Госпожа, и не простая

      Волнение и радость впервые за долгое время переполняли меня. Прошло два года с того дня, как Сулейман отправился в поход; мне казалось, что я не видела его целую вечность. Я не могла поверить, что сегодня снова услышу голос отца, снова смогу его обнять. Я была на седьмом небе от счастья.       С первыми лучами солнца во дворце закипела жизнь: воцарилась праздничная суета, слуги носились по коридорам, как очумелые; стоял шум и гам. Из кухонь доносились крики; в воздухе витали запахи еды. Рабыни в гареме поспешно наводили красоту, как могли. Дворец охватило приятное волнение: его обитатели вовсю готовились встречать своего Повелителя.       Ночь я провела почти без сна, ворочаясь в своей постели, предвкушая встречу с Сулейманом, а потому с утра была на взводе. Я так волновалась, что не могла толком ни за что взяться, и успокоиться у меня никак не получалось. К моменту встречи я измотала себя так, что у меня почти не осталось сил.       — Где же они… Куда я могла их деть? Они ведь были здесь! — я носилась по комнате, переворачивая все шкатулки в поисках любимых золотых серёг. Мельтешение служанок вокруг раздражало: они только мешались мне под ногами.       — Вот они, госпожа, — Чичек-хатун протянула мне раскрытую шкатулку, которую я не заметила на своём собственном столе.       Поглядев на найденные серьги, я выдохнула с облегчением: времени оставалось совсем мало. Следовало поторопиться, если я хотела успеть вовремя. Выхватив у рабыни шкатулку, я подскочила к зеркалу. Поспешно вставив украшения в уши, я отступила на несколько шагов. На мгновение перестав дышать, с волнением осмотрела себя с ног до головы.       Высокая, статная девушка, которая совсем недавно расцвела, совсем перестав быть маленькой девочкой. Роскошное ярко-розовое платье подчёркивало изгибы, а золотая вышивка на лифе идеально сочеталась с подобранными украшениями. Густые русые волосы волнами спадали на плечи, отливая золотом в лучах солнца.       Сулейман глазам своим не поверит, увидев меня… Я так истосковалась по нему за эти два года, что сердце моё болело от мысли, что нашей разлуке наступил конец, что меньше часа осталось до того момента, как я снова увижу отца. Я была счастлива — и боялась. Я боялась перемен, боялась, что не смогу исполнить мой план. Я смотрела в глаза своему отражению — голубые, словно Чёрное море, глаза, и пыталась успокоиться.       У тебя нет времени на страх, Михримах. Всё будет хорошо. Ты справишься.       Выдохнув, я натянула на лицо улыбку, стараясь скрыть за ней волнение, и повернулась обратно к служанкам.       — Как я выгляжу?       — Вы прекрасны, моя госпожа, — с улыбкой ответила Клара-хатун, склонив голову.       — Спасибо, Клара-хатун, — я улыбнулась девушке в ответ. Подняв взгляд на рабыню, я заметила, что она надела платье, которое ей подарила я. — Ты тоже сегодня очень красива.       — Спасибо, Михримах Султан, — Клара не подняла головы, густо покраснев под моим оценивающим взглядом.       Мне не составило труда догадаться, по какой причине она так нарядилась: девушка хотела понравиться вовсе не Повелителю, а Шехзаде Мехмеду. Для меня не было секретом, что Клара давно начала засматриваться на моего старшего брата. Она то и дело искала предлоги, чтобы сбежать в гарем и посмотреть на Мехмеда, когда он был там. Конечно, она знала, что Шехзаде будет встречать отца вместе со мной, и не могла упустить возможность обратить на себя его внимание.       Я не была против этого — как раз наоборот. Клара была милой, чуткой и умной девушкой, в чьей преданности я не сомневалась. Она могла со временем стать верной соратницей, которой мне сейчас так не хватало. Я знала, что ей можно доверять; лучшей наложницы на роль первой фаворитки моего брата я найти бы не смогла. Мне следовало позаботиться о том, чтобы, когда время придёт, наша матушка отправила в покои к старшему сыну именно Клару.       Главное — проследить, чтобы она не забеременела, как было в сериале… Но, во всяком случае, об этом думать пока ещё было рано.       — Пойдём, нам надо поторопиться, — вернувшись из своих мыслей в реальность, я поспешила к выходу из покоев. — Отец скоро приедет.       — Михримах Султан, — услышав голос Клары за своей спиной, я остановилась и обернулась. — Простите, госпожа, вы кое-что забыли, — служанка нерешительно кивнула головой в сторону стола. И точно, забыла: красивый золотой обруч с розовой вуалью, который хотела надеть.       — И правда, — нервничая, я вернулась к зеркалу. Руки слегка дрожали от волнения.       Клара-хатун взяла украшение и приблизилась, надев обруч мне на голову.       — Спасибо, — я посмотрела на рабыню с благодарностью.       — Не за что, Михримах Султан, — Клара снова тепло улыбнулась мне, расправив вуаль, и отступила. — Не волнуйтесь, госпожа. Вы неотразимы. Всё пройдёт хорошо.       — Я просто очень сильно соскучилась по отцу, мне не терпится его увидеть, — я сглотнула, промочив сухое горло. — Что ж, теперь мы можем идти, — в последний раз осмотрев себя в зеркале и убедившись, что выгляжу безупречно, я добавила: — Клара-хатун, пойдём со мной.       — Спасибо, госпожа. Для меня это большая честь, — краем глаза посмотрев на служанку, я увидела, что она засветилась от радости, хотя и пыталась это скрыть.       Только мы вышли из покоев, как раздался крик стражи:       — Дорогу! Шехзаде Мехмед Хазретлери!       Взволнованные шепотки пронеслись по гарему. Рабыни засуетились, поспешно строясь в две шеренги по обе стороны прохода. Им следовало опустить головы, однако многие девушки, наоборот, вытягивали шеи, чтобы посмотреть на Шехзаде, даже не подумав стыдиться. «Какой красавец» — застыло у некоторых на губах.       Я их понимала и винить не могла. Мой брат и правда был редким красавцем. Высоким, статным, сильным. И, подобно остальным девушкам во дворце, я с трудом могла отвести от него взгляд.       — Михримах! — пройдя через весь гарем, Мехмед улыбнулся мне. За его спиной Сюмбюль-ага стал бранить рабынь, которые чуть шеи не свернули, разглядывая моего брата. — Ты сегодня очень красива.       — Спасибо, — я улыбнулась в ответ. — Ты тоже очень хорошо выглядишь. Девушки в гареме с тебя глаз не сводят.       «И не только в гареме» — подумала я, подметив красное лицо Клары, застывшей по правую руку от меня. Голову девушка опустила, однако я видела, что она вот-вот готова была свалиться в обморок, видимо, от такой близости к Мехмеду. Бедняжка едва стояла на ногах от волнения.       Сам Мехмед, как мне показалось, на мгновение скользнул заинтересованным взглядом по фигуре девушки, но затем снова посмотрел на меня.       — Пойдём? — протянув мне руку, он кивнул в сторону выхода из гарема. — Отец вот-вот будет здесь.       — Да, — снова улыбнувшись, я подала ему руку. — Клара-хатун, иди за нами.       Сердце беспокойно трепетало в моей груди. Я не могла поверить, что сейчас снова увижу отца. Разлука с ним казалась мне вечностью и была невыносимой. От волнения я едва могла дышать, оттого крепко ухватилась за руку брата, чтобы не упасть. Подняв взгляд на балкон, я мельком увидела нашу матушку, наблюдавшую за всеми с высоты.       Хасеки была невероятна. Своей красотой она могла затмить весь мир. Светло-изумрудного цвета платье с высоким воротником и корсетом, расшитым золотом, придавало ей еще большей величественности. Она стояла, выпрямив спину, и смотрела на нас, своих детей, с гордостью. Огненные волосы её были собраны в высокую причёску, которую венчала золотая корона.       Никто бы не смог устоять перед такой красотой — и наш отец тоже. Я не сомневалась в этом. Оставалось только надеяться, что они достаточно соскучились, чтобы при встрече забыть обо всех недопониманиях и вспомнить о своей великой любви… Хоть бы всё получилось.       Нам с Мехмедом и правда следовало поторопиться, поскольку мы хотели встретить Повелителя первыми. Покинув стены гарема, мы оказались в коридоре, который вёл от самого входа во дворец. Остановившись у стены, мы стали ждать, пытаясь скрыть своё волнение и нетерпение.       — Мустафа скоро отбывает в Манису, — сказал мне брат с грустью в голосе, словно для него эта весть была печальной.       «И слава Богу. Махидевран наконец-то уедет» — подумала я, однако придержала язык. Я собиралась придумать, что лучше ответить Мехмеду, но не успела.       — Дорогу! Султан Сулейман Хан Хазретлери! Шехзаде Мустафа Хазретлери!       Нечто у меня в груди дрогнуло и упало, когда я, подняв взгляд, наконец увидела в конце коридора Повелителя. Я едва не расплакалась от счастья, с трудом сдерживая желание броситься ему на грудь с криком: «Отец!». Однако я старалась оставаться спокойной, всматриваясь в хмурое лицо застывшего на месте Сулеймана. Мгновение Падишах, оставаясь суровым, не двигался, но затем его взгляд смягчился, а губы тронула ласковая, хорошо знакомая мне улыбка.       Он поспешил по коридору мне навстречу. Выдохнув с облегчением и улыбнувшись, я с готовностью шагнула в его раскрытые объятия. Чувствуя тепло отцовских рук, сомкнувшихся вокруг меня, я осознала, что в моих глазах всё же собралась влага. И когда это я успела стать такой сентиментальной?.. Сама не заметила, как привязалась к Сулейману, словно и правда была ему дочерью.       Шмыгнув носом, я отстранилась от Повелителя. Его глаза блестели от влаги, как и мои.       — Михримах, — не отпуская меня, он оставил ласковый поцелуй в моих волосах. Его лицо светилось от счастья и гордости. — Моя радость, моё солнце и моя луна. Ты не представляешь, как сильно я скучал по тебе. Твои письма были для меня самой большой отрадой.       — Я тоже по вам очень скучала, отец, — тихо ответила я, заглядывая ему в глаза.       Что-то поменялось во взгляде Сулеймана, когда он, отпустив меня, скользнул глазами по всей моей фигуре. Что-то, напоминавшее тоску, промелькнуло в их голубой глубине.       — Ты очень изменилась, моя девочка, — в его голосе были радость и грусть одновременно. — Повзрослела.       — Да, отец, — я склонила голову.       — Повелитель, — послышался хриплый от волнения голос Мехмеда позади меня, и Падишах, наконец, посмотрел на него. — С приездом, — шагнув к отцу, он наклонился, чтобы сначала поцеловать, а затем поднести ко лбу его руку.       — Мехмед, — взгляд Сулеймана снова стал суровым. — Ты тоже очень сильно вырос, — он внимательно осмотрел моего брата, который ростом почти перегнал его самого. На мгновение сын и отец застыли, пристально смотря друг на друга. Но затем тёплая улыбка вернулась на лицо Повелителя, и он, вновь раскрыв свои руки, тихо и ласково проговорил: — Сын мой!       Будто камень упал с плеч Мехмеда. Выдохнув, он улыбнулся и с радостью позволил отцу заключить себя в крепкие объятия. Они долго не отпускали друг друга. Сулейман, светясь от гордости, водил руками по спине сына, прижимая его к своей груди, словно маленького. Я с умилением смотрела на эту картину, незаметно протирая платочком глаза.       — Мальчик мой, — ласково шептал сыну на ухо отец. — Каким сильным, взрослым юношей ты стал…       — Я же говорил, что вы удивитесь, отец, — впервые за всё время подал голос Мустафа, словно хотел деликатно напомнить о своём присутствии. Шехзаде стоял в стороне, и я действительно не замечала его, пока он не заговорил.       Наконец, отпустив Мехмеда, Сулейман обернулся и посмотрел на своего старшего сына, а затем снова на меня.       — Да, Мустафа, ты был прав, — сказал он тихо и замолчал.       Возникла неловкая тишина. Никто не знал, что сказать. Я посчитала это идеальным моментом:       — Отец, — вновь обратила на себя внимание Падишаха. — Мы все очень скучали по вам. Но есть один человек, который скучал намного больше, — я остановилась, внимательно наблюдая за реакцией отца. — Наша матушка, — увидев, как засветились его глаза, я возликовала в душе. — Давайте не будем заставлять её ждать.

***

      Утром следующего дня улыбка почти не сходила с моего лица, пока я завтракала в своих покоях, наедине со своими мыслями и чувством победы.       Всё прошло лучше, чем я ожидала. Матушка, увидев отца, не стала скрывать своих чувств к нему. Она дала Повелителю понять, насколько сильно скучала, и я видела своими глазами, как он растаял от ласковых слов своей Хасеки. Сомнений в том, что Сулейман больше не мог гневаться на любимую, не было. Мне стоило огромных усилий остаться спокойной и не показать своей радости в тот момент.       В остальном, встреча с Повелителем прошла спокойно и благополучно. Селим с Баязедом, усвоив мои напутствия, вели себя послушно и при Повелителе не спорили. Видимо, мои долгие и упорные старания воспитать мальчиков начали приносить плоды. Я была довольна — как ими, так и собой.       Ничто не смогло помешать примирению моих родителей, и в это самое мгновение они, наверное, спокойно завтракали в покоях Повелителя, наслаждаясь близостью друг друга после долгой разлуки. Конечно, я знала, что отец обязательно позовёт матушку на хальвет, но всё равно была рада, услышав эту весть, едва ли не больше самой Хюррем.       Вероятно, конфликтов не возникло, поскольку отсутствовала их главная любительница и зачинщица — Хатидже. Видимо, она правда боялась гнева своего брата и не осмелилась ослушаться его приказа. Однако, причина могла скрываться и совсем в другом: Ибрагим вернулся домой, и госпожа хотела сперва увидеться с ним. И как ей только не надоело слушать его бесконечные оправдания?       Если память мне не изменяла, после похода Ибрагим долгое время пытался наладить отношения с супругой, и у него, в конце концов, получилось. Меня это пока мало интересовало — на их отношения я всё равно никак повлиять не могла. На всякий случай, этих двоих стоило держать в голове тоже — кто знает, как обернется будущее?       Пока во дворце царило спокойствие, я с удовольствием заканчивала свой завтрак, наслаждаясь тишиной. Родители наконец-то были вместе, с братьями всё было хорошо… Казалось, у меня не было причин беспокоиться.       Однако вскоре я поняла, насколько ошибалась.       Это было всего лишь затишье перед бурей.       Буря разразилась, когда матушка вернулась от Повелителя. Вместо того чтобы светиться счастьем, она была разгневана. Я давно не видела матушку в такой ярости. Конечно, я поспешила узнать, что случилось. Сперва госпожа заперлась в своих покоях, не желая никого видеть, но затем позволила мне войти. Успокаивая матушку, я смогла хотя бы примерно понять, что произошло.       Сказать, что теперь и я была в ярости — ничего не сказать. Как я только позволила себе забыть об этом? Вероятно, поскольку Повелитель запретил своей неуравновешенной сестре приезжать во дворец, я наивно предположила, что она не осмелится пойти против его воли — против прямого приказа Султана.       Но история всё равно хотела случиться.       Хатидже хватило наглости заявиться утром в дворец и едва ли не ворваться в покои собственного брата, когда отец с матушкой спокойно завтракали. Сперва Сулейман, конечно, был в гневе и видеть не желал сестру, нарушившую его запрет. Тогда она практически закатила в коридоре очередную истерику, и Сулейман сдался, позволив ей войти.       Повелитель был очень зол на Хатидже, но, услышав, что его любимая спасла Нигяр-хатун от казни и привела предательницу в гарем, переключил свою злость на матушку. Отец был очень недоволен тем, что Хюррем снова вмешалась в личный конфликт его сестры и Ибрагима. Никакие оправдания супруги по этому поводу он слышать не хотел.       Сулейман не простил Хатидже и велел ей уехать, однако теперь он хранил обиду не только на свою сестру, но и на мою матушку. Я была разочарована. Я потратила столько сил, чтобы наладить отношения родителей, и все мои старания были напрасны. Они едва успели помириться — а теперь снова не могли находиться в одной комнате. От отчаяния мне хотелось плакать, но я понимала, что слезами делу не помочь.       Заверив матушку в том, что всегда буду с ней, я вернулась в свои покои и стала ломать голову, как решить возникшую проблему. Мне необходимо было придумать новый план, как задобрить отца, заставить его остыть и забыть про конфликт.       Несколько часов спустя я с ангельской улыбкой на лице вошла в покои отца. Повелитель был хмурым, на его лицо легла тень усталости и грусти, но, увидев меня, он посветлел. Мы говорили о моих уроках, о последних событиях во дворце (избегая всего, что касалось матушки), о моих братьях. Говоря о них, я намекнула отцу, что мы все очень соскучились по нему.       Я сказала, что собираюсь сегодня вечером устроить ужин для нас всех (кроме Джихангира, поскольку его рано укладывали спать) и пригласила отца присоединиться к нам.       Сперва Сулейман колебался, но я, понимая причину его сомнений, упомянула, что матушки не будет, поскольку она заперлась в своих покоях и не выходит — якобы по причине плохого самочувствия. Узнав, что будем только мы, его дети, он очень обрадовался и сразу согласился. Повелитель скучал по нам не меньше, чем мы по нему.       Обняв отца — на радостях, что смогла уговорить его — я помчалась отдавать слугам приказы. Времени на приготовления оставалось мало, а мне необходимо было сперва заглянуть к братьям, чтобы пригласить их на ужин и заодно дать им кое-какие наставления касательно вечера.       Четверо моих братьев (пришлось пригласить и Мустафу, поскольку я сказала, что будут все братья) были очень рады совместному с отцом ужину. Селиму и Баязеду я убедительно напомнила, что в присутствии Повелителя им стоит быть тихими и не спорить друг с другом, а Мехмеду сказала, что ему следует быть внимательным в разговорах с Мустафой и сильно не доверять ему.       Старший, как обычно, был очень недоволен (как я только посмела сомневаться в братской любви Мустафы!), но, в конце концов, дал мне обещание, что будет помнить о моих словах касательно нашего единокровного брата. Младшие вроде бы усвоили, что от них требовалось. В целом я была довольна своей работой.       Я не заметила, как солнце стало клониться к горизонту. За окном стремительно вечерело. Гарем наполнили горячие ароматы вкуснейших блюд. Я сидела на тахте, наблюдая за тем, как слуги накрывают на стол. Волновалась ли я? Очень. Присутствие Мустафы меня напрягало, но поделать с этим я ничего не могла.       Я боялась, что что-нибудь этим вечером пойдёт не так. Мне оставалось только надеяться, что братья прислушаются к моим советам, а отец немного остынет после ссоры с матушкой.       К тому времени, как стол был накрыт, окончательно стемнело. Мягкие огни свечей замерцали в полумраке комнаты. Слуги удалились по моему приказу. Пытаясь справиться с волнением, я заняла своё место на подушках за столом. Мои братья появились всего через несколько минут.       Мехмед и Мустафа вошли вместе, переговариваясь о чём-то и улыбаясь друг другу. Я улыбнулась им.       — Мехмед, Мустафа, — я пыталась скрыть волнение в голосе. — Я очень рада видеть вас. Располагайтесь.       — Я тоже рад видеть тебя, Михримах, — улыбаясь, Мехмед занял место рядом со мной. Его присутствие помогло мне успокоиться.       — Сестра, — Мустафа сел напротив нас. — Мы не часто разговариваем, но я надеюсь, ты знаешь, что я люблю тебя, как и наших братьев. Вы все мне очень дороги. Мы ведь одна семья.       — Спасибо, брат, — я кивнула ему. — Это взаимно, — я заметила, как Мехмед покосился на меня, но не стала на это реагировать. Мустафа вроде бы поверил в мои слова — и хорошо.       От продолжения этого разговора меня спасли появившиеся на пороге Селим и Баязед. Мальчики спокойно прошли к столу, вежливо поприветствовали нас троих и заняли места, на которые я им указала. Я не могла нарадоваться тому, как послушно они себя вели.       Наконец, стражники у моих дверей громко объявили:       — Внимание! Султан Сулейман Хан Хазретлери!       Мы поднялись на ноги, склонив головы. Переступив порог, Повелитель внимательно оглядел нас всех с ласковой улыбкой на лице. Он выглядел спокойнее, чем утром, и я выдохнула с облегчением.       — Отец, — я позволила себе заговорить. — Мы с братьями очень рады, что вы присоединились к нам. Спасибо, что оказали нам эту честь.       — Как я мог не принять твоё приглашение, Михримах, — от его голоса у меня на душе потеплело. — Вы мой свет, моя радость. Дети мои.       — Я надеюсь, что вы останетесь довольны этим вечером, отец, — добавила я.       — Мехмед, Мустафа, — Сулейман по очереди подошёл к каждому из старших сыновей, чтобы обнять их. — Мне очень радостно видеть вас вместе, за одним столом. И вас, конечно, — улыбаясь, он шутливо взъерошил волосы на головах младших. Я радостно наблюдала за этой милой картиной.       — Я хочу кое-что показать вам, отец, — не вытерпев, выпалил Селим. — С вашего позволения, конечно, — склонив голову, он поспешно добавил под моим красноречивым взглядом.       — И что же это, мой Шехзаде? — усмехнувшись, Повелитель поцеловал сына в рыжую макушку.       Я кивнула, показывая Селиму, что он может говорить.       — Мой кинжал. Я сам его сделал, отец! — лицо мальчика светилось от гордости.       — Отец, — Баязед обратил внимание на себя. — Я не сомневаюсь, что кинжал Селима действительно очень хорош и стоит вашего внимания, но мне бы хотелось, чтобы вы послушали и про мои успехи в занятиях с саблей.       — Мои славные Шехзаде, я с удовольствием послушаю про все ваши успехи, — глаза Сулеймана заблестели в свете свечей. — Но только после того, как мы прочитаем молитву и приступим к трапезе, — с этими словами он занял своё место во главе стола, взглядом показывая, что мы можем сесть.       Устроившись на мягких подушках, мы стали молиться. Затем, поблагодарив Всевышнего за еду на нашем столе, с позволения отца начали ужин. Я с аппетитом вонзила зубы в золотистое крыло перепёлки.       Какое-то время мы молча утоляли голод. Я не сводила глаз с Мустафы, он не сводил глаз с меня, а Мехмед наблюдал за нами. Повелитель погрузился в свои невесёлые мысли, и только Селим с Баязедом, похоже, не думали ни о чём постороннем, полностью занятые своей едой. Атмосфера за столом была напряженной, и я думала, как лучше нарушить эту неловкую тишину.       — Отец, — я посмотрела на Сулеймана. Увидев в его глазах позволение говорить, продолжила: — Кажется, мои братья очень хотели похвастаться вам своими успехами. Вы позволите?       — Конечно, дети мои, — он ласково усмехнулся, и напряжение за столом испарилось.       — Селим, — я обратилась к брату. — Ты хотел нам показать кинжал, который сам сделал, — перехватив взгляд Баязеда, которому явно не терпелось вставить своё слово, добавила: — Баязед, мы обязательно послушаем про твои успехи с саблей. Только после того, как Селим договорит. Если хочешь, чтобы тебя выслушали, прояви терпение и выслушай брата. Хорошо? — осмыслив то, что я сказала, мальчик послушно кивнул. — Вот и славно.       Повелитель смотрел на меня с гордостью. Он был приятно удивлён тем, как я воспитывала братьев и как хорошо у меня это получалось.       — Давай, Селим, мне не терпится увидеть кинжал, который я помог тебе сделать, — Мустафа улыбнулся брату.       Мне это не очень понравилось.       — Что же, Мустафа, значит, ты научил этому брата? — Сулейман переключил внимание на старшего сына.       — Я только показал Селиму, как это делается, поскольку он спросил меня, Повелитель, — развёл руками Мустафа. Очевидно, он говорил это, чтобы получить похвалу и одобрение отца. — Остальное он сделал сам.       Мне не нравилось то, что младшие братья проводили время с Мустафой, а я об этом ничего не знала. Но запретить им видеться с ним я не могла. Приходилось терпеть.       Селим продемонстрировал нам свой драгоценный (в буквальном смысле слова) кинжал. Он был действительно красивым — хорошо заточенное, сверкающее лезвие, старательно выпиленная из дерева рукоятка, инкрустированная маленькими драгоценными камешками разных форм и цветов. Мой брат смотрел на своё творение с гордостью, и я невольно позавидовала ему: я бы тоже не отказалась иметь при себе столь изысканное изделие.       Мы все засыпали Селима комплиментами, но больше всех выделился Мустафа, который вёл себя так, словно успехи брата были его заслугой. Шехзаде не упускал возможности напомнить отцу, что именно он помогал Селиму с его первым кинжалом. Судя по тому, каким радостным Повелитель выглядел, переводя взгляд с младшего сына на старшего, он это хорошо запомнил. Мне это, конечно, не нравилось, но я не подавала виду, что что-то не так.       Неспешная трапеза продолжалась. Нарадовавшись таланту Селима, мы обратили внимание на Баязеда. Он поведал, что недавно у него начали получаться самые трудные трюки с саблей. Снова мы все были в восторге. Снова Сулейман светился от гордости, смотря на своего младшего сына, и снова Мустафа напоминал всем, что Баязед достиг таких успехов, поскольку он часто занимался с ним.       Если честно, меня поведение старшего брата начинало злить, однако у меня не было выхода, кроме как сидеть и улыбаться ему.       — Мехмед, — наконец, отец обратился к нему, когда все приступили к десерту: запеченным фруктам с мёдом и взбитыми сливками. Я едва не подпрыгнула на месте, поскольку ждала этого момента весь вечер. — Поведай и ты нам про свои успехи, сынок.       Мехмед радостно заговорил о своих успехах на уроках и на тренировках, о том, как все учителя хвалили его острый ум и физическую силу. Глаза Сулеймана блестели от счастья и любви, когда он смотрел на моего брата. Мне было отрадно видеть, как сильно отец любит своего сына — моего старшего брата.       Однако было кое-что другое, что я хотела узнать этим вечером. Я очень надеялась, что Мехмед затронет эту тему.       — Повелитель, как вы знаете, я прекрасно демонстрирую все свои навыки и умения на занятиях, — было видно, что мой брат разнервничался, и я догадалась, какой вопрос он хотел задать. — Но мне бы очень хотелось показать вам всё, что я умею, на деле. Я чувствую, что у меня достаточно сил и знаний для этого, — он опустил голову, не решаясь посмотреть Повелителю в глаза. — И с нетерпением жду, когда у меня появится возможность доказать вам, что я способен управлять своим собственным санджаком. Простите мне эту дерзость, отец, но мне правда хочется, чтобы это время настало побыстрей. Я уверен, что справлюсь. Я готов.       Я затаила дыхание, смотря на отца. Сердце в моей груди замерло от волнения. А он, как нарочно, помедлил несколько мгновений с ответом, задумчиво поглаживая свою длинную бороду.       — Не торопись, Мехмед. Ты очень повзрослел за эти два года, это правда, но я считаю, что с твоим санджаком стоит повременить. Всему своё время, — наконец, произнёс Сулейман с мягкой, утешительной улыбкой. Моё сердце упало. Мехмед немного погрустнел, услышав ответ отца. — Однако, не расстраивайся: совсем скоро ты почувствуешь себя взрослым, мой Шехзаде, — выдержав паузу для интриги, Повелитель внимательно оглядел нас всех, собравшихся за столом, прежде чем торжественно объявить: — Я хочу, чтобы все знали о моём решении провести церемонию вручения сабли для Мехмеда в ближайшее время.       На мгновение воцарилась тишина. Мы с Мехмедом, казалось, были оглушены превосходной вестью. Первым раздался голос Баязеда:       — Ура! — выкрикнул мальчик, от радости забыв все правила поведения, которым я его учила. — Поздравляю, Мехмед!       — Как здорово, брат! — подключился Селим.       — Я не сомневался, что вы примете такое решение, Повелитель. Прими мои поздравления, Мехмед, — Мустафа вполне искренне улыбнулся брату. Он выглядел правда счастливым за Мехмеда. — Совсем скоро ты станешь наследником на трон, как и я.       Сам Мехмед словно лишился дара речи от счастья. Положив свою руку ему на плечо, я ласково погладила его сквозь плотную ткань кафтана, чтобы успокоить.       — Поздравляю тебя, братик, — я мягко улыбнулась, заглянув ему в глаза. — Ты и правда взрослый. Твоё время стать наследником пришло.       Я возликовала в душе, услышав то, что хотела услышать. Значит, матушке, как в сериале, удалось убедить отца, что пришло время провести церемонию для Мехмеда, и их ссора, которая произошла после, не заставила его изменить своего решения. Я была счастлива.       Наконец, Мехмед улыбнулся мне в ответ. Он обвёл радостным взглядом всех за столом и остановился на отце.       — Благодарю вас, Повелитель, — его голос дрожал от волнения. Поднявшись со своего места, Мехмед потянулся к Сулейману, чтобы поцеловать ему руку. — Вы не представляете, как я счастлив. Я клянусь, что буду достойным наследником. Я не разочарую вас.       — Очень надеюсь, сын мой, — тихо проговорил Повелитель, смотря ему в глаза.       Остаток вечера пролетел незаметно. Наслаждаясь десертом, мы радовались за Мехмеда и засыпали его поздравлениями. Счастливым выглядел и отец. Все веселились, однако мне было неспокойно. Сердце уколола тревога. Весть, что Мехмед будет объявлен наследником, была прекрасной, но я понимала, что это означало: Мустафа больше не будет единственным претендентом на трон.       Я хорошо знала, как на эту новость отреагирует Махидевран. Конечно, она будет «счастлива». Как только мой брат пройдёт церемонию, противостояние матушки с матерью Мустафы выйдет на новый уровень. С того момента, как Мехмед возьмёт в руки саблю, пойдёт обратный отсчёт. Начнётся кровавая игра, в которой победитель будет только один.       Я понимала, что мне придётся против своей воли играть, бороться за матушку и своих братьев, и собиралась спасти их, чего бы мне это ни стоило.       Иного исхода быть не могло.

***

      Моё сердце вновь приятно трепетало, но это было иное волнение — совсем не то, что я чувствовала накануне встречи с отцом. Оно отличалось от желания увидеть члена моей семьи после долгой разлуки. Мне было необходимо увидеться с этим человеком, поговорить с ним, выяснить всё. Узнав, что он вернулся во дворец, я больше не могла вытерпеть ни дня.       Я прекрасно помнила о том, что Рустем, если говорить очень грубо, предал наш план касательно Нигяр, вступив в сговор с моей матушкой. Я была разочарована, но не могла заставить себя гневаться на него. За два года я успела многое переосмыслить и решить, что лучше будет простить Рустема, начав всё с чистого листа. В конце концов, не было его вины в том, что история хотела случиться.        Я торопилась на встречу с Рустемом, спотыкаясь через груды сухих веток и листьев. Порывы холодного, почти зимнего ветра пронзали насквозь, однако меня согревало приятное волнение. Клара-хатун едва поспевала за мной. Мне стоило огромных усилий скрывать свою радость. Всего несколько минут, и мы увидимся…       Как вдруг до меня донесся чей-то голос за деревьями, мимо которых я проходила. Я замерла на месте. Клара остановилась за моей спиной.       — Госпожа? — служанка посмотрела на меня с недоумением, но я быстро приложила палец к губам, показывая ей, чтобы она ничего не говорила.       Стараясь быть тихой, я подкралась к деревьям, почти полностью сбросившим свою листву. Мне не почудилось: за ними действительно раздавался тихий мужской голос. До меня донеслись слова:       — Без тебя в моём теле не теплится жизнь…       Не устояв перед любопытством, я вышла из-за деревьев. Передо мной открылась интересная картина: на небольшой поляне, покрытой сухой листвой, под раскидистым деревом сидел мужчина. Опустив голову, он старательно выводил что-то пером в тетради. Незнакомец не видел меня, поскольку я находилась за его спиной.       — Ты душа вселенной моей… Без тебя в моём теле… — бормотал он себе под нос.       Было похоже, что мужчина писал стихи. Я не видела его лица, однако внезапная догадка поразила меня. Мне необходимо было выяснить, правда ли он тот, о ком я подумала. Взглядом приказав Кларе оставаться на месте, я решительно приблизилась к незнакомцу и остановилась всего в нескольких шагах от его спины.       Услышав шелест листьев, он резко обернулся и вздрогнул, увидев меня. Видимо, по тому, как я выглядела, поэт догадался, что перед ним стояла не какая-нибудь служанка, а знатная особа, и поспешно вскочил на ноги, виновато опустив голову.       — Ты пишешь стихи? — спросила я лишь для того, чтобы создать видимость, что я не знаю, кто он такой.       Я внимательно осмотрела поэта с ног до головы: он не был старым, но и совсем молодым я его назвать не могла. Он носил короткую бороду и тюрбан на голове. Фигура воина, широкие плечи, тёмные волосы и глаза, острые чёрты лица. Вероятно, я могла бы назвать его довольно симпатичным, если бы была заинтересована.       Его лицо показалось мне знакомым, и сомнений в том, кто стоял передо мной, у меня не осталось.       — Простите, если я вас побеспокоил, — поспешно извинился Ташлыджалы.       — Ничего страшного, — успокоила я его. — Ты мне ничуть не помешал. Я всего лишь прогуливалась по саду и решила выяснить, кто здесь читает столь красивые стихи, — я улыбнулась поэту. Он нерешительно улыбнулся в ответ.       Мечтая только о том, как бы оказаться возле конюшни и встретиться с Рустемом, я ни в коем случае не собиралась заигрывать с Ташлыджалы. Однако, вспомнив, что он был тесно связан сразу с двумя моими врагами — Ибрагимом и Мустафой, подумала, что мне не помешает обзавестись его доверием. Кто знает, вдруг Яхья когда-нибудь мне пригодится. Чем больше связей за пределами дворца, тем лучше.       — Простите, но мне кажется, что вы из семьи нашего Повелителя? — Яхья смотрел на меня с нескрываемым любопытством.       — Я скажу тебе своё имя, но только после того, как узнаю, кто ты такой, — я хотела выяснить больше о поэте, поскольку мало что помнила о нём.       — Меня зовут Ташлыджалы Яхья, — ответил мужчина. — Я солдат.       — Как интересно. Значит, ты только вернулся из похода? — я играла роль любопытной, настойчивой девицы, и Яхья мне охотно верил.       — Да, так и есть, — он кивнул. — Я был в походе с нашим Повелителем.       — Что же… Ты кого-то убил на войне? — я широко раскрыла глаза в притворном испуге.       — Нет, — наивно улыбнулся Ташлыджалы. — Я никого не убивал. Однако я спас одному человеку жизнь.       — Правда? — вот это действительно было интересно. — Другому солдату? — я знала, про кого он говорил, но понимала, что Яхья не упустит возможности похвастаться своим подвигом перед красивой незнакомкой.       — Нет, это был не солдат, — я видела, что поэт сомневался, стоит ли говорить мне правду, но желание произвести впечатление в нём победило: — Не хочу показаться вам самолюбивым, но я не могу скрывать, что спас жизнь самому Великому Визирю. Клянусь, это правда. Я не лгу.       — Ничего себе, — я изобразила удивление. — И как же это произошло?       — Это была чистая случайность, — Яхья поведал мне. Я поразилась тому, как легко он выложил всё. — Если честно, я и до сих пор не могу понять, как это случилось. Похоже, что я просто оказался в нужное время и в нужном месте, хвала Всевышнему. Если бы я не успел, то Ибрагима-Паши сейчас бы не было среди живых. Это чудо, не иначе.       — И что же, Паша, наверное, как-нибудь наградил тебя? — я не унималась.       — Да, — довольная улыбка промелькнула на лице мужчины. — Паша был очень добр ко мне. Он сделал меня своим приближённым и советником. Я благодарен ему за это.       — Значит, это Паша привёз тебя сюда, в столицу? — якобы догадалась я.       — Именно так, — кивнул Ташлыджалы. — Я никогда не мечтал о том, чтобы оказаться во дворце. И вот, я здесь. Мне до сих пор не верится в это.       — И правда, это чудесно, — я улыбнулась. — Мне было очень приятно побеседовать с тобой, но, боюсь, что мне пора идти. Была рада познакомиться, Ташлыджалы Яхья. Может быть, мы как-нибудь встретимся снова, — с этими словами я развернулась и направилась в сторону тропинки, на которой стояла Клара.       — Эй, вы так и не сказали мне, кто вы такая, — в голосе поэта было нескрываемое любопытство. Я обернулась и посмотрела ему в глаза.       — Меня зовут Михримах Султан, — я скрылась за деревьями раньше, чем он успел осознать услышанное. К тому моменту, как к Яхье вернулся дар речи, меня и след простыл.       Может быть, он и вовсе решил, что я пошутила.       — С кем вы говорили, госпожа? — полюбопытствовала Клара, когда я вернулась к ней и мы вместе направились в сторону конюшен.       — Не важно. Забудь, Клара-хатун, — отмахнулась я, надеясь, что девушка поймёт намёк и не станет в присутствии кого-то вспоминать о моей встрече с незнакомцем в саду.       Всю оставшуюся дорогу до конюшен я молчала, пытаясь скрыть волнение. Внешне я оставалась равнодушной, но внутри меня поднималась буря чувств и эмоций. Я не могла поверить, что сейчас встречусь с Рустемом, что этот заветный момент наконец-то наступил. Мне очень хотелось увидеть его, но в то же время было страшно. Что, если я ему не понравлюсь? Что, если он не влюбится в меня?       Когда из-за голых веток показалась крыша конюшни, я остановилась и глубоко вздохнула. Клара смотрела на меня с недоумением и любопытством, но ничего не спрашивала.       Достав из потайного карманчика накидки маленькое походное зеркальце, я внимательно осмотрела себя: волосы я распустила, украсив их золотой заколкой в форме бабочки, а поверх моего любимого ярко-розового платья надела тёплую накидку с капюшоном.       Наплевав на холодный ветер, я сбросила капюшон и расстегнула пару верхних пуговиц накидки. Распущенные волосы, как и золотые украшения — мой наряд в целом — заставляли меня выглядеть взрослее. По крайней мере, я надеялась, что это было так.       Спрятав зеркальце, я выдохнула. Я боялась встречи с Рустемом столь же сильно, сколько и мечтала о ней, однако тянуть время больше не могла. Моё терпение кончилось. Убедив себя в том, что выгляжу безупречно, я быстро зашагала по тропинке. Одна. Кларе я приказала оставаться на месте, чтобы она видела нас, но не слышала.       С каждым шагом к конюшне моё сердце билось всё быстрее, а ноги становились слабее. Волнение распространялось по телу приятным, непривычным мне теплом. Я не отрывала своего взгляда от входа в конюшню и поляны перед ней, но не видела поблизости знакомой мужской фигуры. Слабый укол разочарования отозвался в моей груди, словно я хотела, чтобы Рустем встречал меня.       Я остановилась перед самым входом. Из конюшни не исходило звуков, за исключением тихого ржания лошадей. Стараясь скрыть дрожь в голосе, я громко позвала:       — Рустем-ага!       Всё вокруг замерло. Внутри послышались торопливые шаги. Что-то в моей груди дрогнуло. Спустя мгновение, которое показалось мне вечностью, он появился на пороге.       — Михримах Султан, — его глаза загорелись. — Я очень рад видеть вас.       От радости и волнения я забыла, как дышать. Всё внутри меня возликовало, когда я увидела его. Рустем совсем не изменился за эти два года, не постарел. Разве что борода немного отросла, но ему она только придавала харизмы. Он выглядел очень молодо для своих тридцати семи лет.       — Я тоже очень рада видеть тебя живым и здоровым, Рустем-ага, — стараясь оставаться спокойной, я улыбнулась ему. — Хорошо, что ты вернулся ко мне, — я незаметно выделила интонацией последние слова.       — Как я мог оставить вас, моя госпожа, — ага улыбнулся в ответ. — Позвольте заметить, как сильно вы изменились, Михримах Султан. Признаюсь, я с трудом узнал вас.       От его взгляда я невольно покраснела. Я молилась, чтобы Рустем ничего не заметил. Сглотнув, я призвала весь свой самоконтроль, чтобы звучать ровно:       — Да, — я кивнула. — Того наивного ребёнка, которого ты знал два года назад, больше нет. Как ты мог заметить, я повзрослела, но не только телом, а и умом, — мой голос стал серьёзным. Шагнув к Рустему, я пристально посмотрела ему в глаза. Он нахмурился. — Смею заверить тебя, Рустем-ага, что я ничего не забыла. Я прекрасно помню, что ты сделал.       Понимание промелькнуло на лице Рустема, и на долю мгновения в его взгляде появилась тревога. Но он быстро взял себя в руки. По его глазам я видела, что ага понял суть моих слов, однако он не боялся. Он чувствовал, что я не собиралась наказывать его.       — Михримах Султан, — он смотрел мне в глаза, и его голос был решительным. — Позвольте мне всё объяснить вам…       — Нет, — я быстро прервала его. — Я не хочу слышать ничего, Рустем-ага. Тебе нет необходимости оправдываться передо мной. Пусть твой поступок остаётся на твоей совести. Считай, что я даю тебе шанс начать всё с чистого листа, — лицо аги вытянулось от удивления. — Я знаю, что ты предан мне. Только отныне не давай мне малейшего повода усомниться в твоей верности. Никаких дел у меня за спиной. Ты ведь знаешь, что от меня ничего не скрыть. Надеюсь, мы договорились?       Рустем лишился дара речи на несколько мгновений, но быстро пришёл в себя. На лице его было написано облегчение.       — Конечно, моя госпожа, — ага склонил голову. — Я клянусь, что больше не дам вам повода усомниться в своей верности.       — С чистого листа? — я хотела убедиться, что вопрос был закрыт.       — С чистого листа, — кивнул Рустем.       Я ласково улыбнулась, и он улыбнулся в ответ. Наши взгляды снова пересеклись, от чего моя кожа невольно покрылась мурашками. В глазах Рустема я увидела нечто такое, что вызвало трепет в моём теле и заставило меня поверить в его слова.