад, — деланно возмутился Мерзул. — Ты даже не представляешь, как это обидно — с детства учиться и не суметь починить несчастную ось!       — У тебя не было наставника, ты сам говорил. Учить себя — дело нелегкое. Да и практика всегда отличается от теории, но иногда начинать сразу с нее — единственный способ научиться.       — В тот раз ты тоже так говорила.       — Той ночью, когда Керан напился, а братец остался спать в таверне? Да. Кажется, так и говорила. Но ты зря себя недооценивал в тот раз — и в этот раз то же самое.       — Если мы все еще говорим про магию…       — Нет. Не про нее.       «Не влипни!» — предупреждал наивный Керан.       Мерзул влип уже несколько недель назад, в Кабаэте, но Керану об этом знать не нужно. Та ночь дала ему ложную надежду, что это никогда не закончится, и что даже после прибытия в Треомар все станет только лучше, а жизнь наконец обретет цель и смысл. Но Каэра явно прощалась с ним — это было заметно, и очень, очень понятно.       — Как зовут твоего мужчину в Треомаре? — не зная, для чего ему эта информация, спросил Мерзул.       — Хочешь отбить меня у него? — хохотнула Каэра.       — А почему бы и не да.       — Мериан. Мериан Лотерин, командующий гвардией. Не советую, милый Мерзул. Он хороший человек, но такие вещи ему непонятны, хоть я и знаю, что пока меня нет, у него тоже бывают интрижки. И, морская бездна ее раздери, я даже в курсе, с кем! Но мне плевать. Я просто люблю его. Я просто люблю тебя. Просто люблю жить так, как мне подсказывает сердце.       Кирут бесшумно подошел к костру, вновь показал сестре чистые ладони, и та кивнула.       — И я тоже, — тихо продолжил Мерзул ту мысль, что была прервана осознанием какой-то вселенской горечи.       Немой мальчик вопросительно взглянул на него, пожал плечами и принялся за картошку.       — Кстати говоря, Кирут. — Мерзул решил перевести этот разговор в другое русло, чтобы не выказать растерянность. — Откуда у тебя «Мистериум»? Я знаю, что книга очень редкая и почти нигде не встречается. Старый Либериус в Эрофине… Ну, библиотекарь говорил, что ее невозможно достать, а ты…       — Он получил ее в горном монастыре, — ответила Каэра под одобрительные кивки братца. — Кажется, настоятель подарил. Тот, который нас накормил супом.       — Вот как, — с легкой завистью произнес Мерзул. — Это… Действительно очень ценная книга, и даже странно… Что?       Мальчик протянул Мерзулу «Мистериум» и дружелюбно улыбнулся.       — Это мне?       Кивок.       — Навсегда?..       — Да бери уже, пока он добрый, — фыркнула Каэра. — Себе еще выпросит.       — Сомневаюсь, но… Спасибо. Спасибо, я очень люблю такое, и…       Под обложкой оказался изящно вычерченный экслибрис в виде геральдического льва, обрамленного лентой с надписью «Штормвенд».       Это было очень странно — но все же менее странно, чем фраза, выведенная на первой странице красными чернилами — там, где мог быть эпиграф.       — Это… — опешил Мерзул. — Это… как?!

***

      В голове Наратзула рванула резкая боль, и даже показалось, будто где-то в отдалении прозвучал колокол.       Боммм!       Стой. Ты потерял дорогу.       Узкая тропинка петляла между деревьями. Из зарослей шиповника рванулся перепуганный фазан, и это резкое движение породило еще более сильную вспышку боли.       Это был не лесной тракт — большак так не выглядит, это явно не тот путь!       Множественные перемещения, голод и усталость оставили свой след: пока еще слабая, но абсолютно отчетливая магическая лихорадка билась в висках Наратзула, приливая болью с каждым ударом сердца.       Боммм.       Сам не понял, как потерял дорогу.       На большаке, на крутом подъеме была большая грязная вымоина, в которой застряла телега, запряженная двумя лошадьми, и Наратзул отчетливо слышал, как хрустнула ее ось. «Бедолаги», — мысленно посочувствовал он четверым путникам, ясно похожим на менестрелей, и решил обойти вымоину, свернув куда-то в заросли, через которые, как ему тогда показалось, был виден более пологий изгиб большака, — но это оказался не он. Природное упрямство заставило Наратзула пройти еще дальше, а не смиренно и благоразумно вернуться к вымоине и принять свою участь пешего путника, по пояс потонувшего в жидкой грязи, и уже через полчаса он оказался невесть где.       С дороги Наратзул видел высокую белую башню не в стороне Треомара, а ближе: на планах местности эта башня была обозначена как «Нарадос», но теперь ее нигде не было видно. Вероятно, низина. Влажные от росы папоротники и запах близкого болота свидетельствовали именно об этом, и Наратзул поначалу уверенно шел к подъему, но что произошло дальше, он просто не мог понять.       На холме большака не было.       Поблизости — тоже.       Бывший Великий паладин побывал в различных лабиринтах руин, в разрушенных городах, в пустынях, в горах, степях и на узких улочках — и ни разу не заблудился, прекрасно ориентируясь в пространстве. Так что же произошло теперь?       Похоже, и вправду лихорадка от перемещений.       Скрыв след телепортации на вершину горы, куда сбежал из Инодана, он использовал руну перемещения в Кабаэт, но не стал задерживаться в городе. Закупив немного съестных запасов, Наратзул переместился к Разделенному горному проходу и свернул в сторону Анку. Там он нарочно наколдовал теплую погоду — чтобы остался магический след, — несколько раз телепортировался с помощью стандартных рун то к мосту Стэры, то обратно ко вратам Кабаэта, а затем пешком пошел на юг, в сторону Треомара, в котором рассчитывал затаиться от возможных преследователей на неопределенный срок.       Насколько он мог судить, его не преследовали, однако выработанная за годы службы привычка подстраховывать каждый свой шаг заставила Наратзула придумать эту сложную схему перемещений. Теперь же до самого Треомара он старался не пользоваться магией, чтобы никто из иноданских не нашел его по отзвуку, а в Треомаре…       В Треомаре магическая аномалия скроет его присутствие, и можно будет вздохнуть свободно.       Только вот лихорадка…       Как назло, Наратзул не прихватил из Инодана ни единой склянки с амброзией, а в алхимической лавке в Кабаэте снадобья просто не оказалось. Поэтому теперь оставалось лишь терпеть эту шумящую боль в голове — и это стало второй причиной отказа от магии. Еще одно заклинание — и лихорадка усилится, а до момента, когда он купит вожделенную склянку в Треомаре, еще предстояло дожить.       Боммм!       Определенно гремел колокол. Но где? Этот самый Нарадос? Или, может, звук только в его голове?       Лесная тишина мирно переливалась щебетом птиц и шелестом листвы. Наратзул в очередной раз безнадежно прислушался: переполненного топотом копыт и людскими голосами большака так и не было слышно. Понимая, что иного варианта у него теперь нет, бывший Великий паладин направился на колокольный звон — хотя какой дурень бродит по лесу вслед за звуками в собственной голове?       Тот, что ищет свою гибель.       Среди блуждающих болотных огней, в чаще, среди укрытых густым мхом костей давно сгинувших путников, в переплетении листьев и колючих ветвей, за краем обвитого корнями обрыва — темнота.       Ты ведь искал именно это, верно?       Эту возможность исчезнуть. Растворить в ней чувство вины и своей алчущей справедливости? Так иди       в темноту.       Или — ты искал слова?       «За давностью лет не понять, какая последовательность действий и решений привела к гибели Арктвенда и сколько понадобится времени хотя бы для того, чтобы осознать и извлечь уроки из случившегося.       Боги уничтожили целый континент — как такое возможно? Почему мудрость, милость, справедливость, лучшие качества, отделяющие богов от падшего мира, не привели их к решению помиловать многочисленные поселения, крепости, пристани и людей, преданно служивших и возносящих молитвы Рожденным светом?       Как это могло произойти, мы уже не узнаем.       Говорят, последний потомок императорского рода Гота сгинул в Тирате, но истина в том, что боги знали, чем закончится его путь. Они — и их верные служители — знают, как циклично время, как одна вероятность проистекает из другой и претворяется, подобно магическому воплощению воли мага, но более — в истинную реальность во всех своих вариациях. Потомок Гота жив и мертв одновременно, одновременно убит Тиром и правит как законный наследник империи. Арктвенд одновременно разрушен и процветает, а Тир навсегда покинул свою обитель — и одновременно вечно живет в чертогах Тирата.       Ты спросишь меня, мой читатель, не значит ли это, что добро одновременно есть зло, а свет одновременно является тьмой. Да, отвечу я, ибо добра и зла нет.       Нет света и тьмы, нет смерти и рождения, нет упадка и вознесения,       есть только цикл.       Но цикл представляет собой повторение однообразной последовательности действий, приводящих к единому результату, — и если взглянуть со стороны, покажется, что в мире сплетены все пути, все судьбы, все имена, все знаки. И если даже они отличаются в малом, то принцип их появления, функции и уничтожения всегда один и тот же.       Если мы говорим о познании времени, то подразумеваем прошлое, настоящее и будущее, но как их разграничить, если все происходит одновременно?       Если мы говорим о познании богов, то кто поручится за то, что Рожденный светом не может быть одновременно Рожденным тьмой, ведь переплетение нитей судьбы сложнее, чем кажется.       Но факт остается фактом: в части вероятностей Арктвенд уже пал. Даже если ты еще не знаешь этого, читатель, даже если вчера видел паруса с сине-красным штандартом, даже если пил тирматральскую и рассуждал о покинутых землях, его нет. С запада пришла тьма, но это был не Аркт — а Тир.       Не лучшее ли это доказательство, что «добро» Рожденных светом есть «зло»? Чем хуже иные руины, жертвенники, обагренные кровью, и тайные культы, чтущие разного рода пророчества, предрекающие окончание одного цикла и перетечение его в новый, когда одновременно с началом приходит конец и смыкается с ним в одной точке, словно на зарубке колеса?       Ты одновременно жив и мертв, мой читатель. Ты начинаешь цикл, ты же его оканчиваешь, а я — лишь констатация факта, проблеск света меж твоих закрытых век, безмолвный трактат о богопознании — и тьма неведения, где…»       — «Тридцать второй год после падения Треомара», — прочитала Каэра через плечо Мерзула. — Странно. Вроде Треомар не падал. Либо… Либо мы слишком долго в дороге.       Она зевнула и улыбнулась усмехающемуся братцу.       — «Ознаменовался разрушением привычного мира, созданного неведомым Творцом, — прочитал Мерзул, — и воскрешением нового, пустого и безжалостного, обожженного светом маяка, оставленного всеми, кто когда-либо его хранил. Я, слепец, нашедший сердце и потерявший взор…».       — Какой бред, — отмахнулась Каэра. — Видимо, кто-то решил испортить бесценную книгу и написал на ней всякую дрянь.       «Оставлен в темноте».       Несколько капель кроваво-красных чернил оборвали бессмысленную фразу.       Мерзул захлопнул книгу, и вместе с этим движением мгновенно погас костер.       Что?       Наратзул с силой вырвал запутавшуюся в колючем кустарнике руку, и вдруг серые сумрачные небеса в просвете темных крон погасли. Бывшему Великому паладину даже показалось, что вместе с этим резким движением он вдруг ослеп, — и вскрикнул от неожиданности, чуть было не упав через подвернувшуюся под ноги корягу. В отчаянной попытке понять, что же произошло, он зажег слабенькое заклинание огня, но оно вспыхнуло рыжими искорками и тут же исчезло, убедив Наратзула, что он пока не ослеп, и в том, что совсем рядом какая-то мразь наколдовала безмолвие.       Это было очень хреновым знаком.       Знания тактических приемов иноданской братии подсказывали: это его преследователи. Как-то вычислили. Нашли. Просчитали.       Но они здесь!       Наратзул пригнулся, стараясь не ломать ветки под ногами и не трогать больше проклятый колючий куст, и прислушался. В кромешной тьме слух обострился, но не выявил никаких посторонних звуков — обычное поскрипывание деревьев и шорох листвы. Но ни птиц, ни цикад.       Боммм.       Совсем рядом.       — Черт, — прошипел Наратзул, на ощупь пролагая себе путь к отступлению. Коряга. Влажная трава. Колючки. Так, сюда.       Какая иноданская дрянь смогла его найти в этой глуши, бывший Великий паладин не понимал. Никто из его сослуживцев или подчиненных не обладал достаточными навыками следопыта — да еще читающего магические следы! — в этом он убедился во время выполнения многочисленных миссий. Да и сам Наратзул вполне позаботился о том, чтобы его не нашли.       Боммм.       Но большак исчез каким-то слишком уж странным образом, хотя на магическую иллюзию это не проходило — Наратзул считал себя самым одаренным магом Инодана, кроме, пожалуй, Светорожденных, и уж точно обнаружил бы работу иллюзиониста. А тут еще эта тьма…       Он слепо натолкнулся на дерево, осторожно обошел его и так же на ощупь прошел дальше, почувствовав, как под сапогом чавкнула грязь. Нужно было бы затаиться — но если здесь действительно сильный маг, Наратзул станет легкой добычей, как заяц, спрятавшийся под кустом. Нужно было уходить. Запутать следы.       Не заблудиться.       Боммм.       Где-то дрогнула волна тепла, и на секунду показалось, что вспыхнуло пламя.       Не особенно соображая, что он делает, Наратзул пошел на свет, готовясь, если что, в любой момент сразиться с неведомым преследователем — даже если из-за безмолвия не сработает магия, он бросится на эту скотину с ножом!       Но ни за что, никогда не вернется в Инодан!

***

      Мерзул еще раз попытался зажечь магией костер, но вновь получились лишь искры. Перед его внутренним взором как будто стояла непроницаемая монолитная стена, отделяющая его от Моря вероятностей и не дающая претворить что-либо. Он никогда еще не испытывал на себе подобного, но читал, что это может быть эффектом заклятия безмолвия, предназначенного для того, чтобы лишить мага его силы.       — Мне страшно, — послышался рядом дрожащий голос Каэры. — Откуда темнота?! Что случилось?!       — Не бойся, — Мерзул попытался проговорить это уверенно, но его голос тоже ощутимо дрогнул. — Просто… Это просто безмолвие. Какой-то маг сделал это… Не знаю, зачем.       — Что?! Какой еще маг!       Снова попытка — огонь неярко полыхнул и исчез, на мгновение высветив перепуганное лицо Каэры, обнимающей прильнувшего к ней братца. Старая кобыла Чайка тоже взволнованно хрипела и била копытом, а где-то неподалеку на поляне слышались наполненные паникой голоса остальных путников.       Еще раз вспыхнуло. Мерзулу показалось, что возле них мелькнула какая-то тень, и это еще сильнее подхлестнуло его.       «Заклятие безмолвия, — припомнил он выдержку из занимательной книги о магии, подаренной юному Мерзулу добрым библиотекарем Либериусом, — практически непреодолимо для мага, ибо это преодоление требует обращения к Морю вероятностей, а заклятие ограничивает взор. Однако и само безмолвие является магическим претворением, а значит, в Море существует вероятность, где эта лазейка более очевидна и где этот предел преодолим».       Ну да. Если и ось починить не смог, то как преодолеешь безмолвие!       Холодная дрожь сомнений сковала пальцы Мерзула, однако пламя как будто вспыхнуло уверенней.       — Всадники!       Во тьме он почувствовал, что Каэра в ужасе прижалась к нему, и прекратил попытки разжечь костер — кто знает, что там за всадники! Топот копыт становился все ближе, и Мерзул подумал, что неплохо было бы спрятаться хотя бы под телегу, но понадеялся на кромешную тьму.       Вместе с появлением конных поляна осветилась огнем кристальных фонарей и пламенеющих обнадеживающе ярким огнем факелов.       — Здесь! — послышался звучный мужской голос.       — Сюда, Каэра! — Мерзул потянул ее за телегу, чтобы всадники не успели разглядеть их, но девушка вырвалась.       — Это треомарцы! — вскрикнула она. — Гвардия! Наши!       Мерзул не успел перехватить Каэру, неосмотрительно бросившуюся в сторону большака, но решил, что не оставит ее в беде, и побежал за ней. В отсветах уже можно было увидеть поблескивающие латы всадников и примерно понять, что их было около десятка — они двигались не очень быстро, осматривая дорогу, как будто кого-то разыскивали.       — Это я! — кричала девушка. — Я невеста генерала Лотерина, Каэра! Помогите нам!       В топоте копыт Мерзул с ужасом расслышал звук натягиваемой тетивы, а затем решительное «Отставить!».       — Каэра… Каэра? Это правда ты?       — Мериан! — воскликнула она, обращаясь к подъезжаюшему темноволосому гвардейцу с факелом. — Любимый, какое счастье, что ты здесь! Мы до смерти испугались этой тьмы и этого…       — Безмолвия, — закончил за нее Мерзул, поймав на себе взгляд из-под сведенных бровей Мериана.       — Да! — хнычуще подтвердила Каэра. — Милый, помоги нам! Мы застряли, телега сломалась, мы…       — Разве ты не должна была прибыть позже? — настороженно спросил генерал, вновь уставившись на свою невесту.       Недоверчивые шепотки пронеслись среди гвардейцев, и Мерзул сумел расслышать слово «демоны».       — Мы не стали задерживаться в Эрофине, сбежали оттуда в тот же день. Мериан… Нас там попытались убить алеманны. Как ты и предупреждал меня, — Каэра с напускным стыдом склонила голову. — Прости.       — Очень странно, — последовал ответ.       — Мы не демоны, мессир, — вмешался Мерзул. — Это действительно Каэра. Вот ее брат, Кирут. Вот наша лошадь. А Керан… Днем поехал в Треомар за плотником, потому что у нас сломалась ось на телеге, и мы…       — А ты кто? — сквозь зубы проговорил Мериан.       — Я Мерзул, мы путешествуем вместе. Я… Отбил Каэру и ее спутников от разгневанной толпы в Эрофине и поехал с ними, потому что…       С генералом поравнялся другой гвардеец и, поманив жестом, что-то зашептал тому на ухо.       — Как ты мог подумать, что мы — демоны?! — вспылила Каэра. — С ума сошел!       — Ты прав, — тихо ответил гвардейцу генерал и обратился к невесте: — Прости, милая, не ожидал увидеть тебя здесь, в столь неподходящем месте, в столь опасное время.       — Не ожидал? — прищурилась девушка. — Как там поживает Альме?       — С ней все хорошо, — отбил Мериан эту очевидную ледяную иронию. — Но сейчас, как ты понимаешь, важно не это.       — Кто бы мог подумать, — фыркнула менестрелька.       — С сигнального поста сообщили о магическом искажении в лесу, — продолжил генерал, — и наши предполагают, что это дело рук изгнанников с их демонами, хотя… Хм, эта тьма — явно необычна для них. Маги телепортировали мой отряд к посту, а оттуда мы ехали сюда в полной темноте и не встретили никого вообще — ни путников, ни повозок, ни зверей. Я… Даже не знаю, что сказать.       — Мы и сами не поняли, в чем дело, — вновь надев маску испуганной невинности, проговорила Каэра.       — Изгнанники? — переспросил Мерзул.       — Именно. Разбойники из Зеробилона и их ручные демоны — архонты. В пределах городских стен их моментально уничтожают, поэтому время от времени они устраивают диверсии в окрестностях. — Мериан поднял факел повыше, пристально разглядывая остальных путников с поляны, которые в страхе тоже приблизились к свету. — Мы давно гоняем их, но, честно сказать, такое для них нехарактерно.       — Возможно, они изменили тактику, генерал, — произнес один из гвардейцев.       — Возможно, Арелдор. Хотя раньше они не были способны на подобное. Да и не были… Столь непредсказуемы. Послушай, парень, — Мериан вновь обратил взор на Мерзула, — ты вроде разбираешься в магии, если знаешь о безмолвии?       — Да, — решительно ответил тот. — Разбираюсь. Я маг.       — Отлично. Эй, Ирлдус, Нетанель, остаетесь на поляне с этими людьми. За Каэру головой отвечаете, ясно?       — Так точно, — без энтузиазма ответили двое гвардейцев.       — А ты идешь с нами, маг. Веришь или нет, а я задницей чувствую, что это не Зеробилон.       Мерзул хотел было пошутить про чуткую к магическим искажениям задницу, но не стал — юмор никогда не был его сильной стороной, особенно в подобных ситуациях. Вместо этого он ободряюще улыбнулся Каэре и ответил генералу:       — Я готов. Что нужно делать?       — Читать магические следы, — так же сидя в седле, Мериан с нежностью коснулся лица Каэры, а затем, в каком-то неизвестном Мерзулу жесте проведя от собственных губ до лба, слегка склонил голову.       — Не прощайся, — всхлипнула Каэра.       — Я тебя люблю, — ответил Мериан. — Не волнуйся, мы быстро закончим с этим и вернемся в Треомар. Маг Мерзул, ты чего стоишь? Ищи, в каком направлении нам идти. И да — я слежу за тобой.       Безмолвие гасило отзвук, но в тех местах, где реальность когда-то сплеталась с другими вероятностями, ощущение было довольно точным: здесь пользовались магией. Чем сильнее было это чувство, тем ближе находилась вероятность, избранная магом, а значит, это были простые, почти бытовые заклинания. Но если ощущение слабело…       Мерзулу казалось очень странным, что на утопающей во мраке дороге не было слышно никаких звуков — даже ветер затих. Воздух казался по-дневному теплым, где-то почти горячим, но внутри у Мерзула все холодело от волнения и какого-то неотчетливого ужаса. Сначала очень странный экземпляр «Мистериума». Потом — внезапно оказавшиеся рядом гвардейцы. Теперь — тонкое, как льдинка, ощущение странной, нездешней магии, что вело его сначала по изрытой колеями дороге, а затем — на обочину, в сторону зарослей терновника.       — Ты уверен? — послышался голос генерала.       — По крайней мере, человек, который пользовался этой магией, пошел туда, — стараясь звучать уверенно, ответил Мерзул.       — Ох уж эти мне маги, — фыркнул другой гвардеец, с которым Мериан весь путь тихо переговаривался, — никогда от вас не услышать ни «нет», ни «да».       — Ты, Арелдор, со мной, — спрыгнув из седла, сказал генерал. — Остальным — рассредоточиться и следить за дорогой. Нормальных путников выслушать, а если попадутся зеробилонцы — то за жопу их хватайте. Мне нужен хоть один живой, надо ведь узнать, что у них за новые трюки. Пилиас — старший в группе. Мерзул, идем.       — А если не получится за жопу? — ухмыльнулся, очевидно, Пилиас.       — Тогда — за что получится, — мрачно бросил Мериан и, подсвечивая себе путь кристальным факелом, шагнул в заросли вслед за Мерзулом.       Отзвук становился тоньше и тоньше, но Мерзул слышал, как подрагивают нити реальности и уверенно шел за ними, стараясь убедить самого себя, что ничего страшного не произойдет и это действительно просто изгнанники, которых гвардия, судя по всему, не боялась — тогда и ему бояться не следует. Тьма — похоже на иллюзию. Безмолвие — понятное дело, чтобы обезвредить магов. А тишина…       — Хрень какая-то, Мериан, — послышался голос замыкающего их маленькую группу Арелдора, что, судя по поскрипыванию, вскинул свой лук. — Теперь, когда наши не слышат, можно начать паниковать?       — Нет. Мерзул, мы правильно идем?       — Да.       — Хорошо. Арелдор, паниковать нельзя. Вот убьем эту скотину — и паникуй на здоровье. А пока бдительность и только бдительность!       — Это не зеробилонцы. Надо было кого-то из наших магов взять, а не… Не подбирать бродяг.       — Ага. Но старший ушел в Нарадос где-то за полчаса до сообщения с сигнального поста — а без него эти говнюки никого не слушаются.       — В Нарадос? — переспросил гвардеец, и Мерзул расслышал в его голосе неподдельное беспокойство.       — Сказал, что-то с маяком, — подтвердил Мериан, поднимая факел повыше. — Эй, не навернись, маг! В овраг свалишься же, шею свернешь.       — Спасибо, — буркнул Мерзул, стараясь отследить отзвук, странным образом идущий над глубоким оврагом, который во тьме он сам ни за что не разглядел бы.       — Черт, как-то плохо, — продолжил панику Арелдор. — Видно, старший что-то знал, если пошел в Нарадос. Только — не расскажет нам.       — Расскажет. Может быть, Ооран понимает, откуда взялась темнота, а вот я — еще нет! Так что пусть рассказывает, что это, а главное — как этому противостоять. Терпеть не могу неопредленность, — сплюнул Мериан.       В обломанных зарослях терновника Мерзул почти потерял отзвук и, чтобы снова сориентироваться, забрался на поросший серым мхом ствол поваленного дерева — странное дело, на высоте он ощутил это отчетливее, словно бы маг, которого они искали,       летел?       — Что там? — нетерпеливо спросил Мериан.       — Командир, тут следы, — Арелдор достал из поясной сумки крупный светящийся кристалл, внимательно разглядывая терновник и землю вокруг него. — И ветки пообломаны. Ищем эту падлу?       — Да. У тебя что, маг?       — Отзвук на высоте отчетливей, — ответил Мерзул, слезая с бревна. — Как будто колдовали над землей.       — Этот хрен что, птица?       — Эммм…       — Птица, ага, — насмешливо выплюнул Арелдор, — в подкованных мужских сапогах. За мной, командир.       — Но, может, их двое, — начал было Мерзул, но тут же получил ощутимый тычок в спину от генерала. — Иду, иду.

***

      Огонь погас, и Наратзул яростно выругался.       Приступ бесцельного гнева только усилил головную боль, и теперь сквозь звенящую пелену мигрени он не различал ничего: ни холода, ни влаги на стволах деревьев, ни гладкости рукояти кинжала, ни саднящей боли порезов от терновника, ни собственной зябкой дрожи.       Он знал только одно — за ним наверняка следит ворон.       Кто еще это мог быть? Кто еще, кроме проклятущего Аркта, мог выследить его здесь?       Обессиленный, он опустился на землю, ощущая спиной мшистую прохладу валуна, и просто дышал, стараясь собрать блуждающие мысли и принять хоть какое-то решение.       Если Аркт следит — почему не нападает? Вероятно, чего-то ждет, какого-то действия Наратзула — чтобы убить как иноданского дезертира или же чтобы…       Чтобы что! Конечно — чтобы убить, предварительно посмеявшись вдоволь!       Если эта тварь вообще была способна смеяться.       Нужно было что-то предпринять. Претворить какое-нибудь безрассудное, но эффективное заклинание, которое       уничтожит его мозг чародейской лихорадкой       Или спасет! Да, спасет! Нужно озарить светом лес, найти путь, бежать в Треомар       привести туда Аркта, который сотрет город с лица земли       Но не сидеть же здесь!       Боммм.       — Да хватит, блядь! — выкрикнул в темноту Наратзул.       Не то мигрень дала о себе знать, не то где-то вдалеке действительно забрезжил свет — слабый проблеск через некоторое время стал уверенным рыжим сполохом, и Наратзул почувствовал какое-то магическое смещение, как будто Море вероятностей показало себя под другим углом. Он едва не заорал от боли, хлынувшей к его голове, но сдержал крик и пошел на этот яркий свет.       Если тьма — порождение магии Аркта, то этот огонь — явно не его рук дело.       А значит, нужно идти туда.       Нужно хоть что-то сделать.       Как-то.       Больно. Холод прошел по спине Наратзула, и ужас перехватил дыхание в тот момент, когда под ногой вдруг стало пусто и он свалился куда-то в бездну —       рыжий свет мелькнул между пальцами его в отчаянии протянутой руки.       Наратзул зажмурился, готовясь упасть в какую-то невидимую яму, но падения не последовало.       — Что ты сказал?       — Холодно. Как в погребе. Портальный зал… Это была не моя смена…       — Псионический знак, командир. Явно дело рук Наратзула Арантеаля.       — Нужно потом отследить шлейф перемещений. Какой портал открыт?       — Эрофин.       — Известим неримское подразделение, пусть знают, что этот человек больше не Великий паладин. И примут меры.       — Какие меры они против него могут принять? Они…       — Выполняйте.       — А вы что скажете, архисерафим?       — Снимите знак с этого паладина.       — Слушаюсь.       — Воспоминания соберите в этот сосуд. Я хочу видеть момент, когда Арантеаль уходил из Инодана.       — Но не лучше ли начать со шлейфа, как предложил Араздор?       — Он не совсем выжил из ума, чтобы не замести следы. У вас ничего не получится.       — Но тогда как исполнить приказ Тира, архисерафим Аркт?       — Приказы Тира, — последовал тихий ответ, — исполню я.       — Треомар? — произнесла разными голосами смеющаяся тьма. — Интересный выбор для того, кто не знает иных вероятностей.       — Пошел нахрен! — заорал Наратзул и рванул между деревьев к рыжему сполоху.       — Мне, в общем, плевать. Ты предсказуем. Ты понятен мне. Ты — словно трактат с тривиальными истинами под затертой до дыр обложкой. Но что несет тебя вперед — кроме твоего страха?       Холод хлестнул с двух сторон одновременно, отозвавшись вспышкой боли в голове Наратзула — хотя казалось, куда больше, и так боль сделала его почти слепым. В последнем, отчаянном усилии он едва преодолел безмолвие и зажег световое заклинание, чтобы не упасть снова, чтобы добежать, чтобы успеть — рыжий сполох по мере приближения стал похож на струну где-то над землей, и небо вокруг него ясно светлело, словно магическая тьма расступалась перед этим пламенем.       — Но, как обычно, ты не думаешь о последствиях, — теневые изломы колец на ближайших деревьях замелькали и словно раскололись, ощерившись в бесплотной усмешке. — Кто и как умрет от твоих решений? О, Наратзулу вновь плевать. Баффор. Мириам. Зелара. Да, владыка, я исполню. Да, владыка, я убью. И где предел?       — Отстань!       Впереди замаячила водная гладь — светлеющие небеса и огненная струна преломлялись в беспокойной ряби маленького озера. Стали заметны белокаменные стены лесной башни, на вершине которой полыхал спасительный огонь, но здесь, вдалеке от нее, воздух еще дрожал от магического искажения. Наратзул перемахнул огромный валун и по камням, как по ступеням, сбежал к озеру.       Еще немного!       — Но спроси себя, — продолжала тьма за его спиной, — почему в Инодане никто не обвинил тебя в смерти Зелары — и даже Тир! Почему об этом никто не упоминал, почему никого не взбудоражила эта новость, что Великий паладин — убийца, отступник и подлец, лишивший жизни женщину, которая верила ему. И даже — двух женщин, считая твою несчастную мать.       Наратзул погасил свое заклинание и бежал к башне из последних сил сквозь подступающий обморок, заметив краем глаза, как на тропе откуда-то слева забрезжил свет кристальных факелов и как там возникли три фигуры, одна из которых обнажила меч, другая натянула тетиву, а третья…       — Ты знаешь ответы на эти вопросы, — прохохотал отзвук в его раскалывающихся от боли висках. — И именно поэтому ты здесь. Ищешь пятый угол, ищешь возможность заслужить прощение — перед самим собой, даже перед ненавистными богами, перед отцом, но… Я знаю, что ты найдешь в итоге. Разочарование. Боль. Горы безликих камней — и несбывшееся пророчество. Скажешь ему, что ты видел, когда проснешься.       — Смотрите, это тень демона! — взвыл один из пришедших с тропы. — Арелдор! Амулет, скорей!       Огненная струна над башней полыхнула ярче, и на контрасте с непроглядной тьмой до этого звездное небо над ней показалось нестерпимо ярким, а Наратзул почувствовал, что ему стало легче, будто с его плеч спал тяжеленный доспех, и бежал, бежал, бежал к как будто удаляющейся от него башне — покуда не провалился в пустоту.

***

      Мерзул видел издалека, как светловолосый парень-этерна свалился в воду, и испугался не столько мгновенно отступившей тьмы, хохотавшей раскатами многоголосого эха и расползавшейся между деревьями, — сколько того, что парень захлебнется.       Отчаянно матерящийся Арелдор наконец активировал свой амулет, из которого полыхнуло радужными бликами, высветившими и поляну, и озерцо, и высокую белую башню с огненным столбом, бьющим в парящую над всем этим вершину, образуя словно бы натянутую между сегментами струну.       — Что это?! — крикнул где-то позади Мерзула Мериан. — Сука, но это не демон, бездна его сожри! Иначе амулет обжег бы его! Да что за…       Парень.       Мерзул поспешно вытащил его из воды — благо, было совсем неглубоко, — перевернул на спину, и прислушался к дыханию. Бедняга дышал, хоть и слабо, — значит, успел! Последнее мгновение, осветившее Мерзула разумной догадкой, остановило его от того, чтобы применить на парне исцеляющее заклятие. Кожа несчастного горела, как растопленная печь, и это запросто могла быть чародейская лихорадка — а в этом случае любое заклинание убило бы его.       Радужное свечение на поляне неожиданно исчезло, и словно бы покачнувший землю скрежещущий грохот в чаще сменился оглушительной тишиной.       Такой, что Мерзул услышал, как неистово бьется его собственное сердце — не то от бега, не то от страха, а еще стали отчетливо слышны голоса нескольких людей у башни и Мериана, на одной ноте кричащего: «Арелдоооор! Бляяяяя!».       — Да живой он, — услышал Мерзул и попытался разглядеть, что там происходит, надеясь, что это маги и у них можно попросить амброзию для умирающего от лихорадки этерна. — Мериан, скажи подчиненным, чтобы не тратили амулеты впустую и сначала думали головой — а уже потом делали глупости.       — Ооран! — воскликнул генерал. — Во имя всех святых, как хорошо, что это ты! Что это было за блядство? Что за тьма, что за тени?! Мы думали… Думали, это Зеробилон! Но амулет не сработал, и мы…       — Нам испортили нарадосский маяк, разбили несколько зеркал и часть перенастроили. Но это не особенно важно, потому что я все вернул на свои места, только вот… Эта теневая тварь… Она использовала магию черной монеты, как зеробилонцы. Ты видел ее, генерал?       — Эй, — нерешительно крикнул Мерзул, — помогите. Пожалуйста!       — Видел?! Да оно чуть Арелдора не убило, Ооран!       — Мериан, я тоже видел ее перед башней — но что было в лесу? Как ты выследил ее и… Что за мальчик?       Чертыхающийся генерал помогал Арелдору встать где-то неподалеку, и Мерзул увидел исцеляющее заклятие подошедшего к ним мага, которое осветило залитое кровью лицо дрожащего гвардейца. Маг не смотрел на Арелдора, встретившись взглядом светлых, словно светящихся в отблесках глаз с ошарашенным Мерзулом.       — Этот? — фыркнул генерал. — Да бродяга, случайно в лесу его встретил. С моей невестой, представь. Но он маг и помогал нам взять след!       — С невестой?       — С Каэрой. Помнишь, я говорил, что ей хочется петь на площадях? Ну вот, она пела четыре луны, но должна была еще одну — а вернулась раньше.       — Странно.       — Спасибо за исцеление, светлейший, — вымолвил Арелдор. — Он не зеробилонец и не иллюзия. Я твоим амулетом проверил. До того, как мы взяли парня с собой.       — Допустим. Но я не про него спросил.       Заклинание погасло, и Мерзул услышал по тихим шагам, что маг, генерал и гвардеец направляются прямо к ним.       — Помогите! — повторил он. — Этот… Этот человек умирает!       — Понятия не имею, кто это, — пробурчал генерал. — Но, похоже, это его следы мы видели в лесу. Как думаешь, Ооран, этот тип связан… С тварью?       — Спросим, — ответил тот. — Только в чувство приведем сначала.       — У него лихорадка… — начал было Мерзул, но тут же схватил протянутую ему склянку. — Спасибо!       — И не вздумай применять на нем заклинания, — предупредил Ооран. — Еще хоть одно — и твой друг покинет нас. Просто влей ему в рот эликсир.       — Я не дурак, — с вызовом ответил Мерзул, приподнимая белобрысую голову парня и осторожно размыкая ему губы. — И не друг он мне. Я… Я впервые его вижу!       Где-то во тьме Арелдор выругался, а генерал шумно вздохнул:       — Да что за ночь! Вы все с ума посходили что ли?!       — Как твое имя? — спросил Ооран. — И откуда ты?       — Мерзул. Я из Эрофина.       — А он?       — Говорю же, понятия не имею! Я увидел, как он упал, побоялся, что захлебнется, — всё! Только это, клянусь!       — Он шатался по лесу, судя по следам, — сказал генерал. — Хрен знает, кто он.       — Но эта… Тень, — голос Арелдора дрогнул. — Она гналась именно за ним, верно? Мы… Мы не видели тварь в лесу, светлейший, только здесь, у озера. Уже когда нагнали паренька.       Мерзул почувствовал, как все тело его новоявленного «друга» пронзила крупная дрожь, и постарался еще приподнять ему голову, которая вроде бы становилась менее горячей. Лихорадка отступала, но медленнее, чем хотелось бы.       — Надо их допросить, — вновь вмешался генерал. — Обоих! Не нравится мне всё это. Вдруг эта дрянь сейчас движется на Треомар? Вдруг и там тьма? Черт, и подумать страшно! Этих двоих надо хоть выпотрошить — но узнать, что это такое было!       — Я не знаю его, — повторил Мерзул, чувствуя, как тщетны его слова без доказательств. — Первый раз его вижу.       — Даже если так, — Ооран провел рукой по лицу парня, едва коснувшись лба, и тот резко вдохнул воздух, словно приходя в себя. — Сначала мне нужно знать, что это. Здесь, в лесу, была дестабилизация компенсатора маяка, и это дало кому-то возможность создать сильное заклятие безмолвия и рассеять любой свет. В городе для такого же трюка ему пришлось бы уничтожить несколько компенсаторов. А это долго.       — А если на людей нападет?! — продолжил панику генерал. — Кто защитит их — Солан? Да он скорее плюнет на могилы святых! Мы с тобой здесь, Альме на верфи, а значит, некому…       — Успокойся, Мериан. От разного рода магических атак город защитят компенсаторы и твои гвардейцы. А скажи... — Ооран обратился к вздрогнувшему Мерзулу: — Как давно ты уехал из Эрофина?       — Я? — заполняя пустоту собственных мыслей, глупо переспросил Мерзул.       — Ты.       — Эммм… Две луны назад…       — Ты ехал с менестрелями, верно?       — Да.       — По какой дороге?       — Через Кабаэт. Мортрам. И… Черт, мы не демоны!       — Надо будет допросить Каэру, — сквозь зубы проговорил Мериан. — Что-то она не договаривает. Арелдор, можешь метнуться к парням и…       — Каэру и ее спутников я проверил, командир, — огрызнулся гвардеец, но тут же сник. — Ладно, как скажешь.       — Мериан, — одернул его Ооран, — Мерзул не из них. Значит, вероятно, и твоя невеста в порядке. Вопрос сейчас совсем не в этом.       — Именно, — кивнул Мерзул.       — Сейчас всё и узнаем. Твой друг очнулся.       — Что?.. Он мне не…       Ооран опустился перед ними на колени и, явно обращаясь к вздрогнувшему парнишке, сказал:       — Что ты видел?

***

      Падал с башни. С белой башни, над которой виднелась огненная струна, — шагнул назад, спиной, и пустота вновь не удержала его.       Бесформенный сгусток тьмы отразился в тысячах зеркальных осколков, сверкнул золотистыми провалами множества глаз без зрачков, ударил наотмашь острыми, загнутыми когтями — он только и успел, что защитить лицо рукой, а затем пришла слепота.       Падение.       И вновь многоглазая тень взирает из зеркал — преломляясь так, словно они все еще разбиты.       «Ты слышишь? Один из дней стерт — да и сколько их было, таких дней. Зачем искать то, чего никогда не существовало, зачем тщиться достигнуть цели, к которой не ведет ни одна из дорог? Всё это уже было, и день, когда смерть заберет этот город, приходил много раз, — ровно столько же, сколько раз этот день был стерт.       Не ищи прощения, не надо       не надо       не надо,       ты не найдешь, а я не пойду за тобой».       В голове что-то кричало, звенело обезумевшим, рвущимся в небо колоколом, и из-под приоткрытых век Наратзул разглядел ослепительный свет предрассветных серых небес.       Жар еще ломил его тело, но не так сильно как… вечность тому назад.       — Что ты видел?       — Башню, — ответил он пустоте.       Наратзул почувствовал, как чьи-то руки держат его голову, — и резко дернулся, взвыв от боли в висках.       — Тихо ты, — прошипел держащий его человек.       — Лихорадка еще не прошла, но уже что-то. Жить будет.       — Спрашивай его, спрашивай! Арелдор, ты оружие-то приготовь…       — А?       — Лук…       — Никакого лука, Арелдор.       — Хорошо, светлейший.       — Сейчас он будет лгать! Давайте его стукнем!       Ну и влип.       Черный силуэт башни со струной на фоне неба нависал гигантской глыбой, тишина нарушалась лишь мерным тихим гулом, исходящим от пламени в вышине, и голосами.       Этерна. Трое треомарцев — что ж, хотя бы не иноданские, и на том спасибо. Еще один обнимает Наратзула, как обеспокоенная мамаша, и ничего не оставалось, кроме как грубо вырваться из его рук — тем не менее, бледный темноволосый парень-алеманн улыбнулся и с облегчением произнес:       — Извини. Ты тонул. А потом от лихорадки чуть не умер.       — Кто ты? — спросил этерна, сидящий на коленях прямо перед ним.       — Я… Я Лореус.       — В самом деле?       — Да, — уверенно кивнул Наратзул.       — Прям как Лореус… Эээ, как его там? — фыркнул другой, темноволосый, в чванливо блестящем стальном нагруднике. — Лореус из рода Анарте… Аранто… Арантоалей! Ну, этот их пришибленный грандмастер. Правильно?       «Арантеалей, осел».       Наратзул приметил, как за спиной темноволосого другой этерна в легком доспехе со стальными вставками осторожно извлек из собственного колчана стрелу.       Чтоб тебя. Надо было назваться Теалором.       Треомар никаких дел с Орденом не имел принципиально, да и Орден во главе с Грандмастером и Мальфасом смотрел на дела королевства сквозь пальцы, починяясь туманному приказу самого Тира — «не трогайте Треомар без крайней нужды». Поэтому Наратзул надеялся, что здесь-то никто из благочестивых служителей богов ему не встретится, а сами этерна ничего не узнают.       Однако вкрадчивое шипение темноволосого говнюка разбило последние надежды:       — Если ты, дохлая сколопендра, думаешь, что сможешь безнаказанно лгать мне в лицо, ты глубоко заблуждаешься. Никакой ты не Лореус! Думаю, ты из Ордена. Вероятно, даже шпион. Эй, Арелдор…       Лучник за его спиной вскинул оружие и вложил стрелу.       — Разве не может быть в мире двух людей с одинаковыми именами, Мериан? — сидящий прямо перед ним светлоглазый и сероволосый этерна жестом приказал лучнику остановиться, и тот повиновался, отступив на шаг. — Прости нашего генерала за эту вспышку, Лореус, он чрезмерно бдителен. Хотя, должен сказать, именно это качество делает его тем, кто он есть.       — Генерал? — попытался отшутиться Наратзул. — Мне показалось, это ваш цепной пес!       — И он не будет тебе хамить, только если ты не будешь. Итак. Что тебя привело в Треомар, Лореус?       — Я наемник, — с превосходством глядя на бесящегося генерала, Наратзул припомнил свою давно заготовленную легенду. — Работал в Эрофине на одного старого искателя сокровищ, но он неожиданно помер и мне пришлось искать другую работу. В Треомар я шел именно за этим, но немного… заблудился.       — Вот как, — понимающе кивнул этерна. — На тебе следы множественных перемещений с помощью телепортационных рун, притом некоторые такты повторяются. Ты ходил кругами?       — Ну... — Ответ на этот вопрос легенда не предусматривала, и Наратзул решил импровизировать. — По правде… Я скрывался от эрофинских властей.       — И что же ты совершил?       — Ага, так он тебе и расскажет! — фыркнул генерал. — Ооран, я считаю, что этих двоих надо доставить в Треомар и хорошенько допросить! Не знаю, как алеманнский бродяга, а полуэтерна «Лореус» — точно знает, что это была за теневая тварь!       Наратзул, в памяти которого от этого имени всплыли рапорты выполнявших задания в Треомаре паладинов, едва сдержал ухмылку. Уж повезло так повезло — хотя еще до конца было не понятно, насколько иронично можно было бы относиться к такому везению. «Порт, шахты, верфи, каменоломни, фермы, внешняя и внутренняя политика, гвардия, флот, круги магов — все это находится в одних руках. Король в Треомаре является фигурой лишь номинальной, и, как утверждают слухи, находится на троне не совсем законно, но этот человек в течение сорока лет не предпринимал никаких попыток свержения правящей династии. Несмотря на то, что (если, опять же, верить слухам) имеет больше прав на трон, чем прочие».       Тупые паладины. Наратзул так и не успел научить их составлять нормальные рапорты, но и этих скудных сведений на данный момент было достаточно.       — Займись своим делом, генерал, — ответил Ооран, и в свете утренних серых небес Наратзул приметил свежие царапины на его лице, словно от осколков, и глубокие следы когтей на левой руке. Значит, есть вероятность, что он столкнулся с Арктом в этой башне, когда зажигал огонь. Значит, ему известно намного больше. Значит, нужно лгать иначе.       — Но…       — Никаких но, Мериан, не мешай мне. Итак, Лореус?       Наратзул пожал плечами:       — Я не справился со своим заклинанием и случайно разбил все витражи в кафедральном соборе Эрофина. Полагаю, мне в любом случае не стоило дожидаться приговора.       Какая-то тень промелькнула на лице Оорана, и он отвел взгляд, словно продумывая следующий вопрос.       — О боги, этого не может быть… — шепотом произнес парнишка-алеманн. — Они были очень красивые! Как жаль.       — Как давно? — наконец спросил Ооран.       — Три луны назад, — с напускным сожалением ответил Наратзул.       — Ты лжешь, потому что Мерзул удивлен. А он уехал из Эрофина две луны назад.       — Вот сучонок! — вновь взвился генерал. — Я знал, что никакой он не Лореус! В подземелья их!       — Мне все равно, кто ты, — продолжил Ооран, — мне только нужно знать, от кого ты убегал. Нет, я могу, конечно, отследить все твои перемещения и найти ту точку, из которой ты вышел, но рискну поверить тебе на слово. Лореус.       Дурацкая ложь. Никогда не умел хорошо лгать. Даже когда продумывал досконально, когда спрашивал себя, как бы воспринял это другой человек?       Не хватало еще, чтобы здесь узнали о побеге из Инодана.       Небо стало совсем светлым, и даже здесь, в низине, уже были видны первые золотистые лучи солнца среди сплетения темных ветвей. И там же колючий кустарник ощерился тенями, словно издеваясь над неумением Наратзула лгать, над вечным       бегством в никуда,       от собственной тени,       от чувства вины,       и…       — От Аркта.       — Ха! — воскликнул генерал. — А почему сразу не от Гнерлдальфа из сказки «Серафим и Чудовище»? Почему не от сумрачного бегуна? Не от оборотня? Не от, мать твою, говорящей белки?! За кого ты нас принимаешь, «Лореус»? Если лжешь — так хоть лги умело, а то это выглядит как…       Увидев реакцию присутствующих, генерал вдруг замолчал.       — И что ты ему сделал? — спросил Ооран.       — Лучше спросить, что он сделал мне.       — Не вижу разницы для нас. Ответь, Лореус.       — Он лжец. Предатель, обманщик, каких свет не видывал.       — Ты же понимаешь, что это не ответ.       — Понимаю, — помедлив, признал Наратзул. — Но и ты пойми, есть вещи, о которых просто так не сказать.       — А надо. Если ты не Тир, не Венд и не император Гот, то какие счеты у тебя могут быть с Арктом?       — У него ни с кем нет счетов. Не нужно верить «Мистериуму».       — Я и не верю. Слишком давно живу на земле, чтобы верить таким книгам. Поэтому и спрашиваю, что лично у тебя может быть с ним, Лореус. Помимо твоего побега. Что ты так смотришь? Не в первый раз встречаю беглецов, которые уповают на треомарскую аномалию и на то, что она скроет их следы. Но, признаться, в первый — тех, за кем гонится Аркт.       — Давай правда за правду, — рискнул Наратзул, чувствуя как ему постепенно насточертевает отвечать на вопросы. — Твои раны. Только не говори, что это терновник, Гнерлдальф или сумрачный бегун. Зачем спрашивать о том, что тебе и так известно? Да, я скрываюсь. Да, возможно, дело не только в витражах. Да, Аркт нашел меня — и отпустил, а значит, все закончилось. Все остальное — лишь слова из лживых книг, прах и смещение вероятностей. Смотри, — он кивнул на стремительно светлеющие небеса, — смотри как все надломилось, вчерашний день ушел вместе с этой тьмой, он стерт, здесь и не было никакого Аркта!       — Кажется в остианской лечебнице для душевнобольных что-то случилось с воротами, — буркнул генерал. — А зеробилонские мрази научились новым фокусам. Других объяснений лично я не нахожу.       Поднявшись, Ооран жестом подозвал одного из магов, до этого глупо топтавшегося у подножия башни.       — Сентивель Абилин, с зеркал Нарадоса глаз не спускай, — сказал он, еще до того, как маг успел подбежать. — Второго раза не будет.       — Я понял, — дрогнувшим голосом ответил тот и тут же рванул обратно.       — Генерал, прикажи своему гвардейцу отвести ваш патруль в Треомар.       — И подконвойных? — без энтузиазма переспросил Мериан.       — Как решите. А мы с тобой возвращаемся в город. Сейчас. Мне нужно кое-что узнать.       — А чего ты так переполошился? Из-за мальчишки с хреновым воображением? Неужто поверил в…       Ооран жестом очертил в воздухе круг, и на краю поляны, на значительном расстоянии от них, вспыхнул синий портал. От этого боль ударила Наратзула по голове так, что он взвыл.       — Прости, он достаточно далеко, чтобы не навредить тебе, — сказал маг. — Чего ты ждешь, генерал? Иди первым.       — А эти двое?!       — Дойдут пешком.       — В каком смысле? Ты их не посадишь в подземелья?       — Нет. За что?       — За ложь!       — Ложь не наказуема. Иначе в подземельях просто не осталось бы места.       Кивнув своему лучнику, генерал нехотя пошел в сторону портала, вполне отчетливо пробурчав: «Надеюсь, правда в Треомар, а не в чертов Тельранос — опять!», а Наратзул, потирая словно бы ушибленную голову, обратился к уходящему Оорану:       — А мне-то в Треомар можно?       — Если все еще этого хочешь, наемник, искатель сокровищ и, — он с усмешкой оглянулся через плечо, — орденский беглец. Но если Аркт захочет найти тебя там — он найдет, так что не особо уповай на аномалию.       — Туда он не пойдет, — улыбнулся Наратзул. — Он уже меня нашел — и этого ему достаточно. Но спасибо тебе, владыка Треомара. И твоим цепным псам.       — Когда в следующий раз встретимся, назови свое настоящее имя, — равнодушно ответил тот. — Мне любопытно, так что постарайся не умереть.

***

      Когда синий портал в отдалении погас, Мерзул наконец нашел в себе силы встать с холодной земли и отряхнуться от листьев и сухой травы. Он сделал это неловко, как будто руки не принадлежали ему, а ком в горле заставил закашляться.       Лореус обернулся, смерил Мерзула ничего не выражающим взглядом, нелепо вытер нос рукавом и закинул на плечо свою сумку.       — Ну пока. Спасибо за помощь.       — Стой! — Мерзул шагнул за ним, но тут же почувствовал жуткую слабость в ногах и рухнул бы, если бы сделал еще один шаг. — Я… Не бросай меня здесь!       — Не бойся, — усмехнулся Лореус, — Аркта тут давно нет.       — Я не про… Черт, когда ты сказал про Аркта, я не удивился даже. Понимаешь… Когда пришла тьма, я листал странный экземпляр «Мистериума», и… Короче, я верю, что это был Аркт. В общем…       — Да неужели?       В глазах Лореуса стояла явная ирония, и Мерзул решил во что бы то ни стало его переубедить.       — Да! Там… Там был странный эпиграф про…       — Про то, как ворон запел человеческим голосом?       — Ээээ… Нет. Что-то про падение Треомара, про какой-то маяк, про слепца… Давай вернемся на поляну, где я оставил вещи, и ты сам увидишь, Лореус. Я уверен, эта книга как-то связана с…       — Меня зовут Наратзул.       — А?..       — Меня зовут Наратзул. Я… Немножко солгал о своем имени. Не знал еще, с кем имею дело.       — Немножко? — растерянно переспросил Мерзул. — То есть… Постой, как столица Каллидара?       — Ну вот, началось, — вздохнул бывший Лореус. — Подозреваешь меня во лжи, не так ли?       — Нет! Просто имя такое необычное.       — Угу. Веди меня на свою поляну. Хочу все-таки увидеть ту книгу. И — ты ведь Мерзул, верно?       — Верно, — улыбнулся тот, чувствуя, как жуткая тяжесть свалилась с его плеч.       Однако при виде пустой поляны чувство тревоги вернулось.       — Когда они починили телегу?! — Мерзул глупо бродил у обочины, ища хоть какие-то следы менестрелей, телеги, костровища или собственных вещей. — Какого черта здесь случилось?!       — Почему я не удивлен, — присвистнул Наратзул, лениво облокотившись о дерево и провожая взглядом унылого утреннего всадника, еле плетущегося по большаку.       — Но мы точно были здесь! Сломанная ось… Каэра… Книга! Я ничего не понимаю.       — Каэра?       — Да, — чувствуя, как кровь предательски приливает к щекам, Мерзул отвернулся, делая вид, что ищет следы гвардейцев на испещренной отпечатками копыт дороге. — Моя… Ой, то есть мы вместе ехали из Эрофина. Это ее брату подарили тот «Мистериум» в горном монастыре, и, возможно… Так. Наверное, гвардейцы починили им телегу, и они уехали! Да… Забрали мою сумку. Но — уехали. Так, похоже, и было.       — Ага.       Солнце поднялось уже высоко, ночной воздух прогрелся и наполнился испариной от влажной травы, словно бы всю ночь шел дождь.       — Бред, — пролепетал Мерзул. — Тогда где следы колес? Здесь только конские копыта и следы башмаков!       — Смещение вероятностей, — зевнул Наратзул. — Тут явно ворон пролетал.       — Что? Какой еще ворон?       — Не бери в голову, так и с ума сойти недолго. Жаль, конечно, твои вещи, но если тебя это утешит — возможно, их тут никогда и не было.       — Не утешит, — упавшим голосом ответил Мерзул.       — Ну, желаю тебе удачи, — Наратзул оглянулся, чтобы осмотреть дорогу позади и убедиться, что она пуста. — Счастливо оставаться. Мне разрешили идти в Треомар, а ты… Ну, в Эрофине тоже хорошо. Собор. Витражи. Болтуны.       — Как я дойду без вещей, — отрешенно пробормотал Мерзул. — Да и… Я не могу!       — Сделай себе портал.       — Я не умею… Наратзул!       Вредный белобрысый полуэтерна не обратил внимания на окрик — или не хотел обращать — и бодро зашагал по направлению к Треомару, поэтому Мерзул, с досадой плюнув на пыльную дорогу, бросился за ним.       — Возьми меня с собой! — выпалил он, едва нагнав Наратзула, который как бы невзначай прибавил шагу.       — Вот еще.       — А как же благодарность за спасение?       — Я благодарен.       — Не бросай меня здесь! Я совсем один!       — Я тоже.       — Меня не пустят в Треомар! Я же алеманн, а не этерна. Тебя — пустят, а я… Я сойду за твоего спутника. Дойдем — и распрощаемся. Как тебе такая идея?       — Никак. Мне нет дела.       — Ах так! — Мерзул остановился, собираясь с духом перед последней отчаянной попыткой уговорить стремительно уходящего зазнавшегося гада. — Тогда я стукну тебя простеньким заклинанием, и твоя лихорадка убьет тебя!       Тот остановился и медленно оглянулся, смерив Мерзула ледяным взглядом. Где-то неподалеку кукушка словно бы завела обратный отсчет до убийства.       — Блядь, — прошептал струсивший Мерзул.       — Всегда ценил смелость среди подчиненных, — фальшиво улыбнулся Наратзул. — Ладно, идем уж.       — Что?.. Подчиненных?.. А, ладно! — не веря своему счастью, Мерзул поспешил вслед. — Спасибо за понимание!       — Ага, — последовал безрадостный ответ. — И тебе.

***

      Альказар не выдержала и запустила камнем в раздражающе верещащую сойку. Та вспорхнула и скрылась где-то в кроне могучего вяза, росшего прямо возле пыльного старого склепа Редонов.       — Заткнись, — прошептала она. — Не до тебя сейчас.       Несколько раз сжала и разжала собственный кулак — снова показалось, что у нее переломаны кости, но боль была иллюзорной, она была отзвуком смутного, ненастоящего воспоминания об ограниченной бездне и предопределенном сне — о том, чего никогда не случалось.       — И что нам теперь с этим делать, девочка? — спросил Арантос, вернувшийся из дозора перед самым рассветом после этой непроглядно темной ночи, которой, судя по всему, тоже никогда не было.        — Вернемся в Зеробилон, — прозвучал глухой голос человека в железной маске с узкими прорезями для глаз. — Расскажем владыке. Он освободит духа из монеты, которая оказалась в руках Аркта, и тогда мы сможем что-нибудь сделать.       — Серая плесень, это Аркт! — воскликнул Арантос. — Аркт, а не торговец яблоками! Что ты думаешь с ним сделать даже без проклятой монеты, напугать своим видом? Сдается мне, он не испугается даже тебя, жалкий арорма.       — Нет, твоим скудоумием, — прошипело под маской, — пусть помрет от смеха.       — Тельдразул прав, — заключила Альказар. — Пусть владыка увидит в Аркте врага, и Аркт убьет его, так будет даже проще. Но… Сначала я должна пойти в Треомар. Сделать кое-что.       — Как ты объяснишь это в Зеробилоне? — с сомнением спросил Арантос. — Владыка обязательно поинтересуется, как монета попала к Аркту, и тогда тебе придется рассказать о том… Хм, видении, о темном боге, о… Даже если ты будешь молчать, девочка, он использует псионику и все равно все узнает!       — Я не помню и половины видения. Если бы не сегодняшняя ночь, так и не вспомнила бы, куда девалась монета, — тихо ответила Альказар, вновь оглядывая свою невредимую руку. — Он хотел стереть мне память, но до конца не смог, хотя, конечно, не стертое выглядит смутно — достаточно смутно, чтобы и владыка ничего не понял. Так что пусть хоть подавится своей псионикой.       — Нужно ответить на вопрос, зачем это Аркту, — вновь зазвучал под маской голос арорма. — Вспомни, сестра, что еще было в том сне. Вспомни, кто еще там был.       — Только мальчик, темный бог. Я почему-то ненавидела его. Там был зал, бездна. Аркт ломал мне кости. Это всё.       — Точно?       — Точно, братик, — помедлила Альказар, не желая выдавать своим спутникам последнее, еще более смутное, странное, болезненное воспоминание о том сне. А точнее, о причине ненависти и скорби, которые обрушились на нее несколько часов назад, когда тьма укрыла Треомарский лес и сместила реальность магией монеты, словно смеясь над ее замешательством. Словно подгоняя ее краю обрыва.       Словно давая последний шанс что-то исправить.       — Встречаемся вечером у южного входа в канализацию, — решительно произнесла Альказар, вставая с поваленного надгробия и отряхиваясь от пыли. — Вернемся в Зеробилон по катакомбам. А там — попробуем провести собственную партию и обыграть всех.       — Ага, за свободный Этронар, — скучающе фыркнул Арантос. — Чего не сделаешь ради любви, да, девочка?       — Пошел ты, — едва слышно шепнула она себе под нос и, бросив мимолетный взгляд на внимательно следящую за ними сойку, направилась к скальному проходу, что вел к фермерским предместьям Треомара.       Взошедшее уже высоко солнце на миг ослепило ее холодным золотым сиянием.