Иди нахер, Минхо

      Оставшись наедине в пустом, холодном, кабинете, Мелиса чувствовала, как мысли, словно стая испуганных птиц, бьются в ее голове, не в силах собраться в единое целое. Вопросов было так много, что они казались острыми осколками, режущими сознание. Отчаявшись сосредоточиться, она начала мерно расхаживать взад и вперед, словно лев в клетке, рассекая тишину комнаты своими шагами. Каблуки, острые и звонкие, отсчитывали ритм на холодном кафельном полу.       Ее прожигало неудержимое, почти физическое желание вырваться на улицу, броситься к окну, увидеть, наконец, кого же выведут из вагона под бдительным взглядом охранников. Ее тянуло туда, как магнитом, жажда узнать терзала ее изнутри. Но Мелиса знала, что эта минута слабости погубит все, над чем она работала. Ее роль требовала ледяного спокойствия, безразличия, безэмоциональности по отношению к этому объекту. Иначе все старания, все хитросплетения, все отточенные действия — все будет сведено на нет. Она и так позволила себе сегодня излишне многое, отступила от плана, за что сейчас горько себя корила, ощущая, как внутри поднимается жгучая волна досады.       Возвращаться к документам сейчас было бы бессмысленной тратой времени. В голове клубился хаос, не давая сосредоточиться, буквы и цифры казались бессвязным набором символов. Мелиса, вышла из кабинета и, механически перебирая ногами, направилась этажом ниже, в унылую столовую для персонала. Добравшись до столешницы, она молча поставила кипятиться электрический чайник. Ярко-красный огонек, вспыхнувший на его боку, нарушил серую монотонность помещения, и вскоре чайник зашумел. Все это время Мелиса стояла, облокотившись о холодный край стола, ее взгляд, словно завороженный, прикован был к одной точке в пространстве. Она словно застыла в моменте, погруженная в свои мысли, отгороженная от внешнего мира стеной тихой задумчивости.       Вскипевший чайник с громким щелчком выключился, вырвавший девушку из цепких объятий задумчивости. Мелиса несколько секунд с отрешенным видом смотрела на него, словно стараясь вспомнить, что именно он здесь делает, а потом, подчиняясь какому-то внутреннему автоматизму, открыла дверцу верхнего шкафчика и достала оттуда жестяную банку с растворимым кофе. Словно во сне, она отсыпала из нее две ложки темно-коричневого порошка в кружку, а затем, не глядя, залила его кипящей водой. Приготовление напитка происходило словно по заученному наизусть сценарию: перемешать, положить одну ложку сахара, снова перемешать. Все движения были выверены, машинальны, и почти не требовали ее осознанного участия.       Мелиса взяла в руки горячую кружку с кофейным напитком, и тепло, проникающее сквозь керамику, согрело ее заледеневшие пальцы. Она поднесла ее ближе, но не сделала ни глотка, словно кружка была не более чем грелкой для замерзших ладоней. “Почему я веду себя так, будто это обязательно будет ОН?” - мысль пронзила сознание и она почувствовала неприкрытое раздражение к себе. Она сделала несколько шагов по направлению к столу и, откинув с тихим скрежетом стул, наконец, опустилась на него, позволяя усталым ногам обрести покой.       Мелиса обхватила кружку крепче, словно пытаясь выжать из тепла какой-то ответ, какое-то объяснение своему волнению, которое нарастало, как шторм, грозя захлестнуть её с головой. “Разум должен быть на первом месте”, - прошептала она себе, хотя слова звучали неубедительно.       Она подняла взгляд и увидела свое отражение в темном стекле — лицо, осунувшееся от напряжения, глаза, полные сомнения и какой-то странной, почти болезненной надежды. Она отвернулась, не в силах больше смотреть на этот зыбкий образ самой себя, который, казалось, кричал о слабости, о страхе провалиться. Мелиса сделала наконец первый, обжигающий глоток кофе, и горьковатый привкус немного отрезвил её.       Откинувшись на спинку стула, она закрыла глаза, стараясь выстроить в голове четкую последовательность действий. Ей нужно было успокоиться, подавить это ненужное волнение, которое могло погубить весь тщательно разработанный план. Мелиса глубоко вдохнула, пытаясь приручить бешеные удары сердца, ощущая, как внутри неё разворачивается невидимая борьба — борьба между разумом и эмоциями, между долгом и тайным, неосознанным желанием. Она должна была победить. Она должна была остаться профессионалом. Но почему-то это “должна” звучало сейчас так тяжело. Выпив до дна почти весь кофе, оставив лишь мутное пятно на самом дне, Мелиса задумчиво покрутила кружку в руках, наблюдая, как остатки напитка обращаются в маленький, неспешный водоворот. Кофеин, казалось, начал свою работу, прогоняя остатки вялости и поднимая волну собранности. — Так, — Мелиса резко поставила кружку на стол с глухим стуком, вырывающимся из гулкой тишины столовой, и, вскакивая со стула, произнесла сама себе слова, наполненные твердостью, как будто давала команду солдату перед боем: — Хватит строить из себя бесформенный кусок глины, дальше будет сложнее. Нужно настроиться! — слова прозвучали словно вызов, и были адресованы не только самой себе, но и той тревоге, что, как тень, витала рядом.       Внутри что-то щелкнуло, и на смену хаосу пришла холодная собранность, четкость действий, подобная точному механизму. Она окинула взглядом столовую, словно проверяя, все ли в порядке, и затем, неспешным, но уверенным шагом направилась к выходу. В ее походке появилась та самая неприступность, которую она так старательно культивировала, маска, скрывающая бурю эмоций под ледяной гладью спокойствия.       Выйдя из столовой, она снова оказалась в длинном коридоре, где гулял холодный свет. Теперь ее движения были четкими и выверенными, ни одного лишнего шага, ни одного неловкого жеста. Мелиса шла вперед, словно следуя внутреннему компасу, точно зная, куда ей нужно. В голове у нее уже был готов план, расписанный до мельчайших деталей. Волнение отступило, сменившись напряженным ожиданием. Она была готова к тому, что должно было произойти, или, по крайней мере, так ей казалось. Теперь она не Мелиса, охваченная чувствами, а холодный инструмент, готовый выполнить свою работу. Она и сама не замечала, как перешла от самобичевания к профессионализму. Игра началась, и она была в ней не просто участником, а одним из ключевых игроков.       Коридор казался бесконечным, но Мелиса шла по нему с непоколебимой уверенностью. Звук её каблуков, отскакивающий от стен, был единственным свидетельством её присутствия в этом холодном, стерильном пространстве. Она не смотрела по сторонам, её взгляд был устремлён вперёд, к цели, к которой она двигалась как к магниту. Лицо её оставалось непроницаемым, словно маска, скрывающая бурю внутренних переживаний.       Вот, наконец, и лифт. Она подошла к нему, нажала кнопку вызова, и металлические двери с тихим гулом открылись, впуская её в узкое пространство. Мелиса ступила внутрь, нажала кнопку нужного этажа, и лифт, повинуясь её приказу, плавно начал своё движение вниз. Сердце стукнуло сильнее.       С каждым метром, на которые она опускалась, внутреннее напряжение нарастало, словно пружина, сжимающаяся всё сильнее. Она чувствовала, как приближается момент истины, когда все ее планы, все ее усилия пройдут проверку. Но в глубине души, несмотря на всю свою профессиональную маску, она не могла избавиться от странного, непонятного ощущения, похожего на смесь страха и предвкушения. Двери лифта открылись, возвещая о прибытии, и Мелиса вышла из него с той же уверенностью, с какой шла по длинному коридору.       Впереди Мелиссы раскинулся просторный ангар, гулкий, с высокими потолками, словно своды собора. Вдоль стен, словно исполинские звери в загоне, стояли массивные берги, их металлические бока отблескивали в тусклом свете. Она шла мимо них, не замедляя шага, словно призрак, проходящий сквозь призрачные тени. Лишь на миг её взгляд задержался на этих громадах, но тут же она снова устремилась вперёд, к своей цели.       Пройдя чуть дальше, она свернула за угол, где, как в лабиринте, располагались несколько комнат, предназначенных для “иммунов». Мелиса шла, точно зная, куда направляется, пока, наконец, не достигла нужной двери. Она молча достала ключ-карту, приложила её к считывающему устройству, и дверь, послушно щелкнув, автоматически отворилась, словно впуская её в тайну, которую она так долго искала.       Внутри комнаты Мелиссу уже поджидал Дженсон, тот самый, которого она презрительно называла “Крысуном” за его пронырливость и отталкивающую улыбку и крохотные глазки. Он стоял, расхаживая перед небольшой группой новоприбывших, словно просвещённый гуру перед своими наивными учениками, и рассказывал им о том, куда они попали. По обе стороны от дверного проема, словно мрачные изваяния, стояли вооружённые охранники. Мелисса лишь на мгновение позволила своему взгляду скользнуть по лицам мальчишек, стараясь найти среди них нужный объект, но комната была слишком плохо освещена, и она не смогла разглядеть в полумраке желаемое.       Крысун обернулся к ней, его глаза хищно блеснули, когда он заметил ее, и на его лице появилась натянутая улыбка, неприятная до оскомины. — А вот и миссис Адамс к нам присоединилась, — пропел он, изгибая свой тонкий рот в кривой улыбке.       Мелисса, не вступая в его игру, посмотрела на него с холодным безразличием и ответила своим обычным сухим, деловым тоном: — Если позволите, я бы хотела забрать свой объект, мистер Дженсон. — Ах, да, да, разумеется, — засуетился Крысун, словно маленький жучок. — Я как раз закончил беседу с нашими юными друзьями.       Дженсон, словно заводной, поспешил навстречу Мелиссе, его движения были быстрыми и суетливыми. Он подошел к ней, стараясь держаться на безопасном расстоянии, и при этом изображая почтительность. Его глаза бегали, словно мыши в норе, избегая прямого взгляда, и на лице снова появилась эта неприятная, натянутая улыбка, словно приклеенная маска. — Позвольте мне, миссис Адамс, — проворковал он, жестом приглашая её следовать за собой. Он повел Мелиссу к группе новоприбывших, которые, казалось, были напуганы не столько обстановкой, сколько самим Крысуном. Их глаза были широко раскрыты, а лица бледны, словно пергамент.       Дженсон остановился рядом с одним из мальчишек, вытолкнув его на полшага вперёд, словно представляя экспонат на выставке. — Итак, — продолжил Крысун с нарочитой бодростью в голосе, — Вот наш объект, которому мы с радостью уступим место под вашим, столь опытным, руководством, миссис Адамс. — Он снова сверкнул своими глазами, а уголки его губ неприятно дернулись. — Знакомьтесь, это… — он сделал театральную паузу, — номер А7. — Дженсон с фальшивой любезностью развёл руками, словно представляя нечто ценное.       Взгляд Мелиссы, до этого холодный и беспристрастный, впился в лицо парня, и в этот миг что-то внутри неё словно треснуло, как тонкий лёд под тяжестью. Она изучала его черты с нарастающей тревогой, словно пытаясь найти в них знакомые очертания, но с каждой секундой в её душе росло горькое разочарование. Парень, стоящий перед ней, с горящим взором и вызовом в голосе, не был ИМ. Она понимала это с пугающей ясностью, и в горле возник ком, мешающий дышать. Все её тщательно выстроенные планы, все её надежды, всё напряжение последних дней – всё рушилось, как карточный домик, оставляя её наедине с горькой правдой. Её сердце бешено колотилось, пытаясь вырваться из груди, а разум отчаянно цеплялся за остатки спокойствия, пытаясь осмыслить произошедшее. Это был не он. Не тот, ради кого она приложила столько усилий. Не тот, ради кого она пошла на все эти жертвы.       Номер А7, вдруг дернулся всем телом, как будто от удара током. Его бледное лицо исказила гримаса недовольства, и он сжал кулаки, словно собирался нанести удар. В его глазах вспыхнула искорка ярости, которая не ускользнула от внимания Мелиссы. Этот всплеск эмоций, в отличие от смиренного ужаса остальных, был неожиданным и насторожил ее. — Я не номер! — выплюнул парень, его голос дрожал от напряжения, но в нем звучала твердость. — У меня есть имя!       Дженсон вздрогнул, его улыбка мгновенно исчезла, а на лице появилось выражение раздражения. Он попытался успокоить парня, заговорив с напускной мягкостью, но в голосе сквозила угроза. — Ну-ну, дружок, не стоит так волноваться, — промурлыкал он, стараясь сохранить лицо. — Зачем эти лишние эмоции? Неужели ты не понимаешь, что мы здесь все для общего блага?       Номер А7 не поддался на его уговоры, его взгляд, полный ненависти, был прикован к Дженсону. Он явно был не из тех, кто молчаливо принимает свою судьбу. Этот бунтарский дух был неожиданным, и Мелисса не могла не признать, что он вызвал у нее странное чувство.       Заметив, как откровенное недовольство парня начинает распространяться на остальных новоприбывших, словно зараза, Дженсон занервничал. Его фальшивая любезность мгновенно улетучилась, и он, с раздраженным выражением лица, отрывисто приказал одному из охранников: — Хватай его и выведи в коридор! Живо! — его голос, прозвучавший резко и отрывисто, резанул по воздуху, словно хлыст.       Охранник, словно запрограммированный робот, не задавая лишних вопросов, схватил парня за плечо с грубой силой и, даже не взглянув в его сторону, потащил его к выходу, словно мешок с мусором. Парень попытался вырваться, но хватка охранника была железной, и его сопротивление было бесполезно. Мелисса наблюдала за этой сценой, чувствуя, как внутри нее поднимается волна отвращения. Всё это казалось ей таким грязным, таким отвратительным. Дженсон торопливо подошел к Мелиссе и, бесцеремонно подхватив ее под руку, как старого друга, повел ее к выходу. Его прикосновение было неприятным, вызывая у Мелиссы ощущение отвращения, словно к ней прикоснулся скользкий гад. — Прошу вас, миссис Адамс, — проворковал он, стараясь придать своему голосу как можно более любезное звучание. — Не будем же мы задерживать наших молодых друзей в этой, несомненно, тесной комнате. Пройдемте за нашим, так сказать, подопечным.       Он вел ее по коридору, стараясь не отставать от охранника, который волок парня впереди. Мелисса шла, чувствуя себя опустошенной и разочарованной, позволяя Крысуну тащить себя за руку, как безвольную куклу. Её мысли были полны хаоса, и ей казалось, что она находится на грани взрыва. Всё это было ошибкой. Она ошиблась, потратив столько сил и времени зря. Но внутри, глубоко в душе, словно уголёк под пеплом, мерцала надежда. Она должна была выяснить, где ОН.       Они шли по коридору, и каждый шаг Мелиссы отдавался гулким эхом в её голове. Дженсон, не умолкая ни на секунду, щебетал что-то о том, как важен их проект, о том, как много они делают для науки и будущего. Но его слова скользили мимо сознания Мелиссы, не оставляя в нем ни малейшего следа. Её внимание было приковано к парню, которого тащил охранник. Даже в таком положении, когда его вели, как преступника, в его фигуре чувствовалась какая-то гордость, несломленность. Мелисса не могла отвести от него взгляда, и от этого чувства в ней зародился какой-то странный интерес, смешанный с жалостью и растерянностью. В её голове созревал новые шаги плана, которые она готова была привести в действие в эту же секунду.       Охранник, не проронив ни слова, грубо развернул парня, которого все еще презрительно называли “объектом”, и, не церемонясь, надел на его запястья холодные металлические наручники. Щелчок застежки разнесся по коридору, словно звук захлопывающейся ловушки, и заставил Мелиссу вздрогнуть. Она с отвращением наблюдала за этой сценой. Затем, получив невербальное указание от Дженсона, охранник, все так же бесцеремонно, подтолкнул парня в сторону лифта. Мелисса молча последовала за ними, не желая находиться рядом с Крысуном ни секунды дольше, чем это было необходимо. Они вошли в кабину лифта, и Дженсон, проскользнув внутрь, нажал кнопку нужного этажа.       Лифт, словно медленный и пыльный подъемник, тронулся вверх, и замкнутое пространство наполнилось тяжелой тишиной, нарушаемой лишь легким гудением механизма. Мелисса стояла, отвернувшись от всех, стараясь не смотреть ни на парня, скованного наручниками, ни на ухмыляющегося Крысуна Лифт с легким толчком остановился, и двери разошлись в стороны, открывая вид на просторный и современный кабинет Мелиссы. Он был обставлен минималистично, с преобладанием холодных оттенков, что создавало атмосферу отстраненности и строгости. Здесь не было места лишним эмоциям, только функциональность и порядок. Охранник, не дожидаясь указаний, подтолкнул “объект” к специальному креслу, расположенному в центре кабинета. Это был массивный стул из стали, с высокими подлокотниками и различными фиксирующими элементами. С бесстрастным лицом, словно машина, он усадил парня на стул и принялся застегивать тугие верёвки, закрепляя его запястья, лодыжки и грудь. С каждым движением охранника, на лице парня появлялось все большее напряжение, и в его глазах, словно в клетке, плескалась беспомощная ярость.       Мелисса наблюдала за происходящим с каменным лицом. Она чувствовала себя отстраненной, словно зритель в театре абсурда, и от этого ощущение безысходности становилось еще сильнее. Но внутри нее зрел план.