Ключ к чужой душе

Вода стекала по телу Юи, но она её не чувствовала. Поток был обжигающе горячим, но даже это не могло согреть её. Она стояла под душем, не двигаясь, лишь иногда механически поднимая руку, чтобы стереть воду с лица, хотя слёзы продолжали смешиваться с каплями, вновь заливая её. Кожа на её плечах и руках была красной — от жара воды и бесконечного трения. Она мылась снова и снова, терла себя настолько сильно, что ногти оставляли болезненные борозды. Казалось, что грязь въелась в неё так глубоко, что никакая вода или мыло не помогут её смыть. "Грязная. Грязная. Грязная." Эти слова стучали в голове, словно бесконечный приговор. Юи терла запястья, шею, ключицы, но ощущение его прикосновений не уходило. Оно было повсюду. Её кожа горела, будто та ночь всё ещё продолжалась. Она опустилась на колени, чувствуя, как вода падает на её голову и плечи, словно безжалостный вес. Всё вокруг размывалось — стены ванной, звук текущей воды, даже её собственное дыхание. Она закрыла лицо руками, но это не спасало. В её сознании снова и снова всплывали воспоминания: тяжёлый запах его одеколона, его грубый шёпот у её уха, тяжесть, прижавшая её к кровати. — Нет, нет, нет... — шептала она сквозь стиснутые зубы, её голос был тихим, но в нём звучала агония. Она хотела вырвать эти образы из своей головы, забыть их, стереть. Хотела вернуться назад, в тот момент, когда всё ещё было нормально. Когда она была другой. Глухой вибрационный звук прорезал шум воды. Телефон, лежащий на краю раковины, завибрировал. Юи вздрогнула, словно её ударили. Её руки инстинктивно сжались, ногти вонзились в ладони. Она знала, кто это мог быть. Поднявшись с трудом, она выключила воду. Тишина в ванной была оглушающей, нарушаемой лишь её сбивчивым дыханием. Телефон снова завибрировал. Юи потянулась за ним, руки дрожали. Она разблокировала экран, и её сердце замерло. "Детка,надеюсь ты добралась без происшествии, хотел сказать, даже не вздумай идти против меня, не вздумай разрушать свою жизнь." Ещё одно сообщение пришло через секунду: "А впрочем,тебе в любом случае никто не поверит. Если будешь послушной девочкой, я буду очень нежен,обещаю" Она уронила телефон на пол. Глухой стук эхом разнёсся по ванной, но Юи не обратила внимания. Она сжалась в комок, опустившись прямо на кафель. — Нет... нет... — её голос был чуть слышен. Она обхватила голову руками, будто пытаясь вырваться из этого кошмара. Слова из сообщения крутились в её голове, удушая её. Она чувствовала себя полностью бессильной. Беспомощной. Грязной. Всё, что произошло, теперь казалось навсегда запечатанным в её теле и разуме. Она ненавидела себя за то, что не смогла сопротивляться, за то, что позволила этому случиться. Юи смотрела на свои руки, всё ещё красные от горячей воды и собственного давления. Она вспомнила его усмешку, его холодные глаза. Слова, которые он сказал ей в ту ночь. Её плечи затряслись, она задыхалась от слёз, которые больше не могла сдерживать. Тишина ванной вновь наполнилась её рыданиями. Её сознание поглощала тьма, но в самой глубине отчаяния что-то всё-таки цеплялось за жизнь, за надежду. Однако этот крошечный голос тонул под тяжестью её боли, превращая каждый вдох в пытку. Юи снова встала, включила душ и повернула кран на холодную воду. Поток обрушился на неё ледяной стеной, но она ничего не почувствовала. Она стояла, дрожа всем телом, пока губы не начали синеть, и только тогда опустилась на колени, позволяя воде течь по ней, пока она больше не могла различать, где заканчивается её тело и начинается бездна её страдания.

***

Сатору шел по длинному коридору, где каждый шаг отдавался гулким эхом в полутьме. Ему было неуютно в этом внезапно опустевшем пространстве, но больше всего не давала покоя пустота внутри. На лице сохранялось обычное выражение лёгкой иронии, но в мыслях клубились странные, мрачные образы. Юи. Её потухший взгляд, смятая и порванная одежда, едва уловимый запах железа – всё это застряло в его голове, как заноза, которая не давала покоя. Эта картина не просто цепляла, она вызывала в нём что-то новое и, мягко говоря, неприятное. Почему ему было не всё равно? Он и сам не мог ответить. Они ведь даже не друзья, едва ли просто знакомые. Её безразличность к миру всегда раздражала его, казалась чем-то напускным. А теперь? Теперь эта безразличность выглядела как крик о помощи, и Годжо, вопреки собственной природе, не мог этого игнорировать. Он остановился у окна, сквозь стекло наблюдая за танцем огней ночного города. Свет мерцал, растворяясь в темноте, словно отражая хаос его собственных мыслей. "Ты ничего не понимаешь." Её голос снова звучал в ушах, холодный и отстранённый. Эта фраза била по нервам сильнее, чем он ожидал. Может, он действительно ничего не понимал. Поворот ручки двери кабинета Нанами прозвучал как финальный аккорд его внутреннего монолога. Годжо вошел без стука, будто пытался взять себя в руки через привычное вызовное поведение. Нанами поднял взгляд от бумаг. Его лицо оставалось безупречно спокойным, но глаза чуть сузились. – Ты пришел поздно, – заметил он. Сатору махнул рукой, закрывая за собой дверь. – Мне нужно поговорить, – сказал он резко, пересекающим комнату шагом добравшись до стола Нанами. Его пальцы нервно сжались на краю столешницы. – И о чем же? – Нанами отложил бумаги, сложил руки перед собой и посмотрел на Годжо с выражением, которое всегда балансировало между усталостью и готовностью к серьезному разговору. – О Юи, – проговорил Сатору после секундной паузы. Ему не хотелось говорить это имя, как будто произнести его – значит дать случившемуся реальность. Нанами вздохнул и откинулся в кресле. Его лицо оставалось каменным, но в глазах мелькнуло легкое беспокойство. – Что именно тебя тревожит? Годжо прищурился, глядя в пространство, словно старался собрать мысли в единое целое. – Кто-то причинил ей боль, и я должен узнать, кто он. – он осёкся, потянулся пальцами к вискам, как будто это могло помочь вернуть контроль. – Не знаю, почему меня это вообще волнует. Нанами долго смотрел на него, выискивая в словах и поведении что-то между строк. – Это не похоже на тебя, – произнес он наконец, чуть сузив глаза. – Обычно ты не придаешь значения таким вещам. Что в этот раз? – Сам удивляюсь,– Годжо вдруг оттолкнулся от стола и начал ходить по комнате, его привычная легкость уступила место внутреннему напряжению. – Но точно могу сказать, ей нужна моя помощь. – И ты решил вмешаться? – уточнил Нанами, его голос оставался ровным. Годжо замер, повернулся к Нанами, и его лицо стало неожиданно серьезным. – Ты думаешь, я это делаю ради себя? Думаешь, мне хочется быть героем? Нет. Я просто знаю, что не могу оставить это так. Эта девчонка мне небезразлична, Кенто. Я должен что-то сделать. Нанами на секунду закрыл глаза, будто обдумывая слова. Затем он выпрямился в кресле и кивнул. – Ладно. Что ты хочешь от меня? – Найти ответ, – отрезал Годжо. Его глаза сверкнули ледяной решимостью. – Я не знаю, что с ней произошло. Но ты... Ты умеешь копаться в таких вещах. Нанами не ответил сразу. Он медленно встал, подошёл к стеллажу и потянулся за блокнотом. – Хорошо, – сказал он наконец, открывая его и глядя на Годжо. – Но ты должен понимать: если мы в это ввяжемся, тебе придётся принять всю тяжесть последствии. А последствия могут быть хуже, чем ты ожидаешь. Сатору усмехнулся, но это была жесткая, холодная усмешка. – Чудесно. – произнёс он и повернулся к двери. – Годжо, – окликнул его Нанами, прежде чем тот успел уйти. – Ты понимаешь, что движет тобой? Годжо задержался на пороге, не оглядываясь. – Пока не понимаю. Но, возможно, это не важно. Дверь захлопнулась, оставляя Нанами наедине с его мыслями.