Je suis avec toi.

Tu sais c'qu'on dit

Sois près d'tes amis les plus chers

Mais aussi

Encore plus près d'tes adversaires

«Чуя Накахара» Даже его имя, чужое и непривычно на языке — как и все остальные в этой стране, впрочем — вызывало у Сёхэя неясную гримасу отвращения. « Pour qui se prend-il? Il a survécu à un coup de chance et maintenant il se prend pour Dieu.» Выжил. А мог бы и сдохнуть. Прямо здесь, в яме, под реквием из свиста пуль и криков своих товарищей (уже бывших). Сёхэй не вникал в дела Овец с самого начала или, по крайней мере, делал вид, что эти интриги его не интересуют. У него своих проблем по самые гланды. И всё же, даже ему, отчаянному нигилисту, казалось это до смеха сквозь слёзы жалким. «я Вас любил, я был Вам предан. и Вами предан был в ответ.» — Для ‘короля овец’ эти строчки не были пустым звуком. Это была его реальность, суровая, безжалостная, не оставляющая ему шанса повернуть назад, не позволяющая махнуть рукой и простить.

Барабан револьвера снова закрутился калейдоскопом случайностей.

Время от времени доносились отрывочные крики солдат, которые были наверху. Находясь под обрывом, можно было слышать звуки стрельбы. Довольно скоро солдаты окружат Чую. Под обрывом он слышал звуки выстрелов. Вскоре солдаты окружат Чую. Они не могли позволить Чуе остаться в живых. Он знал каждое убежище, каждый секретный арсенал и все их судимости. На губах Чуи плутала бессознательная улыбка. — Вот такой из меня лидер… — произнес он, под шум разбивающихся волн. — Я был тем, кто разрушил организацию… Фигура, худая, непропорционально вытянутая — такая, словно его растянули в фотошопе — обряжённая в мешковатую чёрную рубашку из плотного материала, высилась над Чуей. Король Овец — теперь уже бывший — видел этого чудака впервые. Впалые щеки, бледная кожа, неухожённые черные кудрявые волосы. Блять, да в этой ситуации он не удивится, если парень окажется его смертью, которая решила посмеяться над ним, прежде чем добить его. Больно уж на покойника смахивал. « Ils ont décidé de tuer l'homme qui leur a permis de vivre jusqu'à aujourd'hui. Des imbéciles.» Сёхэй — лишь ступень в этой спланированной от и до эскападе. Он эпизодник, его роль — одна реплика. Одно действие. Его это устраивало, но даже на это у него было своё мнение. Одна маленькая корректировка, которая утянула бы в ад их обоих. Чуя не был в настроении для долгих прелюдий и игр в «кошки-мышки». Он сам был изрядно потрёпан — рана на боку была не детская, а тот факт, что он вытащил нож, усугубив кровотечение, значительно подрезал их и без того ограниченное время. — Эй, Чуя. Выглядишь так, будто у тебя неприятности. Нужна помощь? Это был Дазай. — Дазай.? Что ты здесь делаешь.? — слабо пробормотал Чуя. — Работа. Когда я сказал, что вступлю в Мафию, Мори-сан подпрыгнул от радости вверх-вниз. Он сказал, что нельзя терять время, и немедленно поручил мне командование вооруженным подразделением. Мне пришлось взять свою первую работу. Бесчисленные фигуры в черном появлялись за спиной Дазая. Это была группа мафиози с невыразительным выражением лица, все в темной одежде и с черными винтовками. Они были подобны машинам, не знающим пощады. — Похоже что СБГ и Овцы сформировали альянс. Нужно уничтожить их прежде, чем они скоординируют действия. Такая работа. Ну, не то чтобы это будет слишком сложно. До обеда закончат. «Истребление овец». А что? Идея хорошая. Убрать рыбью кость, застрявшую у Мафии между зубов. Убить всех до одного. Сёхэй тоже повернул голову в сторону «коллеги». Теперь официального, раз уж Дазай решился подписать себе смертный приговор, соглашаясь вступить в ряды мафии. Чуя безотрывно смотрел на Дазая, тяжело дыша. Он не сводил с него глаз, даже когда начал потеть и у него дрожали ноги. Он смотрел так, как будто все ответы были написаны на лице Дазая. Издалека доносились шаги солдат и выстрелы. Лицо Дазая — чистое безумие и триумф. Первый день в мафии ему запомниться надолго. Прольются алые реки, а Чуя Накахара — станет собственностью Порта. Сёхэй как-то недобро скривился от одной этой мысли. Чуя Накахара? Был бы это просто Чуя Накахара, Ооке было бы плевать. Но это Арахабаки. Зло, истинное его воплощение, сокрытое под человеческой кожей, пульсирующее под рёбрами. Может, если он умрёт, с ним умрут все сожаления Сёхэя? Может, с ним умрёт больная память. Сёхэй не знал. Он знал только то, что Чуя и Арахабаки — ибо границы между ними не существовало — должен сдохнуть. Неважно, заберёт ли это Сёхэя в пучины тьмы вместе с ним. Сёхэй поднял с земли отравленный нож. Яд не представлял для Сёхэя никакой опасности. Токсины, попадающие в его кровь через порезы, нейтрализовывались его способностью. Движение, выверенное, совершённое не дрогнувшей рукой — и струйка тёмной крови покатилась по его запястью вниз, к пальцам, окропляя землю влагой, мгновенно впитывающейся в голую почву. — Овцы… Дети… Не убивай их, — произнес Чуя так, словно выдавливал эти слова из легких. — Они хорошо… обо мне заботились… Сёхэй протянул руку и застыл. — Конечно, — ответил Дазай с лёгким смешком. — Все слышали? За работу. Как уже говорилось ранее, не причинять вреда несовершеннолетним. Вперед, напомним всем времена, когда Мафия была всеобщим ночным кошмаром. Чуя поднял туманный взгляд на Сёхэя, молчавшего всё это время. Потом — снова на Дазая. — Что это за чудила? — Осторожнее, не нарушь хрупкое душевное устройство нашего лучшего врача! Чуя глянул на парня со скепсисом. Слишком молодой для ‘лучшего врача’ портовой мафии. Или в мафии с медиками настолько туго, что даже дети сгодятся? — Один глоток — и ты не вспомнишь, что был ранен. — Радостно прощебетал Дазай, беззаботно вышагивая поближе, как будто не замечал — сука -, что в двадцати метрах от него падают человеческие трупы, а совсем над ухом — свистят пули, — Выглядит не аппетитно, но уверяю тебя– — Завались, — Прошипел Чуя, решительно, насколько это возможно в его положении, протягивая руку, холодную, с мозолями, влажную от собственной крови, хватая запястье Сёхэя. Сёхэй отстранился, дернувшись в сторону. Дазай рассеянно замер, прежде чем захохотать. — Что такое, Сё-кун? — Издевательски спросил он с чеширской ухмылкой. Сёхэй бросил на него испепеляющий взгляд, говорящий за владельца: «Ох, блять, если бы ты знал, что сейчас такое. Монстр должен умереть, но… Почему-то Сёхэй не может стряхнуть ощущение того, что перед ним просто мальчик, которому улица наточила зубы. Мальчик. Чуя — просто мальчик, 15-ти летка, такой же как и сам Сёхэй. Только, в отличие от Сёхэя, Чуе не были чужды понятия жалости, преданности,человечности. Иронично, что Чуя — тот, кто вовсе не держал себя за человеческое существо — был в сотни раз человечнее Сёхэя — самого настоящего человека, (по крайней мере, если верить учебникам биологии). Сёхэй выдохнул сквозь зубы, проклиная этого засранца и себя. Его рука снова потянулась к Чуе. Подросток недоверчиво припал губами к сочащейся ране, подавляя своё омерзение. Он наверняка выглядел как животное со стороны, но точно не хуже, чем те, кто сейчас вёл перестрелку. Мафия никогда не была местом для детей, точно так же, как и дети никогда не были готовы к рытью своей жизненной тропы в мафии. Но жизнь не спрашивает, к чему ты готов и чего ждёшь. Точно так же, как не спрашивает и того, кого ты хочешь к себе в друзья, а кого оставишь в списке врагов.