Жёлтый цвет

      Людовик хмуро смотрит в окно. Александр переминается с ноги на ногу, не решаясь прервать молчание. Интуиция подсказывает ему, что столь ранний визит к королю означает нечто серьёзное, и месье Бонтан теряется в догадках. Зная Людовика, никогда нельзя быть уверенным в сложности проблемы: дипломатический скандал или жёсткая печёнка на завтрак? Крылышко или ножка?       — Вы, конечно, помните, что недавно меня посетила королева, — наконец произносит король, отрывая взгляд от окна.       Александр кивает. Тот день встаёт перед глазами, окрашенный запахом флёрдоранжа от платья мадемуазель де Фонтанж.       — Мария Терезия ожидает наследника, — роняет Людовик и страдальчески заламывает руки.       — Мои поздравления, сир, — тут же реагирует Александр.       — Но! — Палец с перстнем прочерчивает воздух. — Она посмела поставить мне условие.       — Сир? — приподнимает брови Александр.       — Я должен отослать из Версаля мадемуазель де Фонтанж, иначе она сделает всё, чтобы ребенок на свет не появился. Мой ребёнок!       Король в ярости сжимает подлокотники кресла и буравит глазами своего камердинера, словно приглашая его присоединиться к негодованию.       — Это прискорбно, сир, — осторожно выбирая слова, говорит Александр. — Мне жаль.       — Жаль?! — Людовик взвивается и чуть ли не подскакивает на месте. — Жаль?! Как она только смеет мне, мне, королю, указывать, что делать.       Александр молчит, чувствуя себя человеком, которого силком вытащили на хрупкий лёд и толкнули в спину, принуждая двигаться. Его Величество ещё не произнёс следующую реплику, но месье Бонтан уже догадался о том, что ничего хорошего его не ожидает. Плечи его поникают.       — Конечно, я ей отказал. — Людовик барабанит пальцами по креслу. — Я не могу отослать мадемуазель де Фонтанж лишь потому, что королеве что-то померещилось.       Ну конечно. Портрет, надо полагать, ей тоже померещился, не говоря уже о расшнурованном корсете. И разумеется, Людовик мог отправить Анжелику из Версаля под любым благовидным предлогом. Но хотеть и делать — две разные вещи.       — Я хотел бы, чтобы вы присмотрели за моей супругой, — заключает король, — во избежание происшествий. Ребёнок должен родиться и получить хорошее наследство. У герцогини Монпансье, насколько вы знаете, детей нет, так что всё её имущество перейдет к моему сыну.       — Сир? — удивлённо переспрашивает Александр, ошарашенный просьбой короля. — Присмотреть за королевой?       — Ну, не сами. — Людовик машет рукой. — У вас же целый штат людей в подчинении, насколько мне известно, в том числе и среди фрейлин. Женщины могут использовать различные… хм… средства для прекращения… для прерывания… ну, вы меня поняли. Нужно удостовериться, что у Марии Терезии не будет возможности опробовать подобную вещь на себе. Поручите это одной из ваших агентесс. Мадемуазель де Ноай обладает всеми необходимыми качествами, чтобы выполнить задание, почему бы не попросить её? Она дружна с моей супругой.       Александр мысленно хватается за голову. Ничего хуже и представить себе нельзя. Вслух же он охрипшим голосом произносит «да, сир».       — Вот и славно. — По лицу короля растекается жидкая, как блинное тесто, улыбка. — Значит, решено. Кстати, что слышно о мадам де Грамон?       Час от часу не легче. И к чему Людовик завел разговор о Катерине?       — Она пребывает в добром здравии, — смиренно произносит Александр.       — Вчера вечером у меня был Гумберт. Он изучил то вещество, что подсыпали в бокал Жаку-Бениню. Так вот, это та самая церуза, что мадам де Грамон выписала себе из Венеции.       — Вот как? — холодно произносит Александр. — Разве княгиня Монако ещё была в Версале, когда приключилась история с Бенинем?       — А это значит, — не слыша, продолжает Людовик и подаётся вперёд, — что мы имеем дело с преступным заговором. Мадам и Жака пытались отравить одни и те же люди. Найдите их. Усильте контроль за едой. Проверьте поваров. Обыщите комнаты.       Александр вздыхает.       — Да, сир.

***

      Выходя из мастерской де Лафосса, Рене сталкивается с шевалье де Лорреном. При виде мадемуазель де Ноай тот мгновенно расцветает и изящным движением достаёт откуда-то из-за спины багровую розу на тонкой ножке.       — Прекрасный цветок для прекрасной дамы. — Филипп хитро улыбается, протягивая розу Рене.       — Благодарю вас, месье. — Рене приседает в лёгком книксене. — Вы носите их при себе каждый раз, надеясь на встречу с девушкой, что пленила ваше сердце?       — Не надеясь, мадемуазель, — возражает шевалье с притворным возмущением, — но зная. Встреча с вами, одним из самых ярких цветков Версаля, всегда услада для глаз и сердца.       — Вы так добры, — подхватывая его шутливый тон, отвечает Рене. — Ещё раз прошу меня простить за отказ провести вечер в вашей компании.       — Ну что, вы, мадемуазель. — Улыбка шевалье напоминает скорее лисий оскал. — Как можно обижаться на столь очаровательную даму. Принц был огорчён, не скрою, но мы уже нашли вам замену.       Филипп де Лоррен кивает на дверь мастерской:       — Месье де Лафосс выказал немалый интерес и весьма благосклонно отнёсся к нашему предложению.       — Шарль? — Рене ахает. — Он что же… Почитает итальянцев, как и вы?       — Скорее, у него пытливая натура, которой интересны новые впечатления. — Шевалье плотоядно ухмыляется.       — Подобное любопытство весьма похвально. — Рене задумчиво рассматривает витраж на стене. — И, к чему скрывать, порой оно открывает возможности, что ранее были недоступны.       — Мадемуазель? — Недоумение шевалье почти искренне.       — Те горизонты, что месье мог видеть, оставаясь лишь дамским угодником, пусть последние и отличались щедростью, куда как меньше тех, что предстанут перед ним, прими он благосклонность принца.       — У вас острый язык, мадемуазель де Ноай, — смеётся шевалье, но глаза его холодны.       — Просто дурная привычка прямо высказывать свои суждения, — парирует Рене, — и только. Я рада, что месье де Лафосс освоился при дворе и отыскал занятие по душе.       Шевалье склоняет голову:       — Мадемуазель.       Он шествует мимо Рене в мастерскую с крайне озадаченным видом.

***

      Лодка мерно покачивается на воде. Рене полулежит на сиденье, прильнув к плечу Лу. В этом углу парка их никто не потревожит, здесь тихо и свежо, берег канала оторочен лентой сабельника и незабудок, одну из которых Рене, расшалившись, сорвала и приколола к жилету Лу. Солнце пускает по зеркальной глади лимонные блики, что так и хочется поймать ладонью.       — Вот ещё один. — Рене касается рукой воды, накрывая зайчик. — А там другой. Подплывите ближе, Лу.       Тот с охотой исполняет просьбу. Лёгкая рябь от вёсел бежит по каналу, ветер играет с кудрями, птицы щебечут в листве. Идиллия с картины итальянских мастеров, заключённая в рамку из зелени кустарника. Рене на секунду замирает, прислушиваясь к тишине вокруг.       — Вы виделись с моей сестрой?       Очарование момента разом рушится — так капля воды смывает с холста краску, портя композицию.       — После лотереи? Нет. — Рене качает головой. — Она была с супругом, мне не хотелось ей мешать.       — Что вы думаете о Франсуа? — вдруг спрашивает Лу.       — По нраву ли он мне? Право, не знаю. Судить по нескольким фразам едва ли уместно. Но его манеры показались мне приятными.       — Принц де Субиз всегда отличался тактом, — соглашается Лу. — Бедная Нанетта. Как ей, должно быть, сейчас непросто.       — И Оливье, — подхватывает Рене, — вы не могли не заметить между ними растущего чувства. Каково ему?       — И это меня тревожит, — признаётся Лу. — Моя сестра скорее останется верна долгу, но с разбитым сердцем. Быть может, она смогла бы полюбить супруга, но присутствие Оливье всё только осложняет. По мне, лучше б ей на время уехать.       — С глаз долой, из сердца вон? — с горечью вопрошает Рене.       Лу молчит, и только слышно, как где-то возле берега квакают лягушки. Рене приподнимается на локтях и смотрит на своего поникшего спутника. Он, кажется, о чем-то напряжённо размышляет.       — А вы, мадемуазель? — наконец произносит Лу. — Случись вам выбирать между чувством и долгом, что выбрали бы вы?       Теперь черёд Рене молчать. И снова слышен только плеск воды да кваканье лягушек.       — Надеюсь, мне не придётся выбирать, — решается она, — но если будет в том необходимость… Я выбрала бы вас.       — И вы бы бросили Версаль?       — Что мне Версаль, коль вы не рядом?       Лу счастливо вздыхает.       — Ваши речи слаще мёда, — выдыхает он и тянется к Рене, бросая вёсла.       — Ах, Лу! — Рене в притворном ужасе цепляется за золотой жилет, похожий сейчас на ризу священника. — Течение!       Приколотая незабудка мнётся под пальцами.       — Не бойтесь, мадемуазель. — Он вкладывает свою ладонь в её. — Я крепко вас держу. А если и погибнем, то вместе.       Проворно он подхватывает вёсла и гребёт к берегу. Рене успокаивается на его груди.