Собачья работа. Британский агент

— Ради всего святого, вы же волшебники! Вы умеете колдовать! Вы же, наверное, можете справиться с чем угодно! — Видите ли, премьер-министр, все дело в том, что и наши противники тоже умеют колдовать.

© Дж. К. Роулинг, «Гарри Поттер»

— Тебе нужно уехать отсюда, пока они не перекрыли все выходы из страны, — сообщил Корвус безапелляционным тоном. — Не перекроют, — Винда нахмурилась. Это невозможно — Франция достаточно большая страна, границу которой сложно держать на замке. Даже сейчас евреи, коммунисты и несогласные, если у них были деньги, иногда умудрялись выехать на юг, а там затаиться или сбежать. Проконтролировать мага еще сложнее. Она могла в любой момент оказаться на неоккупированной земле или вовсе в Британии, если бы захотела. — Но я не собираюсь уезжать. Сбежать — легко, но кто-то должен остаться, иначе никакой надежды не будет. — Винда, он не оставит тебя в покое, потому что хочет отомстить мне, — проговорил Корвус напряженно. Они уже покинули прием и сейчас находились в особняке Лестрейнджей. Он был темнее и мрачнее, чем у Розье, больше напоминая замок из готических романов, чем минимально комфортабельное жилье, но Винда сейчас не хотела встречаться с более близкой родней: они будут спрашивать о том, чего им лучше не знать. — Ты понимаешь, чем это может кончиться для такой красивой девушки?! Он просто жрал тебя глазами! — А мне показалось, ваше взаимодействие было более эмоциональным, — не удержалась от шпильки Винда, поерзав на резном деревянном кресле века, навскидку, пятнадцатого. Может быть, оно впивалось в спину еще герцогу Бургундскому. Наверное, кузен действительно за нее волновался, но нечего было падать в обморок. — За что он должен тебе мстить? У Винды предыдущая встреча с Мюзелем тоже, мягко говоря, не задалась: в том сражении она потеряла Жана… и теперь человек, забравший у нее жениха, по мнению кузена, будет до нее домогаться. С одной стороны, это отвратительно, с другой, дает возможность отомстить ему. Винда не считала своей задачей месть: наоборот, подобные настроения только мешают успешному выполнению приказов. Нельзя проникаться к противнику личными чувствами, надо смотреть на него как на объект, подлежащий устранению — или не подлежащий, если в данный момент приоритетны иные задачи. Винда хорошо понимала это рассудком. Но все же она не могла отказать себе в искушении посмаковать эту мысль. Но прав ли кузен? Мюзель так быстро смотался от нее на приеме, что-то непохоже, что он собрался ее преследовать, хотя то, что оккупанты считают местных женщин своей добычей, в целом логично. Но Винда точно не собиралась позволить сделать из себя трофей. Хорошо, что он не мог видеть ее лицо, хотя она его запомнила: тогда она не должна была вмешиваться в схватку, поскольку была наблюдательницей-советницей, но вмешалась, когда смертельно раненый командир французских авроров потребовал этого. И продемонстрировала слишком много умений: теперь Мюзель знает, что на завоеванной территории есть волшебник, способный к некромантии. Но вряд ли он догадался, что это может быть женщина. Погрузившись в воспоминания, Винда почти забыла о кузене. А он, оказывается, все это время собирался с мыслями. — Понимаешь, — выдал Корвус наконец, нервно жуя губу. — Его мать — не-волшебница. Наверное, красивая была девка, болтали, его отец ее просто заколдовал, заставив жить с собой. Отец там какой-то пропойца, видимо, ни одна волшебница ему не дала. Полукровки обычно не учатся в Дурмстранге, но за него заплатил сам их император. Не знаю, чем он ему так приглянулся, но, вообще-то, Мюзель талантливый маг, хоть и грязнокровка… — Не надо так их называть, это грубо, — Винда поморщилась. Мюзель и правда был могущественным магом с отличным контролем «адского пламени». Будь он менее талантлив, Жан бы не погиб… а она еще переживает, что убийцу ее жениха назвали грубым словом. Винда сжала зубы. Нет уж, справедливость должна быть едина для всех, даже самых отвратительных людей не стоит судить по их происхождению, только по поступкам. Вот только сможет ли она когда-нибудь донести свою точку зрения до кузена? К тем, кого считал ниже себя по рождению, он всегда был удивительно черств. А история, если это не сплетни, была просто ужасной: Винде было очень жаль эту красивую немку, наверное, такую же белокурую, как ее сын, которую мужчина принудил к сожительству просто потому, что он обладал волшебной силой, а она — нет. — Да плевать, можешь защищать не-магов, но только не этих наглых прусских тварей, оккупировавших нашу землю! — огрызнулся кузен. Надо же, Винде казалось, что на «какую-то там» Францию Корвусу совершенно плевать, вот если кто-то из грязнокровок изнасилует его кузину — это да, это бесчестье. А тут вдруг такая риторика… выглядит почти нормальным человеком. — Буду называть его, как хочу! Может, я бы сказал, что сожалею о том, как я поступал с ним в школе, но только не после того, как он посмел дотронуться до тебя! До женщины из рода, происходящего от самих Меровингов! В тебе течет кровь нескольких королевских династий! Наши предки правили Московией и Британией, не полукровке-сыну пьяницы тянуть к тебе грязные прусские лапы! — Ну допустим, — обсуждение родословных — любимое развлечение каждого аристократа, но сейчас Винде совсем не хотелось в этом увязнуть. Матери Винды и Корвуса были из польского чистокровного рода Старицских, которые считали себя потомками Рюрика, первого князя русов. Семейство это отличалось необыкновенной чистокровностью, гонором, кучей наследственных болезней и склочностью. По слухам, кое-что из этого они переняли от обнищавшего британского семейства Гонтов, которые, в свою очередь, считали себя Ланкастерами, а заодно потомками Салазара Слизерина. Потомками же Меровингов, раннесредневековой династии якобы «Чудотворцев», правившей франками, считались Розье, но Винда предполагала, что за давностью лет реальное родство очень сложно подтвердить. — Ко всем нам протянулись прусские лапы и выпускать не собираются. Это факт, кузен. Нельзя было отдавать им Польшу, да что Польшу, еще Судеты, бездействие лишь поощряет хищника нападать снова и снова… политика умиротворения агрессора была непростительной ошибкой! — Винда осеклась, поскольку поняла, что тоже оседлала любимую тему, и они опять отошли куда-то далеко в сторону. — Так что плохого ты сделал обладателю грязных прусских лап? Почему он хочет отомстить персонально тебе? На самом деле, то, что из-за проступка мужчины может пострадать женщина, выглядело вдвойне несправедливым. Как будто она не самостоятельный человек, а собственность семьи, точнее, имущество мужчин семьи, которое можно повредить в наказание за их проступки… это невероятно унизительно и несправедливо. Правда, Винда по-прежнему не была уверена, что вызвала какое-то особенное внимание Мюзеля, скорее это казалось ей идеей-фикс Корвуса. — На самом деле у него есть повод мстить мне, — Корвус нервно сжал пальцами подлокотники своего антикварного кресла. — Это было на Новый год. Ему было тогда пятнадцать, вроде, он немного младше меня. Большинство школьников разъехались на каникулы, осталось человек двенадцать, и это со всех курсов, включая меня, Мюзеля и Аурелиуса, это сынок их Императора-дракона. Он еще дружил с Блэком из Британии. Нас всех посадили за один стол, нас же было мало. Естественно, все стали цепляться к Мюзелю, он же грязнокровка. Я сказал Аурелису, что его отец слишком много позволяет Мюзелю, что присутствие грязнокровки в Дурмстранге — оскорбление для нас, я имел ввиду чистокровных аристократов, истинных волшебников. — Винда поморщилась. Она считала, что волшебницей, тем более, истинной, ее делает собственная сила, а не отсутствие не-магов в родословной. Если бы Мюзель, несмотря на происхождение, не был бы сильным волшебником, Корвус бы не боялся его так, даже с учетом статуса оккупанта. И «чудотворная» кровь никак не помогла ей защитить Францию… — В общем, слово за слово, принц и Блэк заставили его есть с пола, предварительно порезав лицо заклинанием. Впрочем, кидались в него заклятьями не в первый раз, это было частым развлечением, а вот заставить его слизывать овсянку с пола, наверное, все же было лишним… — Винда, которую мысли о защите Франции уже успели снова отвлечь от рассказа кузена, чуть не закашлялась от неожиданности: это было не просто перебором, это было омерзительной жестокостью. Она привыкла думать об ужасах войны, но эта мерзость с войной не была связана вообще никак, и это внезапно ударило ее особенно больно. Ее саму затошнило. — Ай, ты чего?! — огрызнулся Корвус, когда Винда не придумала ничего лучше, чем влепить ему затрещину. — Совсем с ума сошла со своими правами человека?!

***

О магической схватке недалеко от вокзала Винде сообщил домовой эльф. В отличии от Британии, во Франции они свободны, но нацисты, презирающие волшебных существ, кроме, конечно, любимых драконов правящей семьи, не меньше, чем обычных людей — хотя в последние годы их пропаганда совершила дьявольский кульбит, объявив высшей «арийскую расу», а не одних лишь чистокровных волшебников — дали эльфу повод присоединиться к партизанскому движению. Винда поспела практически к шапочному разбору: двое авроров в черно-серебряной форме уже нацепили наручники на какого-то потрепанного вида подростка. Нельзя дать им аппарировать! Спрятавшись под дезиллюминационными чарами, Винда разбила взмахом палочки стекло в ближайшем окне и направила осколки в немцев, целясь в шею — если задеть сонные артерии, они трупы. Пусть на палочке, если кто-то сподобится ее проверить, будут такие, иллюзорно безобидные заклинания! У нее получилось — один немец упал с хлещущей из перерезанного горла кровью, другой заозирался, прикрывая лицо рукой с палочкой наготове. «Авада Кедавра!» — шепнула Винда, поскольку на осторожность у нее уже не было времени — он мог сообразить, что разумнее просто аппарировать, схватив подростка. Или попасть в нее. Во второй труп она взмахом палочки вогнала еще один осколок стекла — лучше так, чем отсутствие смертельных повреждений. И наложила «Конфудус» на одну женщину из не-магов, готовую поднять крик. Впрочем, никто не жалел черно-серебряных по-настоящему, французские обыватели боялись, что их могут обвинить в диверсии, и скорее стремились быстрее скрыться, злорадствуя в душе, чем звать немцев на помощь. — Не дергайся, отходим, — тихо скомандовала она мальчику, схватив его за ворот. Нужно убедиться, что здесь нет других магов, отправить мальчика в убежище с эльфом и, если новые враги не появятся, уничтожить трупы и стереть память всем оставшимся свидетелям. — Ты спасешь моих родителей?! — внезапно взвыл мальчик так, что услышал, наверное, весь вокзал. — Их увезли, увезли на поезде! Я грязнокровка! Его карие глаза были широко распахнуты и казались огромными. — Не называй себя этим словом, — тихо оборвала Винда. — И не привлекай внимание! Мы и так нарушили Статут Секретности! Несмотря на оборванность формулировки, Винда прекрасно поняла, что значит «увезли на поезде»: концлагерь. — Пожалуйста, спаси их! — повторил юный еврей уже тише. Винда на секунду замерла: ей очень хотелось помочь, она чувствовала, в каком он отчаянии, но нужный поезд уже давно ушел, аппарировать туда невозможно, поскольку она не знает этого места, и даже эльф если и поможет, то не сразу. — Сейчас я отведу тебя туда, где ты сможешь отомстить, — проговорила она тихо, и вдруг поняла, что сделала оговорку по Фрейду: — В смысле, отдохнуть. Потом мы решим, что можно сделать.

***

— Как тут грязно! — воскликнул мальчик, растерянно оглядывая конспиративную квартиру борцов с нацизмом. — Давай я уборку сделаю, только мне нужна палочка… или швабра! Нельзя же жить в таком свинарнике! — Сначала поешь, — Винда бросила умоляющий взгляд на эльфа. Реакция на шок у этого мальчика была какая-то неожиданная. Ну да, квартиру давно не убирали, но зачем сразу свинарник-то? Сама она понятия не имела, как вообще эту уборку делают, а у других членов ее ячейки, которые сейчас, за исключением эльфа, отсутствовали, были дела поважнее. А эльфа напрягать уборкой вообще нельзя — решит, что его заставляют работать, потому что он эльф. — Как тебя зовут-то? — Юлиан Минц, — представился мальчик и вдруг густо покраснел. — Простите, прекрасная дама, как к вам можно обращаться? — Жанна, — Винда мягко улыбнулась. — Здесь меня все знают. — Как Орлеанская дева… — проговорил Минц восторженно. Винда поморщилась. Она всегда хотела стать историком, но имя взяла вовсе не в честь французской героини, а в честь погибшего жениха. Благодаря которому, кстати, вовсе не была девственницей.

***

В особняк Розье Винда явилась поздно ночью, совершенно замученная и расстроенная — из-за Статута Секретности она так и не придумала, как можно помочь родителям Минца, и ругала себя то за это, то за излишнюю мягкость: спасение маглов-евреев не входит в ее обязанности, она рискует завалить важную миссию, отвлекаясь на то, что не в ее силах. Приказ есть приказ. Нарушать Статут, поддаваясь жалости, ей нельзя. — Винда? — мать, выглядящая необычно нервозно, поджала и без того тонкие губы и окинула ее презрительным взглядом. — Зачем ты опять надела брюки, это неприлично! Быстро иди переоденься во что-то более красивое и встречай гостя, думаю, ему нужна именно ты! — Что? — Винда недоуменно почесала в затылке, заслужив еще один презрительный взгляд за такой не аристократический жест. — Какого еще гостя?! — Ты познакомилась с этим фрицем на недавнем приеме! — прошипела мать, внезапно больно вцепившись ей в руку. — Он пришел искать артефакты нашей семьи! Отвлеки его, ты ему, кажется, понравилась! Мы не можем лишиться наших сокровищ! — Что ты имеешь в виду?! — Винда внезапно испугалась, моментально вспомнив слова Корвуса, что Мюзель может ее просто изнасиловать, чтобы отомстить чистокровным за унижения. — Как именно я должна его отвлечь?! — Не строй из себя более наивную, чем ты являешься, — мать криво усмехнулась. — Нет ничего такого страшного в том, чтобы раздвинуть ноги перед молодым и красивым офицером. Переодевайся же!