angulus ridet

Ветер был сильный, и песок мелкими змейками скатывался по белой дюне к самой кромке воды. Он и сам выглядел как вода, как волнение на поверхности какой-то жидкости. Образуя амфитеатр, с обеих сторон пляж обнимали высокие темные деревья. Они оставались тверды и молчаливы: такого ветерка было недостаточно, чтобы поколебать их многовекового спокойствия. А море билось, их холодное неустроенное море накатывало, спотыкалось само о себя, не в силах собрать никакой более-менее внушительной волны, и просто скалилось, выбрасывая на берег грязную розовую пену и темные, путаные как волосы, водоросли. Мартин поежился, даже сидя в свитере, темно-синем теплом свитере с начесом — ему понравился этот свитер, с надписью “Астралис” на груди. Он сидел на покрывале для пикника, сложив ноги по-турецки, откинувшись на руки, и смотрел в далекую перспективу моря, над которым в тяжелые завитушки закрутились металлически-серые облака. Там уже шел дождь. — Надо убираться отсюда, — бросил Мартин и отпил кофе из  термоса. — Во сколько там следующий поезд? Ему никто не ответил. Мартин пожал плечами, поднял телефон и открыл скриншот расписания скоростных составов. На них страну можно было пересечь буквально за пару часов, на что они и рассчитывали, чтобы к вечеру вернуться в Копенгаген, домой. — Выйдем сейчас и успеем к тому, который на шесть вечера, м? В ответ опять раздалось только шипение воды, и Мартин наклонился проверить своего собеседника. Якоб лежал макушкой у него на бедре, вытянув длинные ноги, которые не умещались на покрывале. Его веки с короткими ресницами были крепко смежены, пусть глаза под ними двигались — ему что-то снилось; обескровленные губы растянулись вокруг открытого рта с выпирающими передними зубами. Сложенные тонкие руки лежали на груди, между подбородком и шеей валялся телефон, в котором Якоб что-то читал, и который, стоило уснуть, упал ему на лицо.  Мартин навис еще сильнее, сфотографировал эту нелепую картинку и скинул в группу в фейсбуке. Алекс отправил в ответ ржущий смайлик. Отсмеявшись, Мартин убрал телефон с чужого лица и завис в недоумении: будить или не будить. Не решившись тревожить чужой сон, он запустил руку в пушистые прядки, неторопливо чухая. Мартин поднял взгляд обратно к горизонту, откуда медленно, но неотвратимо приближалась стена из туч. Он отхлебнул еще кофе и потряс термос, проверяя, сколько там осталось. Якоб спал так глубоко и спокойно, что это невольно приносило уют и домашнесть, хотя порывами ветра Мартина все равно иногда пробирало до костей. Тому тоже было холодно, и он судорожно подтягивал к груди острые коленки, загребая полные кроссовки песка, но не просыпался. Мартин ссутулился и потер глаза. Видимо, дело было в озоне, потому что он зевнул и залил в себя остатки кофе. Долго слышался укачивающий чух-чух чух-чух железной дороги; они были недалеко от станции, и так с ними прощался тот самый поезд на шесть. Мартина все время норовило унести в смутные, тревожные мысли, но их вполне можно было подумать и потом. В конце концов, его жизнь не была плоха — она пришла в норму. Смотря отсюда, это казалось таким очевидным, что никакое страдание не могло быть бесконечным, и, вывернувшись, извернувшись узлом, все неминуемо наладилось. Ничего не происходило, но Мартин остро ощущал себя здесь и сейчас, замечал самые маленькие звуки и движения, вроде пожелтевшей хвойной ветки, полузакопанной в песке. Низко-низко над водой промелькнули две черные ласточки и тут же потерялись в небесно-серой высоте. Ловить им тут было нечего: мелкий берег въедался в линию моря широкими отмелями, и только из-за скачущих волн не было видно проплешины песка. Было ли Мартину, о чем переживать? Сполна. Их с Якобом отношения больше не состояли из того, чтобы вытаскивать друг друга из пучины отчаяния, и это сделало их и проще, и сложнее. Они играли на своих ролях, в игру, которая медленно возвращалась к тому, чтобы быть их любимой игрой, с капитаном-снайпером, в лучшей команде Дании, пока без феерических провалов, но и без побед. По жестокой иронии судьбы все пережитое привело их к простой посредственности. Мартину показалось, что он услышал стук, с которым упала первая тяжелая капля. А потом стало редко моросить. Он потянулся за шею и обнаружил отсутствие капюшона: этим свитер отличался от черной толстовки, которую заменил. Та осталась в родительском доме: в новую жизнь, начавшуюся, как положено, с переезда, ее решено было не брать. Еще одна капля плюхнулась Якобу на вздернутый нос, он смешно поморщился и проснулся. Его взгляд медленно прояснился, он вспомнил, где вообще находится. Сверху вниз ему улыбался Мартин, Якоб приподнялся на руках и чмокнул его в подбородок. От него пахло корицей. Мартин вытянул затекшие ноги, Якоб сел рядом, откинув голову ему на плечо. — Сейчас ливанет, — несколько обреченно проговорил Мартин. — И мы промокнем. — Ты уверен? — Ага, — продолжало капать. Вода стекала у Якоба по лицу с одной из пушистых прядок челки, прибитой дождем. — Пойдем тогда? — он зашевелился, подбирая конечности, поднялся и стал отряхиваться от песка. Якоб наклонился, протягивая руку, и Мартин встал тоже, тут же хватая покрывало, чтобы его не унесло ветром. — Раньше надо было. Он стряхнул и свернул покрывало, прежде чем убрать в рюкзак, Якоб засунул в боковой карман пустой термос. — Почему ты меня тогда не разбудил? Прямо над их головами прогремело, будто попадали кастрюли, а потом дождь посыпался стеной, как из душа. Мартин коротко вскрикнул, и со смехом они бросились прочь с пляжа, подгоняемые лапами ветра. Короткая дорога до железнодорожной станции представляла собой деревянный настил и шла вверх через перелесок, где деревья, пусть и хвойные, стояли достаточно часто и перекрещивались верхушками, чтобы задержать вал дождя. Добежав до этой пародии на прикрытие, они перешли на шаг. Не то чтобы теперь им было от чего скрываться: их окатило с ног до головы, вода залилась за шиворот, и холодная одежда противно липла к телу. Но, пока под порывами ветра они не стали дрожать и стучать зубами, детское озорное чувство промокания под дождем приносило чистую радость. — На, — Мартин протянул Якобу рюкзак. — Ты неси. — Почему я? — Потому что я тащил его сюда. — Но я вел нас по навигатору! — Не ной, — отрезал Мартин, и Якоб закинул рюкзак на плечо. Недолго шли молча, а потом Якоб поднял на него взгляд и остановился, чем-то удивленный. Жестом он подозвал Мартина к себе. — Что? — тот приблизился, и Якоб потянулся к нему, большим пальцем провел по лицу: над губой и по щеке. — У тебя… кровь, — он отвел ладонь, по ребру которой сбегала маленькая розовая капелька, перемешанная из крови и дождевой воды. Мартин тут же рефлекторно утер нос запястьем. На краешке синего рукава расцвело черное пятно с легким запахом железа, который он почувствовал только что. Из-за воды, стекавшей с волос по лицу, он и не заметил, что у него пошла кровь из носа. С ним бывало такое изредка: из-за давления или тревоги, но с чего бы сейчас? Якоб притянул его за ворот и аккуратно поцеловал в уголок губ. — Все будет плохо? — спросил он почему-то, хотя они договорились сегодня не думать об этом. Последние недели прошли в ощущении пугающего дежавю. Через пару дней они должны были лететь на Мальту, тренировки были похожи на сплошное мучение, и напряжение росло, как в закупоренной бутылке, пока все тихо пытались делать вид, что так и должно быть. Они пытались поговорить об этом, но Мартин только покачал головой: “Я попробовал решать что-то в своей жизни — мне не понравилось. Так что я собираюсь сидеть и не высказывать свое мнение, пока не спросят, ближайшие пару лет”. “Мне кажется, произошедшее должно было научить нас чему-то другому”, — вздохнул Якоб в ответ, но без полной поддержки друг друга они старались ничего не делать.  — Завтра, — ответил Мартин на выдохе. — Давай все будет плохо — завтра. Он закинул руки Якобу на плечи, тот ухватил его за пояс и, пусть это было мокро, холодно и немного по-лягушачьи, они тесно прижались друг к другу. Мартин закрыл глаза и нелепо ткнулся вперед в чужое лицо. Они медленно, вдумчиво целовались, как будто у них было все время мира. С неба, разбиваясь о сетку ветвей, ручьями хлестал дождь, они срывали холодные капли с губ друг друга, обжигало тонкую кожу рваное неровное дыхание. Внезапно Якоб отстранился, прикрыл нос ладонью и оглушительно чихнул. Мартин погладил его по спине. Отпустив друг друга, они сразу задрожали от холода. Якоб поднял лицо, и от неожиданности Мартин округлил глаза. — Ты весь в крови! — им обоим приходилось говорить чуть громче, чтобы перекрывать шум дождя. — Удивительно, — усмехнулся Якоб. — Ты тоже. — Но это… моя кровь. — А я вампир, — он согнул пальцы наподобие когтей. Мартин хихикнул и ухватил его за подбородок, сделав как можно более серьезное лицо: — Лев влюбился в овечку, — произнес он с деланым придыханием. — Глупая овечка, — ответил Якоб в тон. — Я не знаю, что дальше, я не смотрел, — сказал Мартин, глядя ему прямо в глаза, и их обоих пробило. — Сука, Мартин, — выругался Якоб сквозь смех. — был такой романтичный момент. Мартин обошел его и стал жужжать молниями рюкзака. — Как ты вообще мог… — Якоб заглянул себе за плечо. — левый карман… не смотреть Сумерки? Мартин нашел в левом кармане пачку влажных салфеток: — Это же девчачьи фильмы. — Это классика! А как же “кожа убийцы” и “флуоресценция”? Нет, ты определенно проебал самый угарный опыт подростковости. Мартин всучил ему салфетку и принялся оттирать собственное лицо. Кровь перестала идти, так что, что бы это ни было, оно закончилось. Они вновь двинулись по деревянному настилу. — У меня были другие радости. Вроде социализации, знаешь, и друзей. Якоб легонько стукнул его кулаком в плечо. — Ты понятия не имеешь, какого это — расти в дыре. — Вот тут еще чуть-чуть осталось, — вместо ответа указал Мартин на уголок губ. Раздался перестук колес поезда, эхом приближающийся издалека. — Прошел час? — себе под нос удивился Мартин. Он думал, у них еще куча времени. — Это наш поезд? — спросил Якоб, указав в направлении источника звука, где виднелись пробелы между деревьями и проходили пути. Почти сразу после молнией там пролетел обтекаемый состав и завизжал тормозами. — Мы на крайней станции, Якоб, тут все поезда — наши. — Хорошо-хорошо, — он поднял ладони. — Может, ты тогда еще знаешь, сколько он будет на этой станции стоять? — Э-э-э нет, — Мартин пожал плечами. Они переглянулись и, не сговариваясь, решили поспешить. Задыхаясь и лыбясь как дебилы, они забежали в поезд. Молодая проводница недовольно цокнула языком, оглядев два длинных, мокрых насквозь тела. Вечерний рейс через полстраны не пользовался слишком большим спросом, так что для них нашлось два соседних кресла по ходу движения у окна. Они подняли подлокотник; Якоб оперся спиной о стекло, Мартин откинулся ему на грудь и стал листать ленту инстаграма, которую они смотрели вдвоем. Это был хороший способ избежать скидывания друг другу мемов, потому что они почти всегда присылали то, что другой уже видел. Якоб наклонился и клюнул его поцелуем в макушку. Мартин запрокинул голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — Даже не думай отвечать на его сторис, — с притворной строгостью бросил тот. Мартин абсолютно показательно напечатал “Held og lykke”, добавил кучу восклицательных знаков и смайликов и отправил. Якоб хлопнул себя ладонью по лбу. — Ну, слушай, я же ничего не говорю про то, что ты с ним за год не перекинулся и словом. — Возможно потому, что я не пытаюсь прикладывать подорожник к перелому, — он чересчур выделил последнее слово, и они оба коротко нервно засмеялись. — Вообще-то, мир тесен. Представь, вы едете вместе в метро или о, еще лучше, заходите одновременно в лифт. Что ты будешь делать? — Не принимается, — Якоб сложил руки у него на животе. — Мы везде таскаемся вместе. Так что я с удовольствием понаблюдаю за этой неловкой беседой со стороны. По окну поезда перестал барабанить дождь. Облака не рассеялись полностью, но все равно неуловимо посветлело. Мокрая зелень за стеклом казалась изумрудно-зеленой. — На Мальте сейчас наверняка еще совсем лето… — бросил Якоб в пустоту. — Как будто у нас летом было что-то другое. — Но я все равно туда совсем не хочу, — продолжил он задумчиво. Мартин нашел его руку и переплел их пальцы. — Мне тоже страшно. Но загадывать рано. Глядишь, еще все обойдется. Они оба тяжело вздохнули и продолжили листать мемы в инстаграме. Кто бы мог подумать? Уж точно не они.