Ключ к чужой душе

Юи проснулась до рассвета. В комнате царил полумрак, разрезаемый тонкой полосой серого света, пробивающегося из-под занавески. Её глаза, сухие и уставшие, смотрели в потолок, где тени от ветвей деревьев складывались в причудливые узоры. Этот утренний покой казался странно искусственным, как будто мир нарочно притворялся безопасным, чтобы усыпить её бдительность. Юи не двигалась, слушая тишину. В эти моменты она чувствовала себя в безопасности, где можно хотя бы ненадолго забыть о том, что ждет за порогом. Месяц назад её жизнь рухнула, разлетевшись на острые осколки. Его крепкие руки прижимающие ее к постели все еще ощущались тревожно, как металлические тиски, сжимающие на грани боли. Тени, бросаемые сквозь закрытые шторы, казались угрожающими, а тяжелое дыхание заполняло тишину комнаты. Она никогда не забудет тот день: его взгляд был холоден и властен, а его прикосновения оставили на ее коже незаживающие следы, как жестокие напоминания о том, что случилось. Первые недели были настоящей пыткой. Ночи заполняли кошмары, такие яркие, что просыпаясь, она не сразу понимала, где реальность, а где — продолжение сна. Иногда Юи просто лежала в кровати, глядя в потолок, боясь закрыть глаза и снова оказаться там, в том моменте. Днём было не легче. Каждый шорох, каждая тень вызывали прилив паники. Ей казалось, что за ней следят, что в любой момент что-то плохое снова случится. Но теперь всё начало меняться. Постепенно, почти незаметно. Юджи… его присутствие стало для неё якорем. Он не давил, не жалел, не говорил фраз вроде «всё будет хорошо», в которые она всё равно бы не поверила. Вместо этого он просто был рядом. Иногда молча, иногда с чашкой чая, иногда с каким-нибудь нелепым вопросом, чтобы отвлечь её. Его мягкая настойчивость, его простые, человеческие жесты начали прорастать в её душе, как первые зелёные ростки после долгой зимы. Теперь Юи старалась возвращаться к привычной жизни, насколько это было возможно. Утро начиналось с маленьких шагов: убрать постель, умыться, аккуратно расчесать волосы перед зеркалом. Каждый из этих действий напоминал ей о том, что она контролирует хотя бы что-то в своей жизни. Сегодня, сидя за своим деревянным столом, она раскладывала учебники, блокнот и ручку, выстраивая их в идеальный порядок. Пальцы слегка дрожали — утренний ритуал всё ещё требовал от неё усилий, но она уже не чувствовала той пустоты, которая захватывала её раньше. Она встала перед зеркалом, долго смотрела на своё отражение. Её глаза, некогда яркие, сейчас были чуть потемневшими, словно в них навсегда поселилась тень. И всё же в её взгляде появилась новая твёрдость, странная смесь горечи и силы. Она не чувствовала себя той девушкой, которой была до всего этого. Но теперь в ней была решимость — не забыть, но научиться жить дальше. И каждый раз, когда волна тревоги накрывала Юи, её мысли невольно вспоминали то мгновение, когда он ушел, и с ним унесло не только его тепло, но и ту странную, непривычную уверенность, которая окутала её, когда он был рядом. Уверенность в том, что больше не нужно бояться, что мир вокруг неё не разрушится. Этот разговор, его слова — всё это стало тем фундаментом, на котором началось её восстановление. И даже сейчас, когда тревога снова подкрадывалась, Юи закрывала глаза и возвращалась в ту ночь — тёмную, холодную, полную неуверенности. Но именно она, вопреки всему, стала отправной точкой её пути. Путь, который вёл через страх и сомнения, но неуклонно вел к свету, к возможности начать заново.

***

Ночь накрыла город своим холодным покрывалом. Тьма сгустилась настолько, что даже свет уличных фонарей казался блеклым, едва освещая обветренные фасады домов. За окном Юи завывал ветер, гоняя сухие листья и нещадно трепля голые ветви деревьев, которые били в стекло, словно пытались проникнуть внутрь. Она сидела на кровати, укутанная в мягкий серый плед, обнимая старую книгу. Пальцы дрожали, а страницы давно потеряли смысл. Она смотрела в одну точку, её взгляд блуждал где-то в пустоте. Её дыхание было ровным, но слишком напряжённым. Комната, обычно уютная, казалась сейчас пустой и холодной, словно отражала её состояние. Ее мысли кружились в вихре страха и неопределенности. Сердце сжималось, словно в тисках, а дыхание сбивалось. Она чувствовала себя маленькой и беспомощной, как кораблик в шторм. И вот, этот стук в дверь. Он прозвучал как гром среди ясного неба, вырвав ее из мрачных раздумий. Сердце забилось в бешеном ритме, а по спине пробежал холодок. Медленно, словно в замедленной съемке, она подошла к двери. Рука не слушалась, пальцы с трудом находили замочную скважину. Стук повторился, настойчивее. — Юи, – вдруг послышалось за дверью. Этот голос. Узнаваемый. Тёплый. Но сейчас он был странно серьёзен, будто утратил привычную лёгкость. Её пальцы замерли на замке. Дрожа, она повернула его. Дверь тихо приоткрылась. На пороге стоял Годжо. Его белоснежные волосы отражали слабый свет коридорной лампы, а глаза были серьёзными, без привычной легкомысленности. — Прости, что поздно, — начал он мягким голосом, каким-то почти извиняющимся. — Но я должен был убедиться, что с тобой всё в порядке. Юи молча кивнула. Её движения были скованными, как будто каждое решение давалось ей с трудом. Сделав шаг назад, она медленно отступила в сторону, освобождая проход. Её взгляд лишь на мгновение встретился с его глазами, но этого хватило, чтобы почувствовать, как что-то тёплое и одновременно тяжёлое сжало её сердце. Она держалась за край двери, словно это было единственное, что давало ей опору. На мгновение ей показалось, что воздух в комнате стал гуще, наполняясь его присутствием. Юи чувствовала, как тишина между ними становилась почти осязаемой, сопровождаемой её глухо стучащим сердцем. Только тогда, когда он шагнул внутрь, его уверенные шаги прозвучали слишком громко в этой хрупкой тишине, она смогла заставить себя закрыть дверь, оборачиваясь к нему с напряжением, затаённым в каждом движении. Сатору окинул комнату внимательным взглядом. Здесь всё дышало порядком: книги, аккуратно выстроившиеся рядами на полке, словно солдаты, стояли на своих местах; кровать была идеально застелена, с натянутым покрывалом, которое не оставляло ни одной складки; на столе горела ночная лампа, её тёплый свет мягко разливался по комнате, но не касался её теней. Однако этот идеальный порядок, вместо того чтобы создавать уют, только подчёркивал напряжение в воздухе. Всё вокруг казалось застывшим, как будто здесь не было жизни. Комната была слишком тихой, а её обитательница, словно часть этого застывшего мира, казалась такой же неподвижной. Даже мелкие детали, вроде чуть смятой подушки или едва заметного слоя пыли на краю полки, выглядели неуместно, как будто они нарушали этот тщательно выстроенный фасад. Эта тишина не была спокойной — она напоминала ту, что висит перед бурей. Внутри этой комнаты чувствовался страх, спрятанный за чистыми линиями и идеальной симметрией. — Ты выглядишь… уставшей, — произнёс он после короткой паузы, его голос прозвучал мягко, но в этой мягкости угадывалась едва заметная нота тревоги. Годжо медленно опустился на стул напротив её кровати, будто стараясь не нарушить хрупкое равновесие, царившее в комнате. Он слегка откинулся назад, опершись локтями на подлокотники, но его взгляд оставался прикован к Юи. В этом взгляде не было ни осуждения, ни жалости — только пристальное внимание, в котором смешивались забота и сдерживаемая обеспокоенность. Юи медленно двинулась к кровати, каждый шаг был выверен, будто она двигалась по лезвию ножа. Её движения были напряжёнными и осторожными, как у человека, который осознаёт вес каждого своего действия. Достигнув края, она задержалась на мгновение, будто проверяя прочность своих намерений, а затем медленно опустилась. Матрас едва заметно прогнулся под её весом, но эта мелочь звучала в тишине как гулкий удар. Казалось, даже воздух вокруг стал тяжелее, как будто пространство само замерло в ожидании. Он внимательно изучал её лицо, бледное в тёплом свете ночной лампы, тени усталости, затаившиеся в уголках её глаз, и нервное движение её пальцев, которые, словно невзначай, теребили край пледа. Его слова были простыми, но сказаны так, будто за ними скрывалось большее, что он не торопился озвучивать. — Всё в порядке, — прошептала Юи, её голос звучал тихо, почти неслышно, как если бы слова были слишком тяжёлыми для того, чтобы вырваться. Она почувствовала, как её дыхание стало чуть более рваным, и поспешила натянуть плед до подбородка, как будто это простое движение могло защитить её от всего, что терзало внутри. Её пальцы нервно обвили ткань, тянули её вверх, пока край не скрыл её шею, а глаза, спрятавшиеся за ресницами, снова опустились, не желая встречаться с его взглядом. В этот момент её тело напряглось, словно она пыталась стать невидимой, спрятаться в этом простом, привычном жесте, который придавал хоть какую-то иллюзию контроля. Годжо молчал, его взгляд не сводился с неё. Это молчание было тяжёлым, насыщенным чем-то, что она не могла понять. Он редко бывал таким серьёзным, и это заставляло её напряжение нарастать. В его глазах не было привычной игривой искры или лёгкости, которые она так хорошо знала. Вместо этого они были полны какой-то глубокой, несказанной обеспокоенности, которая передавалась ей без слов. Юи чувствовала, как её сердце начинает биться быстрее, а воздух в комнате становится гуще, как если бы этот взгляд сам по себе был чем-то, что требовало ответа. — Такахаси, — наконец произнёс он, его голос стал тише, но в нём была такая твёрдость, что Юи не могла не услышать. — Он больше тебя не тронет. Имя этого человека, сказанное вслух, повисло в воздухе, как удар грома. Юи вздрогнула, как будто её поразили током, и её пальцы вцепились в плед с такой силой, что ткань чуть не порвалась. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок, а сердце бешено заколотилось, будто оно пыталось вырваться из груди. Но вместо привычного страха в её груди на мгновение возникло нечто иное — что-то странное и неуловимое, словно одно слово могло изменить всё. — Что это значит? — её голос дрожал, едва слышно, как если бы сама мысль о том, что он сказал, была невыносима. Она не могла заставить себя поднять глаза, оставаясь сосредоточенной на своих руках, которые неуклюже держали край пледа. — Это значит, что он исчез, — Годжо ответил спокойно, но в его голосе звучала твёрдость, не подлежащая сомнению. — Навсегда. Юи медленно подняла взгляд, не сразу встречая его глаза. В её глазах было всё: страх, который она пыталась сдержать, робкая надежда, которая пробивалась через каждую клеточку её тела, и недоверие, отголоски которого ещё не отпускали её. Смешанные чувства отравляли её мысли, и она не могла понять, что именно она ощущает — облегчение или продолжение опасения. — Исчез? Ты… — её слова оборвались, и она замялась, чувствуя, как горло сдавливает напряжение. С трудом она подбирала слова, словно боясь произнести не то, что нужно. — Ты что-то сделал? Он усмехнулся, но эта усмешка не несла в себе ни капли веселья. Напротив, она была горькой, едва ли не жестокой, как будто за ней скрывалась какая-то неизбежность, тяжёлая и зловещая. — Знаешь, Юи, я не из тех, кто сидит и наблюдает со стороны, особенно когда дело касается людей, которых я собираюсь защитить, — его голос прозвучал легко, почти небрежно, но в этой мнимой легкости скрывалась непоколебимая уверенность, которая всегда отличала его. Её сердце забилось быстрее, как будто каждое слово было тяжёлым грузом, который сдавливает грудную клетку. Эти простые слова, казавшиеся безобидными, скрывали в себе силу, от которой у неё перехватывало дыхание. — Ты убил его? — её голос едва слышен, почти шёпот, как если бы сама мысль о том, чтобы произнести это вслух, была невыносимой. Внутри всё сжалось. Годжо откинулся назад, скрестив руки на груди, словно это было естественным продолжением его спокойствия. Он не ответил сразу, позволяя тишине растянуть момент, заставив её саму пытаться осмыслить его слова. Время словно замедлилось, и каждая секунда тянулась неимоверно долго. — Скажем так, он получил то, что заслужил, — наконец произнёс он, его голос не дрожал, но в нём была такая твёрдость, что от её ушей не ушёл ни один штрих. — Иногда справедливость требует жестоких решений. Юи почувствовала, как её взгляд останавливается на его лице, пытаясь найти в нём хоть какое-то подтверждение тому, что она слышит. Но то, что она видела в его глазах, не могло её успокоить. Это было не просто решение, не просто завершение. Это было что-то гораздо более тяжёлое, чем она могла бы себе представить. Её глаза наполнились слезами, но они не сорвались. Она смотрела на него с попыткой понять, как ей теперь относиться к тому, что он сказал. Она не могла оправдать его действий, но и не могла отвергать тот факт, что он, наверное, действительно сделал это ради неё. И эта мысль была такой противоречивой, что ей было трудно найти точку опоры. — Это неправильно, — сказала она, но её голос был слабым, с дрожью в каждой букве. Слова сорвались с её губ, как если бы она пыталась утвердить что-то важное для себя. — Ты… не можешь вершить судьбы других. — Неправильно? — переспросил он, его голос был тихим, но в нём скользнула лёгкая ирония, может, даже укор. Он наклонился чуть ближе, но не слишком, как будто его слова всё ещё требовали её собственного осознания. — А было правильно, когда он лишил тебя покоя? Когда он заставил тебя бояться даже своей тени? Юи, я видел, что он сделал с тобой. Видел, как ты мучаешься каждую ночь. И знаешь что? Я бы не позволил этому продолжаться. Её дыхание стало частым, будто она не могла удержать его, как будто сама атмосфера в комнате сдавливала её. Каждое слово его, каждое движение, которое она чувствовала, казались такими резкими и честными, что она не знала, как реагировать. Он не предлагал прощения, не искал оправданий. Он говорил просто и прямо, как будто это был естественный ход событий. Он не позволил бы ей мучиться. Но в этих словах было что-то, что вызывало у неё смешанные чувства. Он говорил об этом с такой уверенностью, что ей оставалось только прислушиваться. — Я не знаю, как мне с этим жить, — призналась она, её голос дрожал, и она едва удерживала себя от того, чтобы не разрыдаться. Все эмоции, что она держала в себе, вдруг выбились наружу. Она чувствовала себя слабой, беспомощной, как будто снова оказалась на грани того, чтобы потерять контроль над собой. Годжо протянул руку, и её прикосновение было неожиданно мягким. Он осторожно коснулся её плеча, и в его жесте была такая забота, что Юи почувствовала, как напряжение в её теле медленно уходит. Его рука была тёплой, как обнадёживающий свет в темной комнате, и это тепло, казалось, проникало в самые уголки её души. Всё, что она чувствовала в тот момент, было связано с этим прикосновением — оно как бы обнимало её, обещая, что всё будет хорошо, что страх уйдёт, если она доверится. — Тебе не нужно думать об этом, — сказал Годжо, его голос был тихим, но твёрдым. — Ты не виновата. И ты больше не будешь страдать. Юи почувствовала, как её дыхание становится ровнее, а грудь, которую сжимала тяжёлая боль, наконец-то расправляется. Она посмотрела в его глаза, пытаясь найти ответы, которые могла бы принять. Его взгляд был одновременно пугающим и успокаивающим. Он был не просто сильным — он был тем, кто мог уничтожить всё, что причиняло ей боль. — Почему ты это сделал? — спросила она, её голос едва слышен, почти неслышно. Он не сразу ответил. В его взгляде читалась какая-то внутренняя борьба, но когда он заговорил, его слова были простыми, как истина. — Потому что ты не заслуживаешь жить в страхе, — сказал он, не отводя глаз. Её сердце замерло, а воздух в комнате стал тяжелее, как если бы эти слова взяли под контроль всё, что было до этого. Время застыло, и Юи почувствовала, как что-то тёмное, что застряло внутри неё, начинает постепенно отступать. Боль и страх всё ещё были рядом, но теперь они были окружены чем-то новым. Что-то неведомое, но очень важное — надежда. — Спасибо, — прошептала она, едва сдерживая слёзы. Голос дрожал, но она чувствовала, как тяжесть с её плеч начинает исчезать. Она не знала, как выразить благодарность за то, что теперь чувствовала себя не такой одинокой. Годжо улыбнулся, но это была не просто улыбка. Это была лёгкая, едва заметная улыбка, которая скрывала в себе обещание — обещание, что он всегда будет рядом, что она больше не будет одна, что страх больше не имеет власти над ней. Эта улыбка словно возвращала ей веру в то, что всё наладится. — Отдыхай, Юи, — сказал он, и его голос был мягким, почти как шепот. — Это конец. Больше тебе не о чем беспокоиться. Аккуратно встав, он направился к двери. Его шаги были тихими, но в них ощущалась уверенность. Он оставил за собой не просто пустую комнату, а нечто большее — чувство тепла и странной уверенности, что, несмотря на всё, она теперь не одна, что всё будет в порядке. В ту ночь, Юи уснула, впервые за долгое время ощущая лёгкость в своём теле и покой в душе. Её сердце больше не било тревогу, и, несмотря на темные воспоминания, она чувствовала, что наступает новый день.

***