Иди нахер, Минхо

      Мелисса, все еще лежа на холодном бетонном полу, казалась хрупкой куклой, которую забыли на поле боя. Шок, словно ледяная корка, сковал ее разум и тело. Ее взгляд, расширенный от ужаса, был устремлен в никуда. Ее дыхание было прерывистым и поверхностным, словно она боялась сделать лишний вдох, чтобы не нарушить хрупкую тишину, повисшую в камере.       Боль от удара в лицо, казалось, отошла на второй план. Она все еще видела перед глазами окровавленное лицо охранника, раздавленного яростью Крысуна. Она ощущала холод крови, разлитой по всему полу.       Она лежала неподвижно, словно парализованная, пока второй охранник, занимался своей мрачной работой. Он, не сказав ни слова, молча подошел к телу убитого охранника. Он схватил тело за ноги, и потащил его по полу, оставляя за собой кровавый след. Звук скребущего тела по бетону эхом отдавался в голове Мелиссы, вызывая у нее приступы тошноты. Она пыталась отвернуться, закрыть глаза, но ничего не помогало, видение насилия вновь и вновь возникало перед ее взором. Она как будто была прикована к этой жуткой картине, не в силах ни отвести от нее взгляд, ни отвернуться от жутких воспоминаний.       Он небрежно, словно мешок с мусором, перекинул тело через плечо, и понес его к выходу из камеры. Его шаги были тяжелыми, а его дыхание было прерывистым, но он, казалось, не обращал внимания ни на кровь, которая пачкала его форму, ни на тяжесть мертвеца, которого он нес на себе.       Когда дверь за охранником закрылась, Мелисса осталась лежать в тишине один на один со своим объектом и призраками страха, что окружали её со всех сторон, дыша в затылок. И она лежала, не шевелясь, словно кусок мертвого мяса, все еще ощущая жуткий привкус крови на своих губах и бессилие в своих мышцах.       Но эта гнетущая тишина была внезапно нарушена резким, саркастичным вздохом. Это был Минхо. Он, словно проснувшись от долгого сна, подал признаки присутствия. Мелисса, вздрогнув, перевела взгляд на него. Он все еще сидел на стуле, прикованный ремнями, но его поза, казалось, была более расслабленной. Его лицо, хотя и все еще было искажено от боли, теперь было наполнено какой-то странной, саркастической усмешкой. -- Ну, что, мисс Адамс, - прозвучал его голос, резкий и ироничный, - впечатляющее представление, не правда ли? Я, признаться, не ожидал такого от вашего… персонала. Видимо, они у вас не только в допросах мастера.       В его тоне не было ни страха, ни паники, только обычная для него язвительность и сарказм. Он словно отбросил в сторону весь ужас, который только что произошел, и вновь надел маску циничного и невозмутимого наблюдателя.       Мелисса, услышав его слова, вздрогнула. Ее разум, еще не оправившийся от шока, не мог сразу переключиться на его сарказм. Она посмотрела на него с недоумением, ее глаза были полны растерянности. Она не понимала, как он мог так быстро успокоиться после всего, что только что произошло. -- И, знаете ли, - продолжал Минхо, не обращая внимания на ее реакцию, - должен сказать, что я недооценил вашего Крысуна.       Мелисса, наконец, смогла немного прийти в себя. Его слова, резкие и насмешливые, словно пощечина, вернули ее в реальность. Минхо, увидев, что Мелисса повернулась к нему, с тихой ухмылкой добавил: -- Ну, мисс Адамс, что скажете? Развяжете меня, или я так и буду тут сидеть, ожидая вашего нового представления?       Мелисса, с трудом опираясь на дрожащие ноги, медленно поднялась с пола. Голова все еще кружилась, а тело ныло от боли, но она, собрав все свои силы, сделала шаг вперед. Ее взгляд невольно скользнул по луже крови, расползшейся у ее ног, и по размазанному кровавому следу, тянувшемуся в коридор       Она подошла к Минхо, ее движения были неуверенными и робкими. Она смотрела на его лицо, пытаясь понять, что скрывается за его саркастическим фасадом. Ее руки, дрожа, начали расстегивать ремни, стягивавшие его запястья. Движения были медленными и неуклюжими, словно она разучилась это делать.       Когда ремни были расстегнуты, и Минхо, наконец, смог освободить свои руки, Мелисса, не отрывая от него взгляда, робко спросила: “Как… Как ты можешь так спокойно реагировать на все это?” Ее голос был тихим и хриплым, словно ее горло сжали стальной рукой.       Минхо, потирая запястья, посмотрел на нее с каким-то странным выражением, сочетающим в себе сарказм и усталость. Он вздохнул, словно собрался с мыслями, и ответил, смотря прямо ей в глаза: -- Мисс Адамс, вы же должны понимать, что мы с вами не какие-нибудь заблудшие овечки. И вы уж точно должны знать, что в лабиринте нам на многое пришлось поглядеть. Мне ли бояться лужи крови?       Его слова прозвучали так обыденно, словно он говорил о погоде. В его тоне не было ни гордости, ни бравады, только какая-то усталая ирония.       Мелисса, услышав его слова, замерла. В его словах она услышала не только сарказм, но и какую-то мрачную правду. Она поняла, что Минхо, как и она, нес на себе отпечаток своего прошлого, что он, как и она, видел и пережил такое, что другим и не снилось. И что, возможно, именно поэтому он мог так спокойно реагировать на то, что только что произошло. Его слова прозвучали как горькая истина, к которой она была не готова, но которую она, возможно, должна была принять.       Минхо бросил мимолетный взгляд на Мелиссу, чье лицо все еще хранило отпечаток ужаса, и, не сказав ни слова, направился к выходу из камеры. Мелисса, по-прежнему ощущая слабость в ногах, поспешила за ним. Молча, они направились к лестнице, ведущей на верхние этажи здания.       По мере того как они поднимались по лестнице, тусклый свет коридоров уступал место более яркому освещению. Звуки тихой рутинной работы становились громче, и они, наконец, достигли верхних этажей, где располагались медицинские кабинеты. Это был целый лабиринт коридоров, заполненный белыми стенами, металлическими дверями и стерильным запахом дезинфицирующих средств.       Они остановились у одной из металлических дверей, на которой была прикреплена табличка с надписью “Лаборатория А”. Мелисса, не сказав ни слова, открыла дверь, пропуская парня вперед. Внутри их ждал небольшой, но хорошо оборудованный медицинский кабинет. Там было несколько столов, уставленных различными инструментами и приборами, а также несколько кресел и кушеток, предназначенных для осмотра пациентов.       Мелисса, собравшись с мыслями, указала Минхо на одну из кушеток, стоявших в углу кабинета: “Присядь, пожалуйста”. Минхо, без лишних возражений, подошел к кушетке и сел, но его глаза, как всегда, были наполнены иронией и недоверием. Его тело, хоть и казалось расслабленным, выдавало напряжение, скопившееся внутри.       Мелисса, тем временем, начала готовить инструменты для осмотра. Ее руки, несмотря на все еще дрожащие пальцы, двигались уверенно и точно. Она брала стерильные перчатки, медицинские инструменты, пробирки и бланки, и раскладывала их на столе, готовясь к предстоящему осмотру. -- Ну, и что меня ждет, мисс Адамс? - нарушил молчание Минхо, его голос был полон сарказма. Он, казалось, не мог удержаться от того, чтобы не съязвить, даже в такой напряженной ситуации, -- Рентген, анализы крови, может, еще какая-нибудь средневековая пытка? Или, может, вы меня просто вскроете, чтобы узнать, что у меня внутри?       Мелисса, стараясь не обращать внимания на его провокации, надела перчатки и, не поворачиваясь к нему, ответила: -- В первую очередь, общий осмотр, проверка рефлексов. Затем возьмем анализ крови на общий и биохимический анализ. Если будет необходимо, проведем МРТ, но это чуть позже. Ну и да, если вы будете плохо себя вести, возможно, придется и вскрыть. -- Последнее предложение она произнесла с еле заметной усмешкой, пытаясь показать, что тоже не лишена чувства юмора.       Она, наконец, повернулась к Минхо, и ее взгляд был полон серьезности и решимости. Она понимала, что сейчас ей нужно быть сильной и уверенной, что она должна показать ему, что она профессионал и что она знает, что делает. Минхо, услышав ее слова, на мгновение замолчал. Он посмотрел на нее с каким-то странным выражением, словно он был удивлен ее ответом. Его взгляд, хоть и был все еще полон сарказма, теперь был наполнен и каким-то… уважением? н понял, что Мелисса, несмотря на свою хрупкость и неуверенность, на самом деле была сильной и решительной женщиной. -- Ну что ж, мисс Адамс, я в ваших руках. Надеюсь, вы не будете слишком жестоки со мной.       Мелисса, с медицинской точностью, подошла к Минхо, держа в руках стетоскоп. Ее движения были плавными и уверенными, словно она погрузилась в профессиональную роль, отбросив все страхи и сомнения. Она приставила холодную головку стетоскопа к его груди, ее пальцы, нащупывая нужные точки, невольно касались его кожи. -- Ну, мисс Адамс, не слишком ли тесно для медицинского осмотра? Или это ваш особый способ выявить мои потаенные желания?       Мелисса, не отрываясь от осмотра, нахмурилась, но ее губы тронула легкая улыбка. Она приставила стетоскоп к спине Минхо, тщательно выслушивая звуки его дыхания. -- Вам бы в комедианты, мистер Минхо, - пробурчала она, - а то от вашего сарказма у меня скоро голова болеть начнет.       Она продолжила осмотр, проверяя его пульс, кровяное давление, осматривая его глаза, уши и горло. Она тщательно пальпировала его живот, осматривала кожу на наличие повреждений или каких-либо необычных проявлений.       Минхо, между тем, продолжал сыпать шутками и колкостями, стараясь, видимо, разрядить напряженную атмосферу. Он делал едкие замечания по поводу ее методов осмотра, говорил, что она, наверное, практиковалась на плюшевых мишках, и что его, такого красавчика, нужно осматривать не медицинскими инструментами, а более приятными способами.       Внезапно, в разгар осмотра, в голове Минхо что-то щелкнуло. Он вспомнил к чему он пришел размышляя всю эту ночь. Он вспомнил, что он хотел выяснить, что связывает Мелиссу с Галли, и узнать как можно больше о таинственном ПОРОКе, который засунул их в этот лабиринт. Он понял, что сейчас у него есть шанс получить ответы на свои вопросы, и что он не должен его упустить.       Мелисса, как будто почувствовав его изменение настроения, отступила на шаг, и спросила, подняв бровь: “Что-то случилось?».       Минхо посмотрел на нее, его лицо приняло серьезное выражение. Он откинулся на кушетку и, глядя ей прямо в глаза, спросил: -- Мисс Адамс, скажите мне, а что вас на самом деле связывает с Галли?       Мелисса на мгновение застыла, озадаченная вопросами Минхо. Ее брови нахмурились, а в глазах отразилось удивление. Она вспомнила их вчерашний незаконченный разговор. Она понимала, что его вопросы были закономерны, но сейчас ей казалось, что они совершенно неуместны.       Она отвела взгляд от его лица, вновь обратив свое внимание на инструменты, лежавшие на столе. Она, не спеша, начала собирать пробирки для забора крови, стараясь не показывать своего замешательства. -- Минхо, - проговорила она, стараясь сохранять спокойствие в голосе, - я понимаю, что у тебя есть вопросы, и я готова ответить на них, но, мне кажется, сейчас не самое подходящее время для личных бесед. Мне нужно закончить осмотр.       Она взяла в руки шприц и подошла к нему. Ее движения были более уверенными, чем пару минут назад. Она как будто надела на себя маску профессионализма, пытаясь оградить себя от любых эмоциональных проявлений.       Она воткнула иглу в его вену, не отрывая от него взгляда. Она как бы хотела просканировать его своим взглядом, чтобы понять, что происходит у него в голове. Она понимала, что он не просто так заговорил об этом сейчас, что за его вопросами кроется нечто большее, чем простое любопытство.       Минхо, пока Мелисса брала у него кровь, не сводил с нее глаз. Его взгляд, пристальный и изучающий, словно пытался проникнуть сквозь ее маску профессионализма, разгадать ее истинные мысли и намерения. Он наблюдал за каждым ее движением, за тем, как ее пальцы ловко манипулировали шприцом, как она сосредоточенно смотрела на пробирку, как ее губы были плотно сжаты, словно она пыталась скрыть свои эмоции.       Он чувствовал, что ее спокойствие было лишь видимостью, что на самом деле ее разрывают противоречивые чувства. Он чувствовал, что она что-то скрывает, и что ее уход от разговора не был случайностью. Его подозрения усиливались, а его желание получить ответы на свои вопросы становилось все более настойчивым. Когда Мелисса закончила процедуру, вытащив иглу из его вены и заклеив место прокола пластырем, Минхо, не дав ей перевести дух, снова заговорил. -- Итак, мисс Адамс, я все еще жду ответов. И, знаете, я все больше убеждаюсь, что вы знаете что-то, чего не знаю я, и я хочу это выяснить. Мне интересно, почему врач, приставленный мне ПОРОКом, вдруг стал расспрашивать меня про одного из глейдеров? Что вас так интересует в Галли?       Его тон был по-прежнему ироничным, но в нем чувствовалась настойчивость и даже некоторая угроза. Он больше не пытался шутить, он требовал от нее правды, и его взгляд был полон недоверия и подозрения.       Мелисса, услышав его слова, почувствовала, как ее щеки начинают гореть. Она понимала, что от разговора ей уже не уйти, и что ей придется как-то объясниться. Она отвела взгляд от его лица, вновь обратив свое внимание на пробирки с кровью, словно пытаясь найти в них ответы на свои вопросы.       Минхо, заметив ее замешательство, лишь ухмыльнулся. -- А с чего вдруг вы решили, что у Галли фамилия как у вас, мисс Адамс?       Внезапно Минхо выдал ответ за нее, словно сорвав с ее губ давно назревавший секрет: “Потому что он твой брат?». Он, не отрывая от нее взгляда, продолжил, его голос теперь звучал с легкой насмешкой: -- Так как вам живется, мисс Адамс, после того как вы засунули своего брата в лабиринт на эксперименты? Что, совесть не мучает?       Внутри Мелиссы что-то кольнуло. Его слова, хотя и были полны язвительности, задели ее за живое. Она любила своего брата, и вся эта ситуация с ПОРОКом и Лабиринтом была для нее невыносимо болезненной. Она понимала, что Минхо не знает всей правды, что он не понимает, как все было на самом деле, но ей было больно от его обвинений.       Но она не могла так просто рассказать ему все, не могла раскрыть перед ним свою душу. Слишком много было на кону. Минхо, заметив ее замешательство, и поняв, что она не собирается отвечать, начал постепенно выходить из себя. Ярость начала прорываться сквозь его маску цинизма. Он почувствовал, как кипит кровь в его венах, и как его сжимается сердце от боли и ненависти.       Он резко поднялся с кушетки, приблизился к Мелиссе и, глядя ей прямо в лицо, выплюнул слова, словно яд: -- Галли мертв. И это из-за тебя, сука. ПОРОК это ведь хорошо, не так ли? Это же такой важный эксперимент, ради которого можно загубить жизни?       Его слова, словно удары плетью, обрушились на Мелиссу. Его ненависть, выплеснутая на нее, была настолько сильной, что она отступила назад, словно от огня. Она почувствовала, как в ее глазах собираются слезы, а в груди возникает нестерпимая боль. “Галли мертв”       Эти два слова, произнесенные с таким презрением и ненавистью, прозвучали для нее как смертный приговор, от которого не было спасения. В одно мгновение ее мир, державшийся на тонкой ниточке надежды, рухнул, погребая ее под обломками боли и отчаяния.       Все эти годы, проведенные в поисках, годы холоднокровия, лжи и обмана, все ее усилия по работе на этот ничтожный ПОРОК, все ее жертвы, все ее бессонные ночи – все это оказалось напрасным. Она цеплялась за эту надежду, как за спасательный круг, она жила ею, она дышала ею. Эта надежда была единственной нитью, связывавшей ее с прошлым и дававшей ей силы идти вперед.       И теперь, эта нить оборвалась, и Мелисса почувствовала, что проваливается в бездонную пропасть. То, ради кого она все это делала, ради кого она жертвовала всем, оказался мертв. Ее брат, ее единственный родной человек, ради которого она выдержала все пытки, оскорбления и унижения, оказался не более чем жертвой жестокого эксперимента.       Она вспомнила своего брата, его улыбку, его теплые объятия, его добрые глаза. Она вспомнила их детство, их игры, их мечты. Она вспомнила тот день, когда его забрали, и ту боль, которая разрывала ее сердце. И теперь, эта боль вернулась с новой силой, разрывая ее на части, словно дикий зверь, терзающий свою жертву.       Все эти годы она жила с верой, что однажды она найдет его, что однажды они снова будут вместе, что она сможет спасти его от всего этого кошмара. И теперь, эти надежды рухнули, как карточный домик, и Мелисса почувствовала себя совершенно пустой, словно из нее выкачали всю жизнь.       Она ощутила бессмысленность всего происходящего, всю нелепость своих усилий. Она поняла, что она была лишь пешкой в чужой игре, что ее использовали, что ее обманули, и что все, что она делала, не имело никакого значения. Ее жертвы не принесли никакого результата, а ее надежда оказалась лишь иллюзией.       Мелисса, словно подкошенная, рухнула на колени, ее тело сотрясалось от рыданий. Отчаяние, которое она так долго пыталась сдержать, вырвалось наружу, подобно неистовой буре, сметая все на своем пути. Она забилась в истерике, ее руки с силой ударяли по холодному бетонному полу, пока костяшки пальцев не покраснели. Она, казалось, потеряла всякий контроль над собой, ее эмоции вырвались на свободу.       Минхо, наблюдавший за ней, внезапно почувствовал, как его гнев и насмешки уступают место озадаченности и растерянности. Он ожидал от нее всего, кроме этой реакции. Он ожидал криков, гнева, отрицания, но не этого неистового горя, которое словно выжигало ее изнутри. Он видел, как она терзает себя.       Он молча наблюдал за ней, его челюсть отвисла от изумления. Он не понимал, как реагировать, что говорить, что делать. Он, всегда такой уверенный и саркастичный, внезапно почувствовал себя беспомощным и потерянным. Он видел, как ее руки, покрытые синяками и ссадинами, с силой царапают пол, и в его груди что-то защемило.       Мелисса, тем временем, продолжала метаться в истерике, ее рыдания становились все громче и отчаяннее. Она хваталась за волосы, словно пытаясь вырвать из себя всю эту невыносимую боль. Ее лицо было залито слезами, ее глаза покраснели и опухли, а ее губы дрожали. Она была похожа на раненого зверя, терзаемого своей болью.       Вдруг, среди рыданий, она подняла на Минхо заплаканные глаза, полные отчаяния и безысходности. Ее взгляд был полон мольбы и безысходности. “Почему?” - прошептала она, ее голос был хриплым и полным слез. - “Почему… почему он мертв?”.       Мелисса, словно внезапно осознав, что Минхо находится рядом, подскочила и, словно дикий зверь, вцепилась в его одежду. Ее пальцы судорожно сжали его рубашку, а ее глаза, полные слез и отчаяния, с мольбой смотрели на него. “Ну скажи же!” - закричала она, ее голос дрожал от рыданий. - “Почему?! Почему он мертв?!”       Ее вопрос прозвучал как отчаянный крик. Она, казалось, ожидала, что именно Минхо даст ей ответ, что именно он сможет развеять ее сомнения и успокоить ее мучительные страдания. Она вцепилась в него, как будто он был ее единственной опорой. Но Минхо сидел, ошеломленный ее внезапным нападением, его разум пытался переварить все, что происходило.       Не дождавшись ответа, Мелисса, обессиленная горем, внезапно потеряла силы и обмякла, падая на Минхо, словно подкошенная. Ее тело было легким и хрупким, а ее дыхание – прерывистым и слабым. Ее руки все еще судорожно сжимали его одежду, словно она боялась отпустить его, боялась остаться одна со своим отчаянием.       Минхо, неуклюже, но бережно подхватил ее, опасаясь, как бы она не упала на пол. Ее тело, словно тряпичная кукла, улеглось у него на коленях. Они сидели в тишине, нарушаемой лишь ее тихими рыданиями и его учащенным дыханием.       Мелисса продолжала цепляться за его одежду, ее слезы, горячие и горькие, смачивали его рубашку. Она, казалось, не понимала, что происходит, ее сознание затуманилось от боли. Минхо, между тем, слегка обнял ее, его руки неуверенно поглаживали ее спину, пытаясь хоть как-то успокоить ее. Он чувствовал, как ее тело дрожит, и как ее сердце бьется бешено. Он никогда раньше не испытывал подобных чувств, и он не знал, как с ними справиться.       Он старался подавить свое удивление, он пытался разобраться в том, что он сейчас чувствует. Он понимал, что его слова были жестоки, что они причинили ей невыносимую боль, и что он, возможно, был неправ. Он понимал, что она страдает, что ее горе было искренним и настоящим, и что сейчас ей нужна не его ярость, а его поддержка. Он молча обнял ее, позволяя ей плакать, и пытаясь хоть как-то утешить ее. Он знал, что это было очень странно, но сейчас он не мог поступить иначе.