Жёлтый цвет

      Нанетта захлопала в ладоши:       — Ах, и какое же? Хотя нет, не говорите, иначе не сбудется.       Она с мечтательным видом первой спустила на воду огонёк и сладко вздохнула.       — А тебе и говорить нет нужды, Нетти, — подначил сестру Лу, — все на лице написано.       — Разве? — тут же испугалась та и нервно смяла ткань платья. — А вот и нет!       — Ну что за непристойные намёки, месье! — воскликнула Рене, поспешив подруге на выручку. — Мадемуазель загадала ежедневно получать на завтрак конголезское печенье, не правда ли?       Нанетта часто закивала.       — Вот только боюсь, теперь не видать мне его как своих ушей, — улыбнулась она смущённо.       — Экая потеря, — усмехнулся Лу, — только прикажите, дорогая сестрица, и каждое утро я буду добывать вам любые сласти, какие пожелаете.       — Тем более, что добыть их невелика наука, — вставила Рене. — Я слышала, наш дорогой Жак-Бенинь превратно толкует фразу о преломлении хлеба с друзьями, оставляя всю выпечку себе. Пирожное — та же булка. Обжорство — грех. Если мы позаимствуем пищу у Святого Отца, то не позволим ему впасть в искушение и совершим богоугодное дело.       К концу своего маленького спича Рене с трудом сдерживала смех.       — Ваша дерзость не знает границ, мадемуазель, — прошептала раскрасневшаяся Нанетта и тоже заулыбалась. — Ну что за богохульство!       — Напротив, я примерная галльская католичка. — Рене подмигнула подруге. — Кто ж виноват, что Писание допускает несколько трактовок?       — Теперь вас точно посчитают еретичкой! — ахнула Нанетта. — Слышал бы вас Жак-Бенинь.       — К счастью, его здесь нет, — вмешался Лу. — Кроме того, он туговат на ухо. Ваш фонарик, мадемуазель.       Но не успела Рене пошевелиться, как с берега раздался испуганный крик.       — Что там? — Нанетта вскочила, расшатав лодку. — Что произошло? Кто-то поранился?       Над каналом поднялся гомон, в котором было ничего не разобрать.       — Гребите к берегу. — Рене посмотрела на Лу. — Здесь мы ничего не услышим.       В то же мгновение с лодкой поравнялось судно брата и сестры де Грамон. Арман усиленно налегал на вёсла, в то время как Катерина напряжённо вглядывалась в темноту.       — Что случилось? — обратилась к ним Нанетта.       — Дофин забрался в лодку, пока никто не видел, и отправился в путешествие по каналу. — Катерина теребила браслетку на руке. — Плавать он не умеет, поэтому когда Мария Терезия обнаружила, что ребёнок пропал, все переполошились.       — В такой неразберихе будет трудно его отыскать, — добавил Арман, — к тому же туман сгущается.       Его прервал ещё один крик вдалеке.       — Это дофин! — взволнованно сказала Рене. — Господи, неужели он перевернулся?       — Граф де Гиш, — Лу обратился к Арману, — не могли бы вы забрать к себе в лодку мадемуазель де Ноай и мою сестру?       — Лу, что ты задумал? — У Нанетты округлились глаза.       — Я хочу добраться до ребёнка вплавь, это будет быстрее, чем грести в тумане, лавируя между фонариками.       — Ах, но…       Не дослушав возражения сестры, Лу нырнул в холодную воду.       — Дьявол! — вырвалось у Рене. Впрочем, никто не обратил на ее сквернословие ни малейшего внимания.       — Мадемуазель, дайте вашу руку, — распорядился Арман, — и ухватитесь за меня покрепче. Вот так, теперь попробуйте переступить. Позвольте придержать ваше платье. Катерина, зафиксируйте весло. Помните, как я вас учил. Очень хорошо.       Рене и Нанетта переместились в лодку к де Грамонам. Лу, между тем, скрылся из глаз.       — Плывите за ним! — охрипшим от волнения голосом приказала Рене.       — В этом нет необходимости, мадемуазель.       Из тумана вынырнула лодка с Александром и приблизилась к их судну.       — Я отыщу герцога и Его Светлость, а вы возвращайтесь во дворец, — спокойно продолжил он, поравнявшись с Рене и компанией. — Наверняка потребуются тёплые одеяла и горячее питьё, кто-то должен за этим проследить.       Арман кивнул.       — Звучит разумно. Мадемуазель. — Он развернулся к Рене. — Месье Бонтан прав. Вода ледяная.       — Я отправлюсь во дворец, — согласилась Нанетта, — распоряжусь насчёт напитков и прочего. Ох, только с ними всё было бы в порядке.       — Дозвольте мне поплыть с вами, — подала голос Рене, обращаясь к Александру. — Вам может потребоваться помощь.       — Исключено, — отрезал тот, — вы и так вся дрожите. Я обо всём позабочусь, не беспокойтесь.       Судно месье Бонтана обогнуло очередной, покачивающийся на воде, фонарик и исчезло в тумане.

***

      Лодка перевёрнута. Должно быть, дном она зацепилась за корягу, дофин попытался было тронуться с места и опрокинулся вместе с судном. Его Светлость Лу видит рядом: отчаянно молотя по воде руками, тот вопит от испуга и пытается уцепиться за скользкий борт лодки. Лу глубоко вдыхает: нужно аккуратно подплыть к ребенку сзади и обхватить за талию, иначе тот в панике утянет своего спасителя за собой. Мышцы сводит противной судорогой, в груди печёт — он как следует не оправился от недавней лихорадки и явно переоценил силы. Стараясь не думать о том, как добираться обратно, да еще и с тяжёлой ношей, Лу выуживает из воды барахтающегося дофина и прижимает к себе. Тот отпихивается и кричит, и герцог Роган подавляет в себе желание схватить королевского отпрыска за шкирку, как кутёнка, чтобы тот прекратил сопротивляться.       — Всё хорошо, — бормочет Лу, — я хочу вам помочь. Успокойтесь, монсеньор.       — Луи, давайте его сюда.       Лу в изумлении распахивает глаза и резко разворачивается. Месье Бонтан, появившийся словно из ниоткуда, хмуро взирает на него и озябшего испуганного ребёнка из лодки.       — Вы замёрзли, Роган, — говорит он, откладывая весло, — забирайтесь на борт. Сейчас не время для геройства.       Лу тянет носом воздух. Где-то там, в туманной дали, его ждёт мадемуазель де Ноай и сестра, Его Величество и Мария Терезия. Появись он с дофином на руках, все его грехи были бы отпущены разом. Помимо желанного искупления он, возможно, удостоился бы внимания Рене. Но Александр прав — едва ли стоит изображать из себя спасителя: он совсем выбился из сил. Дофин кашляет, выплёвывает из лёгких воду, и Лу решается — протягивает Бонтану ребёнка, неуклюже залезая в лодку. Они тихо плывут к берегу. Александр молча налегает на вёсла, лицо его мрачнее тучи.       Лу тоже безмолвствует, но голова у него раскалывается. Ничто не помешает месье Бонтану объявить себя спасителем дофина и его, Лу, заодно. У каждого свои интересы: король не забыл, как губернатор допустил похищение его чада: чем не подходящий случай рассчитаться за собственный промах? И ещё есть Рене… Лу никогда не был глупцом, и теперь не сомневался: Александр испытывал к мадемуазель де Ноай нежные чувства, как бы ни стремился их скрыть. И сейчас явиться с несостоявшимся утопленником подобно рыцарю в сияющих доспехах… Да, это будет эффектно. А ему, вздумай он возражать, просто никто не поверит.       Дофин вновь судорожно кашляет и цепляется за промокший костюм Рогана. Лу вдруг чувствует омерзение к себе. Да что он, в самом деле. Ребёнок жив, и это главное. Будущий король Франции спасён, и не имеет значения, чья рука вытащила его из пасти смерти, сколь страшной, столь и мучительной. Как же низко он пал, что посмел представить…       — Сражаетесь с собственными демонами, Луи?       Лу вскидывает голову. Неужто он говорил вслух?       — Ваше лицо — открытая книга, — усмехается Александр. — Не беспокойтесь, я не стану препятствовать вашему триумфу.       — Я не…       — Прошу вас. Сегодня вы — герой Франции.       — Я мог не доплыть до берега, если б не вы.       — И, тем не менее, я вижу вдалеке его очертания. К чему тревожиться о том, что не случилось.       — На небесах для вас найдётся приют, когда придёт время, вы говорите, как святой.       Александр невесело смеётся:       — Святым меня никто ещё не называл, разве что кроме… — Его лицо вновь мрачнеет. — Кроме мадемуазель де Ноай.       Лу вспоминает письмо отца с полученным советом говорить о своих сомнениях прямо и действовать без утайки, а потому произносит:       — Вы ведь любите её, не так ли?       Лицо Александра остаётся невозмутимым, разве что кончик носа чуть краснеет, в таком тумане толком и не разглядишь.       — Вы знаете ответ, Луи.       — Так почему не сказали ей?       Вопрос повисает в воздухе. Александр смотрит сквозь туман, уставившись в одну точку.       — Я испугался, — говорит он задумчиво.       — Того, что чувство безответно?       — Совсем наоборот. С некоторых пор я стал замечать со стороны мадемуазель де Ноай предпочтение моего общества всем остальным. Поощри я её, это бы многое осложнило. У интенданта Версаля не должно быть слабостей.       — По-вашему, любовь — это слабость?       — Я не только камердинер, Роган, — терпеливо, как нерадивому ученику, объясняет Лу Александр, попутно снимая свой жюстокор и укрывая им стучащего зубами дофина, — но и осведомитель Его Величества. Любая моя привязанность тотчас будет обращена против меня.       Лу понимает. Между чувством и долгом Александр выбрал служение короне. Кто знает, как поступил бы он, окажись на месте губернатора. И всё же червячок сомнений не даёт Лу покоя.       — А она? — решается он на последний вопрос. — Если Рене и вправду испытывает к вам нежные чувства, то каково же ей?       — Я приложил все усилия, чтобы искоренить у неё подобные мысли.       — Вы не можете воздействовать на людей как на марионеток, каким бы искусным кукловодом себя ни мнили, — фыркает Лу в негодовании. — Чувствам не прикажешь.       — Не бередите рану, Луи. — Александр яростно шлёпает по воде вёслами. — Не отнимайте у меня хотя бы эту иллюзию.       Остаток пути проходит в молчании. Согревшийся дофин мерно сопит носом, уткнувшись в грудь Лу. Лодка пристаёт к берегу, где уже поджидает бледная Мария Терезия, не менее бледный Людовик и шумящая толпа из слуг, фрейлин и случайных зевак. Среди них глаз выхватывает знакомое серебристое платье. Рене потерянно вглядывается в молочно-белый туман над рекой и светлеет лицом, когда видит знакомую лодку. Она издаёт тихий звук облегчения и кидается им навстречу.       — Слава богу, — шепчет Рене и льнёт к Лу, — вы живы. И монсеньор… Ах, Александр, вы нашли их.       Дофина, между тем, забирают взволнованные родители: при виде сонного, зарёванного мальчика, король и сам не может сдержать слёз.       — Чудо, что всё обошлось. — Месье Бонтан холодно кланяется Его Величеству. — За спасение Его Светлости стоит благодарить герцога Рогана.       Толпа восторженно ахает. Лу тушуется и умоляюще смотрит на стоящую рядом Рене:       — Могу я попросить вас найти моего слугу?       — Конечно. — Она хватает его за руку. — Немедленно идёмте во дворец, вы опять заболеете. Ваша сестра взяла на себя заботы по розжигу камина и приготовлению поссета. Идёмте же.       — Рене, постойте. — Лу с трудом останавливается. — Мне нужно вам кое-что сказать.       — Ах, потом, — нетерпеливо перебивает она, — вы совсем озябли.       — Прошу вас, — упорствует Лу, — много времени это не займёт.       — Если вы, как и Александр, хотите предостеречь меня от заговоров против Его Величества, то могу вас заверить: я ни одного из них не затеваю и даже не мыслю о подобном. А теперь заклинаю вас, поторопимся.       — Вы влюблены в месье Бонтана?       Она поражённо глядит на Лу.       — Как вам такое в голову могло прийти? — Рене делает вид, что злится.       Но Лу полон решимости не попадаться на уловку:       — Это не ответ.       — Вполне себе ответ. — Рене упирает руки в боки и вздёргивает подбородок.       — Вы не сказали «нет».       — Но и «да» я тоже не сказала. К чему подобные расспросы?       — Ваш ум делает вам честь, мадемуазель. — Лу склоняется в шутливом полупоклоне. — Уверен, вы сможете без труда догадаться о причине.       — Уж не хотите ли вы сказать, что сами отчаянно в меня влюблены? — переспрашивает Рене с насмешкой. — Право, едва ли вы могли удивить меня больше.       — Вы отказываете мне в способностях испытывать глубокие чувства? — оскорблённо вопрошает Лу.       — Боюсь, что не могу измерить их глубину. — Рене прищуривается. — Но не более как месяц назад, вы говорили о своей любви к мадам де Монтеспан.       — О, так вы ревнуете?       — Отнюдь, ревнуете здесь вы, не к ночи помянув месье Бонтана.       — А если я признаю это, то вы ответите на мой вопрос, мадемуазель?       Рене запнулась.       — У вас камзол насквозь промок, — пробормотала она беспомощно. — Вам надо обсушиться у камина.       — Я не сойду с места, пока вы мне не ответите, — заупрямился Лу. — И помните — ваше промедление губительно для моих бедных лёгких.       — Что за шантаж, месье? — Рене в отчаянии заломила руки. — Прикажете мне позвать гвардейцев, чтобы донесли вас до комнаты?       — Всего одно слово, мадемуазель, и я сам побегу, куда прикажете.       — Вы несносны!       — Всего лишь влюблён, снедаем ревностью и холодом. И в ваших силах воздействовать на каждое из этих обстоятельств.       — Лу!       Рене с облегчением выдохнула: через лужайку к ним приближалась Нанетта.       — Я распорядилась затопить камин и согреть чай, — зачастила она, кидаясь к брату, — ты промок до нитки и стоишь на ветру!       — Нетти, постой, я… Мадемуазель, куда же вы?       Рене, воспользовавшись заминкой, поспешила смешаться с толпой.       — Ах, сестрица, — с горечью заметил Лу, — я чуть было не заставил её признаться.       И первый побрёл в сторону дворца.