Собачья работа. Британский агент

— Так, — отозвался артист, — а простите за нескромность: откуда же взялись четыреста долларов, обнаруженные в уборной той квартиры, единственным обитателем коей являетесь вы с вашей супругой?

— Волшебные! — явно иронически сказал кто-то в темном зале.

© М. Булгаков, «Мастер и Маргарита»

Самым лучшим, что могла подарить Райнхарду Франция, был кофе. Проклятые британцы перекрыли Германии торговлю им сразу после начала освободительного похода против поляков, угнетающих немецкоговорящих жителей Данцига, и возвращения исконных германских земель. Некоторое время приходилось давиться неприятным, с привкусом грибов, эрзацем, но захват Франции исправил это недоразумение. Другие солдаты, что волшебники, что не-маги, радостно отправляли трофейный кофе своим родителям, женам и невестам, и Райнхард смотрел на этот ажиотаж с некоторой тоской: у него была только сестра. И пусть он говорил себе, что должен быть выше всяких сентиментальных глупостей, больше ему никто и не нужен, иногда сердце сковывало непонятным холодом. Райнхард все еще мечтал найти Николя Фламеля и его философский камень. А так же другие секретные магические предметы и техники, способные приблизить его к разгадке возможности преодоления смерти. Почему бы не начать с поимки некроманта? Это тоже может стать ниточкой… но дар прорицателя все еще молчал, а мысли словно бежали по кругу, возвращаясь к желанной девушке. Даже крепкий кофе не помогал. Конечно, оставалось и много обычных проблем. Французы демонстрировали покорность, но тайно ненавидели немцев, надеясь, что кто-нибудь придет и спасет от них. Глупо — за свою свободу надо было бороться самим, а раз уж не смогли, принять поражение. Но в стране все еще действовали подпольные ячейки, организованные британцами или евреями — сами-то французы потеряли волю к борьбе — которым местное население, все-таки, сочувствовало. Некоторые, конечно, сдавали подобных личностей немцам, если начинали о чем-то подозревать, но некоторые — нет. Райнхард искренне презирал французов за то и за другое. Впрочем, пока арестанты множились в основном не из-за доносов, а благодаря прорицательскому дару Райнхарда, что позволял видеть скрытое. Конечно, дар ненадежен и может подвести, к тому же, его использование выматывало, мучая тяжелыми и противоречивыми видениями, но пока результаты казались весьма значимыми. Париж — красивый город, пусть он покорен и унижен. Здание Аврората, где Райнхард и его коллеги устроили штаб, тоже оказалось шикарным — отделанным роскошно, но со вкусом. Сотрудники, те, кто не погиб, не попал под арест и не сбежал, вели себя тихо и подобострастно, заваривая победителям кофе по первому требованию. Только вот кто-то успел уничтожить или спрятать часть документации Аврората, как и прочей министерской. Скорее, уничтожить — будь она спрятана, Райнхард, вероятно, смог бы обнаружить скрытое. Кофе — это хорошо, но есть еще и работа, которую нельзя избегать, даже если она не нравится. — Круцио. — Арестант задергался, громко и отвратительно визжа. Райнхард поморщился: он все не мог привыкнуть к пыткам, хотя старался держать неприступный и равнодушный вид. Когда-то в Дурмстранге у него никак не получалось использовать это заклятье на подопытной крысе — она-то ни в чем не виновата и была к нему привязана. Разве можно было предать доверие ласкового пушистого зверька? Предложи кто ему тогда тренироваться на чистокровных, вышло бы намного лучше. Этот арестант тоже был из чистокровных, но из бедной и не особо уважаемой ветви. В прошлом он служил в Аврорате Франции и пытался заниматься подпольной деятельностью. Райнхард выследил его лично. — Куда делись документы из архива? Говори, и мы прекратим это сейчас. Думаешь, мне самому хочется терять тут с тобой время? Провозиться пришлось еще довольно долго. Наконец, пленник заявил, что документы мог уничтожить некий Жан Лапп — погибший офицер Аврората, который, соответственно, уже ничего не скажет. Райнхард не слишком-то обрадовался переводу стрелок на покойника, но решил проверить. Адрес родителей этого Лаппа узнать во французском министерстве все-таки удалось. Райнхард хотел лично посмотреть на них и какие-либо вещи этого человека, тогда, возможно, ему удалось бы использовать дар и найти что-то еще, поэтому решил не вызывать своих собеседников в Аврорат, а самому заявиться к ним домой. С собой он взял трех авроров — переводчика, поскольку семейство Лаппов могло не знать немецкий, и двух сопровождающих, чтобы, если будет такая необходимость, немедленно провести обыск и аресты — возможно, совсем в другом месте, иногда дар очень эффективен, хотя иногда и не проявляет себя вовсе. Двое авроров остались сторожить дом. К счастью, семейка этих Лаппов была чистокровными низшего разряда, и скрывать свое жилище, как особняки аристократов, не стала или не смогла. Райнхард позвонил, демонстрируя миролюбие и приличные манеры и надеясь, что с порога кидать в него авадой не будут. С одной стороны, он рассчитывал на эффект неожиданности, с другой, не был уверен, что все это в принципе может принести какие-то плоды. Дверь открыла тщательно одетая в траур светловолосая женщина, внешне несколько напоминающая немку — рослая, с чуть грубоватыми чертами. Видимо, хозяйка дома. — Guten Abend, — вежливо поздоровался Райнхард. — Sprechen Sie Deutsch? Тетка посмотрела на него с таким видом, словно не знала, упасть ли ей в обморок или вцепиться ему в глаза. Из сказанного она, видимо, не поняла ничего, поэтому Райнхард кивнул переводчику. Неудобно, но ничего не поделаешь. Вот к предполагаемым превентивным атакам на Британию и Советский Союз он подготовился лучше: русский знали почти все выпускники Дурмстранга, а английский Райнхард учил из-за некоторых родственных связей, о которых сейчас не хотел вспоминать. Тетка оказалась хозяйкой дома, фрау или же мадам Лапп. Райнхард сильно сомневался, что покойный аврор откровенничал с ней — не был же, вроде, идиотом, по крайней мере, по меркам лягушатнического Аврората, — поэтому больше хотел просто осмотреть его вещи, а не вести с ней светские или не очень беседы. Поэтому, задав несколько дежурных вопросов через переводчика, решил просто обойти гостиную, рассматривая вещи и прислушиваясь к дару. Для того, чтобы увидеть кое-что сногсшибательно интересное, дар не понадобился. — На этой фотографии ваш сын с женщиной из богатой чистокровной семьи, — он старательно изобразил равнодушие. Оказывается, холодная аристократка Розье может быть такой милой, когда улыбается… Райнхарда обожгло острым уколом ревности: этот француз не лучше него: не сильнее, не талантливее, не красивее. Разве что, чистокровнее, и то недостаточно по меркам аристократов. Почему с ним она так улыбается?! Выглядит живой девушкой, веселой и неидеальной, а не соблазнительной, но неприступно-холодной фарфоровой куклой. — Кузиной Корвуса Лестрейнджа, мы с ним учились вместе. Не хочу показаться грубым, но за что такое аристократическое семейство выделило вашего сына, дозволив общаться с этой фройляйн? Следует ли мне провести более тщательный обыск, или ограничимся беседой? Райнхард сам подумал, что несет чушь, тем более, перевод наверняка добавлял абсурдности. Ну конечно, ждем, сейчас она расколется и начнет сдавать семейку Розье, которая все равно слишком осторожна, а если и нет, уже подчистила следы. — Невеста? — дождавшись перевода, Райнхард не удержался от того, чтобы изумленно вскинуть брови и едва ли не присвистнуть. В Аврорате ему о таком не говорили. — Сильно корежило моего дорогого Корвуса? И разве Розье не должна быть помешана на аристократизме, богатстве и чистоте крови? Может быть, он просто злоупотребляет служебным положением, делая вид, что что-то расследует, а сам ищет больше информации о чистокровной девке… чтобы что? Райнхард сам не понимал. Может, самому жениться на ней? Она же действительно чистокровная аристократка, хоть и француженка, брак с такой волшебницей сильно поднимет его статус… в таком случае стоит узнать, замечена ли она в порочащих связях. Женщины побежденных достаются победителям, это закон войны. — Лучше бы она была помешана на чистоте крови, — мадам Лапп поджала губы, пока переводчик доносил до Райнхарда смысл сказанного ею. — Эта женщина приносит несчастья! Странная, вечно витающая в облаках девчонка, озабоченная какой-то немыслимой чушью, типа истории крестовых походов; — поскольку Райнхард сам был озабочен Николя Фламелем и тому подобными легендами, типа Святого Грааля, но в истории крестовых походов при этом совершенно не разбирался, зная только, как Тевтонский орден охотился на вампиров и оборотней, чушью ему подобное увлечение вовсе не показалось. — Мой сын несколько раз делал ей предложение, а она все говорила, что не знает, что чувствует, и снова начинала кружить ему голову, забивая мозги своим бредом про Римскую империю или Чингисхана… думаю, он пошел в Аврорат, чтобы сделать карьеру и соответствовать ее статусу… а она и не понимала этого… И зря вы думаете, что мой сын выполнял какие-то поручения аристократов — ее кузен и мнение семьи были для нее пустым местом. Всегда делала только то, что хотела! Это из-за нее мой Жан погиб! «Вообще-то, — подумал Райнхард холодно, — не стоит приписывать какой-то девице мои заслуги». — Гибель в бою почетна, — заметил он вслух. — Даже если это был бой ради ошибочных целей. Впрочем, моя страна всегда хотела только мира.

***

Райнхард не особенно желал связываться с Розье — именно из-за девушки по имени Винда. Что, кстати, это вообще за имя такое? Не французское, у них ударение всегда на последний слог; впрочем, аристократы часто бывают смешанных наций. Райнхард вырос в Дрездене, столице Саксонии, где до сих пор живут лужицкие сербы, которых раньше называли вендами или виндами, но вряд ли же ее назвали в честь них? Скорее, это от «Wind» — ветер. Впрочем, какая разница? Хотелось вернуть себе ясность рассудка и больше не вспоминать о ней. Точнее, он считал, что уже справился с внезапным влечением, но работа, словно издеваясь, заставила его присмотреться к ее «благородному семейству». Вообще, к семейке Розье возникал целый ряд вопросов: во-первых, почему они, имея деньги и связи, не свалили куда-нибудь подальше от оккупантов? Не успели? Или, по крайней мере, не отправили подальше красивую девицу. Райнхард бы, например, не хотел, чтобы какие-нибудь оккупанты добрались до его сестры. Или она не захотела уезжать, не считает, что находится в опасности? Честно говоря, опрометчиво с ее стороны. Он, конечно, не позволит себе лишнего, но ведь кто-нибудь другой мог бы. Если ему нужно было ответить себе на вопрос «зачем», он думал, что воюет для того, чтобы сапог оккупанта никогда не ступал на его родную землю, и ни один мужчина не смел тянуть руки к его сестре. К визиту к столь аристократическому семейству, как Розье, следовало хорошо подготовиться. Райнхард разработал целую спецоперацию, подбросив в их фамильный склеп несколько стопок листовок с агитацией сопротивления и получив ордер на обыск. Наградой за его старания был искренний испуг хозяев дома, который, кстати, показался обставленным неожиданно современно и со вкусом. Судя по их реакции, у них имелась целая коллекция темномагических артефактов, никак не меньше. А вот в их причастности к исчезновению аврорской документации Райнхард, честно говоря, сильно сомневался: они не из тех, кто будет рисковать ради блага родины. Хотя проверить стоило. — Я полагаю, господин офицер, истинно благородные люди всегда могут договориться между собой, — не моргнув глазом, сообщил ему хозяин дома, красивый высокомерный темноволосый хлыщ в щегольском не-маговском костюме, очень старавшийся казаться в меру демократичным и сердечным. Надо же, назвал грязнокровку благородным, язык не отсох и филей не отвалился… Райнхард высокомерно усмехнулся: ему очень хотелось послушать, на что еще готовы эти люди. Подобно дочери, они говорили на хорошем немецком, с берлинским прононсом. — Дорогая, — хлыщ с тщательно скрываемой неприязнью улыбнулся жене — сухопарой недоброй женщине, в лице которой было нечто, что Райнхард не мог бы назвать иначе, чем следы вырождения. Он уже уточнил, что она из польского чистокровного рода, склонного к кросскузенным бракам. Видимо, переборщили. Поляки — более доблестные враги, чем французы, но мадам Розье вовсе не казалась ему смелой. — Позови Винду. Кажется, вы знакомы с нашей дочерью?