Спасение Кацуки - дело рук Хитоши

      Это ведь недопустимо? С каких пор в городе, среди совершенно нормальных семей и, черт возьми, в примерном районе, может быть такое?       Шинсо почти уверен, что у ребенка паническая атака - тот крупно дрожит и не двигается ни на сантиметр, даже с учетом того, что ему может быть неудобно или холодно. Он лишь смотрит на Хитоши так, будто тот представляет угрозу. И это смирённое ожидание вызывает тошноту.       Когда в подвале их обнаружил Масару, Шинсо тут же позвал отца, и тот не позволил тронуть детей. Любое сопротивление было бы губительно для Бокуго, но то, как ругалась вслед Шинсо Мицуки, еще долго будет звучать в сознании Хитоши. И Кацуки. Малыш, услышав голос матери, сжался в комочек и прикрыл голову одной рукой, а вторую спрятал на груди, правда, когда Шинсо вынес его на руках на улицу, крохе пришлось закрыть лицо обеими ручками, чтобы справиться со слишком яркой обстановкой. Пока он привыкал к ярости солнца, Хитоши нашёл одеяло в багажнике и укутал ребенка, не давая себе ни мгновения на сомнения. Кацуки не боролся, не кричал и не отталкивал, но то, что он не двигался, пугало почему-то больше. Эйджиро плакал, когда волновался. И ныл, если ему что-то не нравится. А Кацуки молчал. Про таких детей Айзава говорил, что, находясь вне себя от страха и всеми силами стараясь защититься, они пытаются стать незаметнее, даже если тем самым делают себе хуже, но Кацуки будто отчаялся найти безопасное место. Чувствовал ли он себя защищённым за картоном в подвале? Вряд ли. — Ты хочешь пить? Вода. Хочешь?       Хитоши протягивает ребенку бутылку, под напряженным взглядом чувствуя себя идиотом. Руки ребенка не двигаются, и он даже не шевелит сухими губами, поэтому Хитоши откладывает воду и сцепляет руки в замок, нервно выдыхая. Зараза. Где Шото?       Тот остаётся в дверях, о чем-то разговаривая с Мицуки и Масару, и в его руках уже какая-то папка, которая, как Хитоши предполагает, содержит документы ребенка. Они расходятся на громкой, недовольной ноте: — Вы не имеете права забирать его! — Поверьте, как раз я это право и имею, — Айзава разговаривает с отцом семейства больше, и лишь Шинсо догадывается, что это от неуверенности в собственном терпении, а женщину он ударить не способен.       Правда, когда он видит перепуганного сына и замерившего мальчишку, который двигает лишь глазами, его уверенность в своих убеждениях подрывается. Мальчик боится даже двинуться, чтобы не привлечь внимание, но цепкий взгляд Шото позволяет ему заметить искалеченные кисти ребенка. — Хитоши, я поеду в больницу, и мне понадобилась бы помощь, — нет никакой спешки в действии Айзавы, когда он поправляет край одеяла, чтобы взглянуть на маленькие переломанные пальцы. Кажется, малыш пытается сжать ручку в кулак, но из пяти ему поддаются лишь два. Шото поднимает взгляд, чтобы взглянуть в перепуганные красные глаза, — Кацуки, меня зовут Шото. Я хочу отвезти тебя к доктору, чтобы он взглянул на твои руки.       Честно сказать, Айзава был бы рад увидеть, как малыш прячется под одеяло, как начинает капризничать или кричать, но Кацуки позволяет взять свою очевидно болящую руку, и при этом не издаёт ни звука. — Пап, поехали. Кажется, твой маленький друг не очень общителен, — Шинсо укрывает кисть Бокуго одеялом, как только Айзава ее отпускает, и улыбается уголками губ, перехватив взгляд Кацуки, — Это хороший доктор, он не сделает больно.              Вряд ли мальчик ему верит. Но Хитоши нравится думать, что ему доверяют хоть немного, пока он идет рядом с отцом, когда тот несёт мальчика в приемное отделение детской больницы. Кацуки крутит головой по сторонам, едва заметно морщится от странного запаха антисептика в смотровом кабинете, но почему-то останавливает взгляд не на столе с инструментами, а на Шинсо, которого Айзава просит выйти из кабинета. — Нет. Пап, мне кажется, мне лучше остаться. — Нет, Шинсо, тебе лучше выйти, — посадив Кацуки на кушетку, Айзава наклоняется, чтобы прошептать ребенку просьбу. - Я уверен, что так будет лучше. Прошу, подожди в коридоре.       И Хитоши выходит. И старательно сдерживает тревогу в руках, когда слышит стук металлических инструментов, голос отца, доктора, и при этом Кацуки он не слышит ни разу. —… Он не сможет говорить, пока не заживит связки. Руке понадобится четыре недели, синякам - меньше одной, но швы я хотел бы осмотреть послезавтра. Не знаю, как поведёт себя организм на фоне истощения. И его пальцы, это очень запущено. Я почти уверен, что понадобится операция. — Черт возьми. Четыре недели? Я представить не могу, чем кормить его. Ты не мог бы дать рекомендации? — Посовещаюсь с гастроэнтерологом, а потом скину тебе. Пока дайте ему отдохнуть перед… ты хочешь передать его системе? — Идиотом меня считаешь? Я не передам больного и социально неадаптированного ребенка в систему. Он останется у меня и Хизаши, пока ему не станет лучше.       Шинсо успевает отойти от двери за мгновение до того, как Айзава выходит из кабинета, неся на руках Кацуки. Тот все еще укутан в одеяло, но теперь его рука заточена в гипс, а многочисленные ранки заклеены. — Он отрубился? Почему? — Шинсо взволнован, и первое, что он пытается сделать - отобрать Кацуки, но Айзава не позволяет ему этого. — Он под обезболивающим. Не переживай, с ним все будет в порядке, ему просто стоит отдохнуть, — Шото старается натянуть на лицо улыбку, но серьёзный взгляд Шинсо напоминает ему, что Хитоши уже не ребенок, и обращаться с ним нужно соответствующе. Вздохнув, Айзава кивает на дверь в немой просьбе открыть ту, — все будет в порядке. Обещаю. А сейчас, прошу, позвони отцу. Ему стоит знать, что мы вернёмся втроём.