Несговорчивые

      Жизнь Рина разделилась на до и после, когда Саэ бросил его одного. Все его мечты и старания были вмиг разрушены одним безразличным, уставшим взглядом и грубыми словами, которые он никогда не ожидал услышать от своего дорогого старшего брата — человека, давшего ему цель и смысл жизни, всегда бывавшему рядом с ним в моменты побед и проигрышей. Это казалось чем-то немыслимым и невозможным, что Саэ вдруг отречётся от него так равнодушно.              В тот момент он поставил себе совсем другую цель, не связанную с объединением со старшим братом, а свержением зазвездившегося гения японского футбола с его насиженного пьедестала. Он поменял самого себя, полностью сосредоточился на самосовершенствовании и с головой ушёл в футбол. Из-за этого он практически остался один. Но то было неважно, ведь в результате не было никаких якорей, удерживающих его на мёртвой точке, или слабых мест, уязвимых для противников на поле.       Практически. Ведь с ним остался Юки. Накаяма всегда был рядом с Рином, словно маленький хвостик бегал за каждым его шагом. И это вызывало в нём смешанные чувства — раздражение, что глупый Юки не может понять, когда стоит оставить его одного и дать возможность полностью погрузиться в футбол, но одновременно с тем была и благодарность, что всё такой же глупый Юки не оставил его совсем одного. Накаяма всегда вызывал в нём эти непонятные чувства, которые признавать он совсем не хотел и не хочет до сих пор. Итоши всегда говорил себе, что есть нечто более важное, чем копаться в их отношениях и чувствах. Его приоритеты совсем другие, и никакие чувства не должны стоять на пути к поставленной цели.       — Ринни, а мне можно с тобой?              Рин опять слышит это такое же глупое, как сам Юки, прозвище. Оно сохранилось с самого раннего детства, когда всё было гораздо проще, мир — красочнее и добрее, а люди вокруг — заботливее и счастливее. Но это время давным-давно прошло. Даже несмотря на это, он всё равно не решался попросить Накаяму перестать называть его так. И в очередной раз он слышит не менее глупый вопрос, повторяющийся изо дня в день, на который он каждый раз одинаково кивает.              Итоши совсем не может заставить себя нагрубить, вырвать руку из мягкой хватки и отдалиться ещё дальше. Поэтому он вновь просто кивает и продолжает свой путь, мельком оглянувшись на Юки, чьё всё существо буквально кричало «глупый», даже если таким он в самом деле не был. Просто ему нужно было найти причины, по которым совсем одному ему было бы гораздо лучше.              — Спасибо!       И Рин опять слышит благодарность, смотрит в эти нежные голубые глаза, окаймлённые длинными густыми белоснежными ресницами, такие сияющие и искренние, будто бы согласие Итоши значило для него весь мир. А уж то, как эти его мягкие розовые губы расплываются в мягкой улыбке, совсем уж заставляет всю решимость Рина растаять. Быть может, Юки вовсе не глупый.       — Я сегодня буду допоздна. Уверен, что хочешь остаться? — Итоши всё же спрашивает, внимательно разглядывая реакцию друга на свои слова, которые хрупкий маленький Накаяма может воспринять как намёк на свою надоедливость.              — Ты всегда допоздна, так что я уже привык, — Юки кивает и слегка сжимает предплечье футболиста, как бы показывая даже действиями, что отцепляться от Рина он совсем не планирует.              — Ладно.              Итоши больше не противится и идёт дальше на тренировку, уже по-привычному замедляя шаг, чтобы Накаяме не приходилось буквально бежать за ним из-за длинных и быстрых шагов, ведь глупый Юки слишком маленький, чтобы поспевать за ним. Тот всегда был таким, даже с самого детства, когда они познакомились: не от мира сего, вечно задумчивый и мечтательный, но слишком маленький, чтобы эти свои мечтания воплотить в жизнь. Но Рин не такой, совсем не такой: он готов идти на всё ради своих целей. И всё же мечтания и цели — совсем разные вещи.              Рин уже так же привычно заходит в раздевалку, не закрывая за собой дверь, ведь за ним плетётся хвостик, который эту самую дверь закроет. Он тянется к карману школьных брюк, чтобы найти там ключ, при помощи которого он сможет открыть шкафчик и достать оттуда футбольную форму и воду. Итоши начинает переодеваться, совсем не обращая внимания на сидящего рядом на скамейке Юки, уже вновь привычно бороздящего социальные сети, дабы избежать неловкости от переодевающегося перед ним друга.              — Я ещё не говорил тебе, — Рин осторожно начинает, мысленно готовя себя к возможной реакции на подобное известие, и расстёгивает пуговицы школьной рубашки, — но скоро я уеду. Открылся новый проект, который даст мне много возможностей.              — Правда? Это же классно! Я очень рад, что тебя выбрали, — Накаяма отрывает глаза от телефона и всматривается в пустое выражение лица футболиста в попытках понять, есть ли в этой положительной новости какой-то скрытый подвох, но всё же мягко улыбается.              — Я буду там долго, Юки, — Итоши, наконец, договаривает и останавливается на полудействии, так и не успев снять рубашку до конца. — В Блю Локе конфискуют телефоны.              Улыбка мгновенно спадает с лица Юки, когда он слышит этот самый скрытый подвох. Ему становится беспокойно от одной только мысли, что контактировать с Рином не получится от слова совсем. И раз уж Итоши сказал, что это надолго, то ни о каких от силы пару недель тренировочных лагерей речи быть не может. Он без того волновался, что в погоне за целью футболист совсем о нём позабудет, сочтёт отвлекающим и мешающимся под ногами и отбросит его в сторону, как нечто ему больше ненужное и забытое.              Поэтому Накаяма пару секунд молчит, опускает глаза и хмурится, опять делает это жалкое выражение лица и умоляющие глазки. По привычке он вновь теребит край рукава форменного чёрного пиджака, чтобы отвлечь себя от тревоги и собраться с мыслями, придумать хоть какой-то ответ, который не выдаст всё его волнение по поводу неожиданного поворота событий.              — Разве у тебя совсем не будет возможности пользоваться телефоном? Это же невозможно, чтобы они вообще не давали вам связаться с близкими, — Юки неуверенно говорит, опять по привычке съёживаясь, как бы стараясь казаться ещё меньше, дабы надвигающиеся проблемы попросту не заметили его и прошли мимо.              — Я не знаю, — Рин пожимает плечами и сжимает пальцы в кулаки, как бы набираясь сил, чтобы продолжить переодеваться, а не вести мысленную борьбу о том, стоит ли ему как-то поддержать явно расстроенного друга.              — Но ведь если будет возможность, ты мне напишешь или позвонишь? — Накаяма еле слышно спрашивает, его и без того мягкий и всегда негромкий голос звучит слишком уж жалко, ведь тот не может скрыть даже дрожь, благо хоть не заикается.              Итоши вдруг замолчал. В раздевалке стало мучительно тихо. Единственными звуками, прерывающими напряжённую тишину, были трение одежды о кожу и перевязывание шнурков бутс. Однако Рин мог поклясться, что слышал нервные мысли Юки, который опять накручивал самого себя из-за любой мелочи. Вот только в этот раз ситуация совсем не была мелочной.              — Да, — Итоши всё же отвечает, берёт в руки телефон и бутылку с водой и направляется к выходу из раздевалки.              Накаяма облегчённо вздыхает и сразу же вскакивает со скамейки, закидывает на плечо школьную сумку и бежит вслед за уходящим Рином. Он даже не обращает внимание на заходящих в раздевалку других футболистов, которые уже привыкли к его постоянному тихому присутствию рядом с их капитаном в определённые свободные от художественных занятий дни, но удивились, едва ли не наткнувшись на него. Обычно к этому времени Юки уже сидел на скамейке и рисовал самого Итоши, покрывая это более тщательным изучением анатомии.              К слову, именно этим сейчас Накаяма и занимается, доставая из школьной сумки скетчбук и пенал с карандашами. Он старается скрывать содержимое скетчбука, дополнительно рисуя окружающий мир, чтобы случайно увидевшие не сочли его слишком одержимым Рином. Ведь признать свои чувства он не сможет — сокомандники Итоши точно убедятся в правдивости слухов, что Юки гей, отчаянно влюблённый в холодного Рина Итоши, который не совсем отвечает на его чувства. Доля правды в этих слухах была, и Накаяма надеялся, что часть про невзаимность всё же окажется лишь шёпотками глупых девиц, пытающихся завоевать сердце красивого, загадочного из-за своей холодности парня и не любящих конкуренток, правда, в этом случае конкурентов, или парней-гомофобов, которые при любом слишком близком взаимодействии мальчиков уже называют их «пидорасами».              Хотя юный художник уже пробовал рисовать что-то другое: свои собственные эмоции, олицетворённые на бумаге в форме замысловатых картин, которые так никто из случайно увидевших не понял, осудив его ещё больше за рисование чего-то странного, слишком страшного и тёмного, напряжённого. Поэтому он принял решение рисовать нечто себе близкое, только когда никто не сможет этого увидеть, стать свидетелем его маленького преступления — нарушения закона о красоте искусства. И сейчас Накаяма рисует футбольный мяч, но думает совсем о другом. О Рине. Вернее, о том, как скоро Рин к нему вернётся после отъезда. Он совсем не хочет мешать объекту своих мечтаний добиваться собственных целей и развиваться в любимом деле, но отпускать его тоже не хочется. Хотя не то, чтобы это вообще был его выбор. Если Итоши уже решил, то ничто его мнение поколебать не сможет. Особенно, когда это касается футбола и целей.              Юки сжимает пальцами карандаш и задумывается, как же провести остаток времени вместе по максимуму. Он ненавидит навязываться, но их ситуация совсем иная — после они не увидятся пару месяцев уж точно, если не целых полгода и больше. Это был слишком долгий срок, особенно для непривыкшего справляться в одиночку Накаямы. Они могут устроить ночёвку, как раньше, посмотреть ужастики, как любит Рин, и просто побыть вместе. Но кажется, что среди привычной рутины этого будет недостаточно. Ему хотелось хвататься за Итоши обеими руками, да хоть и даже ногами, лишь бы не остаться совсем одному.              Да и Юки совсем не понимал чувств самого Рина: дорожит ли он этими взаимоотношениями так же сильно? привязался ли он так же бесповоротно? ждёт ли он так же трепетно их следующих встреч? думает ли он о нём так же постоянно? Все эти вопросы всё ещё оставались без ответа, ведь даже спустя столько лет угадать мысли Итоши было крайне сложно из-за отстранённости. И это очень пугало, ведь раньше такого не было. Тот день испортил всё то, что Накаяма так осторожно выстраивал по кирпичикам. Вернее, это всё испортил Саэ.              Лично на старшего Итоши Юки никогда зла не держал и не держит, потому что всей ситуации не знает. Саэ приехал ровно в тот день, когда Накаяма ушёл на занятия в художественной школе, и тогда случилось что-то. Он до сих пор имеет лишь смутную картину того, что именно произошло, и по какой причине между братьями произошёл роковой разлад. Вот только с последствиями имел дело именно он.              — Юки.              Юки слегка вздрагивает, когда слышит собственное имя и, наконец, прерывает постоянный поток тревожных мыслей и поднимает глаза с бумаги. Он видит стоящего перед ним Рина, который выглядит ещё выше и больше из-за его собственного сидячего положения. Но к этому Накаяма уже привык, лишь заправляя за ухо прямую белоснежную прядь волос, чтобы та не мешалась и не спадала на глаза. Он непонимающе хлопает глазками, но после смекает и глядит за спину Итоши. Остальные футболисты тоже выходили за пределы поля. Значит, уже настал перерыв, а он даже не заметил.              — А, уже перерыв? — Накаяма рассеянно спрашивает, просто чтобы убедиться на всякий случай, и закрывает скетчбук, укладывая его рядом с собой и пеналом.              — Да, — Рин кратко соглашается, усаживаясь рядом с другом, и вздыхает, глядя на покрасневшие то ли от прохладного воздуха вокруг, то ли от его собственного присутствия щёки и нос Юки, опять потерянного в собственных мыслях. И всё же он склоняется к первому варианту, ведь уже стало действительно постепенно холодать. Однако сейчас только середина осени, октябрь, и погода до сих пор тёплая. Так что, быть может, дело вовсе не в погоде.              — Тогда чем хочешь перекусить? У меня есть чай, в термосе в смысле. Я могу сделать тебе очадзуке, — Накаяма предлагает и достаёт из школьной сумки бенто с рисом и различными добавлениями, всегда беря одно на запас, если изнурённый тренировкой футболист захочет подкрепиться.              — Давай, — Итоши соглашается и внутренне радуется, что о нём настолько заботятся, взяв его любимое блюдо с собой. Это действительно милый жест, который он всегда ценил, но провально умудрялся показывать, как и все свои чувства в целом.              Юки слегка улыбается и начинает делать очадзуке. Вернее, он просто поливает зелёным чаем заранее приготовленный рис с солёным лососем, хрустящими рисовыми шариками, нори и кунжутом. Он отдаёт Рину бенто, а сам в это время привычно пьёт клубничное молоко и ест свои любимые онигири или дораяки. Итоши всегда замечает, что Накаяма ест совсем немного и довольно редко, но ничего по этому поводу не говорит, лишь благодарит и принимает протянутый ему бенто с излюбленным очадзуке.              Атмосфера между ними привычно уютная, даже несмотря на недавние известия. Юки для удобства склонил голову на плечо Рина, перекусывая в тишине, прерываемой лишь звуками опавших листьев и мужских голосов, обладатели которых обсуждали собственные интересующие их темы и лишь изредка на них двоих подозрительно поглядывали. Это стало уже обыденностью, чем-то странно комфортным для них обоих. За исключением косых взглядов, конечно. И как же потом сложно будет уживаться в совсем другой обстановке, друг без друга. Но Накаяма старается о плохом не думать и сосредоточиться на том, что сейчас Итоши рядом с ним, так близко и интимно, как он не позволяет никому другому.              — Ринни, — Юки тихо зовёт и слегка поворачивает голову в сторону друга детства, на чьё плечо он всё ещё упирается, — а когда ты уезжаешь?              — В конце ноября, — Рин дожёвывает и отвечает, мысленно вспоминая намеченные даты.              — Ой, так у нас есть ещё полтора месяца, — Накаяма сразу весь засиял: заулыбался и посветлел, наваливаясь на футболиста рядом ещё больше, — тогда давай будем чаще вместе! Я очень хочу устроить с тобой ночёвку, как раньше. Давай?              — Ладно, — Итоши соглашается, внешне не проявляет всего своего внутреннего энтузиазма от такой заразительной радости художника. Однако он всё же не может сдержаться и слегка смягчается, неосознанно открываясь для единственного человека, не отказавшего от него после показательных холода и отдалённости, принявшего его даже таким.              — Супер! Тогда потом договоримся, когда именно, — Юки неосознанно тянется ближе, обнимает руку Рина и облегчённо вздыхает, заглушая все свои внутренние беспокойства.              Итоши в ответ согласно мычит, продолжая есть действительно вкусный очадзуке. Он не отталкивает прижавшегося к нему поближе Накаяму, что уже можно было счесть за согласие и даже ответное желание прикоснуться, просто не прилюдно. Ему, в самом деле, очень даже нравилось, когда Юки его трогает, так нежно и заботливо, всегда слишком любяще, словно был в этих касаниях какой-то особый посыл. И Рин, безусловно, в глубине души понимает заложенный смысл и причину такой тактильности «друга», но из-за собственных тараканов в голове ответить боится, потому ничего и не делает. Быть может, однажды он наберётся смелости столкнуться с этими непонятными доселе чувствами, ведь Накаяма уж точно не сделает смелый шаг первым.              Рин тщательно всё обдумывает, изредка поглядывает на белую макушку Юки, так смирно на нём расположившемся. Родителей сегодня всё равно дома нет, а провести время вместе наедине кажется очень уж заманчивым. С одной стороны, они могут обрести много новых воспоминаний, связанных друг с другом, чтобы после иметь это приятное послевкусие, что они сделали всё возможное перед разлукой. С другой стороны, Итоши теоретически мог опять отдалиться и пятиться назад от каждого предложения Накаямы провести время вместе, но толку бы от этого никакого не было. Таким образом он причинит вред и самому себе, и ни в чём неповинному Юки. Потому эту идею он сразу же отбрасывает, решив, что уже достаточно испытал друга на прочность.              — Мы можем устроить ночёвку сегодня, если ты свободен, — Рин тихо предлагает и отдаёт бенто художнику обратно. — Было вкусно, кстати. Спасибо.              — Давай! Я всегда свободен для тебя, — Накаяма улыбается ещё шире и ярче, довольно кивая и принимая предложение, — и не за что! Я правда рад, что тебе нравится моя готовка.              Итоши слегка приподнимает брови в знак удивления, впервые услышав, что все их перекусы готовил сам Юки. Он предполагал, что это был отец художника, отличный шеф-повар, либо же заботливая мать, всегда относящаяся даже к Рину с добротой и заботой. Но всё же он не заостряет на этом внимание, просто делает мысленную заметку, что Накаяма готовит очень даже хорошо.              В любом случае время перерыва подошло к концу, и нужно продолжать тренироваться. Потому Итоши вздыхает, допивает воду из полупустой бутылки и встаёт с насиженного места, готовый вновь совершенствовать самого себя для превращения в идеального страйкера, такого, которого будет боготворить вся Япония. И очень жаль, что во время ключевых моментов в развитии его карьеры Юки не будет рядом. И ради этого Рин попробует совмещать футбол с личной жизнью, чтобы уделять внимание и своей цели, и своему… другу.