Иди нахер, Минхо

      Минхо застыл, взгляд его, подобно магниту, приковался к лицу Мелиссы. В глубине его зрачков бушевало целое море чувств, сменяя друг друга, словно волны, накатывающие на берег: сначала недоверие, подобное туману, потом замешательство, как рябь на глади озера, а затем, медленно, словно росток, пробивающийся сквозь твердую почву, прорастало понимание. Слова девушки, словно далекий раскат грома, прокатились эхом в его сознании, и он начал бережно складывать осколки мозаики. Фамилия Адамс… Галли… её настойчивый интерес… Все эти, казалось бы, разрозненные фрагменты, внезапно сложились в единую картину, которая накрыла его, словно обвал, ошеломив и оглушив.       Он смотрел на Мелиссу, и в этот самый миг его осенило, словно озарение. Галли… он был её братом. Это открытие, подобно мощному ключу, отперло все замки непонимания, объясняя всё: её внезапный, почти навязчивый интерес, её странное, порой необъяснимое поведение.        Растерянность, подобная детской наивности, отступила с лица Минхо, сменяясь осознанием, холодным и острым, как лезвие ножа. И в его взгляде, как тень от облака, промелькнула вина, тяжелая, как камень. Он, словно заново увидел в её вопросах боль и отчаяние. Он понял, почему для неё было так жизненно важно узнать о судьбе Галли, что ее слова были не просто частью формального допроса, что за ними стояла личная трагедия, личная боль, пропитанная скорбью и утратой. Он замолчал, словно потерял дар речи, не зная, что сказать, не зная, как объяснить ей страшную правду, и не зная, как теперь смотреть ей прямо в глаза. Его причастность к этой потере, словно тяжкий крест, легла на его плечи, сковывая его и оставляя горький привкус во рту.       Мелисса, словно статуя, застыла в дверном проеме, ее силуэт темным контуром выделялся на фоне света коридора. Минуты, казалось, тянулись как часы, вязкие и тяжелые. Она наблюдала, как на лице Минхо бушует внутренняя буря, но ни один звук не срывался с его губ, ни один ответ не находил выхода. В его молчании, казалось, звучало больше, чем в любом наборе слов. Но её терпение, словно хрупкая нить, медленно обрывалось. Она понимала, что, погруженный в свои мысли и вину, он не сможет дать ей ни ответа, ни утешения, по крайней мере, сейчас.        Она отвернулась от Минхо, ее взгляд скользнул по лицу охранника, стоящего у стены. Она медленно, почти механически, подняла руку, словно отдавая немой приказ. “Выведите его”, - ее голос был тихим, но в нем звучала сталь, не терпящая возражений. “Отстегните и сопроводите в изолированную комнату.”       Охранник, с готовностью подчиняясь, приблизился к стулу, на котором сидел Минхо. Щелчок замка ремней прозвучал в тишине, как выстрел. Минхо, словно очнувшись от глубокого сна, поднял на Мелиссу глаза, но она уже не смотрела на него. Минхо, понурив голову, молча последовал за охранником, понимая, что его судьба на данный момент находится в руках этой загадочной девушки.       Охранник, чье лицо, казалось, навечно застыло в маске безразличия, двинулся вперед, его массивная фигура, словно скала, перегородила путь Минхо. Не произнося ни слова, он лишь легким движением головы указал направление, а затем небрежно, но твердо, коснулся локтя Минхо, направляя его в узкий коридор. Минхо, словно автомат, повиновался, его ноги, словно чужие, сами по себе делали шаги, безвольно следуя за охранником.       В коридоре царил полумрак, слабый свет из редких ламп едва пробивался сквозь густую тьму, словно пытаясь осветить тяжелую атмосферу, витавшую в воздухе. Стены были голыми, серыми, словно изъеденными временем, а холодный бетонный пол под ногами отдавал неприятным гулом при каждом шаге. Каждый звук в этом коридоре, казалось, эхом многократно усиливался, создавая эффект замкнутого пространства, давящего на сознание. Минхо ощущал себя песчинкой в огромной, равнодушной машине, неумолимо двигающейся в неизвестном направлении.       Охранник вел его дальше, по лабиринту узких поворотов, проходя мимо дверей без номеров и опознавательных знаков, словно они были вратами в небытие. Минхо невольно пытался заглянуть в эти проемы, надеясь увидеть хоть что-то, что могло бы его отвлечь от гнетущих мыслей, но все двери оставались равнодушно закрытыми, словно храня свои мрачные секреты. Шаги охранника, тяжелые и размеренные, были единственными звуками, нарушавшими тишину коридора. Минхо, словно марионетка, безмолвно следовал за ним, его мысли закручивались в безумном водовороте.        Наконец, охранник остановился перед дверью, которая ничем не отличалась от остальных, лишь тусклый свет над ней выделял ее в полумраке. Он отступил на шаг, и не поднимая глаз, дернул за ручку. Дверь с легким скрипом открылась, обнажая маленькую комнату с голыми стенами и одним единственным стулом в центре. Комната была похожа на клетку, без окон и каких-либо намеков на комфорт, словно созданную для того, чтобы погружать человека в полное отчаяние. Охранник лишь кивнул, указывая на дверь, как бы говоря: “Теперь ты здесь”. И Минхо, подчиняясь невидимой силе, покорно переступил порог, погружаясь в ледяную тишину своей временной тюрьмы.       Комната, куда охранник втолкнул Минхо, словно выплеснула на него холодное равнодушие. Голые бетонные стены, казалось, дышали сыростью, а тусклый свет единственной лампочки на потолке лишь подчеркивал их мрачность. В центре, как насмешка, стоял одинокий металлический стул, его ножки безжалостно царапали бетонный пол. Не было ни окон, ни картин, ни каких-либо других признаков жизни. Комната представляла собой чистый холст, на котором можно было написать лишь отчаяние и одиночество. Воздух был спертым, с привкусом пыли и безысходности, казалось, что даже время здесь тянулось медленнее.        Минхо, почувствовав тяжесть двери за спиной, резко обернулся. Замок с характерным щелчком закрылся, отрезая его от мира, словно лезвие гильотины. В этот момент, осознание его полной изоляции ударило, как удар хлыста. Он опустился на стул, его тело, словно изломанное, отказывалось повиноваться. Прошло несколько секунд, прежде чем напряжение, словно пружина, выстрелило в него.        Он начал ходить. Шаг за шагом, от стены к стене, он метался по маленькому пространству, как дикий зверь в клетке. Его обувь с раздражающим скрежетом царапала бетонный пол, словно вторя хаосу, бушующему внутри. Он не смотрел ни на стены, ни на пол, его глаза были устремлены куда-то вглубь себя.       Его губы начали шевелиться, сначала едва заметно, потом все громче и громче. Из горла вырывались проклятия, вперемешку с тихими, словно мольбы, вопросами. Он ругался на себя, на ситуацию, на этот мир, который, казалось, отвернулся от него. Он матерясь, перебирал в голове события последних часов, как будто ища в них какой-то логический смысл, но чем больше он думал, тем сильнее казался абсурд. Он проклинал свою вспыльчивость, свою неспособность контролировать собственные эмоции, которые, как он теперь понимал, завели его в этот темный лабиринт. Проклятья сменялись тихими стонами, а потом снова перерастали в яростные выкрики, эхом отскакивавшие от голых стен. Комната, казалось, сама задыхалась от его отчаяния, от той боли, которую он, словно израненный зверь, проталкивал через свое горло.        Внезапно, словно удар молнии, сквозь бурю его проклятий и отчаяния пробилась четкая, холодная мысль. Его шаги, до этого хаотичные и яростные, замедлились. Он остановился, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, который, наконец, стал слышен сквозь шум его эмоций. Глаза Минхо, до этого затуманенные гневом, теперь приобрели стальной блеск.       Он перестал метаться по комнате, его взгляд начал сканировать пространство, в котором он оказался заперт. Комната, казавшаяся раньше воплощением безысходности, теперь стала просто стенами, окружающими его, не более. Он осознал, что, погружаясь в отчаяние, он только тратит время, которого у него и так осталось не так много. Он должен взять себя в руки, он должен действовать.       В этот момент он принял решение, твердое, как камень. Завтра. Завтра он перевернет этот мир, чтобы выяснить все, что ему нужно. Эта мисс Адамс, с ее ледяным взглядом и неизвестной историей, станет его ключом к разгадке этого запутанного клубка лжи и недосказанности. Он разберет ее личность по косточкам, он узнает о ней все: кем она является, что ее связывает с Галли, и почему ее так заботит его судьба.       Минхо сжал кулаки, его тело словно наполнилось новой энергией, вытеснившей отчаяние. Он перестанет быть жертвой обстоятельств, он станет охотником, и будет разрывать на части любого, кто встанет у него на пути, стремясь узнать правду. Он не будет дожидаться, пока ему преподнесут факты на блюдечке, он будет вырывать их из самых недр лжи. Он выйдет из этой комнаты другим человеком, закаленным огнем вины и ненависти, человеком, готовым на все ради правды.       И он начнет с мисс Адамс, этой загадочной женщиной, которая, сама того не подозревая, стала для него одновременно и врагом, и спасением. Он больше не позволит ей играть им, он сам будет играть, и играть по своим правилам.