Школа №13

За первой партой сидели брат и сестра: Венгрия и Австрия. Австро-Венгрия – их мать и моя двоюродная тётя, которая, в общем-то, не очень интересуется мной, также состоит в Тройственном Союзе. Флаг Венгрии представлял собой горизонтальный триколор, где верхняя полоска была красной, в середине – белой, а снизу – зелёной. Флаг его сестры – Австрии, выглядел примерно так же, только нижняя полоска была не зелёной, а такой же красной, как и верхняя. Австрия сделала себе из красной косы "корону", что неплохо шла ей. По словам Союза брат с сестрой не теряют надежды выпросить у Чайника способ наведения порчи. Они так несколько раз, пользуясь какими-то способами из выдуманных легенд или мифов, порчи на учителей наводить пытались – правда, ни разу не действовало. А недо-маг обычно посылает их, говоря, что это чёрная магия и "вам самим потом хуже будет". Весёлый у меня класс – одни психи. Вторая парта ряда возле выхода. С левой стороны сидел уже знакомый Чайник, а рядом с ним – безлицайская сущность мужского пола. Звали его Максом. Я даже у большинства стран имён не запомнил, куда мне ещё и имена безлицаев запоминать? В принципе, он не очень отличался от большинства этих сущностей. Белое лицо, на котором вытянулся чёрный знак вопроса, глаза, которых нет, – как они только видят? – и рот с почти не видными губами. Небольшая верхняя часть волос под цвет бумаги была собрана сзади в маленький хвост фонтанчиком. Не нравятся мне такие причёски у пацанов... Об этом у нас с Союзом тоже схожее мнение. Ну, а остальная часть волос уложена в более менее классическую укладку. По описанию моего друга Макс довольно стеснительный и сидит рядом с магом не совсем по своей воле, но об этом чуть позже. Итак, третья предпоследняя парта. С левой стороны находился Турция – я видел его мельком, когда отец приглашал Османскую Империю обговорить какие-то дела. У Турции флаг был один в один, как у отца: полностью красный, но в середине находится толстый белый месяц с такой же белой звездой. Правда, Союз раскрыл мне ещё кое-что о нём. У Турции бесконечные запасы еды. Нет, по словам Совета он всегда что-то ест и даже может делиться с кем-то. Также по предположениям моего коммуниста: у него в портфеле вместо учебников – еда. Ладно, я верю Союзу. Потому что Турция в данный момент, пока Франция зачитывала длиннющий список на 10 страниц о той же безопасности в школе, потихоньку достал какой-то пирожок и, наклонившись под парту, стал поедать его. – Всё как всегда, – прокомментировал Союз. – Турка! Что в меню на сегодня? – спросил он полушёпотом. – Извини, конечно, – отозвался на кличку Турция. – Пирожок я сам съем. А так есть... – он поднял портфель-папку и заглянул туда: – Есть две плитки шоколада, полкило рахат-лукума, три щербета, пачка сока... О, банан ещё есть! – в голосе послышались удивлённые нотки. – С прошлого года, видимо, – усмехнулся он, покидая хранилище и доставая что-то оттуда. – Держи, – он протянул что-то Союзу, пока Франция читала. – И с Рейхом тоже поделись, а то поприходили все, как будто сто лет не ели. Вот! Сразу понятно, с кем у меня из класса будут самые лучшие отношения, за исключением Союза! – Спасибо, – поблагодарил коммунист, принимая что-то, скрывающееся от моего обзора. – Спасибо, – на всякий случай поблагодарил я. Турция это, кажется, услышал и, слегка улыбнувшись, кивнул. Союз развернулся полностью ко мне, в руках его была средняя плитка упакованного шоколада. Ещё и с орехами! – Давай сейчас распакуем? – попросил я, так как ждать до конца урока не хотелось. – Я с удовольствием, только как? Оно же шуметь будет. – Давай я открою, – пожал плечами я. – Ты тихо сможешь? – Конечно. Пачка шоколада оказалась у меня. Немного разобравшись, как её распаковать, я понял, что бесшумно не получится. Остаётся лишь надеяться, что это не будет слишком... Шелест внутренней обёртки разнёсся по всему классу. Мы с Союзом одновременно уронили головы на парту, чтобы не ржать на всю школу. Дыхание слегка сбивалось от сдерживаемого смеха, успешно вырывающегося наружу в слышных только нам с другом непонятных звуках. – АХХАХАХАХ, ты, блять, её открыл хотя бы? – выдавил Союз. – Ни хуя! – отозвался я, утыкаясь лицом в своё предплечье, чтобы хоть немного заглушить порывы. – Так, Третий Рейх и Советский Союз, расселись быстро, – раздался жёсткий голос с учительского места. – Мисс Франция, ну, последний раз, – сквозь смех начал я. – Мы честно больше не будем... – в это время я забыл про упаковку с шоколадкой, лежащую у меня на коленях, и сейчас она не вовремя упала на пол, что было очень хорошо слышно. – АХАХАХХВХАХВХВХАХАХХВХАХАХХАХА, SCHEIẞE, – на этом моменте я уткнулся Союзу в плечо, который уже сам трясся в истерике. Нам понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться. Кажется, правду говорят, что в переходном возрасте происходит полный пиз... Раз уж мы так с ума сходим от несчастной упаковки шоколадки. – М-да, вроде ещё не весна, а у вас уже обострение, – сказала Франция, сверля в нас дыры своим прожигающим ненавистью взглядом. – Что ж, продолжаем... Я, тем временем, полез под парту за шоколадкой, там же открыл её, – на этот раз даже казалось, что звук издаётся не на весь класс, – и поднялся обратно на лавку, деля плитку пополам. Как же давно я не ел шоколад... Очень люблю сладости. Когда мы доели, Союз вспомнил, что не рассказал о последней однокласснице. Безлицайская сущность, а также сестра Макса. Ничего интересного. Длинные прямые волосы были распущены, но скоро её заставят их собрать в хвостик или косу, чтобы соответствовало правилам безопасности. Звали её Елена. – Она у нас бывшая сводница, – рассказывал Союз. – Составительница пар. Она одна из первых, кто додумался сделать пару из Японии и Италии. – Почему бывшая? – я сразу заметил эту подробность. – Потому что она "отошла от дел". Сама втюрилась. – В кого? Нет, подожди, я попробую угадать... Я снова обвёл класс оценивающим взглядом. Никто из них не выглядел хоть мало-мальски привлекательным, за исключением меня, естественно. И, возможно, Союза, но он сам говорил, что ни с кем здесь не дружит, так что вряд ли какая-то сводница влюбилась бы в него. – Ладно, сдаюсь, – неохотно решил я. – Даже не попробуешь? – я помотал головой. На лице Союза расплылась лёгкая ухмылка. – Как хочешь. Она ещё год назад втюрилась в Чайника: с 7-ого класса, получается. – Да у вас любовные романы писать можно, – фыркнул я. – И что, как успехи? – О её великой любви знает весь класс, теперь ещё и ты, и все учителя, – перечислил Союз. – Кроме самого Чайника. Или он просто делает вид, что не знает. – Вот это драма! – я артистично приставил руку к сердцу. Вернувшись в нормальное состояние, я спросил: – Мне только одно интересно, почему тогда с Чайником сидит не она, а её брат. – Ничего ты не понимаешь, – в шутку закатил глаза СССР. – Это такой "коварный" план. Макс сидит вместе с Чайником и нахваливает ему Елену, чтобы она ему понравилась... Прошёл целый год, но пока что я никакой повышенной приязни от Чайника к Елене не замечал. И ещё Макс узнаёт, что нравится этому магу и докладывает сестре. Сам бы он никогда не сел к Чайнику. – Ясно, здесь все психи, кроме меня, тебя и Турции, – подвёл итоги я. – Получается, так, – усмехнулся Совет. На последней парте соседнего ряда сидела Чехословакия. О ней я уже и так знал всё, что надо. – А теперь пришло время выбирать старосту, – сказала Франция, закончив, наконец, читать никому не нужные правила безопасности. – Кто у вас был старостой в прошлом году? Весь мой класс психов повернулся к Югославии. Я почему-то сразу так и понял. Кого же ещё ставить старостой, как не отличницу? – Я больше не хочу, – откинув косу за плечо, возразила та. – Семь лет уже староста, мне хватило. – Тогда выбираем нового, – ответила учительница физики. – Кто хочет на роль старосты? Гробовая тишина в классе. Как же много желающих. Я тоже не очень рвался на эту "должность": с другими одноклассниками, с другим отношением к школе, возможно, я бы и захотел попробовать править, но уж точно не в данном случае. Франция, будто прочитав мои мысли, решила зацепить самолюбие некоторых учеников: – Будущие правители! И как же вы будете выживать в человеческом мире, если здесь даже на роль старосты встать боитесь? Что ж, у неё и правда получилось: страны начали немного колебаться, разве что Союз лишь закатил глаза, а США продолжал спать. Интересно, коммунисту-атеисту сейчас так же, как и мне, хочется послать её подальше? – Мисс Франция, – всё же не удержался я, стараясь, чтобы язвительность в голосе не сильно проявлялась. – По-моему, в человеческом мире нашими территориями правит человек, а мы иногда можем навязывать ему свою волю... – Я очень рада, что вы так много знаете для своего возраста, Третий Рейх, – перебила меня Франция. Как невежливо со стороны учителя! – Но речь сейчас не об этом. В смысле "не об этом"? Она амнезией, случаем, не страдает? Ещё и классный руководитель у меня психованная амнезик и, к тому же, враг моего отца... Ладно, раз уж она так против, не буду высовываться. – Дура, – вполголоса, чтобы вышеупомянутая не услышала, выдал я, скрещивая руки на груди. Конечно, можно было бы сказать ей это в лицо, но я вдруг вспомнил, что мне у неё ещё учиться. – Ты только догадался? – хмыкнул Союз, от скуки рисующий что-то карандашом на парте. В это время к доске подошли два каких-то одноклассника – я не сильно разглядывал, кто именно. – Нет конечно, я это понял, ещё когда она мою форму "чем попало" назвала, – ответил я, укладывая голову на парту, потому что хотелось спать. Тоже на парте порисовать, что ли? Не зря же я чёрную ручку сюда притащил? Пока я, не очень стараясь, делал на парте кривые наброски лица Франции, чтобы чуть позже развлекаться, уродуя его, сама учительница тоже развлекалась, как могла: – Теперь вы должны сказать нам и всему классу, почему мы должны выбрать вас старостой... – А, надо? Я тогда пошёл, – сказал один из кандидатов, срываясь в сторону своей парты. – Да, я тоже пойду, – решил второй и уже хотел повторить действия своего "оппонента", но Франция удержала обоих за плечи. Я, как и Союз, отвлёкся от рисования на парте, чтобы посмотреть на этот цирк. – Нет-нет, оставайтесь здесь, – с ангельской противной улыбкой сказала учительница. – Просто скажите какие-нибудь свои достоинства, из-за чего мы можем вас выбрать. Недо-старосты сдались, оставаясь возле доски. Франция отпустила их и немного отошла. – Ну, во-первых, я красивый, – артистично загнул палец первый кандидат, оказавшийся Фашистской Италией. – Ага, ври больше, – донеслось передо мной от его соседки по парте. – Во-вторых, – невозмутимо продолжил кандидат, загибая второй палец. – У меня есть старший брат, который существует в человеческом мире. – Ты нас шантажируешь? – весело спросила Франция. Походу, у неё настроение меняется чаще, чем погода весной. – В-третьих... А "в-третьих" я не придумал, – честно признался Фашистская Италия. – Аргументы года, – подал голос недо-маг. В классе поднялся довольно сильный гул, и через несколько секунд со своего места встала Японская Империя. – Мисс Франция, я сейчас столько его достоинств перечислю! Первое: он итальянец. Второе: он умеет готовить спагетти и пиццу. Третье: если кто-то не будет слушаться, он может угрожать братом, а значит, всё будет тихо. Четвёртое... – Спасибо, Японская Империя, но давайте выслушаем аргументы от другого старосты, – невежливо перебила её Франция, поворачиваясь к Турции, стоявшему с лицом "Зачем я сюда вышел?". – ...Я шашлык готовить умею, – невозмутимо выдал Турция. Из класса послышался одобрительный гул, как будто он их потом этим шашлыком угощать будет. Правда, если это так, я не удивлюсь. Кто-то ещё и начал аплодировать. – Ну, я однозначно за Турка! – даже Фашистская Италия хотел поесть шашлыка. – А что здесь происходит? – донеслось позади меня на весь класс. Это был США, разбуженный всеобщей суетой. Все повернулись на него. – С добрым утром, Америка, – поприветствовала его Франция. – Мы старосту выбираем. – Выбирайте меня – не ошибётесь, – по лицу США было видно, что ничего хорошего класс от его становления старостой не получит. – Извини, Штаты, но надо было раньше в кандидаты подаваться, – развела руками Франция. – Уже поздно. Предлагаю выбрать старосту голосованием. Сейчас каждый должен на небольшом листике написать "Фашистская Италия" или "Турция"... Я правильно понимаю, что у Турции аргумент то, что он умеет готовить шашлык? И, судя по "перешёптываниям" моего класса, они собираются выбирать именно его за этот аргумент. Даже Фашист уже не рвался на роль старосты. – Может, не будем голосовать? – обратился я к Союзу. – Мне как-то всё равно, кто старостой станет. Главное, чтобы не я. – Не, я за Турцию, – сказал друг, вырывая из тетради, лежавшей на парте, половину листика. – Он хорошо шашлык готовит, давай за него. – По-твоему, он специально на весь класс его приготовит? – фыркнул я. – Ты в нём сомневаешься? – вопросом ответил Союз, печатными буквами выводя "Турка". В общем, мне было плевать, кто будет старостой, поэтому я вырвал вторую половинку тетрадного листа и тоже написал там "Турция". Всё-таки, он единственный, кто мне пока что симпатизирует из всего класса, кроме Союза. Франция проходила между рядами, собирая бумажки с именами. К слову, голосование было анонимным. Совет вполголоса сматюкнулся и быстро начал оттирать от парты свои "шедевры", то есть, картины не самого приличного содержания с не самыми приличными надписями на русском и на немецком, которым научил его я. Мой так и не начатый "шедевр" тоже довольно скоро перестал существовать, безжалостно уничтоженный мной. Когда учительница физики дошла до нас, Союз уже с самым безвинным лицом протягивал ей две бумажки с именами, а на парте не осталось и следа от нашей с коммунистом художественной деятельности. – США! – честно, у меня заложило уши. – А, – сонно, но дерзко отозвался Штаты, слегка приподнимая голову с парты. – Голосуй давай! – недовольно сказала Франция. – Я сам за себя голосую, – ответил он и снова уткнулся в поверхность стола. Классная руководитель всё же отстала от него и пошла к своему месту подсчитывать голоса.