Сердце дуэлянта

      За окнами Дворца Мермония шёл безостановочный дождь. Все жители Фонтейна уже знали, что в этот момент вершится правосудие над человеком, который преступил черту закона, человечности, которую он нёс во имя Селестии. Конечно же, преступник не хотел признавать свою вину перед Верховным Судом, своим Архонтом и народом родины. Пьер Дюпье казался всем в Кур-де-Фонтейне обычным купцом, который приехал в город на заработки из гористой местности, он с малых лет лелея свою мечту — достичь богатства и славы. Мечта, что стала его целью, итог, который не оправдал тех средств, к которым прибегнул Дюпье, а его действия в суде оставят неизгладимый след в душе одного молодого дуэлянта. Буря, что будет преследовать дуэлянта всю жизнь, оставит глубокий рубец на таком добром, любящем, искреннем сердце.       Из самого незначительного, в чём признали виновным Дюпье, был скрытый учёт денежных средств, из-за которого он платил меньший налог, чем должен был на самом деле. Он был слишком самоуверен в своей скрытности, но азарт обогатиться сыграл с ним злую шутку. За этим скрытым учётом последовало убийство его «дорогой» свекрови, мадам де Трельи, которая владела домом рядом с Дворцом Мермония — на момент жизни Пьера Дюпье он стоил значительную сумму. Как позже выяснилось, это было запланированное убийство с того момента, как он заприметил дочь мадам де Трельи, Адель. Дюпье удалось быстро покорить несведущую в светских делах будущую жену. После заключения брака Пьер переехал в один из домов мадам де Трельи вместе с её дочерью. Возможность жить рядом со свекровью поселила в мужчине идею, как избавиться от неё и завладеть всем имуществом.       Яд! — тотчас сообразил Пьер. Его детство проходило рядом с горами, где он мог спокойно изучать различные травы, а позже наблюдать за тем, как его отец изготавливает снадобья. Конечно, он знал о рисках: раз он купцом возил и продавал травы, то идея об отравлении могла указывать на него, но другого варианта у него не было. Однако у него было время, в течение которого он мог подмешивать яд в еду свекрови. Пьер знал, что отрава имеет накопительный эффект, поэтому ему не составило труда спровоцировать у мадам, в её почтенном возрасте, какой-нибудь инфаркт, который положил бы конец её жизни.       Спустя около года мадам де Трельи скончалась. Никто из врачей не мог объяснить, почему абсолютно здоровая на вид женщина, всего за год, так сильно похудела, её лицо становилось всё более бледным, а в глазах исчезла та ясность, которая сохранялась за ней даже в таком возрасте. Дюпье настаивал на том, что радость за собственную дочь подкосила её здоровье, ведь даже положительные эмоции всё-таки влияют на моральное состояние. Но дочь покойной мадам не хотела так просто всё бросать. Хотя Адель и была глупа в светских кругах, собственное чувство справедливости у неё было выше всяких похвал. Поэтому она неустанно вызывала врачей со всего Кур-де-Фонтейна, чтобы те осмотрели уже остывшее тело её матери. Все врачи в один голос говорили, что причиной смерти стало слабое сердце мадам, которое остановилось во сне. Девушка не останавливалась. Она продолжала и продолжала вызывать врачей, дошло до того, что она написала письмо управляющему крепости Меропид с просьбой посетить старшую медсестру Сиджвин в её доме, чтобы убедиться, что смерть мадам де Трельи имела под собой что-то несправедливое. Сначала пришло письмо с отказом, ведь если каждый в городе будет вызывать Сиджвин, то заключённым придётся ждать не по часу или дню помощи, а целыми неделями. Ответ не устроил девушку, и она продолжала писать письма в крепость, с уважением обращалась к управляющему и его работе, с пониманием относилась к заключённым, но, по её словам, её случай был особенным, ведь она действовала во имя справедливости, а не собственной прихоти, что, конечно, со стороны казалось иначе.       Из-за того, как часто Адель отправляла письма в крепость, Сиджвин пришлось уже лично отвечать ей. Начальнику наскучили эти письма, а оставлять их на столе не хотелось, поэтому он просто отдавал их старшей медсестре, чтобы та убрала их с глаз долой. Пока мелюзина несла всю стопку писем, её взгляд не мог не зацепиться за множество бумаг, отправленных из одного и того же дома. Любопытство взяло верх: она прочитала их и решила написать ответ, в котором говорилось о её приезде в дом семьи Дюпье на следующее утро.       На следующее утро, как и планировала Сиджвин, она отправилась в дом семьи Дюпье. Хозяйка дома встретила её со слезами на глазах и долго благодарила мелюзину за помощь, которую та согласилась оказать их семье. Месье Дюпье выглядел недовольным: он знал, что мелюзины обладают особым зрением, позволяющим видеть то, что недоступно человеческому глазу. Кроме того, Сиджвин была не просто мелюзиной, а старшей медсестрой, известной своими выдающимися знаниями в медицине.       Адель проводила Сиджвин в комнату, где лежало тело её матери, комната сама по себе была не богатой, но и недостаточно бедной, чтобы дать понять о происхождении хозяйки комнаты, рядом. и подробно рассказала о случившемся. Особенно она акцентировала внимание на своих подозрениях, что мадам де Трельи могла быть убита, а не умереть естественной смертью. —Мисс Сиджвин, — начала Адель, с трудом сдерживая слёзы. — Я не могу думать ни о чём, кроме скоропостижной смерти моей дорогой матушки. Ещё год назад она была абсолютно здорова, а теперь её больше нет… Как такое могло случиться? Она ушла так внезапно, даже не дождавшись внуков, которых так мечтала увидеть. Она была так добра ко мне, лелеяла меня всё моё детство… Адель вытерла слёзы носовым платком, который когда-то сшила её матушка, и продолжила: —Простите меня за эмоции, но я до сих пор не могу поверить, что её больше нет. Она всегда желала мне только счастья… даже с моим мужем ладила и желала нам только счастья. Простите, я вас отвлекаю… — Адель отошла в сторону, чтобы дать Сиджвин возможность осмотреть тело покойной. Заключение Сиджвин оказалось неутешительным. Как и предполагала мадам Дюпье, её мать — мадам де Трельи — была убита. Более того, она была отравлена. На первый взгляд это было незаметно, но опытный взгляд мелюзины-медика не мог ошибиться.       Сиджвин немедленно вызвала жандармов, чтобы они осмотрели дом и опросили всех жильцов. Те сразу приступили к работе. Одновременно с этим старшая медсестра сообщила обо всём в Сумеречный двор, который незамедлительно подключился к расследованию. Пока жандармы и представители Сумеречного двора изучали обстоятельства дела, Сиджвин не спускала глаз с господина Дюпье. Он стоял рядом с женой у письменного стола покойной, где находился портрет мадам де Трельи. Пьер пытался успокоить Адель, которая плакала и без конца повторяла: —Кто мог так жестоко поступить с ней? О, Архонт, скажи, дай мне знак, помоги понять! Её голос дрожал, а слёзы текли по щекам не останавливаясь. Пьер обнимал жену за плечи, рисуя рукой успокаивающие круги, но это не помогало.       В этот момент портрет мадам де Трельи, стоявший на столе, вдруг упал изображением вниз.       Жандармы и мелюзины из Сумеречного двора вошли в комнату, чтобы доложить Сиджвин о своей находке. В руках они держали несколько неизвестных трав и ступу, внутри которой были следы чего-то измельчённого. Детективы сразу обратились к господам Дюпье: —Простите, месье и мадам Дюпье, вы знаете, что это? — детектив показал им ступу и травы. Месье Дюпье ответил спокойно: —Конечно. Это ступа, в которой наши слуги измельчают целебные травы для приготовления мазей или заваривания чая. Чай, кстати, довольно успокаивающий и сохраняет лечебные свойства трав. Его голос звучал уверенно, без тени волнения. Совсем иначе выглядела мадам Дюпье, которая всё ещё тихо плакала у него на руках. —Хорошо, месье Дюпье, тогда объясните, почему эта ступа оказалась в тёмном углу одного из шкафов, а не была убрана слугами? — продолжил детектив, пристально глядя на Пьера. Пьер ответил без промедления, всё тем же монотонным тоном: —Мне это неизвестно, детектив. Всё, что связано с кухней, находится в ведении слуг, а не моём или моей жены. Надеюсь, я ответил на Ваш вопрос? — Пьер продолжал свою игру, в которой он пока что выходил победителем, но это ненадолго.       Сиджвин всё пристальнее всматривалась в господина Дюпье. Мелюзине казалось, что в его поведении было что-то странное: голос звучал тихо и спокойно, без следов волнения, хотя, казалось бы, он должен был переживать — ведь умерла его свекровь, человек, важный для него. Для Сиджвин всё это выглядело подозрительно, но она не озвучивала свои мысли, выжидая подходящий момент. Возможно, Пьер принадлежал к тому типу людей, которые сохраняют хладнокровие в стрессовых ситуациях. Детективы продолжили опрашивать других жильцов дома — слуг семьи Дюпье, а в это время жандармы осматривали территорию вокруг дома, тщательно рассматривая каждый камешек, чтобы найти зацепку, которую можно было бы привязать к делу.       Спустя около часа поисков жандармам посчастливилось найти на заднем дворе дома такие же травы, которые были вместе со ступкой в шкафу. Они начали с того, что спросили прислугу, кто из них оставил травы в таком месте. Никто не сознавался. Вдруг во двор вбежала молодая девушка, по ней было видно, что она тоже была служанкой семьи Дюпье. Она запыхалась, но смогла ответить на вопрос жандарма: —Ах, простите! Это я оставила их здесь на некоторое время и совсем забыла! Эти травы мои, я из них делаю целебные мази, а те, что вы нашли со ступкой, — для заварки, — служанка говорила так быстро, что жандармы еле успевали записывать её слова. Однако одну мелюзину не устраивало сказанное девушкой, и она задала вопрос: —Простите, мисс, но скажите, как называются травы, которые жандарм держит в руках? — Конечно, сама Сиджвин прекрасно знала, как называется эта трава, но её подозрения по поводу господина Дюпье никак не уходили. Молодая девушка замешкалась и заикающимся голосом произнесла: —Э-эм… Извините, но совсем вылетело из головы… ха-ха, — она продолжала искать отговорки, пока Сиджвин не произнесла те слова, которых боялись и Дюпье, и служанка. — Мисс, я думаю, что эти травы попросту не принадлежат вам. Для того чтобы уметь заваривать чай или делать целебные мази, нужно знать названия многих трав, особенно этой. Оно довольно лёгкое в произношении. — Тут служанка резко замолчала. —Вспомнила! Э-э… Это мята, да? — взгляд служанки метался между Сиджвин, жандармами и Дюпье, который наблюдал за обыском во дворе. —Простите, мисс, но это не мята. Жандармы, допросите, пожалуйста, эту служанку, но не перегибайте, — мелюзина улыбнулась и помахала солдатам.       От увиденного Пьер развернулся и пошёл обратно в дом к Адель, чтобы сыграть роль заботливого мужа. Он почти сразу понял, что Сиджвин начала догадываться, кто стоит за всем этим, хотя эти косвенные доказательства никак напрямую не связаны с ним. Но осторожности не помешает, особенно в разговоре с мелюзиной. Хитрости месье Дюпье не занимать, она всегда выручала его как в делах бизнеса, так и в домашних вопросах. На ней он и нажил всё то богатство, которое имел и будет иметь, если Сиджвин не найдёт прямых доказательств. Служанке он заплатил хорошо; она не должна ничего рассказать или даже упомянуть его имя во время допроса.       Старшая медсестра также, как и Пьер, понимала, что этих доказательств недостаточно для его ареста, хотя их даже доказательствами не назовёшь — это всего лишь догадки. Весь оставшийся обыск проходил на удивление спокойно. День близился к завершению, а представители власти направлялись во Дворец Мермония, чтобы проанализировать всё, что удалось обнаружить во время обыска. Вместе с ними покорно шла та самая молодая служанка, которая ранее пыталась присвоить себе незнакомые ей травы и ступу. Уже в здании жандармы, детективы и «подозреваемая» отправились к людям из палаты Жардинаж, чтобы всё задокументировать и официально оформить материалы для продолжения допроса и изучения улик.       Во время допроса напротив служанки сидел один из представителей палаты Жардинаж, а рядом с ним — стенографист. Офицер спокойно задавал в начале простые вопросы, например: «Как долго Вы работаете в доме Дюпье?», «Часто ли Вы общались с мадам де Трельи?», «Хорошие ли люди месье Дюпье и мадам Адель?», «Достаточно ли Вам платили?». Девушка запиналась, но старалась отвечать подробно, не утаивая ничего, что могло бы поставить под сомнение её слова. Тогда жандарм сразу перешёл к сути дела: —Какое отношение Вы имеете к этим травам и ступе? — он показал ей фотографию, на которой были изображены те самые травы и ступа, найденные в доме семьи Дюпье. — И почему Вы солгали следствию, утверждая, что они принадлежат Вам? — Офицер смотрел на служанку и ждал ответа, но она лишь сказала: —Я не вру. Эти травы и ступа действительно принадлежат мне, но от волнения я просто забыла, как они называются. — На этих словах голос девушки стал тише, а её волнение едва не взяло верх. Она уже почти кричала: —Вы не видите, что произошло?! Наша госпожа умерла! Она была добра ко всем в доме, а Вы имеете совесть допрашиваете меня в такой трудный момент! — Тут же офицер и стенографист заметили слёзы, катившиеся по лицу допрашиваемой. Он извинился за своё поведение и предложил ей воды, чтобы успокоить, служанка согласилась. Ей подали бокал воды, который почти сразу опустел, жандарм уже мягко спросил, чтобы снова не вызвать истерику у неё: —Вам стало легче? —Да… Извините меня за такое неподобающее поведение, но поверьте, никто в доме не хотел смерти госпожи! Она была добра ко всем… —Я верю Вам, но понимаете, это всё ради протокола, иначе и быть не может, всё во имя справедливости. Оставим допрос на следующий день, проводите мисс э-э… —Эмили. Мисс Эмили, месье — тихо проговорила служанка, пока офицер извинялся за созданную им ситуацию. —Тогда хорошего Вам отдыха, мисс Эмили. Мы продолжим допрашивать Вас завтра, поэтому постарайтесь набраться сил, также не покидайте город, пока идёт следствие. –жандарм и стенографист ушли и оставили девушку на рядовых, чтобы те проводили её из дворца.       Пока служанку провожали, в кабинете жандарма, который допрашивал её, на стуле сидела Сиджвин. Она терпеливо ждала возвращения офицера. Как только дверь кабинета открылась, жандарм сразу заметил мелюзину. Он поприветствовал её: —Добрый вечер, мисс Сиджвин! Чем обязан вашему визиту? — офицер тепло улыбнулся старшей медсестре, но тут же перешёл к делу, поскольку работы по новому расследованию ещё было много. Сиджвин встала со стула и ответила: —Ах, добрый вечер, месье Жак! — она приветливо улыбнулась. — Я хотела узнать, как прошёл допрос той молодой служанки? —Ах, об этом, мисс Сиджвин. Боюсь, пока никаких результатов. Мисс Эмили продолжала настаивать, что найденные нами предметы принадлежат ей. А в конце она не выдержала и устроила истерику, так что пришлось отпустить её до утра. Завтра продолжим, — вздохнул офицер. Пока он говорил, то подошёл ближе к столу и сел за него. —Сейчас, кроме предположений о том, что это было отравление, у нас ничего нет. Мы обнаружили травы и ступку, но этого недостаточно для обвинения. Надеюсь, в ходе расследования найдём более серьёзные доказательства, –– добавил он. Сиджвин заметила, как брови Жака сдвинулись в тонкую линию, выдавая его разочарование. —Не переживайте, месье Жак, я к Вам с хорошими новостями! К тому же я успела заварить для вас чай. Вот, возьмите, — сказала она, протягивая ему чашку горячего чая.       Жак, зная не понаслышке вкус напитков, приготовленных старшей медсестрой, поставил чашку на стол и сделал вид, что выпьет позже. —Как я и говорила ранее, мадам де Трельи действительно была убита. И пока Вы допрашивали служанку, я смогла выяснить, как именно, — продолжила мелюзина. —Расскажите! — Жак настойчиво посмотрел на неё. —Она была отравлена ядом, который смешали из тех трав, что были найдены в доме семьи Дюпье. Теперь Вы можете официально предъявить обвинение. Хотя, честно говоря, я не думаю, что это сделала служанка, — сказала Сиджвин. Она положила руку на подбородок, задумчиво опершись локтем на другую руку. —У неё нет мотива. Как мы с Вами знаем, большинство убийств совершаются родственниками или людьми, близкими к жертве. Лично я сомневаюсь, что дочь мадам де Трельи могла сделать такое. Поэтому, пожалуйста, проверьте её мужа, Пьера Дюпье. Жак смотрел на Сиджвин ошеломлённо. Он поразился, как мелюзина так быстро смогла сложить пазл, хотя расследование началось только сегодня. Внезапно он резко встал и поклонился: —Обязательно! Мы сделаем всё возможное, чтобы найти настоящего убийцу, мисс Сиджвин! Можете на нас положиться! Сиджвин тихо захихикала: —Не волнуйтесь так! Я доверяю Вам в этом деле. Но сейчас лучше отдохните, а утром продолжите расследование. До свидания, месье Жак! Она вышла из кабинета офицера и направилась обратно в крепость Меропид. Жак, оставшись один, уселся за стол и начал обдумывать вопросы, которые стоит задать Эмили, чтобы выяснить, какую роль в этом деле играет Пьер. Часы показывали около полуночи, когда жандарм, наконец, смог отправиться домой, чтобы немного отдохнуть перед новым днём.       Утром Жак поручил младшему жандарму доставить Эмили во дворец Мермония и вручить ей ордер на арест как подозреваемой в убийстве мадам де Трельи. Прибыв во дворец, жандарм сразу же отвёл Эмили в то же место, где проходил допрос накануне. Когда её привели, в комнате уже находились Жак и стенографист, готовый записывать всё, что будет сказано. Старший офицер встал, поприветствовал служанку и, проявляя вежливость, отодвинул для неё стул, чтобы она могла сесть. —И снова здравствуйте, мисс Эмили, — Жак произнёс это спокойно, возвращаясь на своё место за столом. — Вы знаете, о чём я хочу поговорить с вами сегодня? —Конечно, господин офицер. Жандарм сообщил мне, что я теперь подозреваемая, хотя моя совесть чиста перед Фокалорс, — ответила Эмили. Сегодня она выглядела более собранной, чем накануне. —Тогда скажите мне, кто и зачем заставил вас взять вину на себя? — Жак посмотрел ей прямо в глаза. — Подтверждено, что яд был приготовлен из трав, найденных у вас. Это делает вас единственной подозреваемой. Главной подозреваемой, уточню. Однако я хочу, чтобы вы сказали правду: кто на самом деле стоит за смертью мадам де Трельи? Палата Жардинаж обещает, что всё сказанное Вами останется в этих стенах. Он внимательно наблюдал за Эмили. Её руки слегка дрожали, нижняя губа подрагивала, а глаза беспокойно бегали из стороны в сторону. Жак не дал ей времени собраться: —Поймите, если этот человек убил один раз, он не остановится. Осознание безнаказанности только подтолкнёт его продолжать лишать жизни других людей. Вы для него — всего лишь инструмент, одноразовый, который он использовал и бросил, не чувствуя никакой вины. Голос Жака звучал твёрдо, но сдержанно, в нём чувствовались одновременно строгость и понимание. Этот тон постепенно усиливал волнение девушки — именно этого эффекта он добивался. —Убийца — не вы, мисс Эмили. Вы слишком добрый человек. Я видел, как вы смотрели на меня, когда вчера извинялись за то, что повысили голос. Убийца так бы не поступил. Я верю в вашу невиновность. Глаза служанки всё сильнее бегали из стороны в сторону — она не понимала, должна ли рассказать правду или нет. Если она проговорится, то предаст его; если будет молчать, то предаст Фонтейн — ту справедливость, о которой всё время говорит Гидро Архонт. Жак продолжил: —Решать вам, но знайте: закон и трибунал будут на вашей стороне, а не на стороне убийцы. Мы защитим вас, — офицер взял одну из рук Эмили, чтобы успокоить её, показать, что она в безопасности. Дрожь постепенно уменьшалась, но не пропадала. Девушка была ещё молода, а подобное событие выбило её из колеи. Она начала: —Я скажу вам… Только пообещайте мне: сделайте вид, что не от меня это узнали. Если он узнает, то моя семья точно будет в опасности… Пообещайте мне, прошу! — Пара одиноких всхлипов послышалась со стороны Эмили. Жандармы уже успели выяснить, в каком положении находится её семья. Именно это заставило её пойти на такой серьёзный шаг. Жак заверил её: —Клянусь своей честью, что вы и ваша семья будете в безопасности, мисс Эмили. — Он крепче сжал руку служанки, чтобы успокоить её и показать, что ей ничего не угрожает.       На следующий день Пьера Дюпре арестовали прямо на улицах Фонтейна. Ему предъявили обвинения в убийстве, ведении скрытого учёта денежных средств, который был обнаружен детективами во время изучения биографии обвиняемого, а также в угрозах. Ему разъяснили право хранить молчание, чем Пьер и воспользовался до начала суда.       Его жена, Адель, с одной стороны, чувствовала предательство со стороны мужа, а с другой — облегчение: раскрылась правда об убийстве её матушки, и справедливость должна была восторжествовать.

Опера Эпиклез

      —30 сентября XXXX года по тейватскому календарю. Обвиняемый — Пьер Дюпре, торговец и глава рода Дюпре. Пострадавшая сторона — убитая мадам де Трельи. Объявляю начало заседания, — громко и чётко проговорил юдекс Нёвилетт. Его голос разносился по всему залу; даже те, кто слушал невнимательно, поняли, о чём идёт речь. Он продолжил: — Месье Дюпре, Вы ознакомились с обвинениями, выдвинутыми против вас судом?       Нёвилетт обратился прямо к Пьеру, стоявшему на балконе слева от судьи.— Ознакомился, месье Нёвилетт, но эти обвинения не имеют под собой никакого основания. Всё это обыкновенная ложь, чтобы посадить законопослушного торговца в крепость Меропид. Ведь врагов у меня немало, как у человека, ведущего собственный бизнес, — Пьер говорил уверенно. В его голосе и взгляде не было ни тени волнения. —Мне, как главному судье, предоставили доказательства, которые говорят об обратном, месье Дюпре. Согласно отчётам, Ваша вина очевидна. Есть ли что-то, что Вы хотели бы опровергнуть? — Нёвилетт внимательно смотрел на Пьера, держа в руках предоставленные палатой Жардинаж документы по делу. —Конечно, есть, господин юдекс! Все эти отчёты — нелепица. Я уверен, что меня просто подставили! — Пьер продолжал настаивать на своей невиновности несмотря на то, что палата Жардинаж предоставляла всё больше доказательств его вины. Он упрямо отрицал очевидное, не переставая повторять: он невиновен. Его поза излучала уверенность и высокомерие, но присутствующие видели за этим отчаянное упрямство. Пьер продолжил: —Как я могу быть настолько плохим, дорогой суд? Я обычный торговец, который никогда не нарушал закон, лишь зарабатывал на жизнь для своей семьи! Понимаете, мне нет смысла совершать убийство — ведь тогда мой бизнес рухнет. К тому же, откуда у меня такие познания в травах, чтобы, как вы утверждаете, целый год травить мадам, которая почему-то не обращалась к врачу? — Его слова звучали разумно, но юдекс и палата Жардинаж уже собрали достаточно доказательств, которые подтверждали его вину. —Позвольте задать Вам вопрос, месье Дюпре, — начал Жак. — Вам известно, что у мадам де Трельи было второе недвижимое имущество, расположенное близко к дворцу Мермония? —Да, господин офицер, я об этом знаю. Иначе каким бы я был мужем и зятем, если бы не интересовался своей семьёй? — Дюпре пожал плечами и ответил спокойно. Жак продолжил: — В таком случае, Вам должно быть известно, что это имущество, согласно завещанию, наследуется Спина-ди-Росулой. Также согласно банковским выпискам, мадам де Трельи уже год перечисляла средства этой организации.       В этот момент глаза Пьера заметались от лица Жака к лицу верховного судьи. Он явно не ожидал этого. Всё шло по плану, если бы не эта «чёртова старуха». В ту же секунду Пьер схватился за перила балкона и закричал: — Не верю! Покажите доказательства! Эта старуха не могла так поступить со своей семьёй! — проговорил он сквозь зубы. —Вот выписки, подтверждающие переводы мадам де Трельи. По сути, Вы старались зря, господин Дюпре. Мадам оказалась на шаг впереди вас, — сказал Жак, передавая документ младшему жандарму для сохранности. Внезапно Пьер сорвался: — Да что Вы несёте! Это подделка! Я потратил год впустую! — В тот момент Дюпре понял, что проговорился. Жак тут же заметил это. —Что вы только что сказали? Выходит, Вы действительно ожидали, что мадам умрёт? Я правильно вас понял? — В зале повисла напряжённая тишина, а лицо Дюпре покраснело от гнева и стыда. Он осознал, что загнал себя в ловушку. В попытке спасти свою честь, Пьер выкрикнул: — Я невиновен, Ваша честь! И чтобы доказать это, я выбираю дуэль! — Он обратился к Жаку: — Вы, господин жандарм, запятнали мою честь своими выдумками. Я докажу вам свою правоту, чего бы это ни стоило!       Юдекс громко проговорил: — Я правильно понимаю, месье Дюпре, что вы выбираете дуэль вместо вынесения приговора Оратрис? —Да, месье Нёвилетт. Вы всё правильно поняли, — подтвердил Пьер. Неожиданно голос подала Фурина де Фонтейн, архонт, молчавшая до этого момента: — О, месье Дюпре, Вы хотите скрыть трусость перед правосудием под маской храбрости в дуэли? Что ж, это будет интересное зрелище. Продолжим наше шоу!       Зал разразился аплодисментами. Для многих зрителей дуэль — это всегда яркое представление, а суд с участием архонта превратился в настоящее шоу. Нёвилетт стукнул своей тростью так, что всё в зале стихло за секунду, и он продолжил говорить: —В настоящее время суд объявляет перерыв, чтобы месье Дюпре смог подготовиться к дуэли. — Нёвилетт откланялся, а Пьера увели жандармы в комнату для подготовки к дуэлям. По правилам, обвиняемый имеет право выбрать оружие, и его выбор пал на стандартную рапиру, которая чаще всего используется в дуэлях. Будучи человеком из Фонтейна, Дюпре прекрасно знал, как с ней обращаться, к тому же, рапира достаточно лёгкая, что придаёт ей скорость. Пока он готовился к дуэли, жандармы объяснили правила её проведения, за нарушение которых грозили штрафы или даже уголовное преследование.       Через два часа всё было готово. Зрители заняли свои места, верховный судья прибыл раньше всех, чтобы наблюдать за происходящим. По его приказу жандармы вывели Пьера на арену с вручённой ему рапирой. Для уверенности в решении Пьера Нёвилетт спросил: —Месье Дюпре, Вы точно уверены, что хотите участвовать в дуэли? — юдекс обратил своё внимание на обвиняемого, надеясь, что тот откажется, так как не хотел видеть смерть, в каком бы виде она ни проявлялась. —Да, Ваша честь, я уверен, что дуэль — это то, что поможет мне очистить своё имя от этой нелепой клеветы, — почти фыркнув, ответил Пьер. Нёвилетт смирился с его ответом, но дождь снаружи Оперы Эпиклез лил всё сильнее, настолько, что, если бы все в зале замолчали, можно было бы услышать, как капли разбиваются о землю. Тем не менее, юдекс продолжил: —Тогда позвольте представить одного из наших дуэлянтов — мисс Клоринду. — На противоположную сторону арены вышла молодая девушка, на вид лет восемнадцати; никто бы не поверил, что она сможет победить взрослого мужчину, но от этого шоу становилось только интереснее. Она была одета в лёгкую белую рубаху, застёгнутую до самого верха, синие брюки до талии, а на плечах лежал синий плащ, который никогда не покидал её, вместе с треуголкой. Поза Клоринды не выдавала ни малейшего страха, наоборот — в её взгляде была уверенность, некий блеск и честь служить справедливости. Её рапира отличалась от обычных — её часто спрашивали о ней, но ответ всегда был одним: «Отпущение грехов». — Месье Дюпре, мисс Клоринда, вы готовы? — снова спросил верховный судья, надеясь, что обвиняемый откажется от поединка и даст возможность Оратрис вынести вердикт, но оба участника произнесли твёрдое и ясное «да». — Тогда объявляю начало дуэли! — трость в руках юдекса громко ударила по полу.       Поединок начался. Все зрители увлеченно наблюдали за ним: сначала один удар, потом второй, третий. Было видно, что Клоринда не выкладывается на полную, её удары были легкими, спокойно парируя любой из ударов Пьера. Пьер же, напротив, старался всё сильнее задавить её количеством приёмов, чтобы хоть как-то приблизиться к победе, но ничего не выходило: его удары были слишком слабыми и медлительными, в отличие от дуэлянта напротив. Но Дюпре не только физической силой атаковал, он решил перейти и к моральному наступлению, считая, что его язык хорошо подвешен. Первое, что он сказал, было: —Мисс Клоринда, Вы так молоды, почему же решили стать тем, кто отнимает жизни у других? Клоринда ничего не ответила, а продолжала только отбивать его удары рапирой. —Не молчите, скажите хоть что-нибудь. Вы же воспитанная девушка, а не бездушный инструмент, коими и являются дуэлянты, — продолжал он. Клоринда молчала, но даже Дюпре заметил, как её брови чуть дрогнули. Однако он продолжал расспрашивать её, его дыхания не хватало, но он всё равно говорил и говорил, все его слова, казалось, должны были повлиять на неё. Пьер бегал от неё по арене, смотрел прямо в глаза, хотел увидеть что-то, за что можно зацепиться, но ничего не находил. От злости и беспомощности он решил попробовать ещё один способ: —Сударыня, я вижу, что Вы только вступили на должность дуэлянта. Такая молодая и активная, а платят Вам наверняка мало, — Пьер разочарованно цокнул, но продолжил: —Я понимаю, что Вам, наверное, не хватает этих денег, особенно для вашей семьи, раз вы пошли на такую работу. —Дуэлянт — это такая же государственная работа, как жандармы в палате Жардинаж, не вам, преступнику, судить эту должность, — наконец-то ответила Клоринда, как раз то, чего добивался подсудимый. —Что Вы, мисс, я лишь констатирую факт. Сейчас Вы верите в подобную справедливость, но до тех пор, пока люди не начнут косо на вас смотреть, а некоторые в открытую называть палачом, убийцей, машиной для исполнения смертного приговора, пока… —Если хотите поговорить, сдавайтесь, и я Вам расскажу всё, что хотите. Но не плюйтесь ядом в сторону благородной профессии судебного дуэлянта. Ваши слова — лишь пустышка, — прервала его Клоринда, она не хотела слушать чушь, которую несёт её противник. Он был преступником, не ему судить её, а тем более её будущее, которое заведомо никому не известно. Но Пьер не останавливался, он хотел закончить поединок своей победой, поэтому продолжал свою речь о дуэлянтах: —Вы правда думаете, что дуэлянт — это такая же благородная профессия? Как наивно. Спешу Вас огорчить, но дуэлянт — это одинокий человек, неважно как, но рано или поздно все близкие вас покинут, оставят в одиночестве, как когда-то оставили моего хорошего друга. Хотите узнать, что с ним стало? — Пьер задал вопрос Клоринде и ждал, пока она ответит, но в ответ услышал только хмыканье, которое ничего не значило. Дюпре всё равно рассказал ей, ему нужно было как-то задеть её мысли, не только своим присутствием, но и чем-то, что могло бы быть близким ей: —Мой друг умер от рук самого себя. Он загнал себя в ловушку, из которой не смог выбраться, ведь все его покинули. Последний его поединок был против возлюбленной, и что Вы думаете? В конечном итоге он убил её, ведь она не отступала ни на шаг. Подумайте, что будет, если это случится и с Вами? Что, если Вам придётся собственноручно убить человека, которого Вы любили больше всего на свете?       Внезапный удар рапиры о рапиру оттолкнул Пьера, и он увидел, как её глаза заблестели от представленной картины убийства любимого человека. Это тот эффект, которого он добивался. Дюпре сразу побежал на неё с рапирой в руке, снова произнеся те же слова: —Просто представьте, что держите на руках тело человека, которого вы любили больше всего на свете. Просто представьте, — продолжал Пьер, но чего он точно не ожидал, так это внезапную боль в области левого бока. Его глаза опустились вниз, и он ахнул от ужаса. Кровь хлынула из раны, вкус металла наполнил его рот, но он не мог понять, как это случилось. В один момент он был рядом с дуэлянтом, а в следующий момент его тело уже кровоточило. Схватившись за бок, Пьер упал на колени, пытаясь прикрыть рану, но кровь не останавливалась. Он заметил, что Клоринда не двигалась, её взгляд был как бы сквозь него, и он не мог понять происходящего. Всё, что он мог понять — он был мёртв. Последнее, что он увидел, был холодный взгляд Клоринды, который был не направлен на него, а на что-то за пределами его понимания.

***

      Клоринда смотрела на рапиру в своих руках. Она впервые убила человека. Это новое чувство охватило её с головы до ног, и это чувство было страхом. Она не двигалась с места — все её мысли были заполнены осознанием того, что она убила человека, который был намного слабее её. Он не заслуживал смерти, особенно такой позорной, как на дуэли. Клоринда пыталась успокоить себя тем, что у неё не было другого выхода. Этот человек вёл себя нагло, задавал странные вопросы, а затем бросился на неё. Она не успела опомниться, как рапира уже была вонзена в его левый бок.       Кровь стекала с рапиры, попадая на её обувь. Она была настолько красной, тёмной и бесконечной, что казалось, будто кровь поглотит Клоринду полностью, словно бездна. Она привыкла убивать монстров и умела профессионально охотиться, но Петронилла не говорила ей, как стоит себя вести, когда впервые убиваешь человека — такого же, как она сама. Взгляд её был пустым и тёмным, как дуло пистолета, который она обычно носила на поясе. Однако дуло пистолета рано или поздно может вспыхнуть, в отличие от взгляда Клоринды.       Она чувствовала, что что-то не так. Шум вокруг резко стих. Всё происходящее будто замедлилось, а её лёгкие сдавила невидимая бетонная стена. Клоринда не могла пошевелиться. Рука сжимала окровавленную рапиру так сильно, что пальцы под перчатками побелели, но она этого даже не ощущала. Казалось, клинок стал в разы легче, будто вот-вот поднимется в небо, словно воздушный шарик алого цвета. Или, скорее, бардового, как кровь бедного Дюпре, которого она зарезала. Её разум пытался отрицать это, но внутренний голос всё сильнее давил на неё. Дышать становилось всё труднее. Вокруг стояла тишина, выбравшаяся словно из самой бездны. Она пыталась вдохнуть, но воздух не наполнял её лёгкие, ощущение, что их сдавила бетонная плита…

***

      Стук трости Нёвилетта снова раздался по залу суда. Все вздрогнули от этого неожиданно громкого звука. Никто не ожидал, что верховный судья может выйти из себя. —Жандармы, срочно зовите медиков! На данном этапе победа в дуэли присуждается мисс Клоринде, судебному дуэлянту. Заседание закрыто. Прошу всех покинуть Оперу Эпиклез без вопросов. Особая просьба к журналистам «Паровой птицы»! — Юдекс чётко и громко произнёс эти слова, пока жандармы вместе с медиками вбегали на сцену, чтобы проверить состояние подсудимого. Они оттолкнули Клоринду, которая стояла неподвижно, словно каменная статуя. Однако она их не волновала, так как внешних ран на ней видно не было. Медики подбежали к Дюпре, но было уже поздно. К их сожалению, рана оказалась смертельной.       

***

      Клоринда пришла в себя только в тот момент, когда чужое плечо оттолкнуло её. Она не злилась за такое невежество — напротив, этот толчок помог ей прийти в себя. Как только она это осознала, то сразу направилась в сторону комнаты судебных дуэлянтов. Быстрый шаг сменился бегом. Дуэлянтка не просто вошла в комнату, а влетела, сразу закрыв за собой дверь. Она упала на пол, рядом с ней оказалась та самая рапира. Когда она успела выскользнуть из её рук, Клоринда не знала. Да она вообще уже ничего не знала. Мысли будто испарились. Она продолжала сжимать и разжимать руку в перчатках, надеясь, что это поможет успокоиться. Глубокие вдохи и выдохи тоже не приносили облегчения. Встать не хватало сил, пока не раздался резкий стук в дверь. Такой стук могла создать только Навия.       Клоринда ничего не ответила. Она просто не могла — что-то словно застряло у неё в горле. Лишь хриплые, тихие вздохи срывались с её губ.       Навия прекрасно знала, что её подруга находится за дверью. Тень Клоринды была видна из-под порога. Но блондинка не решалась просто войти. Для начала она постучала — Клоринда должна была понять, кто это. Ответа не последовало. Тогда Навия прислушалась. Если бы подруга просто не захотела разговаривать, она наверняка нашла бы место, где её не смогут найти. Но за дверью слышалась хрипота, прерываемая судорожными вдохами. Навия не выдержала и открыла дверь. К счастью, она была не заперта.       Девушка тут же опустилась на колени перед подругой, обняла её, пытаясь успокоить. Она сразу поняла, что дуэль сильно повлияла на Клоринду. Её тело дрожало в руках Навии. Блондинка никогда не видела её такой уязвимой. Даже в день, когда Петронилла ушла, Клоринда не испытывала страха, только замешательство и множество вопросов.       Навия заговорила первой: —Клоринда, посмотри на меня. Всё закончилось. Ты сейчас не на дуэли. Моя рука в твоей — постарайся держаться за неё крепче, это поможет успокоиться. — Её голос был мягким, без привычной резкости.       Слова Навии обволакивали сознание Клоринды, заставляя её сосредоточиться. Она подняла взгляд на подругу и крепче сжала её руку. Первые слова сорвались с её губ: — Навия? Что ты здесь делаешь? Разве ты не выполняла поручение мистера Калласа? — Её голос дрожал, а глаза метались по лицу Навии, стараясь уловить каждую деталь.      Навия мягко ответила: — Не беспокойся об этом. Все поручения выполнены. Сейчас главное — привести тебя в порядок. Клоринда попыталась возразить: —Нет, Навия, не стоит. Это пройдёт, я обещаю. Это не то, о чём тебе стоит волноваться… Но Навия резко её перебила: —Что ты такое говоришь? Я пришла сюда, чтобы помочь тебе справиться с этим! — С этими словами она обняла Клоринду так крепко, как только могла.       Они сидели так некоторое время. Навия почувствовала, как на её плечо упали капли. Это были не просто капли воды. Она впервые видела, как плачет такой сильный человек, как Клоринда.       Руки дуэлянтки обхватили подругу, сжимая её платье так сильно, что ткань почти порвалась. Слёзы текли ручьём по её лицу. Наконец она смогла выговорить: —Навия… Я убила его. Я убила человека, такого же, как мы. У него тоже есть кровь… Она так отвратительно капала с моей рапиры. А потом… всё погрузилось в кромешную тишину. Это было ужасно. Я не хочу убивать людей. Я видела его желание жить, но мой клинок сам пронзил его. Я не хотела этого! Навия, он говорил странные вещи, что все близкие мне люди рано или поздно уйдут. Пожалуйста, не уходи! Без тебя и мистера Калласа я ничего не смогу. Вы — моя единственная семья…       Клоринда продолжала говорить и плакать, уверяя Навию, что больше никогда не поднимет оружие против того, кто хочет жить.       Но не все клятвы, особенно в жизни судебного дуэлянта, выполнимы.