Жёлтый цвет

      Не затей Катерина поиграть в жё-де-пом, ничего бы и не случилось. Ни горьких слёз и страданий в подушку, ни злости на саму себя, ни отчаяния, что подобно трясине засасывало всё глубже и глубже, лишая сна и покоя. Но княгине Монако было угодно развлечь гостей: она призвала на помощь гвардейцев, которые натянули сетку, разделившую лужайку на две половины, вооружилась мячом и первой перекинула его на другую сторону с заранее победным видом. Нанетта не могла похвастаться ни ловкостью, ни быстротой реакции, а потому отказалась от участия. Будучи зрительницей, она с восхищением принялась наблюдать, как мячик мотыльком запорхал туда-сюда, отбиваемый проворными фрейлинами. Вот мелькнули чёрные локоны мадам де Монтеспан, что с грацией пантеры поймала снаряд и метнула его назад Катерине.       — Дорогая, присоединяйтесь! — воскликнула та вдруг, посылая удар в сторону. Мяч полетел прямо на Нанетту.       Она заторопилась, дёрнулась, зацепив платье за торчащий рядом куст ежевики, и едва не упала, но была вовремя подхвачена чьими-то сильными руками.       — Вы не ушиблись, мадемуазель?       Нанетта, вся пунцовая от смущения, подняла голову. Над ней склонился один из гвардейцев, с озабоченным видом всматриваясь в её залитое краской лицо. Казалось, его глаза вобрали всю зелень окрестных полей и лесов. Совсем ещё юный, тут же покрасневший в ответ, гвардеец походил на только что проклюнувшийся первый подснежник.       — Со мной всё хорошо, благодарю, месье, — пролепетала Нанетта чуть слышно.       Проклятый куст.       — О, да вы поймали нечто поинтереснее мяча, — захохотала вдруг Катерина, — не поделитесь ли уловом, Нанетта? Оливье! — Это уже юноше. — Бросьте его сюда, прошу вас.       То ли насмешливый тон, то ли небрежность обращения мадам де Грамон с нарочитым употреблением уменьшительного варианта её имени, заставили Нанетту испытать странную смесь стыда и злости по отношению к вышеозначенной особе. Она отстранилась от гвардейца с плохо сдерживаемой яростью человека, поставленного в неловкое положение. Глаза её метали молнии.       — У меня разболелась голова, — произнесла Нанетта ломким, неестественно высоким голосом, — мне нужно прилечь. Прошу меня извинить.       В комнату она направилась почти бегом, не слыша, как Катерина что-то кричит вслед. Лицо Нанетты горело, в висках стучало. Надо же было так опозориться. Теперь все только и будут говорить о том, какая она неуклюжая. И этот гвардеец…       «Оливье, — подсказал внутренний голос, — ведь его зовут Оливье».       Во всяком случае так обратилась к юноше Катерина, будь она неладна. Уж кто-кто, а княгиня Монако знала каждого из гвардейцев поимённо — возможно, потому, что… Нанетта глубоко вздохнула. Нет, негоже повторять те сплетни, что болтают фрейлины. Это неуважительно по отношению к Катерине, как бы ни была неприятна ей последняя. В памяти встало хитренькое личико мадам де Грамон с едва заметным пушком над верхней губой.       — Я знаю толк в развлечениях, — сказала она при знакомстве, коснувшись Нанетты затянутой в перчатку рукой. — В Версале вам не придётся скучать ни минуты. По вкусу ли вам общество молодых людей?       Нанетта тогда совсем растерялась и что-то невнятно пробормотала, чем рассмешила Катерину. Смеялась княгиня Монако громко и долго, словно смакуя наслаждение от чужой неловкости, обнажая ровные крупные зубы. Закончив, она хитро подмигнула своей спутнице.       «Точно сытая кошка, что положила глаз на мышку, — подумалось Нанетте, — вот-вот сцапает».       — Ну-ну. Не смущайтесь. — Катерина погладила её по руке. — Застенчивость хороша при отсутствии других украшений, а у вас их в избытке, моя дорогая.       И она снова рассмеялась. Грудь её заколыхалась под корсетом, выпирая вперёд. Нанетта поспешно отвела взгляд, но и потом, куда бы она ни пошла, в памяти вставала Катерина с хищным прищуром тёмно-карих глаз, дробным смехом и вздёрнутой верхней губой, отороченной пушком. В том году при дворе в моду вошли мушки, и княгиня Монако оказалась их горячей поклонницей: чёрные крапинки неизменно украшали её щёки, шею, а порой и зону декольте.       — Попробуйте, дорогая, — настойчиво предлагала Катерина. — Это придаст образу пикантности.       Нанетта неизменно отнекивалась: мушки казались ей донельзя вульгарными.       «Как будто кур в курятнике пометили», — высказался однажды Лу, с чем сложно было не согласиться. Общество Катерины стало тяготить: бесцеремонные поползновения к дружбе претили, развязность, с которой княгиня к ней обращалась, умышленно называя не Анной, но Нанеттой, только отталкивала.       И вот теперь, когда ей довелось выставить себе в столь неприглядном свете перед придворными, свидетелем её позора оказался Оливье.       Нанетта потрясла головой, пытаясь подумать о муже, с которым ей довелось увидеться всего лишь пару раз, да и то мельком, но мысль отчего-то не шла. Наоборот, чем упорнее она старалась, тем сильнее ей хотелось представить тёмно-зелёные глаза молодого гвардейца. Похоже, она влипла, увязла, как муха в сиропе. Ох, что же теперь будет.