Ключ к чужой душе

Юи сидела на кровати, обхватив колени руками, в своей тесной комнате общежития. Воздух был тяжёлым, будто пропитан воспоминаниями, которые она изо всех сил старалась вытеснить. Прошло три дня, но каждая минута после того ужаса тянулась как вечность. Телефон снова завибрировал, высветив сообщение от преподавателя: «Юи, пропуски продолжаются. Нам нужно обсудить вашу успеваемость». Она закрыла глаза, пытаясь подавить очередной приступ тошноты. Голова шумела от противоречий: ей было больно, страшно, но в голове застряло требование внешнего мира — она должна продолжать жить, как будто ничего не произошло. Её тело всё ещё помнило боль, но гораздо хуже было ощущение пустоты. Она не могла заставить себя посмотреть в зеркало. Единственное, что она видела там, — это чужое, сломанное существо, которое она не могла признать собой. Она перечитывала сообщения куратора снова и снова, но слова были как ядовитые иглы: «Юи, вам нужно вернуться на занятия. Ваши пропуски недопустимы. Если что-то случилось, обратитесь к нам. Мы постараемся вам помочь». Помощь? Никто не может помочь. Эти слова казались пустыми, лицемерными, как будто мир требовал, чтобы она вернулась в него, но ничего не предлагал взамен. Она глубоко вздохнула и поднялась. Её ноги дрожали, как у ребёнка, только начинающего ходить. Её повседневная одежда, которую она наконец решилась надеть, оказалась тесной, словно сковывала её тело. На плечи опустились тонкие бретели её сумки, а волосы, собранные в небрежный хвост, покорно упали вдоль спины. Когда она открыла дверь, тишина коридора ударила ей в уши. Шагнув за порог, она почувствовала, как пол под ногами словно зыбкий песок, готовый поглотить её. Каждый звук — хлопанье двери, отдалённый смех студентов — казались оглушительными. Она шла медленно, ступая на вытертые плитки, которые были холодными, будто зимой. Её ноги двигались механически, а руки судорожно сжимали ремешок сумки. Коридор казался бесконечным. Каждый шаг был как вызов, будто она шла по минному полю. И вдруг, она заметила его. Сатору стоял в конце коридора. Его фигура, привычно расслабленная, всё же излучала нечто настороженное. Он, казалось, смотрел вдаль, но, как только Юи шагнула вперёд, его взгляд мгновенно переместился на неё. Их глаза встретились. Юи замерла. Она не видела его с момента их последнего разговора, и всё, что тогда происходило, пронеслось перед её глазами за долю секунды. Его гнев, его решительность, его попытка прорваться к ней. Она помнила, как это её испугало и одновременно пробудило что-то, что она боялась даже назвать. Годжо слегка выпрямился, заметив её нерешительность. Его взгляд пробежал по её фигуре. Он не мог не заметить, как изменилась её походка, как мятая одежда предательски подчеркивала её уязвимость, как её лицо было мрачным и отрешённым. — Ты всё-таки вышла, — сказал он, не двигаясь с места. Его голос был тихим, но в нём не было ни насмешки, ни привычной лёгкости. Только искреннее удивление, смешанное с чем-то похожим на уважение. Девушка не ответила. Она просто смотрела на него, как загнанный зверь, готовый в любую секунду повернуть назад. — Юи, — он сделал шаг к ней, и она сразу напряглась, как струна. — Я не собираюсь задавать вопросов. Просто... рад видеть тебя. Она хотела что-то сказать, но ком в горле мешал. Её взгляд метнулся в сторону, она попыталась пройти мимо, как будто его здесь не было. — Постой, — его голос остановил её. Не приказ, но просьба. Она замерла, сжав руки в кулаки так сильно, что ногти вонзились в ладони. — Я просто хотел узнать, ты... как ты? Эти слова, такие простые, прозвучали, будто гром. Она не знала, что ответить. Всё внутри неё кричало: «Плохо. Ужасно. Я сломана». Но она не могла выдавить даже этого. — Все хорошо, — наконец произнесла она, не оборачиваясь. — Юи, — он снова сделал шаг, теперь ближе. — Ты не обязана говорить мне, если не хочешь. Просто хочу чтобы ты знала, мне ты можешь не врать. Эти слова задели что-то внутри неё. Она повернулась к нему, её взгляд был острым, почти злым. — Почему тебе не всё равно? — спросила она, её голос звучал громче, чем она ожидала. Он остановился, глядя на неё серьёзно. — Ты всё ещё ненавидишь меня, но я не плохой человек, каким ты меня считаешь. Юи замолчала, её губы задрожали. Она хотела кричать на него, обвинять его, уйти и никогда больше не видеть, но её ноги не двигались. — Я уже ничего не считаю,— прошептала она, опуская взгляд. Годжо ничего не сказал, но сделал ещё один шаг, сокращая расстояние между ними. Теперь он был достаточно близко, чтобы она могла ощутить его тепло, но достаточно далеко, чтобы она не чувствовала угрозы. — Тогда просто знай: тебе не нужно проходить через это одной. Юи вскинула на него взгляд. Его глаза, всегда такие яркие, сейчас были полны тёплого света. Она не понимала, почему это вдруг стало важным, но в этот момент её стены дали трещину. — Я не могу верить тебе, — прошептала она, голос дрожал. — Тогда начни с того, чтобы поверить себе, — сказал он. Юи отвернулась, смахивая предательскую слезу, пока она не скатилась вниз. — Хотела бы я, — тихо отвечает она, не желая продолжать этот диолог, Юи шагнула вдоль лестницы, не оглядываясь. Он остался стоять в коридоре, провожая её взглядом, пока её силуэт не исчез за углом.

***

Юи стояла перед дверью аудитории, её рука медленно тянулась к ручке, но так и не могла коснуться её. Гул голосов за дверью казался оглушающим. Она знала, что все уже внутри, ждали начала лекции. Её сердце билось как безумное, дыхание было сбивчивым, а руки дрожали. "Ты сможешь. Ты должна это сделать." Она повторяла эти слова, как мантру, но ноги казались свинцовыми. Сделав глубокий вдох, она заставила себя нажать на ручку и открыть дверь. В аудитории сразу наступила тишина. Несколько студентов, обернувшись, посмотрели на неё, их взгляды были полны удивления. Кто-то даже перешептывался. Юи почувствовала, как кровь приливает к лицу, и опустила глаза, чтобы не встречаться с их взглядами. — Юи? — раздался голос учителя. Это была молодая женщина с добрым, но удивлённым выражением лица. — Рада видеть тебя снова. Как ты себя чувствуешь? Юи едва заметно кивнула, не поднимая глаз. — Всё в порядке, — коротко ответила она. Её голос прозвучал глухо, словно она говорила через плотное стекло. Учитель явно не была удовлетворена этим ответом и сделала шаг вперёд. — Ты долго отсутствовала, мы переживали за тебя. — Всё в порядке, — повторяя чуть резче. Она подняла глаза, её взгляд был твёрдым, почти вызывающим. — Я могу сесть? Учитель немного растерялась, но кивнула, отступив назад. — Да, конечно. Девушка отвернулась и быстро направилась к своему месту. Её ноги двигались сами по себе, она почти не осознавала, куда идёт. Она села рядом с Юджи, стараясь игнорировать окружающие взгляды. — Юи... — тихо начал он, слегка наклонившись к ней. Его голос был мягким, но в нём чувствовалась искренняя забота. — Ты как? Девушка едва заметно поморщилась, но не посмотрела на него. — Мне уже лучше, — отрезала она, не глядя в его сторону. Юджи замолчал на секунду, потом снова попытался заговорить. — Юи, если тебе нужно время... — он смутился, потёр затылок. — я улажу вопросы с пропусками. Юи фыркнула, её губы чуть дрогнули в горькой усмешке. — Юджи, — произнесла она тихо. — Мне уже лучше, не переживай, я справлюсь. Юджи нахмурился, его взгляд был полон беспокойства. — Глаза не обманешь, Юи — сказал он осторожно. — Я же вижу, что тебе нужно время, и.... — Не нужно, — перебила она резко. Её голос был тихим, но холодным. Юджи выглядел немного ошарашенным, но не отступил. — Послушай, Юи, — мягко сказал он, опустив взгляд. — Мне больно видеть тебя такой, ведь это моя вина, мне не стоило предлагать эту гребанную стажировку, мне не стоило ввязывать тебя в это, это я должен страдать, а не ты. – опустив голову проговаривает парень. Слова Юджи ударили по Юи, как молот. Она резко подняла взгляд, её глаза сузились, и в них вспыхнула смесь гнева, горечи и отчаяния. Его голос, полный вины, резонировал внутри неё, и каждое его слово будто ещё глубже вбивало её в ту яму, в которой она уже находилась. — Ты… ты вообще понимаешь, о чём говоришь? — её голос прозвучал напряжённо, почти шёпотом, но в нём чувствовалась острая боль. Она чуть наклонилась вперёд, глядя на него так, будто её взгляд мог прожечь дыру в его сознании. Юи почувствовала, как внутри неё разливается горячая волна ярости. Его сожаление, его вина — всё это сейчас казалось ей оскорбительным. — Ты думаешь, что это всё о тебе? — прошипела она, её голос срывался на хрип. — Ты думаешь, что твоё "я должен страдать" что-то исправит? Юджи замер, его лицо исказила смесь шока и боли. Он хотел что-то сказать, но её взгляд не позволял ему вымолвить ни слова. Юи стиснула кулаки, её ногти впились в ладони. Ей хотелось кричать, хотелось выбросить из себя всю ту боль, что она носила в себе, но вместо этого её голос стал тише, холоднее. — Ты даже представить себе не можешь, что я чувствую. Ты думаешь, что можешь взять эту боль на себя? — Она резко выдохнула, её губы дрожали. — Ты не знаешь, каково это — чувствовать себя грязной, сломанной, чужой в своём же теле. Ты не знаешь, каково это — бояться каждого взгляда, каждой тени. Её голос оборвался, и она почувствовала, как глаза наполняются слезами. Она быстро отвернулась, сжимая зубы, чтобы не дать им упасть. — Ты не можешь взять это на себя, Юджи. Это моё. И с того самого дня, я буду жить с этим. Она взяла себя в руки, стараясь говорить ровнее, но в её голосе всё равно оставалась горечь. — Если ты хочешь помочь, не жалей себя. Просто… будь рядом. Без этих слов о том, как ты виноват. Это не поможет. Юджи смотрел на неё, потрясённый её словами. Он чувствовал себя ещё беспомощнее, но теперь понимал, что она не хочет его жалости. Она хотела опоры, хотела, чтобы он просто был рядом, без угрызений совести, без попыток переиначить боль на себя. Юи закрыла глаза и сделала глубокий вдох, пытаясь вернуть себе контроль. Её голос, когда она заговорила снова, был мягче, но всё ещё полон усталости. — Юджи… мне сложно, но я пытаюсь. Не усложняй это своей виной, ладно? Просто… просто позволь мне пройти через это. Её слова заставили его кивнуть. Он наконец понял, что лучшее, что он может сделать, — это просто быть рядом, не вторгаясь в её боль, а поддерживая её столько, сколько понадобится. Пары шли тихо и размеренно, словно ничего не произошло. Преподаватели читали лекции, монотонно перетекая от одной темы к другой. Шум страниц и лёгкий стук клавиш ноутбуков создавали фоновый ритм, который убаюкивал аудиторию. Никто не поднимал лишних вопросов, никто не обращал на Юи пристального внимания. Девушка сидела рядом с Юджи, склонившись над конспектом. Её лицо сохраняло нейтральное выражение, но пальцы крепко держали ручку, выдавая внутреннее напряжение. Временами она ловила на себе осторожные взгляды, но предпочитала их игнорировать, сосредотачиваясь на том, чтобы не выдать свои эмоции. Юджи молчал, лишь изредка поглядывая на неё, словно готов был вмешаться, если ей станет плохо. Тишина в аудитории была почти стерильной, и в этой размеренности скрывалась видимая нормальность, которую она так отчаянно хотела сохранить.

***

После утреннего разговора с Юи чувство тревоги и переживаний терзало Годжо, как заноза, застрявшая в душе. Его лицо оставалось бесстрастным, но внутри бушевал ураган эмоций. Ночь накрыла землю, укрыв заброшенное здание плотным покрывалом тьмы. Лампа на потолке едва мерцала, отбрасывая дрожащие тени на голые бетонные стены. Сатору сидел на старом скрипучем стуле, раскинув ноги в стороны. Его расслабленная поза могла обмануть любого, кто не знал, какая ярость скрывалась за внешним спокойствием. Сквозь грязные стекла дверного проема виднелся густой лес, его ветви шевелились под дуновениями ночного ветра, словно шепча тайны этого места. На холодном полу, скованный веревками, начал шевелиться мужчина. Его тело содрогнулось, как у человека, вырванного из дурного сна. Медленно открыв глаза, Такахаси ощутил странную, пугающую тишину. Влажный запах плесени смешивался с металлическим привкусом крови, которая, казалось, висела в воздухе. Он попытался осмотреться, но его внимние привлек человек, сидевший напротив. – Черт возьми... где я? – выдохнул Такахаси, его голос прозвучал хрипло, словно он пробудился после долгого забвения. Годжо приподнял темные очки, позволив своему взгляду встретиться с ошеломленным взором жертвы. Улыбка, едва заметная, тронула его губы. – Так ты все же проснулся, – произнес он, его голос был низким, но спокойным, почти ленивым. Такахаси ощутил дрожь. Он попытался подтянуть ноги, но понял, что связан. Его обнаженное тело чувствовало холод бетонного пола. Мужчина напрягся, пытаясь сообразить, что происходит. – Как это понимать, Сатору?! – начал он, нахмурившись. Он узнал Годжо. Этот человек когда-то помог ему выбраться из затруднительной ситуации, спас его бизнес. Тот долг давно был погашен, и тем не менее Такахаси не мог понять, что происходит. Годжо встал, его движения были плавными, будто хищник, который решил подойти поближе к своей добыче. Его высокая фигура отбрасывала длинную тень, и каждый шаг резал тишину, как лезвие. – Такахаси, – протянул он, в его голосе звучала холодная насмешка. – Чего ты так пугаешься? Это всего лишь... деловая встреча. Последние слова были произнесены с таким ядовитым сарказмом, что Такахаси ощутил, как по его спине пробежал холод. Намек был ясен, и его сердце сжалось. Мужчина прищурился, пытаясь вернуть себе самообладание. – Так эта маленькая дрянь все же проговорилась, – он усмехнулся, но его голос дрожал. – Я дал ей самую высокую должность, а эта шваль не сдержала свой язык за зубами. Сучку стоило затрахать до смерти в ту же ночь. – проговаривает мужчина едва слышымым шёпотом. Слова были произнесены с презрением, каждый из них словно вызов. Но лицо Годжо осталось бесстрастным, его голубые глаза не выдавали никаких эмоций, только ледяной покой. Мужчина хотел продолжить, но его прервали. – Ты закончил? — спросил он, приподняв бровь. Такахаси напрягся, чувствуя, как воздух вокруг стал густым, словно электрическим. — Послушай, если вся эта драма только из-за неё, то это просто смешно, — начал он с кривой усмешкой. — Она всё выдумывает! Всё было по обоюдному согласию. Я же не какой-то зверь... – но мужчина не успел договорить. Годжо перебил его, одним плавным движением подняв скальпель со стола, который стоял позади него. Старый, рухлый стол с покоробленной столешницей, покрытой трещинами и пятнами. Его ножки изогнуты, а поверхность покрыта слоем пыли и потертостей. Местами облезла краска, и он выглядит почти забытым временем. Его голос стал холодным, как острие лезвия.. – Ты ошибаешься, если думаешь, что я здесь, чтобы слушать твои оправдания. Взяв острый, почти ювелирный скальпель, Годжо медленно двинулся к мужчине. Лезвие сверкнуло в тусклом свете лампы, отбрасывая едва заметные бликов на стены. Взгляд Сатору был холодным, отрешённым, словно он собирался провести очередную операцию — методично, без лишних эмоций. Такахаси смотрел на него, в его глазах мелькнуло сомнение, но вскоре оно сменилось паникой. — Что ты задумал, Чертов Сукин сын?! — его голос задрожал, переходя в полукрик. Годжо склонил голову чуть набок, как хищник, играющий со своей жертвой. На губах появилась лёгкая, почти добродушная улыбка. — Не трясись, — сказал он мягко, но в этих словах звучала сталь. — Обещаю, будет больно. Мужчина застыл, его тело вдруг стало тяжелым, будто парализованным страхом. Затем он резко рванулся назад, стараясь упереться в холодную бетонную стену, словно она могла стать его защитой. Он выкрикивал проклятия, бессвязные угрозы, но голос срывался на хрип. — Сука, да ты чертов псих! — взвизгнул он, чувствуя, как что-то внутри него ломается от осознания своей беспомощности. Сатору опустился на корточки перед ним. Эта близость заставляла Такахаси дышать чаще. Годжо улыбнулся, но эта улыбка была пугающей — не доброй, а странной, безжизненной. — Расслабься, — произнёс он почти шёпотом и сделал первый порез. Скальпель легко прорезал кожу у ключицы, как нож по мягкому маслу. Кровь выступила мгновенно, алыми линиями стекая по телу мужчины. Такахаси взревел, но его крик был больше похож на вой животного, попавшего в капкан. — Ублюдок! Если ты сейчас не прекратишь... — он задыхался от боли и паники, слова сбивались, но его угрозы звучали всё тише. Сатору остался невозмутимым. Он медленно провёл лезвием по коже, словно размышляя над узором, который хочет оставить. — Ответь мне, — сказал он, прерывая крики своей жертвы. Его голос был почти ласковым. — Что ты сделал с Юи? Такахаси, скривившись от боли, поднял взгляд на Годжо. В его глазах мелькнули гнев и безумие. Затем он громко рассмеялся, захлебываясь кровавой ухмылкой. – Так я был прав? Всё из-за этой шлюхи? – его голос срывался, но издёвка в нём звучала отчётливо. – Хочешь знать, что я сделал? Хорошо, я скажу тебе всё. Он кашлянул, глотая воздух, но на его лице всё равно играла злобная усмешка. – Я обвел эту сучку вокруг пальца, – начал он, без тени сомнения в голосе. – Наивная, она думала, что получит повышение, будто меня хоть как-то заботит труд этих грязных рабочих. Но она оказалась не только трудолюбивой, но и до неприличия сексуальной. Я просто взял то, что хотел. Воспользовался ею, по ее женскому назначению, – он оскалился, как хищник, загнанный в угол. – Дал ей опыт, за который она ещё должна быть мне благодарна! Его лицо перекосилось от злорадного удовольствия, когда он сквозь зубы выплюнул: – Клянусь, Годжо, я сдеру кожу с тебя и твоей шлюшки, когда выберусь отсюда! – в каждом слове слышалась угроза, словно он наслаждался мыслью о возможной мести. – Ты правда на это надеешься? – с видимой усмешкой отвечает Годжо. Осознание обрушилось на Такахаси, словно удар молнии, пронзая его до самого нутра. Он всегда задавался вопросом, откуда у такого, казалось бы, беспечного и ветреного парня может быть столько власти и влияния. Но теперь всё встало на свои места. Это была игра — жестокая, изощрённая, мастерски выстроенная. Сатору носил маску беззаботного шута, которого легко недооценить, но за этой маской скрывался человек, чей разум был недосягаем, а намерения — необратимы. Эта правда разверзлась перед ним с ужасающей ясностью. Такахаси охватила леденящая паника. Сердце стучало так, словно хотело вырваться из груди, а дыхание стало рваным. Он затрясся, задыхающийся от страха, пытаясь найти хоть какое-то оправдание своим действиям. Но слова срывались с губ бессвязным лепетом, и даже в собственных ушах его жалкие попытки звучали как отчаянное блеяние загнанного зверя. Ночь тяготила своим молчанием. Воздух в бетонной комнате стал ещё тяжелее, как будто сама тьма наполняла пространство удушливым ощущением безысходности. Капли крови с неприятным звуком падали на холодный пол, разлетаясь мелкими пятнами вокруг. Лампа под потолком еле горела, изредка мигая, словно пытаясь осветить ад, развернувшийся в этой заброшенной клетке. Годжо Сатору стоял, слегка наклонив голову, его белоснежные волосы блестели в тусклом свете. Его спокойствие было пугающим, он казался ледяной статуей, не способной на эмоции. Такахаси же, напротив, был хаосом: его обнажённое тело дрожало от боли, глаза бегали в поисках спасения, а рот наполнялся бессильными хрипами. – Годжо, я... я не знал, что эта девушка так дорога тебе! Блять, позволь мне загладить свою вину, я правда не знал! – голос мужчины звучал жалко, прерываясь от паники и слабости. Он почти захлёбывался словами, силясь хоть как-то вымолить пощаду. Но Годжо даже не взглянул на него. Вместо этого он сделал ещё один надрез – уверенно, хладнокровно, с такой точностью, словно был хирургом, изучающим анатомию своей жертвы. Такахаси закричал, но его крики становились тише, охрипший голос уже не мог передать весь ужас происходящего. – Ты уже выдохся? – Годжо присел на корточки, глядя на истерзанное лицо мужчины. Его губы изогнулись в лёгкой усмешке. – А ведь я только начал. Он потянулся за плоскогубцами, лежавшими на металлическом подносе. Инструменты были покрыты засохшей кровью, но Сатору это не волновало. Его движения были ленивыми, словно он искал на подносе не орудие пыток, а привычный инструмент для творчества. Подняв плоскогубцы, он аккуратно зажал ими фалангу пальца мужчины. – Кричи что есть силы. Резкое движение, треск кости, и истошный крик снова разорвал тишину. Палец Такахаси вывернулся под неестественным углом, окрасившись в багрово-синий цвет. – Один есть, – с наигранным энтузиазмом произнёс Годжо, будто считал очки в игре. Когда плоскогубцы потянулись к следующему пальцу, мужчина, собрав последние силы, закричал: – Неужели ты настолько сильно хотел эту девчонку, что ради какой-то пизды пойдешь на убийство?! Слова застыли в воздухе. Сатору замер, его лицо на мгновение изменилось. Он поднял взгляд, словно раздумывая над услышанным. – Юи бы это не одобрила, – произнёс он тихо, словно обращался к самому себе. На лице Такахаси мелькнула слабая надежда, он вскинул взгляд, цепляясь за этот намёк. – Благо, она об этом не узнает, – Сатору медленно поднял глаза, и в них вспыхнуло нечто такое, от чего мужчина вжался в холодный бетон стены. Такахаси замер, словно время вокруг него остановилось. Его разум судорожно пытался осмыслить услышанное, но тело уже поддалось первобытному страху. Каждый мускул стал чужим, не подчиняясь воле. Сердце, словно пойманное в капкан, колотилось так яростно, что эхом отдавалось в ушах, заглушая всё, кроме звучащих в голове слов: "Благо, она об этом не узнает." Мир вокруг будто сузился, сжался в тесный тоннель, где не было спасения. Холод бетона за спиной внезапно стал осязаемым, давящим, словно он не просто опирался на стену, а был к ней прибит. Ледяной камень, казалось, впивался в кожу, напоминая, что выхода нет. Рот Такахаси открылся, но звук, который он издал, не был криком. Это был слабый, хриплый стон отчаяния, будто вся его сила была выжата страхом. Ладони вспотели, а пальцы, пытавшиеся найти хоть что-то, за что можно зацепиться, скользили по бетону. Его мысли метались, как пойманная в ловушку птица, но с каждой секундой становилось всё яснее: спасения не будет. Он пытался вдохнуть, но воздух казался ядовитым, каждый новый вдох приносил только боль. Паника заполонила сознание, сжимая его, как удав. Даже тело отказывалось сопротивляться — ноги подгибались, руки дрожали, как у марионетки, лишённой нити. Осталась лишь одна эмоция, мощная и всепоглощающая, ужас, который парализовал его целиком.

***

Шел битый час. Комната стала похожа на мясницкую лавку: кровь стекала на пол, плоть местами обуглилась от ожогов. Мужчина едва дышал, его тело превратилось в груду изломанных конечностей, а лицо застыло в гримасе ужаса. Годжо лениво оглядел жертву, словно ему стало скучно. – Какой-то ты неразговорчивый, – усмехнулся он, будто позабыв, что полчаса назад отсёк мужчине язык. — Извини, забыл, что отрезал его тебе, — произнёс Сатору с явным наслаждением, его голос был наполовину насмешливым, наполовину холодным. — Но это твоя вина, — продолжил он, — не стоило меня провоцировать. — Тон стал ещё более язвительным, и в его словах звучала явная ирония, он безусловно получал удовольствие от ситуации. Комната пропахла кровью и разложением, холодное электрическое освещение бросало резкие тени, превращая стены в движущиеся пятна. В этой темноте не было места надежде, лишь боль и ожидание конца. Мужчина, лежавший в луже собственной крови, почти не двигался, но, услышав чужой голос, как-то инстинктивно поднял голову. Его взгляд, мутный и полный страха, блуждал, словно искал спасителя. Из полутени лениво вышел высокий мужчина. Его движения были расслабленными, но в каждом шаге чувствовалась откровенная уверенность. Широкие плечи, грациозная осанка, а татуировки на лице подчеркивали его угрожающее присутствие. – Сатору Годжо, – голос звучал ровно, но в нем угадывалась неявная угроза. Сатору обернулся, его белые волосы слегка качнулись от движения. Он стоял беззаботно, как будто все это происходило не с ним, а где-то в другом месте. Уголки губ изогнулись в лёгкой усмешке, но в глазах не было ни капли тепла. – Сукуна Рёмен, – произнёс он так, словно приветствовал старого знакомого. – Не ожидал встретить столь важную персону в таком месте. Он сделал шаг вперёд, по-прежнему держась расслабленно. – Какие-то проблемы? Сукуна медленно провёл взгляд по комнате, задерживаясь на изувеченном теле Такахаси. Ни кровавые пятна, ни разорванная плоть, ни вывернутые пальцы не вызвали в нём ни удивления, ни отвращения. Его лицо оставалось спокойным, но взгляд был пристальным, как у хищника. – Ты выкрал у меня моего сотрудника, – проговорил он, скрещивая руки на груди. – Я не люблю, когда трогают моих людей. Годжо ответил с видимой ленцой: – Твой человек причинил вред моему человеку. Извини, но он должен ответить за это. Сукуна вновь посмотрел на Такахаси, как бы оценивая степень нанесённого урона. Он наклонил голову, будто бы рассматривая объект изучения. Его равнодушие было пугающим. – Позволь узнать, что он натворил, – наконец произнёс он, не изменяя тона. Годжо помедлил, на его лице появилась тень размышления. – Одна девушка, – сказал он с едва скрываемым сомнением, будто раздумывая, – Этот ублюдок надругался над ней. Тишина, которая последовала за его словами, была почти ощутимой. Воздух стал ещё тяжелее, а свет от лампы мигнул, словно чувствуя напряжение. — Так всё это из-за какой-то девчушки? — медленно проговорил Сукуна, прищурив глаза и склонив голову чуть вбок. В его голосе слышалось смешанное недоверие и лёгкое удивление, словно сама мысль, что подобное могло заставить Годжо зайти так далеко, казалась ему нелепой. – Юи не какая-то девчушка, – холодно процедил Сатору. Его голос больше не был расслабленным, в нём звучала сталь, а взгляд вспыхнул гневом. Сукуна чуть приподнял бровь, его губы растянулись в лёгкой ухмылке. – Хорошо, – коротко бросил он, развернувшись к выходу. Он двигался медленно, будто с ленивой небрежностью, но замер у самой двери. Его рука скользнула в карман, и он вынул оттуда что-то тяжелое. Каждое его движение оставалось таким же размеренным и уверенным, как всегда, без лишней спешки, словно у него было достаточно времени для всего. Выстрел. Глухой звук разнёсся по комнате, заставляя лампу вздрогнуть и вновь замигать. Такахаси, который до этого едва дышал, застыл. На его лбу осталась аккуратная дыра, из которой текла тонкая струйка крови. Его страдания закончились. – С него достаточно. Надеюсь, мы квиты,– произнёс Сукуна, убирая оружие. Годжо молча смотрел на него. Его взгляд не дрогнул, даже когда пуля завершила жизнь Мужчины. Он стоял так, словно перед ним просто закрылась книга, а не умер человек. Сукуна медленно покинул комнату, его шаги растворились в коридоре. Годжо остался один. Его безразличный взгляд скользнул по телу Такахаси, а затем по стенам, испачканным кровью. Он выглядел не как человек, а как тень, холодная и пугающая, оставленная в этом мрачном месте.